Если пересечь Андижан с запада по наманганской дороге, проехав сначала часть старого города, потом ( по проспекту Навои) - через новый город, мимо остатков крепости, которая едва угадывается, потом – наверх, минуя перекресток Южно-окружной и Старо-Ошской улиц, - откроется путь на Кампыр-рават.

Маршрут довольно путанный, через уютные патриархальные кишлачки у подножия совершенно голых холмов, но заблудиться не дадут пограничники: ведь совсем рядом Киргизия. Да и, собственно, Кампыр-рават вам не нужен, тем более это не населенный пункт, а название местности. Когда-то между громадными холмами здесь был створ, сквозь который пробивалась река Карадарья (Кампыр-рават переводится как "Ворота старухи"), но в сороковых годах в створе построили водораспределительный узел, а позже - плотину стометровой высоты. В итоге ворот как таковых не стало, а Карадарья дала жизнь еще нескольким рекам, в том числе и Шахрихан-саю. Так вот, если двигаться от Ворот старухи вдоль Шахрихан-сая на восток, фактически в сторону Андижана, непременно окажешься в кишлаке Найнаво. На самой его окраине, прямо на берегу Шахрихан-сая, есть крохотная чайхана. И в этой чайхане готовят самый лучший в мире лагман.

А что такое самый лучший в мире лагман? Верно – это практически всегда ядерный взрыв.

Волна этого взрыва возникает задолго до яркой вспышки и накрывает Найнаво в полуденный зной, когда не то что нет ветерка, но даже марево, призрачно вившееся с утра, становится неподвижным и парализует листву.
Это у лагманщика Тахира (кажется, так его зовут) сразу в трех казанах зреет ваджа (или кайла, или, как еще говорят, "подлива") – основа любого лагмана, в целом бесхитростная, но насыщенная множеством нюансов настолько же, насколько множеством ароматов и вкусов насыщена сама ваджа, провоцирующая ядерный взрыв.

Судя по всему, сегодня у Тахира готовится два вида лагмана с использованием одной разновидности лапши: не просто тянутой, а чузмы, поскольку чузму вытягивают до определенного сечения. Куда более тонкая тянутая лапша зовется уже иначе – шима.

Со стороны Тахир, а точнее и он, и вьющиеся вокруг него длинные жгуты чузмы чем-то напоминают скульптурную композицию "Лаокоон" с той только разницей, что Тахир и его чузма - в движении, причем, довольно оптимистичном. А временами – и в артистичном. Он как факир словно бы из рукава извлекает жгуты теста, один за другим, потряхивая ими, как скакалкой, взметая вверх, роняя вниз, на присыпанный мукой стол, и вновь подбрасывая… И всякий раз жгутов становится больше, а сами жгуты – тоньше.

Интересно, что в это же самое время, то ли по чистому совпадению, то ли из-за упомянутой взрывной волны, идущей от трех казанов, начинают подавать голос перепелки, сидящие в грушевидной клетке, дно которой сделано из половинки резинового мяча. Дело в том, что клетка прикрыта светонепроницаемой тканью, что означает для перепелок ночь, когда подавать голос не положено. С другой же стороны, глиняный пол дворика чайханы уже взбрызнут водой. Уже аромат влаги, идущий от прибитой пыли, переплелся с ожившим же ароматом базилика и джамбула, растущих у поникших кустов "ночной красавицы" и "сенсаций". Уже в такт протекающему рядом Шахрихан-саю пошумливает листвой здоровенный тал, дающий тень чайхане. Уже, наконец, льдинка, сидящая многие годы в сердце, начинает подтаивать, освежая холодком дыхание.

Еще интереснее, что быстрая и короткая синкопа перепелов начинает отматывать время, как кинопленку, назад, к разогретым, но пустым казанам, с которыми Тахир вот-вот начнет священнодействовать. Мне 27 лет, всего три дня назад я приехал из прохладной Москвы и, отвыкший от пекла, которого прежде никогда не замечал, ощущаю себя тем самым разогретым казаном.
- Папа, - говорю я отцу, - какой может быть лагман по такой жаре?
На тронутых сединой висках отца я замечаю мелкие капли пота.
- А ты попробуй, - отвечает, усмехаясь, отец. – Сразу забудешь о жаре.

И вот сразу в три разогретых казана ложатся мелко порезанные кусочки курдюка. Минута – и дымок поплывший с растопленного жира, ставшего абсолютно прозрачным, уже напоминает курящееся туманом озеро. Удалив шкварки, Тахир бросает в один из казанов несколько головок чеснока, с которых снята шкурка, а в два других подливает хлопковое масло. Дальнейшее уже напоминает калейдоскоп, в котором меняются цвета, узоры, движения и запахи. Казан, в котором поджаривалось только мелко нарезанное мясо, даёт ожидаемую вспышку огня, которую тут же гасит водопад из разобранного на чешуйки лука.
Второму казану не удается вспыхнуть только из-за невероятного количества одновременно заложенных сладкого перца, помидоров, стручковой фасоли и джусая.

Третий казан, из которого вынут хорошо прожаренный чеснок, шумит умиротворенно… Бог ты мой!.. Вы видели когда-нибудь, как неспешно меняют цвет огромные куски баранины на кости, уложенные в порыжевшее от температуры растопленное курдючное сало? Как белесая полоса не то дыма, не то пара перебегает с клокочущего жира на алую плоть, обозначая на ней, побелевшей, золотистые прожилки? Как притопленная в жире сторона баранины бронзовеет, затем наливается цветом червонного слитка и без всяких переходов оборачивается умброй – подобно тому, как монеты, отчеканенные сказочной золотой антилопой, оборачиваются в глиняные черепки?..

(чуть позже:))

http://dunduk-culinar.livejournal.com/53832.html

          Почитаемый как герой после отвоевания Иерусалима, Саладин не стал менее подверженным критике: дружеской критике со стороны близких людей и всё более язвительным нападкам со стороны противников.



          Салахеддин, – говорит Ибн аль-Асир, – никогда не выказывал твёрдости в своих решениях. Когда он осаждал какой-нибудь город, и его защитники сопротивлялись некоторое время, он охладевал и снимал осаду. А ведь монарх не должен поступать так, даже если судьба ему благоприятствует. Лучше иногда потерпеть неудачу, оставшись твёрдым, чем иметь успех и затем расточить плоды своей победы. Ничто лучше не иллюстрирует эту истину, нежели поведение Салахеддина в отношении Тира. То, что мусульмане потерпели неудачу перед этим городом, исключительно его вина.



          Не проявляя открытой враждебности, моссульский историк, верный династии Зенги, постоянно сдержан по отношению к Саладину. После Гиттина, после Иерусалима, Ибн аль-Асир присоединился к общему восторгу арабского мира, что, однако, не мешало ему без всяких послаблений отмечать ошибки героя. И в том, что касается Тира, упрёки историка совершенно справедливы.



          Каждый раз, овладевая каким-нибудь франкским городом или крепостью, скажем Акрой, Аскалоном или Иерусалимом, Салахеддин позволял вражеским рыцарям и солдатам удаляться в Тир, так что город стал практически неприступен. Приморские франки отправляли послания тем, кто был за морями, и те обещали придти им на помощь. Не следует ли сказать, что именно сам Салахеддин некоторым образом организовал оборону Тира против его армии?

Читать дальше

Дорогие друзья!
Сегодня читайте:

"История Дамаска" Ибн аль-Каланиси. Год 496. – Рахба захвачена Дукаком. – Джанах ад-Даула убит в Эмессе фанатиками батини; город в смятении подчиняется Дукаку. – Начало движения батини в Алеппо. – Осада прибрежных городов Сирии снята египетским флотом. – Продвижение сельджуков Рума.
"Всеобщая история" Ибн аль-Асира. Потом наступил год 496. – О том, как владыка Дукак завладел городом Рахба. – О новых завоеваниях франков в Сирии.

          Когда Яги-Сиян, правитель Антиохии, узнал о приближении франков, он стал опасаться возможного мятежа христиан, живших в городе. И поэтому решил изгнать их.

          Об этом поведал арабский историк Ибн аль-Асир, более чем через сто лет после начала франкского вторжения, основываясь на свидетельствах, оставленных современниками событий.

          В первый день Яги-Сиян приказал мусульманам выйти за стены и очистить рвы, окружающие город. На следующий день он послал на ту же работу только христиан. Они трудились до ночи и когда собрались возвращаться, он остановил их, сказав: «Антиохия – ваш город, но вы должны оставить его в моих руках, пока я не разберусь с франками». Они спросили его: «Кто же защитит наших женщин и детей?». Эмир ответил: «Я позабочусь о них». И он действительно защитил семьи изгнанных, не позволив никому тронуть хотя бы волосок на их головах.

Читать дальше

P.S. Следующая глава появится не ранее, чем через три недели, ибо уезжаю...