Этот город был прекрасен. Темно-синий свод неба возвышался, гипнотизировал россыпью звёзд.
Я вдыхал обжигающий воздух сквозь тлеющий табак в сигарете. Я уже привык смотреть на не спящий город сквозь призму спокойствия. Старый плащ, шурша, оповестил меня о твоём приходе. Ты с умным видом поправил очки, посмотрел на меня деланно-безразлично и достал сигарету из внутреннего кармана плаща. Я улыбнулся, поднёс ко рту зажигалку, ты прикурил и поблагодарил меня кивком.
– Красив этот город, – неуверенно начал я. Я не знал, что надо говорить, но я хотел. Что-то сказать.
– Да. Отсюда чудесный вид. И река сегодня такая спокойная.
– И игры никакой на стадионе нет.
– И последний поезд метро ушёл в депо.
Мы всегда с ним так разговаривали, продолжая мыль друг друга, улавливая её кончиками пальцев.
Ты неуверенно прикоснулся к моей руке. Я не смотрел, но улыбнулся, одобряя твои действия.
Я смотрел вниз на набережную, жёлтая вереница фонарных огоньков тянулась прочь, куда-то вдаль…
Я глубоко затянулся, ты крепче сжал мою руку.
– Всё могло было быть совершенно по-другому.
– Да, ты бы мог лежать сейчас в теплой кровати, обнимая любимую женщину, и даже не думал бы обо мне…
– Всё так. Только есть одно «но».
– Какое?
– Нелюбимую женщину, – ты повернулся, посмотрел на меня, я посмотрел в твои глаза – они были почти чёрные. Я выкинул окурок, не слыша, как он утонул в ледяной чёрной воде, я лишь слышал собственное сердцебиение. Прикоснулся к твоей щеке, а ты продолжил:
– И я не могу не думать о тебе.
– Молчи. Всё что мог ты сказать – я уже слышал, – я неуверенно прильнул к твоим губам, а ты закрыл глаза и я почувствовал что-то солёное на своих губах.
– Что случилось?
Ты плакал.
– Я устал.
Ты сел на бетон, прислонив спину к парапету, я сел рядом, убрал слёзы с твоих щёк:
– Я же говорил, что всё будет…
– Хорошо.
– Да. Ты только подожди.
– Конечно…
Твоя голова легла мне на плечо, шмыгнул носом, как ребёнок, затем ты улыбнулся.
– Конечно – хорошо. Ты же рядом.
6 января 2011

писалось под песню: Макс ИвАнов - Что с тобой?
желательно прослушать перед чтением.

Он вошёл, входная дверь в квартиру была открыта и на пороге лежали какие-то осколки, обрывки альбомных листов, голые подрамники, клочья холстов... В квартире почему-то не было мебели, хотя он отчётливо помнил, что в прошлый раз она была. Обои были оборваны, кое-где были кровавые следы, а может и не кровавые, а лишь краска? – в надежде кружилось у него в голове.
Бледный комок сидел, скрючившись, в самом дальнем углу, острые пальцы вплелись в короткие рыжие волосы, по запястьям вниз, к локтям, стекала красная жидкость, местами уже подсохшая – бардовая. Вокруг лежали всё те же осколки, зеркальные, и прозрачные, зелёные, красные - витражные стеклышки, чёрно-белые и цветные фотографии с вырезанными лицами, обрывки некогда красивых картин вперемешку с обоями и нотными листами…
– Что с тобой? – он подлетел к нему, схватил за запястья, придвинул к себе, тот зелёными, невидящими глазами уставился на него, как будто смотрел в чёрное ничто.
«Кажется, в доме твоём прошёл ураган…» – подумал вошедший.
Кончики пальцев испещрены маленькими царапинами, на ладонях открытые раны, глубокие, до мяса.
– Все войны давно должны были остаться в прошлом…- аккуратно вытер слёзы с лица юноши, тот не сопротивлялся, смотрел всё так же безучастно, только разве что ладони сжимал как-то боязливо в кулаки. – Когда ты был мал – твой мир был такой хороший, – всё говорил и говорил он.
Он отвёл его в ванную. Разбитое зеркало, разгромленная стеклянная полка и залитая всеми цветами радуги, которые превратились в грязно-серое месиво, чугунная ванна – не самая лучшая картина. Он начал терпеливо умывать парня, наклонив над ванной, поливая из душа, тот не проявлял никаких эмоций.
– Попробовать просто поспать, просто поесть, попробовать просто не воевать – оставить всю свою жесть…
Юноша резко разворачивается, мокрый, с волос капает вода, капельки переплетаются со слезами; он смотрит своими огромными, бездонными зрачками:
– Все войны давно должны были остаться в прошлом, – повторяет он за ним, и крепко обнимает его. Его лицо упирается в грудь, рубашка намокает, пальцы хватаются за воротник, поднимает взгляд, смотрит:
– Мне кажется, ты начинаешь все забывать, кажется, ты начинаешь всё забывать… – тянет его на себя, целует, оставляя кровавые следы на его коже…

Что с тобой…

Сладкий запах ванили переплетался с горьким сигаретным дымом. За окном – хлопьями снег, складывается в неведомый узор на тротуаре. Это маленькое кафе в центре, наподобие «Кофе Хауса» или «Шоколадницы».
Горячий кофе обжигает пальцы, дым – лёгкие.
– Почему именно сейчас? – твой голос, непривычно так далеко, будто бы за преградой, за стеклом невидимого аквариума.
– Не знаю... Так, видимо, надо, – виновато отвечаю, крепче сжимая чашку, чтобы унять дрожь в пальцах.
– Ты…любишь меня? – глупо так об этом разговаривать за чашкой кофе, но где ещё? Вокруг любопытные взгляды, взгляды корящие, взгляды, выражающие отвращение. А мне всё равно, я уже привык к этому, и меня это вполне устраивало.
– Может, люблю, – уклонился я от ответа и сделал глубокий вдох. Сигаретный дым, шипами в гортань, в лёгкие, сводя мышцы и суставы.
– А всё-таки?
– Мне надо отлучиться… – спазм, судорога по всему телу, с трудом сдерживаемая, начинает вырываться, и я уже почувствовал, как подступает тошнота к горлу. Тебе не оставалось ничего, кроме как, поникнув, проводить меня взглядом.
Оказавшись в туалете – я поддался слабости, рухнув на пол, рядом с белым другом, я опустошил свой желудок. Никогда не было так плохо без участия алкоголя.
Сказать, что я тебя не любил, это значило соврать – это означало предать тебя. Но сказать правду – это дать тебе надежду, а я этого не хочу. Я уже был занят. Моё сердце было уже подарено другому человеку, которого я любил куда больше... нет.
Кто знает, кого я любил больше? Я вообще не был уверен – любил ли я, или просто играл отведённую мне роль.
Вернувшись в зал, я всё ещё плохо стоял на ногах, поэтому мягкость кресла показалась мне, чуть ли не спасительной, сказочной, посланной с небес опорой.
– С тобой всё в порядке? – в глазах волнение… за меня ли? Или боишься услышать мой ответ?
– Не совсем, у меня, походу, пищевое отравление... Надо было не есть в Макдональдце вчера, - я постарался рассмеяться, но почувствовал головокружение. Мне так хотелось оказаться сейчас дома, свернуться калачиком в тёмном углу и лежать, лежать до завтрашней ночи. А потом выйти на улицу и идти, идти, идти, куда несут ноги. Куда смотрят глаза…И самое главное – не отвечать тебе сейчас. А лучше вообще тебе не отвечать, просто сидеть здесь молча, среди дыма сигарет и запаха ванили…
16 ноября 2010

Ночь…сквозь рёбра холодный воздух, и вроде бы уже задержал дыхание, а всё равно тонкая струйка под рёбра, змейкой, охватывая каждое ребрышко, исследуя каждый изгиб кости, замораживая лёгкие и леденя душу в районе солнечного сплетения. Очередная сигарета полетела вниз с балкона, рассыпалась миллиардами искорок об асфальт.
Я знал, что в комнате меня ждёт маленький, но всеобъемлющий комок счастья. Съёжившись на кровати, он лежал и, не дожидаясь меня, мило посапывал, а я был не в силе помешать ему, нарушить хрупкий сон, потревожить своей персоной. Я стоял и замораживал себя на этом чёртовом балконе…
Это всё пустое, все эти придуманные романтиками и поэтами чувства, их попросту не существует. Я в них не верил. А, может, просто не хотел верить?
Зачем себя ограничивать рамками, зачем заковывать в чувственный комок всеобщего сумасшествия?
Мне хотелось быть этаким Донкихотом, который помогает всем страждущим, который помогает всем лечиться от чувств… Но в итоге, я только пробуждал эти чувства по отношению к себе.
Комок счастья лежал на кровати, а всего пол часа назад он признавался мне в любви, клялся, что я лучшее, что могло с ним приключиться…
А я не верил... Я знал, что этих чувств быть не может, наутро он даже не вспомнит, как меня зовут, кто я и с чем меня едят... Потому что протрезвеет, потому что увидит мою не выспавшуюся и заплывшую рожу…

Утро подкралось внезапно, его руки обхватили меня лучами солнца, как на всё согласная проститутка… Я докуривал последнюю сигарету в пачке, жутко замёрз... но возвращаться в тёплую квартиру не хотелось.Счастье…счастье всё ещё спало, и ему было всё равно – есть ли с ним тот мудак, которого он якобы любил…

Любви нет. Так считал я, пока счастье не ушло из моей квартиры, оставив за собой тёплую постель, горячий кофе и нераспечатанную пачку сигарет с надписью: «Твои любимые… И всё-таки она есть».

ночь с 4 на 5 ноября

 

Наркотик.

Стимуляторы, галлюциногены и эйфоретики доказывают, что рай умещается в пакетике. (c) Кровосток.

Почему я выматывал себя? Почему поил себя этим дурманящим никотиновым дымом? Почему насильно погружал себя в холодную безмятежность зимнего воздуха?
Мне было необходимо понять, что я жив. Ноги гудели от усталости, изведённые астмой лёгкие сводило от боли, а холод теперь ощущался, как обжигающая мурена по всему организму.
В своё время мне доводилось пробовать все наркотические вещества, которые удавалось достать - я не успевал ни с одним поближе познакомиться, как шёл дальше к новому "любовнику" - но ничего не приносило того результата, которого мне хотелось. Я подсел на совершенно другую дурь. Я подсел на любовь. Я любил любовь... Я любил сам процесс и ненавидел своих партнёрш и партнёров - они все хотели меня удержать рядом...а это означало постепенное омертвление разума в живой плоти.
Я боролся с этими жалкими попытками подсадить себя на них, на их тела и души.
И, кажется, я стал проигрывать. Вот уже неделю с моих губ не сходил твой вкус. Ты, ублюдок, въелся в меня. Я думал только о тебе, засыпая ночью. Не о том, как буду двигаться внутри или покрывать страстными поцелуями твою гладкую кожу, а именно о тебе самом. О том, как ты читаешь мне вслух Гёте, слишком страстно рассуждаешь о современном искусстве, или засыпаешь, уткнувшись мне в грудь. Я думал, как ты куришь тонкие сигаретки, эти странные и непонятные мне. Я видел, как тонкий силуэт твоих губ перетекает в тонкую бумагу, как ты скуриваешь этот гадкий мятный нектар и смотришь на огни ночного города. Я подсаживался на тебя, на чужеродный наркотик, не похожий на другие.
И вот ты исчез. Позабавившись со мной - ты растворился в большом городе, он поглотил тебя, как будто и не было.
Сукин сын. Как только ты исчез, я перестал чувствовать жизнь. Я перестал ощущать течение крови в организме, я перестал различать своё сердцебиение, дыхание будто бы застыло комом в горле и перестало быть обязательным.
Я не порывался тебя искать, я не желал этого, потому что мне прекрасна была знакома такая логика - ты вернёшься. Обязательно. А когда это произойдёт, надо просто подсадить тебя на себя. Да... ты будешь первым героином подсаженным на человека...моим героином.
А сейчас необходимо было приводить себя в чувства.
Поэтому холод, никотин, изнеможение. Мне было необходимо измучиться до такой степени, чтобы рухнуть на кровать и как минимум трое суток не просыпаться. Тогда я смогу покорить любого подгонка.
А если и нет? То ничего. По крайней мере, моя старая пассия "Любовь" ещё была в моём распоряжении и смотрела на меня голодными глазами разврата.
12.10.10.

Мы сидели и курили, прямо как в той песне. Я видел твою панику, видел, как тебя трясло и это передавалось мне, вместе с пьянящим дымом сигарет.
"Сын, что же с тобой стало..." - подумал я. Конечно, ты не был мне родным сыном, но ты был на много бОльшим.
Я любил тебя... Наверное, это "материнский инстинкт", которого у меня не может быть от природы... но хочется верить.
Я скуривал уже пятую сигарету за это вечер... за сутки ещё больше, никотином, которым насыщался мой организм, можно было бы убить всех лошадей нашего континента, но не важно. У меня болело сердце, но хотелось ещё, хотелось утопать в этом дыме, погибать в этой ночи. Я крепче сжал твою руку, ты посмотрел на меня и нервно улыбнулся, натянуто, больно.
- Всё будет... - прошептал я, выдыхая дым.
- Глупости. - Нервно.
Ещё одна сигарета, часы неумолимо тикают, твоя истерика не утихает. Такая тихая истерика, только внутри тебя, сотрясаемая миллионными взрывами в твоей голове. От головы взрыв проходит по системе капилляров прямиком к твоим ладоням, и дрожь, только дрожь твоих рук выдаёт тебя.
Я не знал, что сказать. Я чувствовал, что сказать тут нечего. Дело просто в любви. Эта шваль приходит, когда не просишь; она вторгается в твой мирный ритм жизни, подобный сложному часовому механизму, и вот ты уже выбиваешься и вот ты уже отстаёшь или спешишь на секунду или две, а потом... потом останавливаешься. И тебя больше нет.

- Главное, что она жива.
- Что?
- Она же могла умереть, но она жива и счастлива. Это ли не главное?
- Да, ты прав...
И вновь молчание, страстный поцелуй с сигаретой, в обнимку с дымом и твои холодные руки. Сын.
10.10.10

 

Я пытался вырваться, но ремни были слишком крепко натянуты. От боли во всём теле я перестал чувствовать ноги и руки. Какое-то странное бессилие накатило на меня. Вокруг мягкие белые стены, этот слепящий обволакивающий свет из неоновых ламп. Я слышал, как ты меня зовёшь, но ничего не мог поделать. Я был связан, я был бес сил, я не управлял своим телом. А ты всё звал и звал.
Я знал, что тебя больше нет, нет на этой планете, нет в этом мире... Это осознание сковывало покрепче любых ремней.
Ты взывал ко мне из того прекрасного "ничто" с самого момента своей смерти.
- Отпустите! Сволочи! - кричу я, надрываюсь, не узнаю свой голос. Всё слишком плохо, по крайней мере, лучше не станет.
Белая дверь, обитая поролоном, жалобно скрипнула. Высокая, в белом халате, с чёрными волосами, собранными в пучок, элегантные очки на тонкой переносице, зелёные глаза и тонкая улыбка, разделяющая красной помадой лицо на две неравные половины. Цокая, она вошла в палату. От неё пахло хлороформом, мне так хотелось сейчас утонуть в этой жиже запахов.
- Тише, - спокойно сказала женщина, и я послушался; ей нельзя было не подчиниться. Голос её гипнотизировал и пропитывал душу странным дурманом.
Её тонкие пальцы с красным "острым" маникюром начали ослаблять ремни. Не меняя улыбки, она достала из кармана нож и вложила его мне в руку.
- Он просил тебя проводить к нему. Я сделала это. Дверь откроешь сам. - подытожила она. Ещё раз кинула на меня полный азарта взгляд и вышла. Я слышал это её каблуков, что сравнялось с моим сердцебиением.
"Он...это кто? Неужели ты?" - спутано подумал я. Руки отказывались меня слушаться и нож упал на пол. Мне пришлось подняться. С трудом я смог его найти - чёрная ручка, металлическое лезвие - всё обычное, но так трудно укладывающееся в моей голове.
- Дверь откроешь сам, - повторил я про себя слова женщины и осторожно провёл лезвием по венам левой руки. И не поперёк, а вдоль, чтобы наверняка, чтобы меня не смогли вырвать больше из твоих объятий. После тугих ремней я не почувствовал боли и лишь алый ручеек оповестил меня о том, что "дверь" приоткрылась.
Я слышал твой голос, он становился всё ближе.
Забившись в угол мягкой комнаты, я сжимал "ключ" и ждал, когда же откроется дверь, ведущая к тебе.
10.10.10

Меня охватила паника, я слышал, как тикают настенные часы, как капает вода и звенит, ударяясь о железо раковины.
Я судорожно смял под себя одеяло; и сердце по удару в минуту, всё медленнее и медленнее. Откуда эта паника? Что я сделал не так?
Я повернулся лицом к тебе, ты мирно спал, твоё детское лицо улыбалось мне твоей привычной улыбкой, но от неё почему-то становится ещё страшнее.
Я обрывисто вздохнул, поперхнулся чужеродным воздухом и закашлялся. Прокуренные лёгкие свело, и кашель был рваным, раздирающим горло, будто карканье.
Ты услышал его, и на твоём лице промелькнуло беспокойство, но ты не проснулся, а лишь крепче сжал мою руку, крепче.
Я с трудом унял кашель, но вот панику унять не удавалось. Мне не хотелось рушить бережно выстроенный хрустальный замок твоего сна, но мне было необходимо твоё тепло. Я обнял - сгрёб тебя в охапку, крепко крепко. От тебя пахло чем-то домашним, тёплым, родным.
- Что...? - сонно начал ты.
- Ничего, просто... спи... - прошептал я, осторожно прикоснулся к твоим губам и отпустил тебя.
Ты довольно быстро после этого уснул, крепким детским сном... А я не выдержал и отправился на балкон.
Мне хотелось курить, но я клялся, что не буду - значит, не буду. Я просто вдыхал этот грязный воздух Москвы, пропитанный алкоголем, дурманом и бархатом ночи.
Свет фонаря обволакивал меня, я устроился на железном парапете и почувствовал, как колкие руки ветра пробежались по моему телу, сжав сердце и вновь сводя лёгкие.
- Ты же не прыгнешь? - услышал я твой голос.
- Нет.
- Хорошо.
- Что ты тут делаешь? Тебе завтра рано вставать.
- Ну и что. Без тебя мне не спится.
Ты подходишь ко мне, обнимаешь, будто обволакиваешь своим теплом, дышишь жаром в спину и шепчешь что-то несвязное; путаюсь в твоих руках; мысли почему-то опьянённые; я целую тебя, валю на пол, ты не сопротивляешься...
Страх. Я просто боюсь тебя потерять. Ты просто нужен.
Ты мой дефибриллятор для сердца.
9.10.10

 

Я честно ждал, мне казалось, что ждал вечность, но он не появлялся. Его не было. А это означало, что с ним что-то случилось. Это значит, что он возможно уже мёртв и я больше никогда не увижу его глаз, не прикоснусь к его нежной коже... От одной этой мысли мне хотелось кричать, поэтому я всё ещё ждал, сидел на этой старой лавочке, прячась от холодного дождя под чёрным зонтиком, который то и дело пытался вырваться из моих рук с каждым порывом ветра.
Я прождал его до утра, промок насквозь, но я честно не мог поверить, что он не придёт...
- Ты его не дождёшься, - она села рядом, фиолетовые волосы на этот раз были собраны в гульки, и она напомнила мне почему-то мышь, несуразную фиолетовую мышь.
- Ну и пусть, - говорю я, не узнаю свой голос, хриплый, свистящий на звонких согласных и почти непроизносимый гласных... Кажется я простыл, но я совсем не почувствовал этого, пока не услышал собственный голос.
Внутри меня всё пылало, каждой клеточке тела хотелось верить, что это просто сон. Сон. И вот я сейчас проснусь, и он будет лежать рядом. Только мой и ничей одновременно.
- Почему ты так его любишь?
- Глупая Алиса. Ты явно никогда никого не любила...
- Любила.
- Нет, ты не дала мне договорить. не любила по настоящему, - голос мой дрожал, я видел, как у неё сужаются зрачки от изумления, краснеет лицо от возмущения и раздаётся это среднестатистическое:
- Ты псих! Любовь по настоящему? У вас даже любовь невозможна! Разве что он тебя отымеет...
- Сядь. - Я успеваю её оборвать, и она послушно садится рядом. Смотри, убирает мокрые волосы с моего лица, как будто я сам этого сделать не могу. Её руки, будто раскалённая магма, её глаза, будто огонь камина, такие рыжие и неестественные. Она вся неестественна - слишком хрупка и титанова одновременно, слишком мала внешне и слишком стара внутри, и даже не стара, а мудра... Моя маленькая, никого не любившая Алиса.
- Интересно, он опять надолго?
- Нет.
- Тебе так хочется в это верить? Ты такой оптимист. Ну, просто до невозможности! Ты что не видишь, что он тебя использует? Ты у него что-то вроде бесплатный постельной утехи! Попользуется и свалит, наигравшись!
- Не надо...
- Что? Правду больно слушать? Ненавижу тебя! Его ненавижу! Он украл у меня тебя! единственное, что у меня было в жизни настоящее! Он это выкрал, разорвал на клочки и выбросил! - она кричала, плакала, её глаза потухли в проливном шквале слёз и стали напоминать пепелище - я боялся к неё прикоснуться, хотя очень хотелось её успокоить.
- Алиса...
- Молчи. Ты больше не тот. Ты больше никогда им не станешь, пока он не уйдёт.
- Он ушёл.
- Пока не уйдёт навсегда!
- Уже, - я выдавил это сквозь зубы с трудом, еле слышно, так что не удивительно, что она не услышала.
- Сколько он держит тебя на поводке?
- 9 лет, 1 месяц и 1 день.
- Как точно, почему?
- Потому что сегодня поводок оборвался.
- Что?
- Он ушёл. Навсегда.
- 911...как прозаично...
- Ты о чём?
- 911 - это номер службы спасения...и вот он спас тебя от себя... Просто спас.
- Хватит...
- Жаль, что ты не вернёшься...
- Почему ты так думаешь?
- Потому что это правда...

И это действительно было правдой. Самой настоящей.
Спустя 9 дней. Ночь. Мой мотоцикл, "Камаз" и звонкий скрип тормозов, как оборванная струна...струна моей жизни.
К тебе.

Сие коротенькое чудо специально для моего младшего братика Kano, надеюсь тебе понравится =3
Если да, то я могу немного пописать про них =D
и не судите это уж очень строго... это всё больное воображение и вдохновение... (у меня муз извращенец...да и сам я тот ещё...)
 

Квартира в центре Москвы: высокие потолки, уютный дворик за окном и прекрасный вид на крыше – она на месяц в полном их распоряжении, потому что родителям посчастливилось раздобыть в столь зимнее время две путёвки в Египет и отпраздновать «серебряную свадьбу» вторым медовым месяцем.

Антон нехотя потягивался под одеялом, наверное, стоило уже вставать, потому что электронные часы показывали 3 час…

- Поднимайся, соня, а то я съем твой обед-завтрак, - рыжая голова Ромы появилась в дверном проёме, всё оставшееся тело надёжно пряталось за дверным косяком, потому что было готово в любой момент ринуться на кухню, чтобы выключить яичницу.

- Отстань Ромашка, нам всё равно нечего сегодня делать… - недовольно отозвался темноволосый Антон, с упорством кутаясь в одеяло.

Антон и Роман были братьями, они были похожи лишь отчасти, у них был общий лишь цвет глаз – серо-голубой, и то Рома чаще всего носил зелёные линзы. У Антона была длинная шевелюра цвета чёрного шоколада, на солнце слегка отливающая золотом и он прятал свои глаза за толщиной очков. Рома был коротковолосый, кучерявый, рыжий и весь в веснушках. Когда видишь их в первый раз, трудно угадать родство, но когда проходит время – это чувствуется во всём. Роман был старше Антона и всегда о нём заботился…

- Почему? У нас очень много планов! – сказал Рома, уже уходя на кухню.

Брат нехотя сполз с кровати и направился за ним, чувствуя неприятный холод паркета под ногами:

- Ну и каких же?

- Прогуляться по заснеженной Москве до самого утра и встретить рассвет на железнодорожных путях Москва-Питер, - Рома подошёл к брату вплотную и нежно поцеловал. Заспанные пальцы скользнули под рубашку брата, чувствуя жар родного тела.

Ох, да… Рома заботился об Антоне, но не просто как брат, а как нечто большее.

Путаясь в словах, Антон дал своё согласие на это маленькое приключение и тогда Рома отстранился от него. Он пошёл накладывать Тоше завтрак и готовить кофе.

* * *

- В Москве не бывает звёзд на небе…

- В Москве они все живут в домах…

- А у нас нет звезды…

- У нас есть ты…

Снег кружился над головами, заслонял небосвод от двух влюблённых пар глаз. Отражая жёлтый свет магистрали, небо было странного оранжевого оттенка и одеялом прятало те пресловутые звёзды…

* * *

- Пообещай, что ты не уедешь без меня…

- Не уеду, мы это обязательно сделаем вместе…

Под ногами шпалы и рельсы, 679 километров до мечты, тонкие длинные пальцы сжимают вечно холодные ладони младшего братца, он сдержанно дышит, мерно вдыхая ледяной воздух. Рыжий же курит, смешивая пар с дымом и рассказывая о чём-то неземном и прекрасном…о возможной жизни в этом городе у финского залива…

* * *

- Не отпускай меня никогда…

- Не отпущу…

Он прикасался к его щекам, ловя каждую слезинку своими губами. Тонкая нить, проведённая от одного сердца к другому, была нерушимой связью, которая была натянута как струна и всякий раз, как только братья оставались наедине, она притягивала их друг к другу.

Никто не знал, что между ними, но каждый видел, что эти два человека связаны…

Очередной мой бред...
Вот бы реальный Лисо-кот вёл себя так же как этот... Но на это нужно ещё совсем немного времени... Таки я ещё совсем мал и стеснителен =_=

- Тебе нельзя находиться со мною рядом. Я могу в любой момент причинить тебе боль, - Енот говорил как никогда серьёзно, он прислонил Лисо-кота к дереву и сверлил его серьёзным взглядом.
- А мне срать. Я мазохист, - ответил Лисо-кот, проигнорировав здравый смысл. Да, Енот иногда пугал его, да, он видел, как меняется это хрупкое существо, находясь рядом с друзьями… Но… Лисо-кот сам был таким, он это понимал. Должно пройти ещё немного времени, чтобы Лисо-кот совсем принял своё естество и перестал стесняться... стесняться Енота. А тогда - пиши пропало…
- Пойми ты, наконец! Я же ублюдок! – вдруг выкрикнул Енот, пытаясь привезти в себя Лисо-кота.
- Я тоже…просто ты этого ещё не знаешь, - Лисо-кот опустил взгляд, смотреть в эти прекрасные глаза не было сил.
- Нет, ты не такой - ты маленький и миленький… - он провёл по кучерявым рыжим волосам.
Лисо-кот с трудом подавил смешок, он впился ногтями в свою левую руку и посмотрел на Енота.
- Тогда измени меня? Пусть лучше ты причинишь мне боль, нежели кто-нибудь другой… - Лисо-кот чувствовал, как хочет прикоснуться губами к этой тонкой шее, к выпирающим ключицам, к щекам, усыпанными бледными веснушками – это чувство поглощало его, а ещё его поглощало чувство ревности. Лисо-кот понимал, что ничего не даёт Еноту, но ревнует его ко всему миру… К его бывшему, к друзьям… к любому прохожему.
Лисо-коту хотелось быть всегда рядом с Енотом, но он понимал невозможность этого... Лисо-кот действительно был слишком мал, он-то и целоваться толком не умел... Енот был первым, кто обратил внимание на этого рыжего придурка, первым, кто решил подарить себя ему. А теперь он говорит, что не стоит быть с ним… Теперь он уверяет, что причинит ему боль… Уже совсем поздно это говорить. Лисо-кот уже по уши в этом дерьме, зовущимся любовью. Хотя и обещал себе не влюбляться в Енота…
- Блин, я не хочу… не хочу тебя менять…
- Слушай, заткнись уже, - Лисо-кот схватил Енота за галстук и потянул к себе, этот, так называемый, «ублюдок» и не сопротивлялся. Лисо-кот неумело прикоснулся к губам Енота. Первый раз он сам целовал его, обычно Енот начинал первым… а тут рыжему так надоел разговор, что был лишь один выход его закончить…

Лисо-кот же всё-таки может быть как и девушкой, так и парнем...
А с Енотом он может быть и парнем =3
А вообще это похоже на плагиат идей у Лая...эх..чёрт
совместная жизнь Енота и Лисо-кота Оо
это как-то само появилось...мозг у меня странный же

Сегодня Лисо-кот был не в настроении – единственная белая его рубашка была постирана вместе с розовой футболкой Енота…чёрт... Теперь она была бледно-розовая, и годилась лишь для гламурного поросенка… А одевать что-то другое настроения не было, и на костлявых плечах весело это «розовое чудо».
Лисо-кот взял из серванта жестяную коробку из-под карандашей – карандашей в ней давно не было, в ней хранились разномастные сигареты: и тонкие, как зубочистки, и грубый Беламорканал, и любимые рыжие Pall Mall, и даже Бадоуский Lucky Strike.
- Ты же обещал мне бросить? - сложив руки на груди и прищурившись для пущего устрашения, сказал Енот.
- Я и бросил… А ты обещал сортировать бельё при стирке… - Лисо-кот рассмеялся, немного хрипло, немного сжато, достал сигарету, не разобравшись какую именно, и закурил.
- Ты сам никогда не сортируешь!
- Ладно, забей, Енотик, - Лисо-коту чертовски нравилось, когда Енот злился, и в его голубых глазах гуляли озорные огоньки, спрятанные за стёклами очков. Он подошёл к Еноту, затянулся, выдохнул дым в сторону – ой, оказывается вишнёвые сигаретки-то, замечательно – обнял шатена, сухими губами поцеловал нежную шею.
- А ты знаешь, розовый цвет тебе чертовски идёт, - тёплые руки забрались под рубашку, от Енота пахло клубникой, так приторно и приятно…
- Чертовски… - прошептал, эхом вторя Еноту, Лисо-кот и утонул в этих родных объятьях.

И как обычно без времени и пространства...
----------------------------------------
- Тебе обязательно уезжать? - она сжимает её руку, чувствуя жар её ладони и сердцебиение на кончиках своих пальцев.
- Ну я же не на долго...
- Я без тебя и двух дней не проживу, что тут говорить о двух неделях.
- Ты же можешь мне звонить...
- А ты точно будешь поднимать трубку? Я же наверняка буду не вовремя...
- Вот глупая! Ты не можешь "не_вовремя"! - она прикасается ладонями к её лицу, она будто тает от прикосновений, рыжее волосы путаются между пальцев, зелёные глаза гипнотизируют - влекут.
- Ты мне нужна, - беззвучно говорит рыжая. от неё пахнет мятой, корицей и табаком. Такая беспомощная нежность внутри... Невозможно устоять, нужно прикасаться, нужно дарить ответное чувство нежности, чувство нужности...
- Сыграй мне что-нибудь на прощание...- просит брюнетка хрипло и скованно, переполняясь чувством.
Рыжая подходит к пианино, поднимает облезлую крышку и невесомо прикасается к кремовым клавишам.
Нота одна за другой вплетается в вальс мелодий, дарует странное чувство неимоверного тепла - остервенелого счастья.
Голые плечи, усыпанные веснушками, двигаются в такт музыки, лопатки прогибаются под майкой, соприкасаясь. Следить за тем, как она играет - любимое занятие. Будто музыка течёт сквозь неё, будто девушка сама музыкальный инструмент и играют на ней.
Брюнетка прикасается губами к плечу, то вздрагивает, но замирает, будто давая разрешение. Каждая веснушка призывает целовать себя, любить и дарить тепло.
Невыносимая нежность - остервенелое счастье...
-Знаешь, привези мне из Питера немного дождя.
- Я привезу для тебя грозу, такую же прекрасную. как и ты, - её губы такие сладкие, с привкусом корицы и табака...

Рыжая сидит на кровати и смотрит как брюнетка нервно курит - курит её сигареты, губы складываются трубочкой, выдыхая дым...
- Тебе вредно курить... - говорит рыжая, чувствуя приятный трепет в животе.
- Тебе тоже, но это тебе не мешает!
- Мне уже поздно бросать...
- Ты куришь всего три года! - какие взрослые упрёки, какие детские оправдания...
- И что? За эти три года многое изменилось, а тебе не следует так волноваться...его же откачали... - голос немного дрожит, так невыносимо хочется разревется. Но видеть, как она страдает из-за не понятно кого, ещё сложнее.
- Я не понимаю, не понимаю! Как человек может пойти на такое! Как он может попробовать покончить со своей жизнью! - у брюнетки голос срывался ещё больше, она вся дрожала, когда говорила, размахивала тонкой рукой с сигаретой и дым медленно окружал её, обволакивал.
- Он просто очень слаб... - говорит рыжая, встаёт забирает сигарету и затягивается. Брюнетка не сопротивляется, смотрит на рыжую такими странными покорными глазами, столько в ней доверчивости и детской наивности сейчас.
Рыжая кажется брюнетке сейчас сильной, всемогущей - она кажется сделанной будто бы из гранита... Брюнетка смотрит не отводя глаз, а та села на подоконник и курит в форточку, вскользь смотря на брюнетку.
Ей хочется её целовать, ей хочется её раздевать...ей хочется, чтобы она была только её, но нет... она доверяет, она надеется... надо что-то делать, чтобы не сорваться...
Она докуривает, тушит сигарету по привычке в горшке фиалок и протягивает своим сиплым от курения и сожаления голосом:
- Тебе надо развеяться, пошли в парк, а то ты себя изведёшь... - "и меня за одно" - продолжает она про себя, рыжая протягивает ей свою руку.
- А в какой?
- В Бицевский...по маньячим маньяков...
Они уходят через окно, Рыжая сжимает руку брюнетки, так неистово чувствуя её близость, так неистово чувствуя её отдалённость, так неистово чувствуя её всем своим телом, сквозь кончики пальцев. было бы больно, если бы не было так приятно...Просто быть с ней рядом.
А во рту вновь тлеет ещё одна сигарета, вновь её голубые глаза смотрят наивно, доверяя рыжей все свои тайны...
----------------------------
от автора:
она, вновь они, вновь без опоры на время, и на предшествующие части... разве что - это всё явно происходило до того, как рыжая хотела покончить с собой. вот так вот.
специально для Юли =*
Я много написала историй из этой серии, может сегодня напечатаю их все, а может и нет.

эскиз...так может доделаю, может нет...

Рыжая шла, ежась, когда капли дождя попадали за шиворот, ветер был на столько буйный, что зонт уже не спасал...
"Мы дети из ада
Нам солнца не надо
Слезами напьёмся
Смеёмся..."
Ревел её плеер, но она его не слышала, потому что наушники уже давно бестолково болтались на тонкой шее... Ей не нужно было музыкальное сопровождение, потому что в голове буйствовали мысли, которые заглушали всё происходящее вне её головы.
Рыжая юркнула в тёмный переулок, нашла в кармане брюк промокшую пачку сигарет и достала одну, одну единственную уцелевшую и сухую. Она нервно закурила... В последнее время нервы были у неё не к чёрту - экзамены в музыкалке она провалила, мать из дома выгоняет, отчим избил, да ещё из-за дождя мокрая как собака...
Телефон. Вот так вот запросто прерывает все размышления, вот так вот просто требует обратить на него внимание.
-Алло? - из-за спешки не посмотрела даже, кто звонит.
-Ты сейчас где?-очень знакомый и родной голос.
-Недалеко от твоего дома...
-Что? Дуй быстро ко мне...
-Ты получила моё смс?
-Да...и только попробуй с собой что-нибудь сделать... с того света достану и убью заново... - крикнула она и кинула трубку.
Она разозлилась. Рыжая ещё раз отругала себя за ту злосчастную смс. Ну да, додумалась отправить ей предсмертную смс...каким же бредом это сейчас кажется...
Она знала, что нужно пройти ещё несколько метров, ещё несколько раз завернуть и вот он её серый дом...её красивая квартира и подоконник с любимыми фиалками...
А дождь всё шел и шел, отрезвляющие требуя внимания и жизни...

-Знаешь, я давно хотела тебе сказать...
-Молчи... это ведь так красиво... - красные струи заката растекались по всему небу, отражались на её лице, путались в её тёмных шоколадных волосах.
"Я не могу молчать, это сильнее меня!" - невыносимо громко раздалось в голове у рыжеволосой девушки.
Она схватила рядом сидящую за руку.
-Мне плевать, что возможно сейчас я разрушу самый красивый момент в твоей жизни, но это не выносимо...я боюсь, я с трудом сдерживаю себя. Пообещай мне, что во чтобы то не стало ты не прогонишь меня сейчас?
-Ты чего? Что на тебя нашло?
-Пообещай! - она крепче сжала запястье.
-Обещаю.
-Я...люблю...тебя... очень сильно, - она вплотную приблизилась к лицу девушки, её зелёные глаза тонули в серо-голубых. Они сидели на крыше, красный диск солнца тонул в Яузе... Всё было прекрасно, кроме этой жуткой минуты ожидания.
-Любишь? - тихо спросила она, будто не понимая значения этого слова.
-Да...-тихий тихий ответ
Рыжая прикоснулась к загорелой коже шатенки, провела по шее...какое-то мгновение она будто гипнотизировала её, а потом приблизилась к её губам, близко-близко...
Первый поцелуй... первое истинное чувство...

 

от автора (в качестве разъяснения): Это сборник плохо связанных временем историй, рассказываются они об одних и тех же людях, но в разное время  (т.е. временные рамки немного сбиты и композиция этого сборника совершенно не мотивируется временем, к примеру 1 история может происходить и после второй - это некому неизвестно). Этот сборник, что то вроде старческих воспоминаний: когда уже начался склероз и потерялась связь между воспоминаниями)

Приятного чтения)

В колонках играет - Сплины

Возвращение

У меня была, как обычно, бессонница, как обычно на столе остывал чай, как обычно было чертовски тоскливо и одиноко. Я лежала на кровати, и, уставившись в потолок, пыталась уснуть. Помешал мне это сделать стук…мерный стук в дверь.
-Входите…- прошептала я ели слышно, но достаточно, чтобы он услышал.
-Что не ждёшь меня? - спросил хриплый прокуренный голос.
Я села на кровати, несколько минут в полном оцепенении я смотрела на гостя. Высокий, под метр восемьдесят, помятый, с лёгкой щетиной, он смотрел на меня всё теми же всезнающими глазами, как всегда уставшими, как всегда грустными и необъятно голубыми, как небо.
-Это правда, ты? Ты вернулся!!! – воскликнула я, и, как ошпаренная, кинулась ему на шею. Я боялась его отпускать, мне было страшно, что он опять уйдёт.
-Что ж тебе всегда не сидится дома? Стал моим музом, так и сиди со мной! – восклицаю я, всё ещё боясь его отпускать.
-Я же для тебя стараюсь, ищу тебе вдохновение, – говорит он и осторожно проводит по моим волосам.
-Ты так себя в могилу сведёшь, - не унимаюсь я. Его глаза мрачнеют:
-Мы не умираем, мы переходи от человека к человеку... Это вы умираете… - с резким нажимом сказал он, и, отодвигая меня, направился к моему рабочему столу. Компьютер всё ещё недовольно работал, старая творческая тетрадь сейчас служила подставкой под чай, а альбомные рисунки лежали на полу рядом с рабочим местом.
-Что, творческий кризис?
-Угу, - кивнула я в ответ и снова взяла его за руку.
-Да не убегу я никуда – разъярённо воскликнул он, выдёргивая руку. – Пока не убегу.
-Вот именно, что «пока», а мне нужно чтобы всегда!
-Ну, не могу я на одном месте…
-А ты попробуй! – язвлю я.
-Ты не против, если я закурю? – спрашивает он и в его руке появляется чуть надломленная сигарета.
-Конечно, не против, - смягчившись, говорю я.
-Вот и ладненько, - мурлычет он, будто чеширский кот и сигарета в его руке вспыхивает. Он затягивается, клубы серо-голубого дыма начали блуждать по комнате.
Сегодня у него распущенные волосы, они чёрной рекой струятся по плечам.
-Надо было мне поступить как Юлька… - шепчу я.
-Что? – спрашивает он.
-Заковать тебя в цепи, и дело с концом, - досадно говорю я.
-Ты бы смогла это сделать?
-Нет, - хрипло признаюсь.
-Тебе ведь и без меня хорошо…
-Не правда! Без тебя у меня получается что-то слишком не понятное, фальшивое и сопливое! – возражаю я и опять хватаю его за руку. Дым врывается в лёгкие, глаза начинает щипать от слёз. Странно… я всегда плачу только в его присутствие, так мне не хочется его терять…
-Да не бойся ты так! Я возможно задержусь здесь на месяц! – принимается он успокаивать меня.
-Месяц? А дольше никак?
-Никак… хотя… вот как залечу раны, так и сразу того…странствовать уйду… - запинаясь, говорит он, боясь смотреть мне в глаза.
-Дурак ты…настоящий дурак... Неужели ты не видишь, как мне без тебя плохо?!
-Меня же нет, как же я могу видеть?
-Дурак! Почему у всех музы, как музы – утонченные дамочки с лирами и флейтами, не пьющие, не курящие, спокойные, сидящие дома... А у меня ты?! Вечно ищущий приключений на свою задницу, вечно где-то пропадающий!
-Ну, хочешь, я буду играть на флейте?
-Да причём тут флейта!? Мне важно чтобы ты был здесь!
-Но я же здесь.
-Это пока! Вот залечишь раны и непременно уйдёшь… и не известно куда, неизвестно когда вернёшься. А может, ты мне изменяешь?
-Да с кем же я могу тебе изменять?
-Это ты мне скажи! – я падаю на кровать и, хватая подушку, кидаю её в муза. Мгновенье, и подушка разлетается на миллионы маленьких перьевых кусочков.
-Ну, что ты опять делаешь?!
-Мне казалось, ты любишь снег…- улыбается он.
-Люблю, - соглашаюсь я. А ведь действительно, перья сейчас очень похожи на маленькие снежинки, которые кружатся – кружатся - кружатся.
-Не меняй тему!
-Да кто же её меняет, - пожимает плечами муз.
-Слушай... а кто у тебя был до меня?
-То есть? – изумился он.
-Ну, ты сказал, что музы не умирают, значит, у тебя до меня были… люди, ведь так? – он лишь улыбнулся и кивнул, с трудом понимая мои изречения.
-Ну, и кто у тебя был до меня? – переспросила я.
-А это секрет фирмы! – сказал он и опять затянулся.
-Знаешь…ты такой вредный... А ведь я даже не знаю твоего имени… 4 года мы с тобой знакомы, и до сих пор не знаю имени… бррр… - я посмотрела на него с каким-то детским трепетом. Всё таки он мой муз-бродяга.
-А зачем тебе моё имя? – едкий дым вновь ударил мне в лёгкие, и я закашлялась.
-Ты же моё знаешь!
-Ладно... Можешь звать меня…хм… Руматой.
-Руматой? – удивилась я.
-Да... Как у Стругатских... Так меня ещё никто не называл.
-Ладно... Румата, так Румата, - согласилась я.
-У тебя есть, что выпить, и чистые бинты? – серьёзно спросил он.
-Бинты там, где и всегда – в ящике. А выпивки нет, жди ещё три года.
-Почему?
-Пока мне не исполниться 18, ты пить здесь не будешь, - с нажимом сообщила я.
-Эх, ладно… жалко, что нет.. Поможешь мне перевязать раны? – я кивнула в ответ.

Идиллия, не так ли? Он со мной, я вновь могу творить и мне ничего больше не надо, только помогать ему в перевязке и слушать его истории о приключениях в других мирах, вселенных и времени…