(продолжение)

 

Глава 27

Не тревожили меня три дня.

А потом начались допросы через день. Ежедневные я не смог бы выдержать из-за отходняка после внутривенного препарата, который Владлен теперь вкалывал мне сам. Я только скрипел зубами, и ругался, что они провалят мне все вены.

Отходняк был полегче, чем в первый раз. Либо мне уменьшили концентрацию, либо организм начал привыкать к нему, но неприятные ощущения всё равно доставляли мне мучения по утрам. Графин, доверху налитый водой, с моего столика уже не исчезал.

Как всегда - самого допроса я не помнил, а вступления были почти всегда одинаковыми и начинались с нейтральных вопросов о моём детстве. Присутствовали теперь только капитан и «мячик» в малиновых брюках.

Один день пролетел мимо моего внутреннего календаря. Это я узнал вчера, когда спросил - какой сегодня день и когда они собираются меня отпускать, ведь я полностью лоялен следствию и КГБ уже имел возможность убедиться, что я не лгу…

Капитан сказал потерпеть еще несколько сеансов, мол, не больше недели-двух, потом ещё неделя на согласование с МВД, для оформления для меня гражданства. У меня же нет никаких документов для проживания в СССР. А дальше я дам подписку о неразглашении и буду свободен, как птица, если не буду распространяться на каждом углу об истории моего появления здесь. Могу устроиться на работу, поселиться в общежитии и стать полноценным членом советского общества. Сказал, что я «везунчик». Что попади я в руки других следователей, из числа тех, что торопятся доложить о результатах – давно бы уже валил лес под Воркутой. Но мне повезло и Андрей Петрович сразу понял, что перед ним «наш» человек, которого надо выручать. А доказательную базу, опираясь на данные из будущего, собрать практически нереально, но майор и сам капитан всё сделали, собрали и доказали. И теперь мне предстоит начать новую жизнь и постараться забыть о столице и о том, что там живёт кто-то из близких. Вообще постараться не контактировать ни с кем из тех, кого я знал в прошлом, так как фамилия и дата рождения в моём новом паспорте, будут теперь другими, а ненужных расспросов надобно избегать любыми способами.

Всё складывалось настолько хорошо, что я готов был потерпеть не только пару недель, но даже месяц, лишь бы вновь увидеть Иринку. Только бы иметь возможность легально жить неподалёку и право устроится на какую-нибудь работу.

И я ответил Ник Нику, что рад тому, что всё так по-хорошему разрешилось, и готов, и подписку дать, и потерпеть столько – сколько надо, и вообще, благодарность моя не знает границ.

Благодарности хватило ровно на неделю, (это если я помню каждые сутки, а не через день) и она закончилась, когда я проснулся спелёнатый смирительной рубашкой в обычном сумасшедшем доме в боксе для буйных.

Глава 28

Сегодня что-то изменилось в моей судьбе. Началось с того, что не сделали утренний укол, после которого наваливалась вялость в теле, а мысли становились тяжелыми и неповоротливыми и толкались в голове, как бегемоты в тесной комнате.

Кричать и требовать врача я прекратил ещё в первые дни. Попытки освободиться были бессмысленны, с самого начала. Я не Гудини и не могу освободиться из смирительной рубашки. А теперь у меня есть стойкая уверенность, что его трюки - простой фокус с заранее подготовленным инвентарём, не иначе.

За всё это время, кроме двух немногословных качков-санитаров и суровой, мужеподобной санитарки, пожалуй, не уступавшей им в комплекции, я не видел никого из врачей. Санитары распутывали меня ненадолго, чтобы размялись мои руки и делали укол. Мужеподобная тётка занималась моим туалетом, подкладывала судно и быстрыми движениями наводила некое подобие чистоты там, где не могли сделать этого мои спеленатые руки. Она же кормила меня с ложечки.

Никто со мной не разговаривал. Всё общение ограничивалось подаваемыми мне командами. Рыпаться, пытаться освободиться или взывать к человечности не имело смысла. Я уяснил это в первые же дни. Да и если бы я был свободен от пут, то вялое состояние не дало бы мне возможности осуществить даже короткую пробежку. Скорее всего я упал бы на первых шагах.

В окно двери заглянула женщина в белой шапочке медработника. Проклацал свою короткую партию замок. Дверь отворилась и следом за медичкой зашли «качки».

- Здравствуйте, меня зовут Мария Ивановна, ваш лечащий врач. Как себя чувствуете?

Хм… как мою первую воспитательницу в детском саду. Больше я ни разу не знал женщин с таким часто встречающимся именем-отчеством. Шикарно себя чувствую… ещё немного и можно будет класть в домовину, прямо не распелёнывая.

- Без укола просто прекрасно!

- На подвиги не тянет?

- Нет, что вы! Я же понятливый. Можно было об этом сразу спросить. Я смирный…

- Миша, Женя, освободите больного.

«Качки» стали выполнять указание. С нескрываемым удовольствием я потягивался и тёр руки от плеч и до кистей. Ноги остались пристёгнуты к койке ремнями, напоминающими собачьи ошейники.

- Значит я болен?

- К сожалению… Здоровые к нам не попадают.

- Каков диагноз?

- Навязчивое состояние, дисбаланс личности, повышенная моторика, угроза суицида.

- Почти всё понятно. Надеюсь, вы меня вылечите? Это же лечится?

- Конечно вылечим, вот только само лечение – процесс длительный.

- И как долго, доктор?

- Прогнозов я дать не могу. Всё станет понятно в процессе лечения.

- А то, что мне кололи ежедневно по два раза на дню, это разве не лечение?

- Мы только снимали аффективное напряжение. Лечение мы начинаем только сейчас.

- Можно меня больше не связывать? Я не буду пытаться убежать, честное слово.

- Посмотрим, понаблюдаем за вашим поведением. А теперь, расскажите мне о себе.

- С удовольствием расскажу, только вот сначала хотелось бы узнать, как я к вам попал?

- Вы действительно хотите это знать? Сами что-либо помните?

Если я начну ей загибать про двадцать первый век, про КГБ, то я не выйду отсюда никогда…

- Да, но смутно. Меня никто не бил по голове?

- Нет, вы прибыли к нам без внешних повреждений. Вас доставили к нам двое мужчин, которым показалось странным ваше поведение на вокзале. Могли бы вызвать милицию, но решили, что тут и без милиции всё ясно. Вы явно заговаривались, утверждали, что прибыли в Ленинград из будущего на метро, а когда вам возражали, пытались затеять драку и бежать, когда они оказались сильнее вас, чтобы дать отпор.

- А как они выглядели?

- Меня не было в больнице, когда вас принимали.

- А почему меня замотали в рубаху?

- Вы проявляли агрессию и пытались сбежать… Так вы расскажете о себе? Как вас зовут?

- Алексей Владимирович Невский, 1959 года рождения. Родился и вырос в Москве, учился там же, сейчас в поисках работы по «свободному распределению».

- Назовите дату вашего рождения.

Я озвучил дату, сказал адрес местожительства…

Она сверилась с чем-то в картонной папке, которую раскрыла, начав расспрашивать, перевела на меня взгляд, ещё раз сверилась…

- Скажите больной, у вас было когда-то сотрясение мозга?

- Было. Легкое. Упал с турника на физкультуре в школе.

- А с того момента, как вы приехали в Ленинград, вы ни с кем не ссорились, драк не было? Вас никто не бил по голове?

- Нет, не было ничего.

- Вы только не волнуйтесь. Так иногда бывает даже при пограничных состояниях. Только не волнуйтесь… Дело в том, что по паспорту, который был у вас при себе на момент поступления в стационар, вы – Константин Александрович Бельский. Родом из Минска и после выпуска из детского дома вам была выделена жилплощадь на Ленинском проспекте. Мы наводили справки в Минске в ЖЭКе – вас там потеряли. Работаете вы дворником и уже три недели не выходили работать на участок.

Охренеть! Ну нельзя же так с человеком! Лучше бы убили в своих подвалах…

- Так… вот этого не надо. Миша, Женя! Не нервничайте больной, вам вредно волноваться. Фиксируем… Сейчас всё будет хорошо… Успокоимся, попьём водички и продолжим разговор.

Конечно, я попытался встать. Конечно, возмущение было так велико, что мне не хватало воздуха. В следующий раз надо лучше контролировать себя, а то так и буду лежать тут спелёнатым до морковкина заговенья. А так, я опять стянут рубахой как мумия, распят ремнями за ноги и пристёгнут за кольца на плечах к спинке койки.

- Вот видите, больной… Вы не контролируете свои поступки. Давайте ещё недельку проколем лекарство, а там и подумаем об освобождении.

- Я не хотел сделать ничего плохого… Просто это так неожиданно.

- Как раз именно это при вашем диагнозе встречается довольно часто.

- Что – часто?

- Отторжение собственной личности и подмена её выдуманной. У вас разделение личности, что-то вас очень сильно не устраивало в вашей жизни, и поэтому вы придумали себе другую личность, другую биографию, другие воспоминания. А нам теперь предстоит найти начальную точку заболевания, и начать исправлять вашу память. Постараться выдавить из неё псевдоличность, которая изменила вас настолько, что привела к нам. Естественно без вашего желания и прилежности, врачу в одиночку это не под силу. Только совместными трудами мы сможем вернуть вас обществу. А пока, постарайтесь восстановить свои НАСТОЯЩИЕ воспоминания. Через пару дней я вас навещу, всё же вы мой пациент, а я ваш лечащий врач.

(продолжение следует)