Читая материалы дела, трудно понять, за что расстреляли Гумилёва. Версий множество, включая совсем уж фантастические. Самым правдоподобным кажется объяснение профессора А. П. Судоплатова: за приговором Гумилёву стоял председатель Петроградского Совета Г. Е. Зиновьев.
Эта секретнейшая информация могла просочиться от отца профессора – Павла Судоплатова,   легендарного разведчика и диверсанта, «терминатора» Сталина, организатора ликвидации Льва Троцкого…
Странно и другое: на следствии Гумилёв не боролся за себя, не пытался облегчить свою участь.
Впечатление  такое, что поэт намеренно оговаривает себя – не просто подтверждает обвинения, но и подкидывает следователю новые и новые губительные подробности  – умышленно выстраивает себе расстрельную статью.

 Продолжает  «игру в cache-cache со смертью хмурой»?!  И если вспомнить его постоянные уверенья «ничто так не возвеличивает поэта, как красивая смерть»,- невольно начинаешь думать: Николай Степанович стал заложником собственного мифа, своей жизненной философии, игры в «сверхчеловека». Друзья в этом не сомневались.
     Осип Мандельштам: – Лучшей смерти для Гумилёва  и придумать нельзя было. Он хотел стать героем и стал им. Хотел славы и, конечно, получит её.
     Георгий Иванов: – В сущности, для биографии Гумилёва, такой биографии, какой он сам для себя желал, – трудно представить конец более блестящий.
     Конечно, можно в чём-то согласиться и с Мандельштамом, и с Георгием Ивановым, и со многими другими, кто цитировал высказывания Гумилёва на тему – «Зову я смерть…». Сам, мол, накликал. Сам хотел. И даже провоцировал
. Сам вынес себе приговор! ?                                 
     Но, зная Гумилёва, трудно поручиться за правду всех этих «хотел», «звал», «провоцировал», «сам»…
      Душа полна противоречий, и в самых её глубинах сокрыта совсем другая правда, не ведомая никому. Правда, в которой не хочешь или не можешь признаться даже себе самому. Она тешит твоё тщеславие, возвеличивает тебя  в собственных глазах как героя. И бывает, ты изрекаешь во всеуслышание своё возвышенное кредо, гордо и не без позы декларируешь его, забывая вот эти мудрые слова – «мысль изречённая есть ложь»…