(продолжение)

 

Глава 25

- Подъём!

- Доброе утро…

- Не р-разговаривать! На выход!

Пришли по мою душу «оловянные солдатики» в штатском. Опять сажают в кресло и пристёгивают. Опять везут по лифтам-коридорам.

Ба! Кого я вижу! Наша серенькая мышка-Маринка! Так вот как, оказывается, называется её фирма! Так вот, кто меня сдал! Я, было, уже совсем собрался её окликнуть и тут меня пробило… А если не она? А если, она, наоборот чем-то сможет помочь? Боже! Надеюсь, «оловянные» не заметили на моём лице реакции узнавания? Один спереди, другой толкает кресло-каталку за моей спиной. Надеюсь, что никто не видел мои глаза, что раскрылись в размер полтинников, когда я её узнал.

Маринка спокойно проходит мимо, бросив незаинтересованный взгляд на нашу группу, как будто, по Коридорам Ленинградского Управления Комитета Государственной Безопасности каждый день, возят в креслах-каталках её знакомых, словно это настолько обыденное дело, что даже не стоит сбиваться с шага или хотя бы изменить выражение лица с преувеличенно-нейтрального на заинтересованное.

Всю оставшуюся дорогу, я пытался понять, какую роль сыграла Маринка в моей судьбе? То ли обидевшись, что не поддался её призыву – настучала на меня начальству, как на подозрительного, то ли, не ожидая встретить меня здесь, надела маску равнодушия, чтобы не спалиться самой, дискредитировав себя на работе знакомством со шпионом или диссидентом… То ли верой и правдой служит Великой державе, не замечая сладковатого запаха гниения, сопровождающего одряхление идеологии.

 

Состав дознавателей пополнился ещё одним, похоже, сугубо штатским товарищем. Колоритный типчик. Пузик, натягивающий пиджак спереди до такой степени, что невольно ловишь себя на желании прижмуриться, чтобы отстрелившая от напряжения пуговица не попала в глаз. Лысинка-тонзура, как у монаха-капуцина, пухлые губёшки… и всё это – маленький, наверное чуть больше полутора метров ростом, человечек в клетчатом пиджачке поверх голубой сорочки и дурацких кримпленовых брюках малинового цвета. Я совершенно отвык от такого сочетания цветов в одежде в своём изобильном на тряпки времени.

- Алексей, представляю вам Владлена Аристарховича. Он большой специалист в психологии и сегодня будет помогать вам вспоминать моменты, которые, возможно, подзабылись вами за время пребывания у нас.

- Я без утайки рассказываю вам то, что знаю сам. И не моя проблема, что вы не желаете мне верить.

- Вот для этого мы и пригласили психолога, чтобы убедиться в этом. Владлен Аристархович, можете начинать работу с нашим испытуемым.

Кругленький, клетчатый, малиново-лысоватый мячик,  достал откуда-то из-за тумбы кабинетного стола коричневый пластиковый «дипломат» в обрамлении алюминиевой рамки, раскрыл его и достал бережно, как святыню, обычный метроном и слегка засаленный картонный диск с нарисованными на нем фломастерами разноцветными спиралями, сходящимися в центре круга. Поставил метроном на край стола, диск прикрепил на конец раскачивающегося штыря и крутанул его коротенькими пальчиками.

- Надеюсь, моё оборудование выглядит импозантнее инструментов стоматолога?

Сказал и сам рассмеялся над собственной шуткой. Гэбисты коротко переглянулись между собой, и это не осталось им не замеченным.

- Ну-с, начнём-с! - он потер ладошки, как бы предвкушая что-то радостное для него, и вдруг, неожиданно изменившимся  голосом начал вкрадчиво вещать о гипнозе, как об инструменте любого врача в ближайшем будущем.

Трепать о будущем, не зная его – занятие бессмысленное, особенно для того, кто это будущее знает де-факто, поэтому я попросил его опустить вступление и начать непосредственно сеанс гипноза.

Он поставил свой стул напротив моей каталки и зачем-то начал меня расспрашивать о детстве: где учился, где я отдыхал, о родителях. Все вопросы звучали спокойно и доброжелательно, и я охотно рассказывал о своём детсаде, рассказал, как пошел в школу в первый класс, как отдыхал в Крыму с родителями, как летели над берегом на экскурсионном вертолёте Ми-4. В памяти всплывали подробности, казалось давно похороненные прошедшими годами и детство вставало перед глазами, так, будто это было вчера…

***

Офицеры КГБ сидели за столом напротив друг друга в запертом кабинете. Прослушав третий раз магнитофонную запись допроса, старший достал из нижнего ящика тумбы стола бутылку «Арагви» и пару стопок. Молча разлил. Не чокаясь, опрокинул в себя коньяк, подождал, пока напарник выдохнет после выпитого и спросил:

- И что мы теперь со всем этим будем делать?

- Не знаю даже. Я думал, как написать рапорт шефу? Бессмысленно – это попросту пахнет дуркой. Причем не столько для Невского, сколько для нас. Представляю себе реакцию шефа: - «Я внимательно ознакомился с вашей писаниной, товарищи офицеры и хочу спросить вас, а не слишком ли вы утомились на нашей работе? А не подать ли вам, красавцы мои, рапорта на увольнение? Вас, товарищи офицеры, явно заждались в «Скворцухе»»

- Так. Объективно. Что у нас есть?

- Ну, техника за гранью фантастики. Две единицы сложнейшей электроники. Валюта, периодика и документ - всё, не принадлежащее ни одной стране мира. Одежда, топорно сшитая из материала высочайших технологий.  Советские деньги, серию которых собираются освоить только в следующем году. И наконец, самое главное – псих из будущего. Неудачник, которого как-то занесло сюда.

- Коля, знаешь, у меня было смутное подозрение. Я же тоже в детстве читал фантастику. Так вот, пока он отсыпался в мягком карцере, я порылся в архивах… И если не кривя душой – я где-то верю в историю этого типа. Я нашел нечто похожее. В Эстонии, недалеко от Финского залива танковый разведбатальон, в 1944 году наткнулся на всадников, одетых в историческую форму. Удалось задержать одного из них. Говорил он на французском. Кавалериста доставили к особистам. Он утверждал, что он кирасир наполеоновской армии, и отступает из Москвы, что родился он в 1772 году. Расстрелян спустя неделю, как фашистский шпион.  И вот ещё. В Тобольске, в архивах полицейских донесений 1897 года упоминается некто Крапивин задержан был за странное поведение и был очень странно одет. С его слов он был рожден в 1965 году в Ангарске. По профессии он… хорошо сидишь? - оператор. Но кино-то в то время только зарождалось и соответственно профессии таковой не су-ще-ство-ва-ло! Был помещен в сумасшедший дом, с диагнозом: тихое помешательство.

- Я ведь тоже на днях запрашивал материалы на подобную тему. Про француза, как раз и нашел.

- Да… дела

- Дела в ЛУРе, а у нас… сумасшедший дом на выезде.

Старший налил ещё по стопке. Контрразведчики выпили, задумались.

- Коля, что там у немцев под гипнозом-то… книги, говоришь, читал?

- Ну да, как перед глазами.

- Помнишь, Невский рассказывал, что первым делом подошел к стендам на Чернышевского и читал газеты? Значит, это у него в привычку?

- Из того что он читал газеты - ничего не следует.

- А вот и ошибаетесь, товарищ капитан госбезопасности! Коля, ты можешь знать, что напечатают в завтрашних газетах?

- Ну, заехать в редакцию…

- А в послезавтрашних?  А что напечатают через неделю? А он же у нас – вот он, на жердочке сидит, за лапки привязанный. И никаких сведений из редакции ему не видать, как собственных ушей!  А ведь он, если всё это ровненько выстроить, послезавтра, или через день, там в Москве, прочтет газету. А сегодня нам под гипнозом, прочтет передовицу, ну, или там, последнюю колонку из той самой газеты, что ещё даже не вышла из типографии!

- Так ведь он в карцере… Стоп… тот в Москве, двойник. Как правильно ты майор рассудил, чтобы только наружку за ним поставить! А то бы не вышло у нас никакой чистоты эксперимента! Хотя бы раз в неделю читает же он газеты? Читает… Вот и проверим!

- Гипнотизёра завтра сюда, Коля. На весь день.

- И все московские газеты!

- Ты никак собрался «Монте-Кристо» почитать?

- Зачем мне? Читал в детстве.

- А на кой тогда мне тут в кабинете столько макулатуры? Купишь ту, название которой вспомнит под гипнозом, и в тот день, который он скажет. Может он раз в год газеты читает… А может и не выйдет ничего.

- Зато если выйдет – то… А что тогда докладывать будем?

- Тогда и будем думать. А пока, нам как воздух нужны доказательства. Либо «Ленгли» научилось нас за нос водить, либо путешествия во времени станут реальностью через четверть века.

 

(продолжение следует)