Загадка кошки.

 

Кошка – удивительное создание. Современным людям было бы нелишним отказаться от снобизма технократической цивилизации и задуматься, почему в Древнем Египте кошка считалась священным животным. Что в ней есть такого, чего нет в других животных? Создатели фильма «Жизнь после нас», погрузившись в эксперимент, реконструировали будущее Земли без людей. Они рассмотрели, каким образом поэтапно будет восстанавливаться былое природное изобилие, как изменится судьба бывших домашних животных. Кошка, по их версии, единственная из всех домашних животных, поднимется по ступени эволюционного развития.

Что же за загадка таится в ней? Почему она, по мнению Черчилля, смотрит на человека сверху вниз?

Кошка независима, она делает только то, что хочет. Кошку первой пускают в новый дом – странная традиция. Кошка любит патогенные места, безошибочно их вычисляет. Кошка, говорят, видит духов. Она способна, считают в народе, их изгнать. Есть поговорка: "Кошка в дом - черти вон". 

Все дело в том, что просто у кошки  много  невидимой обычным глазом энергии покоя. И поведение кошки, кажущееся немотивированным, на самом деле, разумно. В доме, где есть больной человек, кошка укладывается именно на те места, где сидит или лежит этот человек. Так же она выбирает любые другие патогенные места. Тем самым кошка непрерывно трудится над равномерным распределением положительной энергии в жилище, постоянно отдавая то, что у нее имеется в избытке. Любит возвышения, возможно, сверху это делать легче. Поэтому она, видимо, и была особо почитаема в Египте. И что интересно, она появилась рядом с человеком именно тогда, когда он осел, когда у него появился дом. Что это значит? Этот факт также указывает на то, что основным качеством кошки является чувство достаточности. Ведь что заставляет кого-то кочевать? Чувство недостаточности, нехватки, ощущение, что где-то не здесь находится то, чего недостает. Кошка – не кочевник, ей родственна стихия статичности – покоя.

 Кошка постоянно демонстрирует покой, удовольствие от жизни – это само блаженство. И что самое удивительное, для того, чтобы испытывать блаженство, ей не нужно ничего особенного. Она словно показывает: я есть, и это и есть блаженство. 

 Телодвижения кошки отличает особая грация, в нем нельзя заметить ни одного резкого или неловкого движения, пока ее не разозлили. И даже кошачий гнев выглядит грациозным. 

 Кошка словно всегда боится потревожить окружающее пространство, она в него погружается плавно, как в воду. Кошка воспринимает пространство не так, как большинство живых существ, оно для нее словно живое. 

 Таким же своим пространство было для Антони Гауди с его огромным биополем (именно большое биополе у людей сообщает об избытке энергии покоя). Свое мироощущение Гауди выразил в параболических линиях своих строений, они плавно встраиваются в пространство, не травмируют его углами. Круг – прерогатива Бога, угол – человека, считал Гауди. Если бы кошка обладала мышлением человека, она бы с ним согласилась. Она тоже – не травмирует пространство. У нее есть еще одна особенность, она целыми днями спит, по 16, 18, а то и 20 часов в сутки. Это и есть признак восстановления потраченной энергии. Таким способом кошка соблюдает баланс получения и отдавания. Ее отдавание происходит легко и естественно, она никогда не «выгорает». Ведь она к тому же не подчиняется чужой воле, делает то, что хочет – это тоже способствует сохранению энергии.

 Остается только поучиться у нее.

Этим отрывком из моей книги "Голая правда о душе" с запозданием поздравляю ВладимЕр Козинов с Днем рождения! Посвящается столь любимой Вами кошке.

 

Серия сообщений "загадки, открытия":
Часть 1 - Открытие: нанофильтры для шприцов.
Часть 2 - Найден древний бюстгалтер!
...
Часть 20 - Ванга про Россию, Америку и Украину.
Часть 21 - О поразительном разуме растений.
Часть 22 - Загадка кошки.

майор Велл Эндъю, фашист

Многие помнят, как это началось: странный метеорит, оказавшийся полым цилиндром, выползающие из него на первый взгляд беспомощные осьминогоподобные туши, а потом -- тепловой луч, горящие заживо люди, пытающиеся отбежать, отползти в тщетных попытках закрыться чем-нибудь, и медленно поднимающийся над воронкой гигантский боевой треножник. Многие помнят, как это закончилось: трупы захватчиков, объеденные собаками, застывшие в неподвижности смертоносные машины, ревущие в никуда последний, уже бесполезный сигнал о помощи, люди, возвращающиеся в разрушенные и сожжённые города. Но мало кто знает о человеке, который чуть было не стал полновластным диктатором земного шара -- так сказать, правым щупальцем высокоразвитой цивилизации. Итак, знакомьтесь: майор Велл Эндъю.
звезда и смерть майора Велл Эндъю

А, что-то в небе над Россией.

 - Ну, блять! Швидче! - за басистым окриком последовал грубый толчок, и Владимир ввалился в помещение, затягиваю вместе с собой едкий, морозный воздух с улицы. Яркий свет ламп дневного освещения поначалу ослепил его после темноты осеннего вечера. Владимир споткнулся о порог, упал, и бросил взгляд в глубину комнату.

 Находившиеся в помещении люди на мгновение замерли, с лёгким удивлением уставились на Владимира, а затем с прежней апатией принялись облачаться в одежду, отдельные детали которой лежали перед ним на скамьях, выставленных вдоль стены.

 - Тоби чього доню, особливо запрошення треба? - язвительно поинтересовался у Владимира нависающий над ним громадной горой мышц военный с трёмя уголками на погонах. Вслед за Владимиром он прошёл в помещение, оставляя на влажном кафельном полу грязные разводы со своих сапог.

 Москаль, подумал Владимир. Носом чую, москаль. Пытается размовлять на ридной мови, только ничего не получается, думал Владимир, разглядывая загрубевшее за время службы лицо военного. Неожиданно прилетевший с его стороны удар в пах заставил его подскочить и взвыть от боли.

 - Я тебе научу батькивщину любити! - приговаривал военный, отвешивая Владимиру смачно звучащие лещи, - зараз мы тебе побреем, будешь як Арсений!

 - Який Арсений? - тактично осведомился Владимир. Даже в этой ситуации, столь банальной и унизительной, он не оставлял свих художественных манер.

 - Какой-такой! Яценюк! - расхохотался военный и отвесил Владимиру ещё один удар в пах. На этот раз он попал прямо по его головке члена. Боль пронзившая Владимира была еле уловимой, но противной. От неожиданности он снова подскочил на месте.

 - Дядько, не требе мене бити! - взмолился он.

 - Та, ты що, хлопчик! Коли я тебе быв, ты бы помир! - заржал военный. Внезапно улыбка сползла с его лица, тело вытянулось по струнке и он громко рявкнул - смирно!!!

 Стоявшие около скамеек парни приняли строевую стойку и замерли.

 В помещение вошёл худощавый офицер с тремя крупными звёздочками на погонах.

 - Как обстановка, Запыхайло? - апатично глядя на военного спросил он.

 - Эээ... Ыы.. Товарысч полкоуник, вси прызивныкы в сборе, зараз пийдем на построение! - промычал военный.

 - Ты, свой суржик давай бросай. Москалей тут нет, размовляй по-русски, - поморщился полковник.

 - Ну, я это, говорю, товарищ полковник, заканчиваем с призывниками смену формы одежды и собираемся на плац, - отрапортовал ему Запыхайло.

 - Ну, ты дурень. Второй год служишь, сержант уже, а мозгов как у курицы, - протяжно выдавил сквозь зубы полковник, с холодным безразличием оглядывая призывников, - а чего они выглядя так странно?

 -Чогой-то? 

 - Ну, на пидарасов похожи. Ты не для Ляшко батальон комплектуешь, а Национальную Гвардию.

 - Дык, "креативный батальон" же, товарыщ полковник! - подобострастно склонился Запыхайло и высунул язык от усердия.

 - Какой ещё такой "противный батальон"? Пидарасы что ли? - недоумённо переспросил полковник.

 - Так, по приказу министра обороны, товарыщ полковник. Сказано було - собрать всих представителей креативного класса, и сформировать из них спицпидроздил, - услужливо ответил Запыхайло.

 - И, кто это?

 - Журналисты, дизайнеры, IT-шники, менеджеры, короче "офисный планктон".

 - Ах, вот это кто у нас, - вскинул бровь полковник, - то-то я гляжу, на пидарасов все похожи. А, как ты их набрать умудрился в таком количестве, сейчас же все косят по-страшному?

 - Це, маленька хитрость пана министра обороны. Вин козав шукаты их по социальным сетям. Хто бильше всих писал про то що хочэт стрэлять москалив, тих и загребли.

 Полковник брезгливо разглядывал призывников. В его взгляде читалась смесь тошноты и удивления. Глядя на худые, тонкие ножки, наманикюренные пальчики, напомаженные, мелированные, уложенные чёлочки, он размышлял о смысле жизни и бренности бытия.

 Нет, это пиздец. Лучше бы меня вместе с первым батальоном закопали под Луганском, думал полковник. Лучше бы меня взяли в плен люди Стрелкова и расстреляли после трибунала. Но, только не батальон пидоров. Что я жене скажу?

 - Ладно, сержант, - обратился полковник к Запыхайло, - собирай этот сброд и веди выветриваться. Пусть переодеваются, а затем сразу на физо их гони. Ужинать не води. Пусть поймут что всё не так просто.

 - Есть, пане полковнике! - радостно вытянулся Запыхайло и развернулся к призывникам. Полковник сплюнул и вышел из помещения, хлопнув за собой дверью.

 - Слухай мою команду, хлопци! Стройся в две шеренги, время пошло!! Раз! Два! Три!

 "Креативный батальон" суетливо пришёл в движение, пытаясь с непривычки построиться. Владимир последовал примеру остальных. Больше всего он боялся того что его опять начнут бить по яйцам...

Великая и оболганная. Советская литература как жертва либеральной пропаганды

Читать далее...

Купание розовой кошки и последствия,вытекшие из этого)))))Прочитайте, не пожалеете!!!!

Когда Марина ушла, ее гость отправился доедать халву, после чего честно вымыл посуду и проследовал в комнату. Тут-то он и обнаружил жирную белую кошку, сидевшую на диване.

— Вот это да! — воскликнул Лев Валентинович, хлопнув себя по бокам. — Привет, красотка! Нас почему-то не познакомили.

Он сразу понял, что это не кот, а именно кошка — только у существ женского пола бывает такое капризное выражение лица или морды. Розамунда отвернулась, сделав вид, что в комнате она по прежнему одна. Впрочем, когда Лев Валентинович отправился звонить по телефону, капризница не выдержала и последовала за ним.

Читать далее...

Генеральная уборка

Кресло, с первого взгляда напомнившее о стоматологии, оказалось очень комфортным.
- Вам удобно? – спросил доктор.
- Неимоверно, такое впечатление, что я в невесомости.
- Это хорошо, вы не должны ощущать никакого дискомфорта. Итак, приступим? Расскажите о своей проблеме.
- Видите ли, мне сложно сформулировать… В моей жизни всё пошло наперекосяк.
Я никогда раньше не был у психотерапевта, и воспринимал его как, например, проктолога, которому нужно показывать самое сокровенное. Стыдно, неуютно и неудобно. Он представлялся обычным врачом из районной поликлиники. Я уже начал жалеть, что решился на такой шаг. Легче излить душу какому-нибудь забулдыге за бутылкой водки, чем человеку в белом халате, для которого твои откровения представляют всего лишь профессиональный интерес. Материал, наподобие болванки для токаря, из которой от выточит какую-нибудь деталюшку.
- Ну, раз наперекосяк – то это поправимо, - доктор довольно улыбнулся. – Я смогу помочь вам. Это обычное дело – наперекосяк обычно идёт не сама жизнь, а ваше отношение к ней. В принципе, подробности меня мало интересуют, я лечу не симптомы, а причину. А причина у всех одна.
Читать далее...

"Во, Олдь пошел..."

"(...) - А вы заметили, что в отличие от любовного романа или детектива, авторы которого не очень любят раскрывать свои псевдонимы, в фантастике одновременная известность автора настоящего и придуманного считается делом нормальным? Псевдоним раскрывается спокойно.

Олег Ладыженский: У нас личные соображения. Наши имена-фамилии, напечатанные рядом на обложке, выглядят крайне тяжеловесно. Стивен Кинг - хорошо и коротко. Стругацкие - братья; Марина и Сергей Дяченко - муж и жена. Броско, удобно. А нас вместе запомнить тяжело. К тому же в наше время был и фактор внешнего давления - русскоязычных не печатали, поэтому когда начала готовиться первая достаточно серьёзная публикация, на нас "нажали". И мы взяли псевдоним Олди: анаграмму из "ОЛег" и "ДИма". Потом издатель потребовал инициалов, и мы поставили Г. и Л. - первые буквы фамилий. Тогда издатель совсем озверел, и сказал, что ему нужно в выходных данных указывать полное имя и отчество. Мы взяли опорные буквы своих фамилий и получился Генри Лайон Олди. Более того, в копирайте были чёрным по белому написаны наши фамилии с именами. Никаких вопросов по поводу того, что мы прятались за псевдонимом, возникнуть не могло. Мы заявили об этом с самого начала.

Дмитрий Громов: Кстати, когда возник интерес к отечественным авторам, и их начали предпочитать зарубежным, то несколько наших рассказов издатели по принципиальным соображениям напечатали именно как тексты Громова и Ладыженского, а не Олди. Зато потом издатели были категорически против любых изменений - только "Олди".

Олег Ладыженский: Да. Это склоняется: "кого? - Олдей", "кому? - Олдям". И даже иногда путалось множественное и единственное число; мы слышали за спиной: "Во, Олдь пошёл". Привыкли.(...)
Еще много интересного из разных интервью...

Иван Петрович

Иван Петрович подвинул к себе тарелку с макаронами, поковырял вилкой слипшийся комок и с надеждой посмотрел на жену.
- А…мясного ничего нет?
- А…зарплаты никакой нет? - передразнила супруга.
- Лидочка, ты же знаешь, уже третий месяц задерживают. Что я могу сделать?
- Можешь есть молча и не задавать глупых вопросов.
- Прости, я думал…
- Говорят, хлеб завтра подорожает в два раза. Я пять буханок купила. Слышала в очереди, что скоро вообще карточки введут.
- Боже, куда мы катимся! - Иван Петрович возмущённо поднял брови. - Водка по талонам, сигареты по талонам, теперь хлеб. Безобразие! Как жить-то?
- Да как жить? Так и жить. Не помирать же. Помнишь девяностые? Выжили же.
Лидия Васильевна поставила чайник на плиту, из картонной коробки насыпала в чашку щепотку заварки, бросила кубик рафинада.
- Лидочка, включи телевизор, новости сейчас начнутся.
- Дались тебе эти новости. Опять брехню слушать. Сколько центнеров с гектара собрали? Сегодня целый день съезд партии показывали. Рожи сидят - одна другой больше. Тьфу, насмотрелась уже.
- А что ты сделаешь? Сами выбирали. Да хоть кого бы не выбрали, всё равно то же самое было бы. Никому мы не нужны. Да и кризис этот ещё.
Лидия Васильевна намазала маргарином кусок хлеба, положила на блюдце, залила в чашку кипяток.
- Ты ешь быстрее, а то опять чай будешь холодный пить.
- Да, ем я, ем.
Макаронины не отделялись друг от дружки, и Иван Петрович просто отрезал боком вилки кусок.
- Сегодня Маслова с пятого этажа арестовали. Приехали эти в масках, бросили в машину и увезли.
- А я смотрю, что это за кровь на лестнице. Так это его? Ну, и правильно. Давно пора, я бы этих смутьянов…
- А как по мне, так вполне приличный. Всегда здоровался, сумку помог донести как-то.
- Сумку! Это не показатель. А где Алёшка? - спросил он.
- Мне откуда знать. Гуляет. Дело молодое. Утром как ушёл, так и нет до сих пор.
Оба вздрогнули от звонка в дверь.
- Вот и он явился, - Лидия Васильевна вытерла руки полотенцем и пошла открывать.
- Боже, Алёшенька! - донеслось из коридора. - Кто это тебя так?
Иван Петрович положил вилку и пошёл посмотреть, что случилось.
Сын Алексей стоял, прислонившись к стене. У рубашки оторван воротник, брюки в пыли, правый глаз заплыл и расцвёл всеми цветами радуги, губы и подбородок покрыты коркой засохшей крови.
- Пойдём, Алёша, пошли в комнату.
Они подхватили сына, чтобы помочь идти, но он отстранил их и сам дошёл до дивана, сел осторожно, будто у него болело всё тело, откинулся на спинку и устало закрыл глаза.
Лидия Васильевна принесла из ванной таз с тёплой водой, губку и принялась смывать кровь с лица. Сын сидел молча, не открывая глаз, иногда слегка вздрагивая, когда губка прикасалась к губам.
- Сынок, что случилось? - спросил Иван Петрович.
- Ничего. Ничего не случилось, - сын ответил грубо, без былой почтительности к отцу.
- Ну, как ничего? Может милицию вызвать?
- Ага, вызови. Они Ленку Портную убили. Забили до смерти дубинками. Сашку арестовали, Макса, Серёгу Потапченко скорая увезла. Я еле ноги унёс. А ты, давай, вызови. С доставкой на дом.
Иван Петрович поймал взгляд сына, от которого стало не по себе, столько было в нём презрения.
- Сын, где ты был?
- Да отстань ты от него, - жена дала сыну полотенце, и тот осторожно вытер лицо.
- Нет, я хочу знать! Ты что, на демонстрации был? Да?
- Ваня, иди чай пей, а то остынет. Мы сами разберёмся.
- Что значит - иди? Алексей, я требую…
Но сын снова закрыл глаза и тихо застонал.
- Алёша, ты есть будешь? - спросила Лидия Васильевна.
- Нет, чай попью, только не горячий. Всё нормально, мам. Всё нормально. Я в порядке.
Алексей тяжело поднялся с кресла, держась за бок, пошёл на кухню.
- Ну, рассказывай, - снова начал Иван Петрович, дождавшись, когда сын допьёт чай. - Я тебе сколько раз говорил, не лезь ты в эти дела. До добра не доведёт. Не послушался?
- Папа, а не пошёл бы ты со своими советами! - отрезал сын.
- Что ты сказал, щенок? Ты как с отцом разговариваешь?
- Папа, ты не можешь мне советовать. Ничего и никогда. Понял?
- Не понял. - Иван Петрович опешил от такого тона. Раньше сын никогда не позволял себе такое. Всегда вежливый, почтительный и сдержанный, сейчас казался чужим, и странно было слышать от него эти слова.
- А что не понятного? Кто ты такой, чтобы советовать мне?
- Я твой отец!
- И это всё? Ты считаешь, этого достаточно, чтобы решать, чем мне заниматься? Папа, посмотри на себя. Ты же никто. Ничтожество! Трус и слизняк! Ты - полный ноль.
- Как ты смеешь? - задохнулся негодованием отец, еле сдерживая себя, чтобы не вскочить, и не ударить наглеца. Он бросил взгляд на жену, но та тихонько сидела на краю стула.
- Смею! Да, я был на демонстрации, да, был. Знаешь, почему? Я не хочу быть таким ничтожеством, как ты. Я не хочу существовать так, как существуешь ты. Я хочу жить! А вы не даёте мне это сделать. Вы - стадо баранов, идущих голосовать за кого попало. Быдло, молчащее в тряпочку. Знаешь, какая у тебя козырная фраза? Знаешь? Ты повторяешь её по десять раз на день - "я маленький человек, что я могу сделать?". И за это я тебя презираю. Тебя, и ещё миллионы таких же ничтожеств. И, знаешь, я рад, что ты жрёшь пустые макароны и пьёшь чай с маргарином. Ты сам этого хотел, и ты это получил! Но я не пойму одного - почему я должен жрать то же самое? Только потому, что вас больше, и вы решаете своими тупыми мозгами, как жить стране?
Алексей замолчал. Тишина повисла в комнате, оглушающая, до боли в ушах. Иван Петрович, ошеломлённый монологом, сидел, отвесив челюсть. Лидия Васильевна плакала, утирая слёзы уголком фартука.
- Ты всё сказал? - наконец, выдавил из себя отец.
- Нет, не всё.
- Ну, давай, продолжай, мне же интересно, что думает обо мне сын.
- Да ни хрена тебе не интересно. Тебе никогда не было интересно, что я думаю. Тебе было интересно зайти после работы в забегаловку со своими корешами, накатить, а потом сразу после ужина спать завалиться. Спасибо, что хоть не буянил и не бил.
- А надо было…
- Поздно уже. Скажи, сколько не платят тебе на заводе?
- Три месяца, а что?
- Зачем ты туда ходишь?
- Как зачем? Мне же три года до пенсии осталось.
- Пипец. А если тебе все три года платить не будут? Ты доживёшь до пенсии?
- Ну, а что мне делать? Что я могу сделать?
- "Я же маленький человек", - передразнил его сын. - Слышали эту песенку. А ты никогда не задумывался, сколько вас таких маленьких во всей стране? Миллионы. А тех, - Алексей ткнул пальцем в сторону телевизора. - Тысяча, пять, десять? Что они против миллионов? Да если каждый маленький человек плюнет на них, они захлебнутся все. Но вы же маленькие. Вы только и можете, что жаловаться друг другу, как всё хреново, какая власть ужасная. Та, кстати, власть, которую вы выбирали своим быдляцким большинством. Ты понимаешь, что все вы вместе взятые не стоите даже ногтя одного из тех, кто за рулём. Даже ногтя. Дешёвки. Маленькие ничтожные дешёвки. И Ленка Портная умерла за то, чтобы вам стало лучше. А вам это не нужно. Зря погиб человек. Человечище, а не такой слизняк, как ты.
- Никто не просил…
- Не просил? А её не надо было просить. И меня не надо. Знаешь, почему эти в масках ходят? Потому что боятся. И пока они боятся, ещё можно что-то сделать. Но, папа, они не тебя боятся. Они тебя презирают, точно так же, как и я. Им плевать на тебя потому, что ты маленький человек, и что ты можешь сделать? Всё, я устал, я хочу спать. Мам, постелишь мне?

Иван Петрович так и не смог уснуть, этот разговор совсем его добил. Жена тоже ворочалась, он пытался с ней заговорить, но она отвернулась от него, всхлипывая, пытаясь сдержать слёзы.
- Ты считаешь так же как и он? - спросил он жену, но та промолчала.

В дверь позвонили около трёх ночи. Иван Петрович шёл к двери вечность. Во всяком случае, так ему казалось. Алексей выглянул из своей комнаты. Он был одет, словно ждал этого звонка.
- Папа, я сам открою.
Иван Петрович остановился, схватился за дверной косяк. Сердце стучало, словно птица, пытающаяся вырваться на волю. Голова закружилась, и тошнота подступила. Это от страха - подумал он. От страха и беспомощности.
- Кто там? - спросил Алексей.
- Нам нужен Алексей Стриж. Открывайте!
Иван Петрович словно в тумане виде, как сын отпирает, как распахивается дверь, что-то мелькнуло, Алексей летит через весь коридор, срывая вещи на вешалке. Люди в чёрном, с оружием, в масках с прорезями для глаз и рта. Сзади из комнаты кричит что-то Лида. Хлёсткие команды - "Встать, руки за голову, лицом к спине", Алексея тащат в подъезд. Лида кричит, хватает одного из тех, в масках, за рукав, но вдруг почему-то оказывается на полу.
Слышна возня за дверью, удары. Отчётливо - голос Алёши. Даже не голос. Стон. Вскрик. Они бьют его. Бьют и тащат вниз, в чёрный грузовик с зарешеченными окошками по бокам кузова. Так же, как сегодня тащили Маслова, как позавчера - хозяина автомастерской, которая на углу, как неделю назад - учительницу Антонину Степановну, у которой ещё Алёшка учился. Куда, зачем, почему? Никто не знает. И ответов не будет. Значит, заслужили, говорил он Лиде, нас же не забирают. За что нас забирать? Мы люди маленькие.
А теперь они увезли Алёшку. И он ничего не смог сделать. Ничего.
Иван Петрович так и стоял, пока жена не закрыла дверь, и не ушла в спальню, даже не посмотрев на мужа.
Он пошёл на кухню, сел за стол и сидел, слушая, как в спальне рыдает жена. Страх не отпускал, гадкий и липкий, как застывший маргарин, прилипающий к дёснам. Он уже боялся не за себя, не за сына. Боялся того, как посмотрит утром в глаза жене. Боялся своего страха. Все мысли, все чувства стали одним слипшимся комком макарон.
Когда за окном стало светать, вошла Лида. Положила на стол что-то тяжёлое в пакете от супермаркета.
- Это нужно выбросить. Сейчас же, - сказала она.
- Что это? - не поднимая головы, спросил Иван Петрович.
- Пистолет. Алёшин. Если его найдут… Выброси это. Куда угодно, подальше отсюда.
Она повернулась и пошла из кухни.
- Лидочка…
- Что?
- Ну, что, что я мог сделать?
- Хоть что-нибудь, - она снова зарыдала и ушла.
Иван Петрович открыл пакет, достал завёрнутый в вафельное полотенце пистолет. В юности он занимался стрельбой в школе ДОСААФ, даже ездил на какие-то соревнования, поэтому рукоятка привычно легла в ладонь. Проверил обойму - полная. Тяжесть металла успокоила и отогнала страх. Чёрт, с такой игрушкой в руках негоже бояться. Восемь свинцовых смертей ждут своего часа.
Решение пришло само собой. Иван Петрович положил пистолет в пакет, оделся и вышел из дому в сереющее утро. Улицы были пусты. Туман словно поглотил всё вокруг, даже звуки. Восемь смертей, вот, что он сможет сделать. Этого достаточно, чтобы искупить свою ничтожную жизнь. Трусливую жизнь, и если повезёт, ему никогда не придётся смотреть в глаза жене.
Ноги сами повели его к Конторе. Пока он дойдёт, начнут съезжаться на работу работники, те, кто отдал приказ арестовать его сына. Он пошёл сквозь серое марево, из которого призраками появлялись контуры деревьев. В душе снова всё смешалось, слилось в одно лишь желание. Спустить курок. Хотя бы раз.
- Стоять! - раздалось сзади.
Иван Петрович оглянулся - его догоняли люди в конторской форме. И, что самое странное, на них не было масок. Я опоздал - мелькнула мысль, - всё тщетно, они уже не боятся никого. Ну, что ж, вот он момент катарсиса. Начнём прямо сейчас. Он взял пистолет в руку, не вынимая из пакета. Двое патрульных были уже метрах в пяти. Лица их выскользнули из тумана.
- Руки вверх, лицом к стене. Почему шляемся и такую рань? Руки, я сказал! Что в пакете?
Они уже рядом, уже слышен запах табака изо рта, виден взгляд, сухой и холодный. И Иван Петрович понял, что ничего он не сможет сделать. Совершенно ничего. Он столько раз произносил эту фразу, что она захватила его, управляла им, его ничтожной и жалкой жизнью.
- Вот, - протянул он пакет патрульному, - я нашёл. Несу в Контору сдавать.


LI 7.05.22

Думающий мир

Каких только историй не слушал от своих пациентов Иван Свиридович Ковалёв - психиатр с двадцатилетним стажем. Кто только не побывал в его кабинете - начиная от человека - тостера и кончая самим Господом Богом. Анекдотические Наполеоны как-то ушли в прошлое, но зато появились Зорги, Маклауды и даже Терминаторы.
Порой выдвигались довольно стройные версии, в которые, не будь у доктора опыта общения с больными, можно было поверить. Кто-то считал себя великим, кто-то ничтожным, одни пытались спасти мир, другие уничтожить, кто-то бежал от выдуманной им славы, а кто-то от опасности, ну, а кто-то просто от военкомата.
Иван Свиридович ещё в начале карьеры сделал для себя установку - не вникать в суть того, что рассказывают больные, а просто искать симптомы, для того, чтобы поставить правильный диагноз. Но, ни с коем случае не пытаться понять логику и мировоззрение больного. Так и самому немудрено отправится в палату на лечение.
Очередной пациент не выглядел сумасшедшим - вполне ясный спокойный взгляд, свежий цвет лица, естественная поза.
- Добрый день, меня зовут Иван Свиридович Ковалёв, ваш лечащий врач. Я просмотрел вашу медицинскую карточку и слегка удивлён, что вы оказались в моём кабинете. Но всё когда-нибудь случается впервые. Расскажите немного о себе, чтобы познакомиться поближе. Вы не против?
- Почему я должен быть против? Меня зовут… - больной замялся, почесал висок в раздумьях, - сейчас меня зовут Пётр. А вообще, у меня нет имени. Поймите, я хочу быть откровенным с вами.
Врач сделал пометку в блокноте.
- Конечно, я надеюсь на откровенность. Мы же здесь для того, чтобы выявить проблему и попытаться совместно её решить. Что значит, нет имени?
- Долго объяснять. Вас устроит имя Пётр?
- Я не против. Продолжайте. Чем вы занимаетесь…занимались до того, как попали сюда?
- Вы ставите меня в щекотливое положение. С одной стороны, если я скажу правду, вы сочтёте меня сумасшедшим, а если солгу, то…
- Доверьтесь мне, я, как специалист, разберусь, больны вы или нет. Давайте правду.
- Ну, что ж. Я думаю этот мир.
- Да? Очень интересно.
Боже, опять слушать этот бред. Что творится в их головах? Откуда они берут эти идиотские идеи?
Доктор улыбнулся, откинулся на спинку кресла и приготовился абстрагироваться, чтобы отсеивать зёрна симптомов болезни из потока слов.
- Да, это очень интересно, но становится всё труднее. - Продолжил Пётр. - Раньше было намного проще. Сейчас же я начал терять контроль, людей становится больше, новые технологии, новые взаимоотношения. Я просто устал.
- Вот и хорошо, вы сможете отдохнуть у нас.
- Что значит, отдохнуть? Если я перестану думать, то всё рухнет, всё просто исчезнет. И придётся начинать заново. А я вряд ли на это решусь.
- А что значит "думать мир"?
- Как что значит? Однажды мне стало скучно и одиноко, и я решил придумать мир. Сначала я придумал Вселенную. Это было просто. Даже как-то само поучилось. Бум - и миллиарды звёзд разлетелись в разные стороны. Не настоящих, конечно, а в моём воображении. Это было красиво, но со временем, наскучило. Одно и то же - огненные шары в темноте, которые со временем превратились в еле заметные точки.
"Ясно, ещё один Бог" - разочаровался врач. Ничего оригинального. Через него прошло уже несколько Создателей.
- И что же дальше? Вы создали Землю и заселили её животными, растениями, людьми?
- Что значит, создал? Как это можно создать? Я это придумал.
- У вас богатая фантазия.
- Да, этого у меня не отнимешь. Но как оказалось, фантазия оказалась сильнее меня. И теперь мне всё труднее сдерживать её. Это как цепная реакция. Законы, которые я придумал, заработали независимо от меня. И дошло до того, что мне приходится сейчас объясняться с придуманным доктором. Что вы на это скажете?
- То есть, вы хотите сказать, что меня не существует? Что я плод вашей фантазии?
- Вне сомнений.
- И как давно вы "думаете мир"?
- Сложно сказать. По вашему времени часов пять назад.
- И за пять часов вы всё это придумали?
- Долго ли, умеючи?
- А как же миллиарды лет, которые существует Вселенная?
Пациент засмеялся, хлопнув ладонями по коленям.
- Откуда вы это знаете, что она существует так долго?
- Как откуда? Это все знают.
- Правильно, это знают все обитатели моей фантазии, потому что я им это придумал.
- Это как? Ладно, бог с ней, со Вселенной. А как вы объясните тот факт, что я живу уже сорок шесть лет, а не пять часов. Я помню детство, помню то, что происходило в мире?
Иван Свиридович поймал себя на том, что разговор его затягивает. Как-то совсем по-детски, захотелось поспорить и вывести лжеца на чистую воду. Ну, что ж, возможно, если он сможет убедить больного, что всё что он говорит - чушь, и лечение пойдёт быстрее и легче.
- Конечно, помните, ведь я придумал вашу память, а она связана с памятью остальных людей. Мне нужно было только придумать вас, а вы уже сами насочиняли своё прошлое. И верите в то, что это было. Я не могу объяснить. Это сложно даже для меня. Но это так. Да и пять часов, которые я думаю - очень условно. Это мои часы, а не ваши. У вас нет часов, нет времени. Есть только миг сейчас. Прошлое сразу исчезает, остаётся только память о нём. Исчезает бесследно. К нему нельзя вернуться и потрогать. Пшик, и всё. И нет ничего. Возможно, я путано объясняю.
- С вашего позволения, - доктор достал сигарету, прикурил, протянул пачку больному, но тот отказался. - Хорошо, я задам всего один вопрос - почему тогда вы сейчас беседуете со мной, а не с прекрасной девушкой где-нибудь на тропическом пляже? Придумали бы себе…
- Я же вам объясняю - я потерял контроль над моими фантазиями.
- И поэтому вы набросились на прохожего?
- Да, он отказался подчиняться моим мыслям. И тогда я решил…а меня доставили к вам.
- Надеюсь, вы не будете применять ко мне подобные меры.
- Нет, конечно.
- Вот и хорошо.
Иван Свиридович долго писал истории болезни, затем снял очки, устало потёр переносицу. В принципе, с диагнозом он уже определился - просто классика психиатрии - и слушать дальше эту чушь не было никакой охоты. Он нажал кнопку на столе, и через несколько секунд на пороге появились медсестра и санитар.
- Любушка, вот, - доктор протянул карточку, - здесь назначения. Предварительный диагноз есть, после обследования подкорректируем, но затягивать не стоит, начитайте прямо сейчас. Спасибо, уважаемый Пётр, надеюсь, здесь вы найдёте время, чтобы отдохнуть от ваших фантазий.
- Подождите, - пациент вдруг вскочил, стал пятиться к окну, - доктор, послушайте меня внимательно. Мне нельзя ничего колоть. Ничего психотропного, галюценногенного, ничего, что повлияет на моё мышление. Никаких антидепрессантов, ничего. Последствия могут быть непредсказуемые.
- Голубчик, успокойтесь. Никто вам ничего колоть не будет. Только витаминчики, для подержания, так сказать. Вы сами пойдёте или санитар вам поможет. Больной бросил взгляд на громадину в белом халате.
- Я сам.
- Н и ладненько. Увидимся, я сегодня к вам обязательно загляну.
Когда из кабинета все вышли, Иван Свиридович включил чайник, насыпал в чашку заварку, бросил пару кубиков рафинада и снова закурил. Не самый худший пациент, хоть не буйный и речь связная, да и так приятный на вид. Психическая болезнь ставит свой отпечаток на лицах больных, порой незаметный, ничего конкретного, но одного взгляда достаточно, чтобы заметить, что что-то не так. В данном случае, ничего такого не наблюдалось, просто человек, несущий чушь. Врущий ради прикола. Скорее всего, симулянт, ну, ничего, дождёмся результатов обследования, а пока пусть проколят его. Ради прикола. Чтобы впредь не хотелось сюда попадать.
Доктор залил чай в чашку. Поискал ложку, но её нигде не было. Как же, только что лежала на столе. И тут он увидел, что ложке выгибаясь, словно гусеница ползёт по ковру. Но почему-то это не удивило доктора. Он догнал ложку, остановил её, наступив ногой, затем поднял, держа её так, чтобы она не смогла его укусить.
В чашке плавали корабли. Маленькие, с яркими парусами; их было больше сотни. Как они все там помещаются, удивился Иван Свиридович, и стал рассматривать морскую баталию. Стреляли маленькие пушечки, кораблики загорались, некоторые тонули, некоторые превращались в бабочек и разлетались по кабинету. Ну, вот, и как теперь чай пить? Но чай превратился в песок, затянувший в себя остатки флотилии.
Откуда-то потянуло резким букетом гари, аммиака и фекалий. Иван Свиридович пошёл к окну, чтобы закрыть его, но обнаружил, в раме нет стекла, да и окна как такового нет. Он стоял на краю пропасти, внизу растекалось море розового песка, образовывая волны барханов, ближе к горизонту виднелись уходящие вдаль деревья и дома кислотных цветов. Они шли на тоненьких ножках и пели хором "Hey, Joe, Where you gonna run to now? Where you gonna run to?". Слева над землёй поднимался красивый ядерный гриб. Поднимался медленно, не торопясь, позволяя в подробностях рассмотреть весь процесс его роста.
А вместо неба была пустота.
Доктор стоял на самом краю обрыва, так что над пропастью выступали носки ботинок. И его ничего не удивляло. Так было всегда. Это его мир. Здесь и сейчас. Рядом с ним приземлилась зелёная мультяшная ворона, клюнула в ногу и выжидательно посмотрела в глаза и спросила.
- Ну, что, чувак, ты летишь? Сколько можно ждать?
- Да, конечно. - Нави Видовчисвир сделал шаг и полетел вниз. Но, не долетев всего несколько метров до земли, расправил крылья и повис в воздухе на потоке горячего ветра.
(С) goos
В колонках играет: Airbourne - Armed And Dangerous

LI 7.05.22

Алые паруса отечественного фэнтези

23 августа исполняется 128 лет со дня рождения Александра Грина, в жизни - Александра Степановича Гриневского, и 85 лет со времени первого издания его самого трогательного, светлого, романтичного произведения – так он сам отозвался о своей повести-феерии «Алые паруса».

Читать далее...