(продолжение)

 

Глава 23

Угрозу я заметил, когда прикрывал Мишку "чтобы не видно", у тоненькой липки. Я ещё помнил, как они выглядят: одинаковой комплекции, одинаково одетые, одинаково постриженные, одинаково невзрачные. Не люди, а прямо какие-то нераскрашенные оловянные солдатики из-под одного штампа. И всегда чужеродны тому месту - где находятся.

Сначала засёк одного, потом ещё двоих, что сидели на лавке, бесцельно, не переговариваясь, напряженные, как перед забегом. Каждый взгляд в  мою сторону, как поверх прицельной планки... А вот и ещё трое. Эти, вообще-то, идут по дорожке навстречу, не спеша... Да, только смотрятся, как сжатые пружины... И  пиджаки выдают: морщат подмышками - "макаров" не так-то просто спрятать. Эти явно не "топтуны" - эти явно по мою душу. Будут брать.

Как же они вышли на меня? От погони на Финляндском - оторвался. Если бы с собакой искали - накрыли бы дома у Ирины.

Неважно, как они на меня вышли, но девчонок под удар подставлять ни к чему...

- Иринка, я сейчас уйду... Не жди меня. Так надо! Я тебя сам найду...

- Лёшка?…

- Девушки, до встречи!

Двое с лавки, поднялись тут же, как только я остался один. Маленькая надежда что "оловянные солдатики" не про меня, растаяла, как облачко в лазурном питерском небе. Свернув за живую изгородь на поперечную дорожку, я тут же припустил так, что самому, тому которому оставалось чуть до полтинника, стало завидно - ветер свистел в ушах...

Чудны мысли мои... Вроде бы спасаюсь от ментов или кагэбэшников, а сам наслаждаюсь процессом быстрого бега.

А вот и загонщики... Растянулись справа и сзади. А я налево не дурак бежать, чую, что-то там припасено для меня, нехорошее. Рывок вперед позволил обойти их и прорваться правее. Правда дистанция стала короче. И бегают они весьма недурно. Чтобы понять - где преследователи, не надо оглядываться - их жесткие подметки шлепают по асфальту дорожки метрах в тридцати сзади. Хоть одно радует - стрелять в парке не будут. Куда бегу, зачем? Всё равно местности  не знаю.

Как здорово иметь молодое и крепкое тело... Разрыв увеличивается. По бокам уже никого из загонщиков не видать. Сейчас это больше напоминает забег на длинную дистанцию - вытянулись в линеечку и бежим...

Всё - прибежали. Впереди на дорожке милицейский "козлик" и черная "волга" правее. Три мента и три "оловянных", да позади ещё шестеро.

Показательно беру курс на прорыв, левее "уазика". Поверили, сдвинулись кучей в сторону прорыва. У "волги" остался один и ещё один мент между автомобилей. Резкко меняю курс, сбиваю с толку "оловянного" и ухожу в отрыв прямо через крышу "волги"... Любуйтесь красавцы! Бесплатный цирк! В следующий раз вы сможете увидеть такие трюки у паркурщиков, лет через двадцать.

Всё бы хорошо... Только какой гад бросил тут бутылку? Почему не отнёс в приёмный пункт  стеклопосуды? Три пустых бутылки и копейка сверху - пиво на опохмел... Или бабульки "на раз-два", что забирали опустевшую посуду мгновенно и почти незаметно, не успеешь и до трёх сосчитать... Или это было позже, уже в девяностых?

В какой-то момент стала видна подмётка кроссовки. Вся, полностью... с клочками травы и грунта в узорах протектора... Как будто она свалилась с ноги... И тут пришла боль...

Не помню, было ли мне когда-то так же бопьно, как сейчас. Я ползал на четвереньках вокруг этой злосчастной бутылки из-под "Зубровки", высоко задирая ступню и опираясь лишь на колено поврежденной ноги. Безостановочно крутил головой и громко стонал. В этот момент для меня весь мир сузился до размеров пятачка радиусом в метр вокруг стеклянной тары, и не существовало ничего за его пределами. Остались только боль и я, и ничего больше.

Меня куда-то несли, подхватив под руки. Везли в машине, где некуда было вытянуть ноги. Опять куда-то несли, сажали на жесткий стул. Зажав, чтобы не дёргался, сделали укол. И в правду, полегчало, но навалилась какая-то пьяная апатия.

Что-то спрашивали. Имя, фамилия, где прописан, где работаю… Придерживали постоянно, как будто я должен либо начать драку, либо упасть в обморок... Белый халат колдовал над невообразимо опухшим голеностопом, мял его холодными пальцами, как заканчивающийся тюбик с зубной пастой...

***

В кабинете со стенами, отделанными натуральными деревянными панелями под красное дерево сидели трое. Хозяин кабинета в глубоком кресле во главе стола и на приставленных стульях напротив двое. Первый - малозаметный светловолосый человек в темно-синем костюме-тройке, и другой, худощавый, в сером, нейлоновом халате, с начинающей седеть эспаньолкой и буйными опять же седеющими кудрями на голове.

- Всё что я могу вам рассказать по поводу приборов и прочих предметов, что вы сдали на исследование в Научно-экспертный отдел, я, обстоятельно отразил в докладе. И ещё раз прошу вашего разрешения на глубокое исследование данных радиоприборов.

Вид говорившего, не оставлял ни малейших сомнений, что перед вами – профессор. Он и был профессором, и специализировался по электронике. А непосредственным рабочим местом профессора была экспертная лаборатория при Ленинградском Управлении Комитета Государственной Безопасности.

Сейчас профессор явно нервничал. Он получил на исследование, а сейчас был вынужден сдать на руки начальству то, что про себя он именовал не иначе, как «артефакты». Было обидно и приказ «не разбирать до утраты функциональности» выглядел просто издевательски. Получить в руки вещи, опережающие развитее науки как минимум на пятьдесят лет – выглядел попросту кощунственным. И потому, профессор напряженно сидел на краешке стула и ждал момента, когда, наконец, можно будет поторговаться за данные вещицы, чтобы заиметь их на лабораторном столе без всяких ограничений…

- Но вы же не можете дать мне гарантию, что они будут функционировать после столь углублённого изучения… А нам они нужны в исправном состоянии, чтобы перехватить передачу потенциального врага. Тем более, что, как вы меня уверяли, она будет шифрованной в цифровом коде, который вы к тому же не знаете, и не вообще не уверены, что сможете расшифровать….

- Выше головы, знаете ли, не прыгнешь. В стране нет специалистов, чтобы рассмотрев под микроскопом миллионы кристаллов, смогли бы сказать – как это работает.

Сидящий во главе стола, нервно вынул из тяжелой малахитовой подставки чернильное перо и мимоходом, раскручивая его, разбирая и вновь закручивая, спросил:

- А своими словами, попроще, что вы можете обо всём этом сказать? Обо всем, что было отдано на экспертизу?

Заходящее солнце заглянув в окно кабинета в проём между тяжелыми шторами отразилось от зеленого плафона настольной лампы и слепя профессорский глаз, заставило того хитровато прищуриться. Но, тут же, он, наклонившись корпусом вперед, принял полагающее ситуации выражение лица и продолжил.

- Ну, с денежными знаками всё очень просто. Очень качественная печать, микрошрифтовая защита, правда, намного слабее, чем даже у отечественного казначейского билета в один рубль, зато есть магнитная и спектральная защита. Некоторые символы видны только в ультрафиолетовом участке спектра. Монеты чуть сложнее – присутствуют два сплава. Но, такие монетки за рубежом делают. Одежда… судя по биркам, почти всё произведено в Китае… и вот тут, как раз накладочка выходит. Нет в КНР ни указанных на этикетках фабрик, ни технологий, ни базы для производства подобных материалов. Всё остальное – пошив не очень высокого качества.

- А что там не так с материалами?

- Практически во всех тканях присутствуют гетероцепные полиуретановые волокна, вплетенные в нити, вероятнее всего, для эластичности и нерастягиваемости материи. И хотя в одном из отечественных НИИ подобный полиуретановый материал был синтезирован пять лет назад, до такого широкого применения пройдет ещё немало лет. Да и не вижу я нужды в таком усложнении, не говоря уже о безумном удорожании материи для пошива. В спортивной обуви данной мне на исследование – та же картина. Очень много синтетики, не производимой серийно, ни одной страной в мире, для сугубо утилитарных целей.

- И всё же, Моисей Семёнович, давайте вернемся к приборам связи. Что вам удалось установить? В чем вы разобрались, а в чем нет?

- Оба радиопередатчика работают на двух одинаковых частотах – девятьсот и тысяча восемьсот мегагерц. Простейший пеленгатор легко их засекает. Нет никакой сложности в их выходе в эфир, кроме одного. Сигнал нельзя расшифровать. Предположительно - это сложный машинный язык, незнакомый нашим специалистам. Прибор «А», как вы изволили его обозвать, больше всего напоминает своеобразный радиотелефон со встроенной мощной батареей. Тип батареи – неясен. Она выдает три с половиной вольта и имеет невероятную ёмкость. Подобные аккумуляторы невозможно сделать ни в одной стране мира, хотя надпись на ней гласит, что выполнена она в отсталой технологически Китайской Народной Республике. Так же, внутри корпуса, имеются наклейки с надписями на смешанном русско-английском и штриховые полосы неясного назначения.

Хозяин кабинета вытряхнул сигарету из пачки Мальборо себе, прикурил от настольной бензиновой зажигалки и предложил блондину. Тот взял, тоже прикурил и слегка закашлялся и спросил:

- Так все же для чего они? Из доклада я понял, что дальность у них мизерная…

- Это верно, не более двух-трёх километров. Между собой они не могут связаться.

- Значит, у них должна быть какая-то общая база! - вставил блондин.

Профессор тут же парировал:

- А может, и могут, но для этого надо знать пароль, возможно номер при наборе и является паролем. Оба прибора имеют объективы, позволяющие использовать их для примитивной фото и киносъёмки. Качество экрана в приборе «А», как в более простом, не позволяет увеличивать изображение до читаемости текста сфотографированного листа машинной печати, а вот прибор «Б» позволяет это сделать. Вообще прибор «Б» сложнее на несколько порядков. Там есть функции записи текста на любом языке в неограниченном объёме… Несколько лучше качество киносъёмки, но, особой разницы между приборами по функциональности мы не обнаружили. Часы обычные, электронно-кварцевые, усовершенствованные. Данный механизм меньше по габаритам и совершеннее ныне существующих. Фирмы, указанной на этикетке электронного механизма в Швейцарии не существует. По части исполнения так называемого паспорта: документ отпечатан и сброшюрован фабрично. Степень защиты выше всяких похвал. В синтетической плёнке, укрывающей фото есть некое оптически исполненное изображение сродни голографии – царские орлы и буквы «Р» и «Ф», как сокращение наименования «Российская Федерация». Пластик термически приварен к бумаге. Ферритовая полоса на картонных карточках сродни кредитным картам. Особым образом намагничена и возможно, несет неизвестную информацию, получить которую нам не удалось. Пластиковые карты идентичны зарубежным платежным и кредитным картам, но информация с них не читабельна и идентификации не подлежит. Вот, практически и всё, что я могу вам сообщить по поводу наших исследований.

В кабинете на минуту воцарилась тишина. Все обдумывали сказанное. Первым ожил хозяин кабинета:

- Моисей Семёнович, и всё же, кто может изготовить подобные вещи? Кому под силу, пусть в секретных лабораториях, пусть силами гениальных одиночек – сделать эти электронные штуковины?

- Я ответственно заявляю, что на сегодняшний день – нет в мире таких технологий, что позволили бы воспроизвести этот экран. Ни у нас, ни у Америки, ни у Японии! Это вообще – фантастика какая-то! Если вы, товарищ майор, скажете, что отобрали этот прибор у инопланетянина, я немедленно уверую в приземлившуюся летающую тарелку!

- Не кипятитесь, уважаемый Моисей Семёнович. Скажите лучше, через сколько лет - примерно, через сколько, мы сможем создать нечто подобное?

- Лет через пятьдесят, не меньше. И то, если только на стыке областей наук… Если бы у меня был карт-бланш на полноценное исследование! Это могло бы продвинуть науку вперед!

- Я вас услышал и понял Моисей Семёнович. Возможно, в обозримом будущем, мы передадим вам эти вещдоки на полноценное исследование, а пока… Эта информация не должна выйти за стены «фирмы».

- Я прекрасно знаю – где работаю! Я давал подписку!

- И всё же, я лишний раз осмелюсь напомнить. Бывает, что вы, учёные, порой в горячке такое произносите, за что, как минимум, четверной на Колыме светит. Вы роняете то, что доверено вам народом, как самое сокровенное, а нам потом приходится подбирать и подчищать… В общем, мы с вами прекрасно друг друга поняли. Спасибо за службу, Моисей Семёнович.

 

(продолжение следует)