Билан — “МК”: “К документальной смене имени родители отнеслись нормально”

 

Певец Дима Билан стал символом российской поп-сцены в ушедшем году. Совершив триумфальный забег на “Евровидение”, он заставил Европу обратить внимание на нашу эстраду. По данным ежегодного опроса ВЦИОМ о людях года в 2008 году, Билан стал популярнее Аллы Пугачевой. Он набрал 17% голосов против 5% у Примадонны. Но победы Билана в попсовых конкурсах и номинациях вдруг стали вызывать саркастические усмешки. У нас что, других нет? — вопрошают скептики. Другие есть, но, выходит, они не такие талантливые, яркие и красивые, как Билан, раз плетутся в рейтингах позади него… На пике популярности Димы Билана “ЗД” встречается с ним, чтобы узнать, чем он живет кроме сцены и как уживается с собственной славой.

— Когда вышел фильм “Ночной дозор”, мы с друзьями играли — выясняли, кто из нас светлый иной, кто темный. А ты какой иной?

— Это достаточно трудно определить. Я не в канве светлых и темных, но мои рассуждения и поступки ближе к чему-то светлому.

— Последние три года ты официально считаешься лучшим в российской поп-музыке. В вопросе популярности тебе даже на пятки никто не наступает. Нет ли у тебя дискомфорта по этому поводу?

— Это удивительный вопрос, где вы его выкопали? Конечно, апломб, который сопровождает меня, накладывает отпечатки на мое внутреннее ощущение себя, обязывает к чему-то большему. Но я философски отношусь к этому. Есть общепринятые вещи — конкурсы, выигрывая которые, ты в глазах людей автоматом становишься лучшим. В принципе, в этом есть правда. А я как был нормальным человеком, так им и остаюсь. Я знаю, что у каждого времени свои герои. А время не стоит на месте, и все меняется. Не буду страдать, если спадет некоторая истерия по отношению ко мне. Ведь, наблюдая за этим со стороны, я вижу, что истерия есть. И понимаю, что это, в принципе, нормально. У меня нет идеи фикс стать лучшим. Мне хотелось пройти те испытания, которые мне предписаны, и я их прохожу. И если что-то делаю, то делаю это прежде всего в удовольствие. Без желания не буду ничего делать.

— Что важнее — талант или случай?

— Это равносильные понятия. Случай иногда играет огромную роль. А талант — отправная точка, которая дает тебе ощущение того, что ты что-то можешь и что-то из себя представляешь. Если не любуешься собой, а имеешь здравое мнение о себе, талант дает тебе силы идти туда, где случай возможен. Только чем старше я становлюсь, тем меньше верю в случай. Больше верю, что человек сам кует свою судьбу, свое счастье и свою жизнь. С каждым днем это становится все более оправданным для меня.

— Ты веришь в судьбу?

— Невозможно не верить в судьбу, занимаясь творчеством, которое, в принципе, основывается на инстинктах, на ощущениях, на полутонах человеческого бытия, настроения. Музыка, стихи — это все эмоции. И здесь нельзя говорить о математике, хотя она тоже присутствует…

— Ты пускаешь в свой узкий круг новых людей?

— Редко. Прежде всего из-за того, что мой путь пройден в последние годы достаточно сжато. Нет возможности и времени на этот риск. Нужно время для того, чтобы проживать с новыми людьми и знакомыми все события, праздники, горести и радости. Для того чтобы проверить дружбу на прочность. Становится больше сиюминутных знакомств, коротких общений только по делу. Это меня, с одной стороны, удручает. С другой — мне приходится скептически относиться к новым людям — в этом главный минус.

— Во что ты любишь играть?

— Я не азартный человек, мне кажется, это видно, — скромно опускает глаза Дима. — А в детстве мне нравились “Казаки-разбойники”, помню, как мы держали девчонок в плену… Эти первые мужские проявления… Эх! До сих пор кровь заводят! Недавно научился играть в покер. Теперь поигрываю, чаще везет. Нет, в казино я не хожу! Не хочу рисковать всем, что нажил непосильным трудом. Ха-ха-ха-а!

— Испытываешь ли ты творческую зависть?

— Ух ты! Я думал об этом. Наверное, не испытываю. Потому что, если я погружаюсь в творчество, все остальное мне кажется, прошу прощения, ерундой. Может быть, это эгоистично, но если я нахожусь в эйфории создания чего-то, я ощущаю, что лучше этого сейчас ничего не существует. Творческая зависть… в шоу-бизнесе ее много, здесь она движет большими процессами, и не всегда прогрессивными. Мне кажется, испытывать зависть — это погружаться в атмосферу зависимости. Зависимость от зависти. Я стараюсь об этом не думать.

— Когда ты перестал обращать внимание на злые языки критиков и яд завистников?

— Когда они не оправдали себя. Часто бывало, мне говорили, мол, это не выйдет, это не получится, не работайте с этим человеком… даже про работу с Юрием Шмильевичем Айзеншписом. В компаниях я слышал: “Ты не артист”. А когда эти самые критики оказывались не у дел, их законы опровергались на раз-два. Тогда я понял, что никакой зависимости не имею от чьих-то суждений. Есть люди, чьему мнению я доверяю. И таких людей немного, столько же, сколько моих друзей и подруг в этом кругу и тех людей, с которыми я работаю.

— Что такое любовь?

— Любовь — это неспокойствие. Даже садомазохизм в том смысле, что это какое-то удовольствие от ужаса, от ревности. Неспокойствие во всех смыслах. Любовь не может быть спокойна, она не может подталкивать к тому, чтобы ты был в творческом равновесии. Для меня это вечный трепет.

— Скажи честно, ты слушаешь русскую музыку?

— Слушаю. Я обожаю “Моральный кодекс”, “Браво”, мне нравится, что творилось и творится в “А-Студио”, нравится группа “Пепси”, обожаю “Квартал”, Михея и “Джуманджи”. И не люблю музыку махровых 80-х годов…

— Как родители отнеслись к тому, что ты документально сменил имя? Ведь Виктор — это победитель, оно очень мощное и наверняка повлияло на твою судьбу.

— Да, мощное... — задумчиво протянул Дима. — Отнеслись нормально. Когда ты с детства живешь с двумя именами, подобное решение проблем не создает. Для тебя это оправданно — ты не предаешь себя, не предаешь свое имя. Тем более я Виктором остался в некоторых кругах. Дмитрий, кстати, тоже в пирамиде имен занимает последнее, верхнее место. Так что я шило на мыло не менял.

— Как ты относишься к старости и смерти?

— Это такие вещи, о которых понимаешь, что это будет, грядет. Но тебе здорово от того, что этого сейчас не происходит, и именно сейчас нужно получать от этого максимальное удовольствие. К этому нужно себя подготавливать заранее.

— Финансово или физически?

— Морально. Нужно максимально сделать каких-то вещей в жизни, которые тебя уравновесят. Это и дети, и творческие свершения... Жизнь должна быть разнообразна, это делает ее полной.

— В какой-то момент ты все-таки придешь к семейной жизни?

— Конечно.

— И морально к этому готовишь себя, наверное?

— Ну, да. Но у меня сейчас дедлайна в этом вопросе нет. Поэтому пока спокойно.

— К сожалению, у мужчин в принципе в этой теме дедлайна не бывает… У тебя есть прогнозы на то, что будет происходить в поп-музыке?

— И телевидение, развивающееся в геометрической прогрессии, и распространение Интернета — все, что происходит, вплоть до финансового кризиса, вносит коррективы и в поп-музыку. Все повторяется, и мы все равно идем по тому пути, который прошли уже многие страны. Не хотелось бы, конечно, брать пример с Америки, но то, что у каждого человека есть право на выбор и свой вкус, приведет к тому, что будет много вкусовых течений и различных жанров. И все это станет максимально доступным. Общепризнанные артисты, дивы все равно останутся… В какой-то степени я рад, что делал и делаю карьеру до кризиса и до 10-го года. Кризис можно воспринять как обнуление того, что навертелось в нашей планете в последнее время. Все эти дутые вещи, все эти созданные из воздуха деньги. А в музыке сейчас эра диджеев. Любой артист делает миксы на свои песни. Раньше из-за недоступности музыки мы испытывали к ней трепет, восторг. Сейчас все доступно, поэтому музыка становится более химичной и пластиковой.

— Из новичков сейчас самая популярная Lady Gaga...

— Я ее слушал еще полтора года назад, когда она начинала. Мы знакомы с ее музыкальным продюсером, делаем с ним трек сейчас.

— Хорошая новость для нашей поп-музыки! Какой идеальный возраст для поп-исполнителя?

— Лет 19.

— Не рановато?

— В то время, когда мне было 19 лет, больше наивности какой-то было. А сейчас больше циничности, теперь жизнь нужно узнавать гораздо раньше, чтобы успеть к ней приспособиться.

— Ты все время занят репетициями, гастролями, концертами… Успеваешь тратить деньги? На что они у тебя уходят?

— Я люблю покупать технику. Даже если она где-то стоит, потом к ней можно вернуться, чтобы что-то подкрутить, подсоединить, врубить. У меня четыре ноутбука, специальные камеры для ютубов и много всякой технической ерунды.

Однажды купил видеокамеру и только через полтора года вспомнил об этом. Еще, наверное, нужно отдыхать уметь, но в том году я забыл про это слово… Стараюсь успеть где-то что-то построить, вкладываю деньги в ремонты, у меня большая семья, я ответственный человек. Куда вложить деньги, я найду, самое главное, чтоб они были! — смеется Дима.

— Зачем тебе дались коньки и вся эта история с ледовым шоу на ТВ, если раньше ты никогда не катался?

— Во-первых, для того, чтобы держать себя в тонусе. Во-вторых, я понял, что успех и результат — там, куда тебе меньше всего хочется идти. Ты понимаешь, что это риск, тебе страшно, ты думаешь, как ты с этим справишься… Проще всего делать то, что ты привык, в чем ты считаешь себя профессионалом. На самом деле всегда нужно делать что-то новое, чтобы в тебе всегда находились силы и было ощущение, что тебе все по плечу. Надо себе доказывать, что ты можешь. И ледовая история, я надеюсь, принесет свои плоды. Сейчас уже есть интересные предложения, связанные с озвучением ледовых шоу.

— На “Евровидении” в Москве ты как победитель будешь исполнять только “Believe me” или какую-то другую песню?

— Я думаю, не только “Believe me”, мы от нее устали, она оскомину набила даже мне. Сделаем еще что-то, что будет, по крайней мере, интересно. Идей куча. Сдать ролики для Интернета, сделать что-то совместное с “Ангелами надежды”. Взять социальную историю. После ролика “Believe me” столько было звонков… Я даже не ожидал! Был сконфужен, потому что нужно было как-то реагировать на эти просьбы. В нашей стране много больных детей. Нужно создать новый проект, чтобы обратить внимание на эту проблему.

— Красивый человек, какой он? Красота в чем?

— В его целостности. В том, что он делает, думает. Человек абсолютно иной пытается показать себя не таким, какой он есть. А потом, когда проявляются проколы, так неприятно смотреть и думать: “Господи боже, зачем нужно было строить из себя другого человека?”

 

Алла Жидкова, 16 января 2009

Извините, что без ката, я не в совершенстве владею ресурсом

Одиночество Зверя
Рома Билык: “Я не хочу быть рок-музыкантом в этой стране. И поп-музыкантом быть не хочу”
Группа “Звери” едва оправилась после обрушившейся на них беды — весной затопило студию, в которой они записывали и сводили новый альбом. Материалы были уничтожены, и все пришлось делать заново. Однако теперь Рома (Билык) Зверь об этом не жалеет. Вынужденный тайм-аут дал ему возможность пересмотреть творчество и концептуально изменить подход к нему. О том, куда он смотрит в своем “Дальше”, и о многом другом “ЗД” поговорила с ним лично.

— Новый альбом уже назвали пластинкой переходного периода. Ты действительно куда-то от чего-то переходишь?

— Непонятно. Что дальше будет, я примерно хоть и понимаю, но до конца сам сейчас объяснить не могу. В любом случае это движение. Может быть, хорошо, что альбом весной был уничтожен. Может быть, это была какая-то подсказка, потому что альбом получился абсолютно другим: туда вошли другие песни, он стал профессиональней и интересней по качеству. Мы записывались на разных студиях с разными людьми, работали в Штатах, в Лондоне, в России. Не могу сказать, что техническое обеспечение студий у них отличается от наших. Отличие в людях: другая культура, другой подход, другие уши, вкусы, в конце концов. Мы отдавали песни на растерзание звукорежиссерам, и они занимались ими как хотели. А потом уже мы вносили свои небольшие корректировки, потому что всей специфики нашей музыки они знать не могут.

— Так, значит, ты теперь ориентируешься на западный звук?

— Качественный западный звук — это предрассудки. Там иное качество понимания музыки у людей, а это не что-то техническое, это мысль. Мне кажется, в целом они чуть-чуть больше разбираются, потому что у них музыка была еще в 50-х годах, а у нас толком только сейчас начинается музыка в стране.

— У тебя всегда был образ своего в доску парня, который бренчит на гитарке во дворе и поет о том, как он любит Машу или Любу. Ты решил покончить с этой дворово-пацанской аурой?

— Да я и сейчас Машу люблю, допустим. Просто я развиваюсь вместе с поколением, которое доверилось мне еще восемь лет назад, и я им доверился. Я не могу их бросить и быть кумиром только для подрастающего поколения. Потому что у каждого поколения должны быть свои отдельные кумиры и герои. А так как ничего нового у нас для подростков не появляется, приходится немного в их сторону смотреть. Но не хочется и своих оставлять, тех, которые уже рожают детей, покупают машины, устраиваются на работу… Это не уход, это нормальное развитие.

— С тобой происходит странная вещь. На концерте я слышу драйв, мне кажется, это рок-н-ролл. Ставлю диск или включаю ТВ — а там совсем другие, голимо попсовые “Звери” по подаче. Рок-музыканты говорят, что ты — это попса, попсовики считают тебя странным рок-н-ролльщиком. Вот и хочется спросить — с кем ты, мастер культуры?

— А нужно обязательно быть с кем-то?

— Необязательно, но как бы существуют некие лагеря...

— Существуют, но ни тот ни другой мне не нравятся. Поп-тусня настолько примитивна и неинтересна, что мне не хочется быть там, а рок-тусовка обманчива, завистлива… и, может быть, поп-тусовка даже лучше.

— Там у людей вместо человеческих зрачков одни доллары в глазах…

— И это честно! Они просты и примитивны. А рок-тусня завистлива и двулика — кичатся тем, что они честные, что они за музыку, за слово, за идею, что те, у кого много денег и песенки про “тили-тили-трали-вали”, — враги для них. Но сами тоже думают только о деньгах. В нашей стране мало действительно независимых коллективов: одни рок-герои зависят от олигархов или стали придворными музыкантами. То же и с поп-артистами... Знать это все и находиться во всем этом неохота. Я не хочу быть рок-музыкантом в этой стране и поп-музыкантом быть не хочу. Хочу быть просто музыкантом.

— И все-таки концертное звучание у вас намного интереснее альбомного. Почему?

— У любой группы концертное звучание намного тяжелее и интереснее. Пластинка, к сожалению, не может многого передать. Она записывается для того, чтобы человек послушал смысл, послушал песню и решил для себя: согласен он с этой песней, сопереживает он этой идее или нет. Но никак не для какого-то звукового наслаждения. Звуковое наслаждение — это на концерте: ты знаешь слова, тебе грудь пробивает, ты вместе с другими людьми произносишь эти фразы и являешься частью одного целого — песни. Можно, конечно, привносить какой-то звук на пластинку, чем в этот раз и занимались. Но, ты знаешь, большинство людей этого не поймет, им это неинтересно будет. И они отчасти правы.

В чем сила большинства? Оно выдергивает из песни самое важное, самое жирное пятно. Все остальное уже для очень развитых и умных людей.

— И ты работаешь для большинства?

— Мы все делаем для большинства, иногда даже сами того не понимая. Кто-то от своей гиперумности сопротивляется этому, намеренно идет в другую сторону. Я тоже иногда так делаю, но главное — не увлекаться, это опасная игра, так можно уйти от жизни вообще.

— Опасность в том, что ты останешься один?

— Да, вообще один. Потому что можно так закопаться… Страшная вещь. Ведь если так подумать, мир — говно. И можно прямо сейчас сказать, что ничего интересного больше не будет, потому что я все знаю: как устроено мое государство, как устроены люди и чего они хотят. И полезть в петлю. Но нужно найти место среди всего того, что тебе по большей части не нравится. Как бы ты ни хотел, чтобы все было по-другому, другого не будет. Поэтому нужно смириться и сделать вокруг себя хорошо, так, как ты любишь. Вот тогда кто-нибудь к тебе, может, присоединится, и тебе будет легче.


* * *


— Почему в альбом вошли и старые песни?

— Некоторые песни, скажем так, созрели, пришло время, появилась возможность их воплотить. “Глазки”, например, я не знал, как сыграть, какую аранжировку придать, пробовали и так и сяк — не нравилось. Видимо, нужно было больше усилий приложить к этой песне, а времени не было. Последние два альбома, честно могу признаться, делались в режиме “нет времени”. Это сейчас я понимаю, что можно было по-другому сделать, но все равно не жалею, что они такие, — это к тому, что ты говорила по поводу разного звучания пластинки и концертов.

— Про первый альбом я бы так не сказала…

— Первый альбом делался двумя людьми — мной и Сашей Войтинским. Мы работали над ним полтора года, закопались в материале — у нас было по 15 аранжировок на каждую песню, которые, в принципе, мало чем отличались.

Там много каких-то мелких звучков, сделанных с любовью, дополнений, штрихов. Как будто ты быстренько обжарил мясо и долго его украшаешь помидорчиками, шафранчиком, листочками, кремом.

— А сейчас — мясо, которое долго жарилось?

— Это полусырое мясо, но оно хорошее, свежее.

— Ты по вечерам ходишь гулять по бульварам?

— Очень редко. Я иногда жалею, что слишком замкнут. Обстоятельства так сложились, что я определенной части общения с людьми лишен. Это и ежу понятно — не могу делать все, что могут обычные люди. А я еще человек достаточно скромный, не могу сказать: “Я известный, пропустите меня без очереди!” Я, наоборот, прячусь. У меня узкий круг знакомых и друзей, и не всегда я могу с людьми из этого круга встретиться или даже созвониться. Мне лучше одному побыть, чем кого-то напрячь. Поэтому я выхожу иногда на улицу и иду на контакт с незнакомыми людьми.

Бывает, сам заговариваю. Или люди со мной начинают разговаривать. Когда понимаю, что человек вроде неплохой, вменяемый, могу с ним посидеть, выпить, пообщаться. Но, как показала практика, второй раз я с этим человеком не встречаюсь. Мне нравится спонтанность знакомства и общения.

— В одной из песен группы “Ромео должен умереть” есть такая фраза: “Я в зеркало пялюсь, я вижу и не узнаю… я вижу большую звезду”. Как у тебя с самовосприятием?

— Я всегда себя узнаю, у меня нет таких переживаний. Я вообще изначально не думал именно об этом — о славе какой-то. Наверное, из-за того, что я где-то в чем-то узконаправленный и примитивный, как лошадь со шторками на глазах.

“Там круто, там концерты, там музыку нужно писать, можно сделать любую песню и она понравится” — вот мои шторки. А слава — что это вообще? Слава — когда люди твои песни поют на концерте. Это есть любовь и самое главное, для чего должен жить музыкант, — общение с публикой. А остальное прилагается, прилипло к заднице, извините.

— Вы делали мультик про “Зверей”. Чем дело кончилось?

— Мы собирались делать мультсериал о группе. Но когда начали копаться, оказалось, что это такой дорогостоящий продукт — дороже, чем кино снимать. Концерты важнее, чем рисование мультиков, — это все из разряда хобби. Делать одежду тоже хобби.

— А ты ее сам рисуешь?

— Есть группа художников. Мы с ними делимся идеями, они рисуют, а потом мы это все вместе дорабатываем. У нас такое коллективное творчество. Но я бы не назвал это бизнесом. Как бизнес это дело убыточно. Это делается для себя и для людей, для друзей, знакомых, для тех, кому кайфово носить майку, которой больше ни у кого нет. У нас же очень небольшие тиражи, такие, что я сам могу проконтролировать качество. А большое производство ты уже не проконтролируешь, к тому же это большие деньги. Таких денег у меня нет, и заниматься этим мне не хочется, потому что это уже бизнес будет. Я все-таки музыкант, а не сбытчик шмотья.

— Насколько ты сейчас доволен тем, как все у тебя складывается? Ты живешь так, как хотел?

— Я, в принципе, всегда жил как хотел. Может быть, многое потерял… Но абсолютно не жалею, потому что понимаю: настоящая свобода — когда ты делаешь то, что хочешь, а не гонишься за чем-то более выгодным. Я вообще счастлив, исключая какие-то моменты, когда грустно. Всем же людям бывает грустно. А так я ни от кого не завишу. Только от публики своей — и все. Они меня, слава богу, любят, поэтому я могу себе многое позволить. Многие могут тебя прижать — государство, например, может обязать пойти сыграть за какую-нибудь партию политическую или еще что-нибудь. А у меня есть такая стена, которая защищает, — огромная стена людей. И благодаря им могу сказать: “Нет, я этого делать не буду”.

Алла Жидкова, "МК" 21 ноября

ДЕКРЕТ РОК-ДИВЫ
ЮТА: "Я - нормальная баба!"
Романтичная певица Юта — единственная рок-дива на отечественном горизонте, которая не мучает публику мужеподобной брутальностью, о ней не шепчутся в кулуарах, что она “по девочкам”. Юта вышла замуж, ушла в декрет, родила ребенка, а вернулась уже с седьмой по счету номерной пластинкой “На краю”. Заглавный сингл с которой сразу же попал в эфиры и чарты ведущих радиостанций. Новые песни Юты пропитаны любовью, голос ее стал еще глубже. Она работает, дает концерты, но такое ощущение, что она все еще дома — со своим сыном Толиком и мужем Олегом. Поэтому с Ютой хочется говорить не столько о музыке, сколько о любви. Мы сидим в маленьком кафе, пьем кофе со сливками.

— Что такое любовь?

— Нежность. Только к тому, кого любишь, ты можешь проявлять искреннюю нежность. Любовь — это самое главное чувство, ради которого мы живем. Все, что мы делаем в жизни, — ради любви, даже на сцену выходим ради любви.

— Из чего складывается атмосфера твоего дома?

— Из понимания. Банальная ситуация: муж пришел с работы уставший, его не нужно загружать проблемами, а нужно оставить в покое, погладить по спинке, рассказать сказку, принести чай в постель. Из умения задвинуть свои амбиции, прислушаться к состоянию близкого. И это мне возвращается — когда я прихожу после концерта и мне тяжело вообще что-то воспринимать, он также понимает мое состояние.

— Как ты относишься к деньгам?

— Деньги я люблю, как любой нормальный нежадный человек. Но ведь это всего лишь способ выжить — к сожалению или к счастью, мы живем в таком мире, где деньги являются мерилом твоего профессионального статуса. Поэтому к ним надо относиться абсолютно ровно.

— Ты завидуешь?

— Когда читаю гениального Тарковского, я ему по-хорошему завидую, что, блин, не я это написала, а он! Это творческая зависть к невероятным достижениям. Вот откуда он брал эти образы и рифмы?

— Оттуда же, откуда и ты берешь свои, — сверху.

— Это понятно, но иногда безумно жаль, что это уже найдено, и найдено не тобой. А деньгам и статусу завидовать глупо, потому что человек — существо, которому дано очень много. Если ты хочешь достигнуть чего-то, ты обязательно достигнешь. Надо работать.

— Ты волнуешься перед выходом на сцену?

— Может колбасить не по-детски до концерта — и с утра, и во время чека. Бывает, что от волнения и в животе чешется, и в туалет все время хочется. Сильно волнуюсь, когда стою за кулисами и вижу, что мои музыканты уже взяли инструменты. Но как только выхожу на сцену и сажусь за клавиши — как в другую реальность попадаю, вся дрожь улетучивается.

— Каково это — ощущать, что ты мама Юта?

— До рождения ребенка не подозревала, что это мне доставит столько удовольствия, перевернет мою жизнь и станет ее глобальным смыслом. Я ходила беременная, разговаривала с ним, пела ему песенки. Но никаких особо теплых материнских чувств не испытывала. И когда я его первый раз увидела, я была так счастлива, что я — нормальная баба, которая испытывает все эти материнские чувства! Ребенок дал мне сумасшедший творческий толчок. До его рождения я ждала новых песен, но они не получались. Я знала, что нужно искать какой-то новый язык, что-то поменять... А когда родился ребенок, случилось то, чего я так ждала! Поэтому за новый альбом на 100 процентов надо благодарить моего сына Тосика.

— Какой идеальный возраст для рок-певицы?

— Точно после 24. Вообще же, у нас в стране сейчас отсутствует такое понятие, как рок-певица, — именно по духу. Мы живем в мире, когда любой протест тонет в вале информации. А рок-музыка — это изначально музыка протеста. Против чего сейчас протестовать? Против попсы? Глупо.

— Против медведевской России?

— Тоже глупо. Это наша страна, и надо воспринимать ее такой, какая она есть. Если что-то не устраивает — не надо петь рок, надо уезжать. Я уезжать не собираюсь. Моя музыка несет не протест, а призыв к тому, что все хорошо — надо жить, надо любить, самосовершенствоваться. Своей творческой карьерой я доказываю, что вся жизнь — это некое самопреодоление. Преодолел свою лень — вот тебе и протест. Свою слабость — взошел на новую ступень, двигаешься дальше — красота!

— Как ты относишься к старости и смерти?

— Понимаю, что это неизбежно. Боюсь смерти, как любой нормальный человек. Старости не боюсь, боюсь беспомощности в старости — это ужасно. Я смотрю сейчас на свою маму — она родила меня поздно — в 31 год. Теперь она возится с моим сыном и так расцвела, помолодела на 30 лет! Общаться с внуками — лучшее, что можно пожелать в старости.

— Что ты любишь в современном рок-н-ролле?

— Качество и искренность. Когда это затрагивает струнки твоей души. Мне нравится группа “Пилот”. Но сейчас много молодых команд, которые именуют себя рок-группами и которые не думают о том, что все-таки душа, духовное наполнение — первично. То, что мы сейчас наблюдаем — понты впереди паровоза, — я это ненавижу. И ненавижу, когда люди откровенно слизывают саунд с западных групп. У нас же в рок-музыке текст всегда был первичен. Но читаешь нынешние тексты, и хочется сказать: “Тушите свет, господа!”.

— Есть такие вещи, которых все боятся, а ты нет?

— Не боюсь остаться на улице без средств к существованию. Уверена, что не пропаду в любой ситуации: у меня есть профессия, есть моя семья — в любом случае выкрутимся. Эта тема актуальна в период кризиса — я каждый день вижу вокруг себя, что у людей рвет крышу, начинается паника. Хочется подойти и успокоить: “Чего вы боитесь? Перейти на картошку с макаронами? Это не страшно!” А боюсь я фатальных вещей — войны, смерти своей и своих близких.

— Твое самое первое воспоминание.

— Сижу на ковре в своей квартире в Екатеринбурге, у меня в руках погремушка-светофор. Мама говорит, что мне тогда было не больше восьми месяцев. Помню, как я летела по квартире, влетела в стол и расшибла себе башку. А вот как ее зашивали — уже не помню. Шрам где-то здесь, выше лба, в волосах, остался.

— Твой самый романтический момент?

— Мы познакомились с мужем, работали вместе и целый год. А потом вдруг торкнуло! И в тот самый момент он уехал в Киев на три дня. И не звонит, не пишет. Думаю: ладно, черт, продолжения не будет. А через три дня он мне присылает эсэмэску: “Как ты прожила без меня эти три дня?”. Я с телефоном в руках упала на диван, так и валялась в радости!

— Ты сильная женщина?

— Я пытаюсь быть такой. Меня родители не баловали, приучали к тому, что я должна все делать сама, уметь за себя постоять. Я не привыкла ныть. Когда ты не ноешь, ты не можешь не быть сильным.

— “На краю” — это седьмой по счету альбом, “семерка” — число счастливое. Ты веришь в магию цифр?

— Я не суеверный человек — не верю в приметы, гадания и в судьбу не верю. Осознаю, что седьмой альбом — это круто, когда тебе 29 лет. И как сейчас мне кажется, этот альбом самый сильный у меня.

— Последняя песня на диске — частушки в блюзово-колыбельном исполнении. В самом начале пути тебе прочили как раз блюзовую карьеру, а ты отказалась. Значит ли это, что ты передумала?

— Однажды мы с мужем поехали отдыхать, в машине у нас крутилась Нора Джонс. Олег мне стал говорить, что я могу не хуже. И после этого методично меня к теме блюза подводил. Потом у него случился день рождения, и я, как девочка практичная, спросила, что ему подарить. И он заказал песню, но особенную, не в моем стиле, что-то вроде Норы Джонс. Я вспомнила, что у меня давно была мечта сделать что-нибудь интересное с частушками. И я написала музыку, аранжировку и спела. Лежали эти частушки у меня в ящике три года. А когда пришло время выпускать альбом, рекорд-компания попросила бонус, но какой-нибудь интересный, конечно, я вспомнила про них. От джаза же я когда-то давно отказалась самостоятельно, поняла, что хочу писать простые человеческие песни о любви с морковью. Получилось, что сейчас я вспомнила то, с чего начинала. И никто не знает, во что это выльется. Может быть, это будет целиком такой альбом, может быть, это будет альбом советских песен в джазовой обработке.

Алла Жидкова, "МК" 22 ноября 2008
http://www.mk.ru/blogs/MK/2008/11/22/muzika/382375/

Делать виД успешного человека
Михаил Боярский, Вячеслав Бутусов и Пол Артурс в формате “Чебозы”

Для иллюстрации интервью с Васей Гончаровым, лидером рок-группы “Чебоза”, мы сфотографировали всех действующих участников его бэнда по отдельности и из чистого хулиганства в “Фотошопе” соединили все это в одну картинку. Получилось похоже на обложку одной из пластинок легендарной группы “Битлз”. Вася посмотрел на этот креатив и махнул рукой: оставляйте. Так выходит продолжение фотопроекта “MEGA БИТ”, в рамках которого в прошлом выпуске певица Таня Зыкина едва не усыновила поросенка. Таня делала вид, что она — Тори Амос. Почему нет? Сегодня так модно — делать вид; главное, чтоб хоть какой-нибудь концепт присутствовал.

Гончаров Василий, 24 года, действительно молодой музыкант, который делает в современном музыкальном пространстве что-то ощутимое. Не для своей личной славы, а для музыки вообще, что в нынешних реалиях — большая редкость. Выступление “Чебозы” летом на “MEGA БИТ FEST” было ярким, “вкусным” и необходимым для того, чтобы показать — наша музыка может быть по-настоящему качественной. Мы встретились с ним, чтобы поговорить о музыке, о времени, ведь Вася — один из тех людей, которые впоследствии будут олицетворять музыкальные двухтысячные. Не зря для совместной работы над первым альбомом спустя 20 лет затишья мегазвезда 80-х Михаил Боярский выбрал именно его.

— В беседе со мной DJ Smash утверждал, что электроника сейчас популярнее всего рок-н-ролла и попсы. Ты как представитель другого фронта что думаешь об этом?

— Это глупость полнейшая. Я в этом случае чувствую себя доктором в Кащенко, который разговаривает с пациентом. Диджеи вообще самые сомнительные как музыканты артисты. Сомнительнее, чем ресторанные лабухи в Сочи. Что нужно, чтоб быть диджеем? Купить себе диджейский пульт, поставить пару дисков, можно скачать бесплатно.

Замиксовал ты “Зеленоглазое такси”, договорился с клубом, за 500 долларов там постоял. И после этого ты можешь гордо писать, что ты музыкант, у тебя есть концерты, гонорары и все такое. Я не считаю это музыкой. Если понимать электронику как нечто долбящее, монотонное, основанное на чужих семплах, с минимальным месседжем — в таком виде это никогда не победит. Песни будут править миром и останутся в истории. И тот успех, который получился, у него замешан на том, что “Moscow never sleeps” — это было некое подобие песни, а не клубного дынс-дынс.

— Но это более востребовано, чем стильная эстетская музыка “Чебозы”.

— Ну я же не могу заставить человека полюбить свою музыку. Ты можешь установить артиста на радио, написать о нем в газете, сыграть несколько концертов и так далее. Но любить насильно артиста ты не заставишь. Моя задача как артиста — максимально качественно делать то, что у меня получается лучше всего. Я не преследую цели победить диджея Смэш и шансон, который звучит во всех такси и кстати популярнее любой электроники.

— “Чебозу” называли “группой одной песни” из-за песни “Васильки” — пародии на “Stan” Эминема.

— Это вариант того, что песня, как бы она мне сейчас ни не нравилась, выжила, не будучи даже выпущенной на диске. Этот жанр — стеб — проще всего донести до массового слушателя. В этом, я думаю, и есть секрет успеха этой странной, сделанной на скорую руку, песни.

— Но вы продолжаете работу, диски выпускаете. Недавно был классный проект “Модель для сборки”, где Бутусов перепевал песни молодых музыкантов. Ты там выступал в качестве идейного создателя. Зачем тебе это?

— Эпоха революционных культурных массовых открытий прошла либо как-то затаилась. В лихие годы конца 90-х повсплывало большое количество рок-н-ролльных коллективов. А в последние годы даже на поп-сцене появляется не так много артистов. Сейчас наступила такая менеджерская эпоха. Проще что-то не сделать, чем сделать. Намного проще поставить на радио новую песню старого исполнителя, нежели новую песню нового исполнителя, потому что так вернее — рейтинг не упадет. И я подумал, что, если маститый персонаж исполнит хорошие песни молодых коллективов, возможно, люди обратят внимание на первоисточник. Опыт был довольно забавный, в том числе и с радио. Первой мы записали песню “Фея” группы “Знаки”, она изначально была похожа на оригинального Бутусова.

Бутусов смело идет на эксперименты, он согласился участвовать в этом проекте. И на радио в исполнении Бутусова эту песню поставили, а “Знаков” — нет. Так подтвердилась моя менеджерская теория. Мы сделали целый альбом, я искал песни, привлек к работе всех лучших людей, каких только смог найти, записывал со Славой долгие 8 месяцев. Недавно переслушивал его — классный альбом. До сих пор считаю, что он звучит свежо и прикольно. Некоторые музыканты, чьи песни мы использовали, странно смотрели на нас, боялись, что Бутусов заберет у них песню навсегда. Или спрашивали: “Может, у него творческий кризис? Ему нечего петь?”. Кстати, недавно я читал, что “Машина времени” собирается перепевать песни молодых групп, типа, так никто не делал. Нет, так делали мы на проекте “Модель для сборки”. Я считаю, культурная миссия обратить внимание на молодые коллективы этим проектом выполнена.

— Как вы себя чувствуете в условиях финансового кризиса? Отменяются ли концерты?

— Меняется подход к делу. Таким коллективам, как мы, которых нет в каждом радиоприемнике, непросто гастролировать, потому что организаторы не могут оплатить весь спектр райдера, проезд и проживание семи человек.

Во Владивосток мы не ездили ни разу. Точно так же идет звукозаписывающая история. Кризис финансовый — бабок нет. Индустрия развлечения первой попадает под удар в случае финансового кризиса — люди начинают экономить, перестают покупать диски, ходить на концерты. И тем, у кого сейчас необратимо течет производство альбомов, будет очень плохо. И большая удача, если им удастся найти издателя. Что касается нас, то творческий процесс идет, песни пишутся, остановить его невозможно. Мы следим за техническим прогрессом и рентабельностью производства…

Сегодня видел звукорежиссерский пульт, на котором можно свести песню, и она сразу же появится в айподе, потом подключаешься через вай-фай и сразу можешь в айтюнс отправлять. Это после пластинки (черный диск “Чебоза”. — Прим. авт.), которую мы записали полностью по-стариковски, долго, с живыми инструментами, мы ищем пути нового музыкального развития. Может быть, с привлечением новых технологий, но кто нас знает, чем это кончится...

— Ты говорил, что хочешь струнный камерный оркестр пригласить.

— Есть такие идеи. Сейчас с одним человеком по аранжировкам работаю. Он недавно вообще пытался сделать из меня Тимбаленда. Но это банально, есть же уже Тимбаленд (смеется).

— Все бы смеялись. Да и Тимати уже называет себя “русским Тимбалендом”.

— Тимбаленд — он голова, умница, замечательный современный композитор, аранжировщик, который умеет хорошо работать со звуками, делать качественную продукцию. Тимати — это шут гороховый, который умеет хорошо делать вид. Он классно делает вид, что он черный. В клипах он делает вид, что читает рэп, хотя, если прислушаться к словам, там такая белиберда, моя мама такие стихи писала мне на школьный капустник в третьем классе. Как фрик он вполне гармоничен в этой роли.

— А еще хорошо делать вид успешного человека... Расскажи про свою работу с Михаилом Боярским.

— Она только началась, говорить об этом на перспективу рано. Вчера мы записали его голос на первую песню. Я надеюсь, что запись одной песни выльется в результате в полноценный альбом, и я сделаю все, чтобы это была его лучшая работа.

— Что за песня?

— Песня Виктора Резникова, у него осталось некоторое наследие… Исполнение Михаилом Боярским этой песни очень гармонично. Говорить о том, что я восхищаюсь Боярским, — не сказать ничего, я в жизни не мог представить, что меня сведет судьба с ним.

— Как вы познакомились?

— Этой весной в 8 утра на Ленинградском вокзале я подал ему руку и сказал: “Здравствуйте. Василий”.

— Не кажется ли тебе, что ты раскидываешься творческой энергией, работая над другими проектами. Ты мог бы эти силы вложить в “Чебозу”.

— Я вижу себя несколько больше, чем просто автор и исполнитель собственных песен. По этой причине мне интересно заниматься сторонними вещами. Закончится работа с Боярским, у меня за плечами будет еще одна пластинка, за которую мне не стыдно. То, что я поучаствовал в записи альбома “Торбы на Круче” или сделал с Бутусовым “Модель для сборки”, меня действительно не отвлекло от сочинительства, песни пишутся параллельно. Кстати, у меня есть договоренность с экс-гитаристом Oasis Полом Артурсом, что он примет участие в записи одной из наших песен. Мне будет интересно, ведь этот человек играл в песнях, которые я слушал, когда был маленьким.

— Да, а еще однажды ты шел по улице и познакомился с музыкантом из Pulp.

— Джарвисом Кокером. Мне везет на такие встречи. Это было в Париже, я направлялся от казино “Мулен Руж” в район Опера. Увидел человека, разговаривающего по мобильному телефону. Я подошел и сказал: “Извините, можно с вами познакомиться?” Он удивился: со мной? Или вы хотите, чтоб я вас сфотографировал? Берет у меня фотоаппарат. Я говорю, мол, нет — с вами. Мы фотографируемся, я спрашиваю: вы Джарвис Кокер? Он говорит: нет. Но потом сознается, типа, да, я живу вот в этом доме. Кевина Спейси видел после спектакля с ним в Лондоне, подарил ему первый альбом “Чебозы”.

— Почему для фотосессии у нас вы выбрали фотографию “Битлз”?

— Мы любим “Битлз”. Когда ты покупаешь костюм, можно выбрать какой угодно, но есть классика, которая не стареет, — вот это и есть “Битлз”. Они крутые.

— Нет мечты познакомиться с Полом Маккартни?

— О чем я с ним буду говорить? Не, у меня давно нет подобных мечтаний. Все же реально, все возможно. Если был в Лондоне, все воспринимают это, как будто ты был на луне. Купи билет, получи визу — езжай, ходи. Они все такие же люди и все ходят в туалет… Главное во всем — твое желание. Мне 24 года, я выпустил два альбома, записал альбом с Бутусовым, записал песню с Сергеем Галаниным и даже с Димой Маликовым, записываю пластинку с Боярским. Если ты чего-то хочешь, то обязательно добьешься. У меня такая позиция по жизни. И я занимаюсь музыкой в большей степени для себя. Художники, поэты — все творчество для себя, оттого, что ты просто не можешь не петь, не писать... Процесс идет, и я ему следую.
Алла Жидкова, "МК" 8 ноября
http://www.mk.ru/blogs/MK/2008/11/08/muzika/380011/

Вместо Пушкина — попсогламур
DJ Smash: “Неприятные компании бывают и в Ростове, и в Куршевеле...”
Треки DJ Smash “Moscow never sleeps” и “Я Волна” звучат едва ли не из каждой дырки. Сам DJ Smash, которого в миру зовут Андрей Ширман, выглядит совершенно новым явлением на нашей поп-сцене, едва ли не дебютантом в шоу-бизнесе.
На самом деле Андрей уже много лет штурмует вершины клубных сцен. Приехав в Москву из Перми, он стал резидентом самых пафосных и модных клубов столицы. На пути к успеху его голова беспрестанно выдавала все новые и новые творческие находки в области электронной музыки. В его идеи мало кто верил, но он не сдавался. Написанный два года назад трек “Moscow never sleeps” ни под каким соусом не хотели брать на радио. А этой весной, переделанный уже с участием Тимати, он стал самой популярной записью в стране. Закрепив победу “волной”, Smash двинулся дальше. Он продюсирует проект Fast Food, пишет альбом, планирует открыть свой клуб. Смелости ему не занимать, а она, как известно, города берет.
— Хитрый ход — переделать свой старый трек “Moscow never sleeps” с участием Тимати и сразу добиться славы, не так ли?
— Тимати очень предприимчивый парень, всегда чувствует, как и чего нужно сделать, чтобы добиться успеха. Мы с ним давно находимся в дружеских отношениях. И он меня очень долго теребил на тему того, чтобы записать вместе песню. У меня была идея: сделать музыкальный трек и какими-то правдами и неправдами заставить Тиму прочитать какой-нибудь классический стих — например, Пушкина в ритме рэпа. Я подумал, что это будет круто. Звоню Тиме и говорю: “Давай на “Moscow never sleeps” сделаем ремикс”. Он согласился: “Отличная идея!” И эта “отличная идея” сразу вылилась в “горы кокоса” и “моя Москва здесь решает вопросы”. Когда Тима показал мне текст, который он написал, я сказал: “Фу! Что за пошлость! А где же Пушкин?” А он говорит: “Нет! Это такая конъюнктура. Я такой и по-другому не могу!” Пришлось согласиться: такой — так такой. Но потом мы с ним все равно чуть-чуть текст подкорректировали.
— В клипе так много знаменитостей снималось, что всех даже не упомнишь. Александр Цекало там табличку держит…
— Даже Алик Тайванчик появляется! — не без гордости замечает Андрей. — Там очень много народу снималось: и Бондарчук, и Крутой, а когда все заканчивается, Алимжан (Тайванчик) показывает пальцы.
— Все снимались бесплатно?
— Абсолютно бесплатно. За идею. Кого-то я пригласил, кого-то — Тима, кого-то — Резо Гигинеишвили, он был режиссером клипа. Знакомых-то полным-полно.
— С этим треком и клипом ты сразу зашел в шоу-бизнес как свой в доску персонаж, завязанный со всей этой тусовкой…
— Что мы и хотели сделать!
— Но диджеи, с которыми я периодически общаюсь, наоборот, противопоставляют себя этой культуре. Говорят, что электронная музыка — это альтернатива попсогламуру.
— У каждого свой путь, наверное. Я не считаю электронику какой-то альтернативой. Включите любую радиостанцию — и что вы услышите? Не r’n’b, не фанк, а именно танцевальные ритмики с клубной подачей. Можно сказать, что танцевальная культура победила всех! Танцевальный андеграунд — тоже коммерческий. Только он немножко по другой схеме и концепции строится. Все эти Тиесты с Карлами Коксами — чистой воды коммерция, просто — другая подача и музыка. Эта музыка недоступна любительнице “Фабрики звезд”, но она доступна миллионам других людей — это продукт для них.
— Почему Smash? У нас уже была такая музыкальная группа, и она не очень хорошо закончила, развалилась.
— Я знаю участников этой группы не понаслышке. И с Лазаревым, и с Топаловым мы в хороших дружеских отношениях. Но вышло так, что я играю очень давно, с 14 лет, и мне, конечно, нужно было придумать себе псевдоним.
Я занимался большим теннисом, и там был удар “смэш”. Мне нравится это слово, оно такое громкое, как удар, это как раз про меня. И тогда я решил, что так и надо называться — DJ Smash. Осталась даже публикация в газете еще 96-го года, где под моей фотографией написано, что это DJ Smash, Андрей Ширман, новый, молодой перспективный парень.
Никакого Smash!! с Лазаревым и Топаловым тогда еще и в помине не было. Их появление было ударом для меня. А сейчас мы с ребятами дружим и смеемся по этому поводу. Когда я играл в “Дягилеве”, ко мне в диджейку залазил Топалов. Наши хохмачи-видеоинженеры нас засняли и сделали из этого ролик “Группа Smash!! Воссоединение!”.
— Большой теннис — игра не для бедных. Ты, наверное, из состоятельной семьи?
— Скажем так, я из интеллигентной семьи. Родители — профессиональные музыканты. И они всегда занимали ведущие посты в моем городе — Перми. Мама сейчас профессор, а когда я начинал, она была доцентом кафедры хорового дирижирования. У меня родители относятся к настоящей творческой интеллигенции, но они настолько современны и космополитичны, что воспринимают хорошо и Тимати с кокосами, и, допустим, группу Fast Food со скандалами. Точно понимают, что и ради чего я делаю, что я хочу этим сказать.
— Ты играешь сеты и в обычных клубах, и на престижных курортах. В Куршевеле, например. Есть отличие — играть для миллионеров и толп девок, которых они с собой возят, или для обычных ребят, например, в Ростове-на-Дону?
— Воспринимают везде хорошо. Но оказаться в неприятной компании можно и в Ростове, и в Куршевеле. Бывают места, из которых хочется как можно быстрее уехать. Вот недавно мы с Мишей Венгеровым убегали из Турции.
Негостеприимно к нам отнесся менеджмент отеля — случилось рукоприкладство. Миша вступился за нашего коллегу-диджея, который как-то неправильно посмотрел на девушку, которая понравилась менеджеру гостиницы. Охранники стали “крутить” Мишу и тащить его в подсобное помещение. Когда нам удалось уладить конфликт, менеджмент гостиницы очень строго попросил меня и Мишу срочно покинуть их отель, а лучше даже и страну. Еще они припомнили, что когда-то приглашали меня выступать к себе на вечеринку, а я не поехал… В итоге мы уехали оттуда в час ночи и попытались улететь в Москву. В связи с тем, что оттуда летят чартеры, на которые билеты заранее проданы туристическим компаниям, нам удалось улететь только в час дня — каким-то чудом нашлось два места в бизнес-классе.
Но прежде мы восемь часов бегали между двумя терминалами, которые расположены в пяти километрах друг от друга.
Под конец перезнакомились со всем аэропортом, нас знали во всех отделениях и представительствах, раздали все диски, которые у нас были. Потом Миша от радости начал раздавать деньги. Дошло до того, что у меня были чуть ли не галлюцинации. Чтобы не заснуть, я ходил в туалет умываться через каждые 15 минут. До этого я долго не спал: в Турцию прилетел из Риги, где была свадьба.
— У нас большая сумасшедшая страна, не всегда можно уследить, что и где происходит. Бывало ли так, что тебе звонят из Новосибирска, например, говорят, что круто ты вчера отыграл. А тебя там и не было вчера…
— Мы ловили даже двойников моих! Это было еще до “Moscow never sleeps”. Мне звонят люди, говорят: “Извините, мы с вами не знакомы, я из такого-то города подмосковного. Вы знаете, у нас такая история произошла… Мы думали, что мы общаемся с вами, а теперь поняли, что нас обманули”. Приезжает чем-то похожий на меня молодой человек, дарит мой диск со своей фотографией, рассказывает всю мою биографию и говорит, что приехал к сестре в этот город, случайно остается на уик-энд и может сыграть у них в клубе за 500 долларов. А потом люди находят мои фотографии в Интернете и видят, что это был не я. Самое гнусное, что он под мое имя занимал деньги. И вот однажды мне звонят: “Мы его на региональную вечеринку пригласили — хочешь, лови”. Ну, я и поймал.
— Как?
— Приехал с товарищами. Мы его вывели: ребята скрутили ему руки, забрали вещи, посадили в машину, сказали, что отвезут в отделение. Тут же нашли у него в рюкзаке мои диски с его фотографиями. Нам удалось объяснить ему, что больше так делать не стоит.
— Так вы совершили преступление! Насильственное задержание…
— Ну, все, пропал я… Представь, ты узнаешь, что под твое имя занимают деньги… Никаких связей в правоохранительных органах у меня не было. А ловить нужно было срочно, потому что это продолжалось бы еще и еще. Нужно было остановить эту комедию.
— Ну а ты, говорят, не только диджеишь, но и поешь?
— Я параллельно со всеми своими электронными работами всегда писал песни. Сам делал аранжировки, пел и записывал. Песни были очень популярны в Перми. Вплоть до того, что на концерт приходило 10 000 человек. А мне тогда было 18—19 лет. Я уже из Москвы ездил в Пермь как московская звезда. Естественно, там были связи на радиостанциях, песни хорошо ротировались, их знали наизусть. Сейчас мне снова хочется петь. Я написал несколько песен, которые мне безумно нравятся. С утра просыпаюсь, пью кофе, сижу за роялем и играю свои песни... Думаю, если мне что-то так сильно нравится, то это что-то очень хорошее. У меня вкусовая планка достаточно высокая. Я уже полтора года пишу альбом, в котором выступаю как певец. Вот скоро с ним разделаюсь, потом закончу альбом Fast Food и займусь акустической с минимумом электроники. Но это не значит, что он будет каким-то андеграундным или для своих. Он будет очень коммерческим...
Алла Жидкова.

http://www.mk.ru/blogs/MK/2008/10/24/muzika/377621/

“Людям нужно видеть сильную бабу”
Мы представляем эксклюзивный фотопроект, организованный специально для того, чтобы наиболее интересно показать вам героев наших материалов. Молодые музыканты, звездное будущее которых мы не ставим под сомнение, делятся с нами сокровенными мечтами о том, на кого из артистов они хотели бы или могли бы быть похожими. А мы воплощаем их смелые мечты в жизнь. Первой в этом фотопроекте стала главная героиня сегодняшнего “МЕГА БИТа”. Певица Таня Зыкина рассказала, что обожает творчество американки Тори Амос и без ума от канонической фотографии, на которой знаменитая певица кормит грудью… поросенка! Мы согласились подарить Тане подобный снимок.

Для того чтобы съемки стали возможными, нам пришлось искать поросенка по всей Москве.

А это, если честно, дело нелегкое. В итоге “МЕГА БИТ” вместе с Таней оказались в свинарнике подмосковного племенного завода “Константиново”. Здесь и произошла долгожданная встреча молодой певицы с поросенком. Но поросенок наотрез отказался изображать из себя человеческого младенца, в отличие от героя подобной съемки Тори Амос. Наш поросенок кусался, визжал и царапался, как Таня ни гладила и ни уговаривала его вести себя прилично — ведь в кадре! В редкие моменты его хорошего поведения нам удалось сделать несколько спокойных фото.

Таня Зыкина — одна из самых загадочных певиц в современных российских реалиях. Пока она творит в андеграунде — то есть вне глянцевых обложек и ротаций на поп-станциях. Прошел год с того момента, как московская публика впервые увидела ее на сцене, — выступление Тани состоялось в клубе “16 Тонн”. Тогда кто-то для себя понял, что это новая Земфира, кто-то решил, что на звезду она не тянет… В ее жизни с тех пор произошли большие перемены

Она переехала из Ижевска в Москву, переварила в своей голове огромное количество аранжировок своих песен — включая работу с музыкантами “Звуки Му” и Олегом Чубыкиным. Пережила мучительный поиск правильного звучания своей музыки. Сейчас, наконец, ее песня “Два кота” зазвучала на радиоволнах. “МЕГА БИТ” же с этой девушкой связывают очень теплые отношения, особенно после ее выступления на летнем фестивале в “Лужниках”.

— Мы познакомились полтора года назад на празднике “МК”, ты была простым зрителем. Через год сама вышла на эту сцену. Было ощущение, что произошел некий рывок, круг замкнулся?

— Предчувствуя многие события своей жизни, я думала, что они будут более крышесносными. Для меня то, что сейчас происходит, сродни чувству, когда влюбляешься в человека, долго прокладываешь к нему дорожку, вы идете навстречу друг к другу, а потом что-то происходит, и ты понимаешь, что он более земной, чем тебе казался. На “МЕГА БИТ FESTe” в “Лужниках” у меня было дежавю, что скрывать. Только в прошлый раз я смотрела выступление команды “Сталинград” на маленькой сцене. Там почти не было зрителей, но те пять человек, которые пришли, рубились по полной. А у меня было очень много народу. При этом людей замучил дождь. Они стояли, поковыривая в носу: “Who the fuck are you?”. Тем не менее я не считаю, что выступление было плохим. Круг замкнется когда я смогу выступать в “Рок-н-ролл пабе” — самом маленьком клубе, в котором я когда-то давно играла под гитару. Я буду понимать, что могу себе позволить акустику, могу полчаса рассказывать что-то со сцены. Пока я этого ощущения кармичности не ловлю, но очень хочу его поймать. У меня почему-то исчезла эта восторженность. Я думаю, что это возраст. Если бы это случилось со мной лет в 20 на тех песнях, которые я тогда писала, на тех событиях, которыми я тогда жила, я бы кричала: “Какое счастье!” Сейчас я не то что стала прожженным циником, просто я на все смотрю гораздо спокойнее. Ушло ощущение безграничной веры людям, безграничной веры в себя. Когда ты юн, тебе кажется, что все по плечу, и ты ничего не боишься. А потом ты понимаешь, что у тебя есть свой потолок и его нужно пробивать. Ты обязан над собой расти.

— Но это крутая штука, она помогает артистам.

— Тонкая грань между верой в себя и самоуверенностью. Та вера в себя, о которой ты говоришь, меня не покидает. С годами я становлюсь более независима от своих гуру, у которых раньше училась, — Тори Амос, Cranberries. Но со временем понимаешь, что ты обрел свой собственный слог и уже можешь оторваться от них.

— Ты отыграла более 30 концертов, включая фестивали, концерт в “Икре”. Но в основном твои выступления были засекречены, только для своих, давались с целью показать тебя искушенной музыкальной публике. Не устала от такого количества закрытых концертов?

— Это эрекция, которая не может длиться вечно. Я знаю некоторые способы эту свою творческую эрекцию продливать, но не знаю, сколько продлится это ожидание. Знаю, что мне полюбасу будет приятно сыграть со своими музыкантами концерт — не важно, будет ли это “Китайский летчик” или площадка у моего подъезда. Но, если думать глобально, я понимаю, что мне 27 лет, я в Москве, и в течение года ничего, кроме “вот-вот сейчас она взойдет!”, про себя не слышу. Поэтому у меня восторги совсем исчезли. Кажется, еще чуть-чуть, и я начну думать, что теряю время. Я не становлюсь юнее, я думаю, что если мне не суждено, чтобы делом моей жизни была музыка, я переживу это, буду заниматься другим делом жизни, растить ребенка например.

— Тяжело тебе было из Ижевска в Москву перебираться? У тебя есть по этому поводу песня “Я же моя” — по мне, так это гимн всех, кто переезжает в Москву.

— Самое странное и парадоксальное для меня — это то, что песни всегда сбываются. Я ее написала за месяц до того, как мы расстались с человеком, которому была посвящена эта песня. Условно, если я ее в декабре написала, то в феврале уехала в Москву. Я тогда, конечно же, знала, что это случится. Наверное, это все вынашивалось в голове. Но сейчас “Я же моя” для меня — одна из тех песен, о которых я стараюсь не думать, когда пою их, быть машиной, которая произносит слова. Переживать ее каждый раз физически невозможно, потому что начнешь реветь.

— А песня “Два кота”, которая сейчас звучит на радио, — она, насколько я знаю, не новая у тебя.

— Да, и она о том, что я занимаюсь делом, которое непонятно кому нужно, и я сама не понимаю зачем, но продолжаю. Сейчас ее слушаю и чувствую, что Бог крайне ироничен и стебется на “пятерку”. Смешно же, что первый мой радиосингл — с таким смыслом, что “да, ребята, я же понимаю, что это никогда никуда не пробьется, я же понимаю, что эти песни так и будут лежать в столе”…

— Тебя донимали в детстве фамилией?

— Только один раз в школе на уроке физкультуры практикант подшутил: “У тебя бабушку зовут не Люда?..” Больше никогда. Это очень распространенная фамилия в Ижевске.

— Тебе не кажется, что слишком жирновато тебе первый альбом выпускать сразу двойной?

— Мне кажется, что сейчас это чистая формальность. Не важно, 20 песен будет на альбоме или 8, — свои 40 я тихонько сама солью в Интернет. Я пишу песню, умом понимаю, что надо затаиться, отложить ее на черный день. Но еще я понимаю, что у каждой песни есть свой срок годности, и однажды она перестанет быть для меня значимой и потеряет свою энергию. Поэтому я стараюсь ее записать, чтоб она была жива.

— А почему твои песни так любят девочки с нетрадиционной сексуальной ориентацией?

— У любого женского имени в роке гигантская тусовка гей-поддержки. Людям нужно видеть сильную бабу. Почему все лесбиянки любят Анджелину Джоли? Почему все мужики любят Анджелину Джоли? Она крутая баба, баба с яйцами. А кого в этом смысле еще канонизировать? К тому же сейчас модно все ежеминутное, то, что можно употребить быстро, — треки в МP3, блоги. Поэтому и героями становятся те, кто выдает этот быстрый продукт, — музыканты. Музыку ведь достаточно один раз послушать — и все понятно. И тут люди хотят видеть персонажей, которые сильнее их или смогли сказать то, что они сами не смогли сформулировать. Им нужно знать, что есть кто-то, кто на их стороне.

— Значит, ты симпатизируешь этой теме.

— Конечно. Я очень свободно к этому отношусь. Я знаю, что они очень доброжелательны. Они верные, заботливые, спрашивают, что тебе подарить на концерте. Эта публика помогает артисту, как любое тепло, любая добрая энергетика.

— У тебя есть тотемное животное?

— Я много думала про волков. Даже захотела татуировку волка — пока не знаю где, но набью, как только одна знакомая девушка мне нарисует. А в последнее время стала дружить со своим котом Глебом. Среди ночи он спит на диване в другом конце комнаты, но если он чувствует, что я проснулась, всегда прибегает. И знает, как лечь, чтобы мне нравилось, — он очень тактичный. Еще мечтаю о собаке — у меня никогда ее не было, не знаю, что это такое.

— Если бы ты не переехала сюда, что бы ты делала в Ижевске?

— План А: я бы работа музыкальным редактором на радио, и план Б: это вот, — Таня показывает руками “беременный” животик. — Я бы в Москву ни за что не уехала по своей воле. Всегда думала — что здесь делать? Ради чего рвать себе жопу? Здесь сначала столько говнища надо поесть, чтобы доказать всем, что ты чего-то стоишь! А меня не интересовали ни туса, ни шмотки, ни экшн. И это чудо, что так случилось именно в то время, именно в то лето, что мои демозаписи случайно были услышаны и переданы Александру Кушниру, который мне сейчас и помогает. Все очень правильно сложилось.

— Ты не похожа на человека, который чем-то разочарован. И то, что ты об этом говоришь, меня сильно смущает.

— У меня есть песня “День рождения”, в которой говорится о моменте чудовищного разочарования, которое меня накрыло. Ночь, о которой я пою, была самой адской, после нее я сидела дома как труп. Как и что я делала — бухала, курила с утра до вечера, спала по два-три часа, просыпалась в соплях и слезах, у меня отказывала башка, я писала блог, читала потом его как блог другого человека… Весь прошлый декабрь, февраль, март, апрель — самый адский период моей жизни. Я могу это переживать, могу складировать в блогах, а потом смотреть и думать, что не зря все было, и особенно в той последовательности, в которой надо. Я довольна тем, как я повела себя тогда, как отреагировала на ту жизненную жопу — разочарование в близком человеке, которого ты считала эталоном, гуру. Я рада, что не ленилась, об этом писал, фиксировала это, рассосала, как карамельку. Когда ты вынужден это говно жрать, очень важно его распробовать и найти особый букет. Понять, что в этом тоже есть свой смысл.

Алла Жидкова.

http://www.mk.ru/blogs/MK/2008/10/25/muzika/377811/

интервью
“В 90-е у нас было бандитское государство, сейчас оно превращается в полицейское”.
Июльские хит-парады в шоке — артист Noize MC с дебютным альбомом вышел на вершины чартов в первый месяц продаж. Не то хип-хоп, не то панк делает Noize MC, а нравится и тем и другим. Лицо Нойза — Вани Алексеева — стало широко известным благодаря молодежному фильму “Розыгрыш”, в котором он сыграл одну из главных ролей.

Но не ставшие саундтреком фильма лирические песни “Мое море” и “Выдыхай” характерны для его творчества. Noize MC — частый участник рэп-батлов и не гнушается выступать на Арбате. Его песни полны сарказма к нелепостям окружающего мира.

И он не первый год в лицо смеется тому, что его бесит. Мы сидим с Ваней в пустой репетиционной на стульях друг напротив друга. Между нами стоит третий стул, на котором лежит диктофон.

— Что тебя больше всего бесит?

— Если б я смог определиться, я бы на эту тему написал миллиард песен. А так — пишу все время о разном. Я так решаю свои проблемы с тем, что мне не нравится. Попадая в какие-то схожие друг c другом негативные ситуации, начинаю формулировать свой ответ на них, так это выливается в творчество. Когда я говорю это людям, а они еще и сопереживают на концертах, слушая записи, оставляя комментарии в Интернете, я вижу, что они так же думают. Для меня это равносильно решению проблемы, она перестает существовать как нечто, на что я мог бы тратить свою психическую энергию.

— Девочки-скинхеды и прочие герои, против которых направлено твое творчество, вряд ли тебя понимают.

— А я не пишу для них, я пишу для таких, как я. И я не согласен с тобой, что люди, в адрес которых все написано, не понимают этого. Когда меня “принимали” на Арбате за “Кури бамбук”, я не думаю, что милиционеры не понимали эту песню. Когда я в ходе первого нашего московского концерта получил за песню “Девочка-скинхед”, я не думаю, что кому-то было не сно о чем я пою.

— Расскажи про Арбат, как тебя забирали?

— Стоял, пел “Кури бамбук”, подъехала милиция, и, в общем, “приняли”. Долго пугали, стращали, что они меня не выпустят, а из универа я точно вылечу, и так далее… А закончилось все достаточно забавно. Я понимаю, что сейчас там работают уже не те люди, которые были три года назад, когда это произошло. Но вот в ходе нашего недавнего визита на Арбат, как раз когда мы делали неофициальную презентацию альбома, наш менеджер изначально заехал в отдел, завез дисков и какой-то “капусты”, чтоб они к нам не приезжали. И, соответственно, они, наверное, счастливы, довольны и слушают там у се бя треки. Сами пэпээсники, которым посвящена эта песня, обижаются, конечно, а их начальство, насколько я знаю, позитив но относится к этому треку, цитируют. Попадаются же и самокритичные среди них.

— Когда ты уезжал из родного Белгорода, на тебя не обижались ребята из тех двух групп, которые ты там собрал?

— К тому моменту не было изначального состава. Была группа Face2Face, мы там читали вдвоем с моим одноклассником. Потом пытались существовать “на расстоянии”, общаясь через Интернет. Но это быстро заглохло. Плюс у меня появилось достаточно сольного материала, возникла группа Protivo Gunz. То есть было мое сольное хип-хоп-творчество и отдельно такой гитарно-альтернативный замес, который прямого отношения к тому, что я делал сольно, не имел. Даже когда мы делали первые клубные концерты в 2006 году, на афишах было Noize MC и Protivo Gunz. А со временем мы начали репетировать песни и из моего рэп-репертуара, а потом стали играть весь материал вместе.

— Почему музыканты боятся рассказывать то, о чем в своих песнях они свободно поют?

— Мало кому из музыкантов, и мне в частности, хочется вытаскивать свою личную жизнь, точно так же мало кому приятно рассказывать, кому именно посвящена лирическая песня. У меня много спорных вещей, таких, как “Кантемировская”, на тему которых не хотелось бы распространяться и как-то их комментировать. Притом в одной песне может быть как доля вымысла, так и доля правды. А когда становишься известным, со всех сторон твой личный мирок ограничивают. Сначала ты вроде как живешь в мире, плаваешь как рыба в воде, и все нормально. Но постепенно тебя помещают в аквариум. Сначала на кубометр, потом поменьше, потом еще меньше, и в итоге ты сидишь, зажатый со всех сторон, и все пытаются что-то выудить про твою личную жизнь.

— Есть некая степень свободы в том, что на Западе музыканты спокойно говорят о том, что они напились, приняли наркотики, их “приняла” полиция, и они вот-вот только из полиции сразу на интервью. У нас же порой боятся рассказать даже о драке на концерте.

— Понимаешь, у нас еще близки воспоминания о “временах русского рока” в этом плане, со всякими “приемами”, накрываниями концертов и так далее. У нас менее свободное государство, есть ощущение зажатости. На Западе группа N.W.A с песней Fuck the police — это все уже было 15 лет назад, а у нас за это еще совсем недавно так получали по голове, что все осторожничают на эту тему до сих пор. Это тоже фактор. У нас в 90-е годы было бандитское государство, сейчас мы превращаемся потихоньку в полицейское, похоже.

— Есть вещи, которые бы ты не стал со сцены говорить?

— То, что я не думаю.

— В истории с журналистом Фандеевым ты, со стороны глядя, повел себя как Земфира, которая поливает грязью музыкальных критиков. Но смысла в этом нет. Ты же в песнях своих говоришь, что тебе по барабану, что о тебе будут говорить. А реакция на негативную публикацию у тебя бурная пошла, появилась песня “Кто убил Николая Фандеева?”.

— Реакция бурная, потому что меня на личном уровне задело то, что он написал, и это не имеет отношения к музыкальной критике. Он писал, что мне лучше бы сделать себе оральный секс за то, что устроил такую позорную презентацию… В этой статье есть конкретная дезинформация и переход на личности. А я артист начинающий, и многие обо мне узнают исключительно по публикациям… И вот конкретно не врубающийся в предмет человек такое пишет, причем это музыкальный журналист, а не просто кто-то где-то у себя написал. Мне стало очень неприятно. И это как раз одна из тех ситуаций, когда тебе что-то не нравится и формулируешь ответ на это. Не стоит воспринимать эту песню как ответ конкретно Фандееву. Это в целом ответ людям, которые считают себя музыкальными журналистами, при этом принципы журналистики не соблюдают и позволяют себе личные оскорбления.

— На MEGA БИТ FEST’e на празднике “МК” ты действительно так разозлился и всерьез подрался с кем-то из панков или это был перфоманс? Я успокаивала охрану насчет тебя, уверяя, что это только перфоманс.

— Ты их обманула. Он меня правда взбесил. Я пою песню “Выдыхай”, весь в ней, а в первом ряду какое-то чмо стоит и показывает факи, орет: “Да, тебе, тебе, му…ло, заткнись!” — и так далее. Меня это сбивает, мне это не нравится. Он очень долго нарывался и в конце концов дождался своего. Это проблема, с которой часто сталкиваешься на больших площадках, — не все люди, которые стоят там, хотели бы тебя слышать, а многие еще активно пытаются тебе помешать во время выступления. В принципе хип-хоп достаточно агрессивная культура, культура бэтлов в частности. Это квинтэссенция настроения борьбы. Я как раз много участвовал в подобных мероприятиях и считаю, что самое важное, что есть в наших выступлениях, это именно интерактив с публикой. Это же не концерт классической музыки. Тут работа с энергетикой, которая идет из зала, обратная связь, и так далее. И когда кто-то пытается в сторону сцены запульнуть поток негатива, он получит все это обратно, помноженное на восемь раз.

— Ты довольно агрессивный товарищ.

— Не в жизни, в жизни как раз я потому и не агрессивный, что все делаю там.

— Тогда у тебя некая двойная реальность.

— Творческая реальность — это альтернативный мир. Используешь то, что видишь в реальности, для того чтобы его создать, чтобы там были узнаваемые элементы, тенденции, некоторые моменты просто преувеличиваешь. Это как обработка фотографии в “Фотошопе”. Художественная фотография — это не просто изображение реальности, нельзя сказать, что фотография и место, которое сфотографировано, — это одно и то же. Они зачастую друг на друга просто похожи. Иногда это обработанная фотография, иногда это вообще мультфильм или карикатура. Это попытки работать с образами, которые в тебе рождает реальность, а не попытки ее досконально изобразить. Это как попытаться окружающему миру объяснить, каким ты его видишь со стороны.

— Бывают моменты, когда тебе нечего сказать?

— Творческие кризисы у меня выглядят так: я в какой-то момент пишу песню и замечаю, что близок к повторению, появляются схожие мотивы. Тогда понимаю, что не надо пока писать, потому что это начинается уже какой-то конвейер странноватый. И могу несколько месяцев ничего не писать. За это время могут возникать какие-то наброски. В это время я достаточно часто читаю фристайлы на репетициях, но это актуальное творчество. А то, что мне захотелось бы увековечить, я не пытаюсь вытянуть, высосать из пальца — это бессмысленно.

— Фристайлы — это же все равно некие заготовки.

— Почему? Нет. Являясь исполнителем фристайла, я тоже сам его слышу первый раз. Соответственно, иногда мне может какая-то мысль прийти, в процессе можно подловить какую-то тенденцию. Это как дедка за репку, бабка за дедку, когда из одного высказывания следует другое. Ты постепенно приходишь к такой точке, в которой, начиная, не думал, что можешь оказаться. На “Нашествии” была такая тема: я зачитал фристайл, типа я лидер некой тоталитарной секты и все люди, которые меня сейчас слышат, — адепты. Мол, я сейчас вам скажу поднять руку, и вы поднимете. И в этот момент все действительно поднимают. Такой гипноз уже массовый пошел. Это смешно было, стебно обставлено, и люди смеялись, и я смеялся не меньше их. Понимал, насколько это круто, и сам удивлялся.

— У вас был телебатл с Бастой. Там ты в “Из окна” пел куплет про Басту, которого в песне нет, — это было подготовлено?

— В тот момент песня “Из окна” представляла собой только припев и основной рифф на пианино. Мы на концертах уже начали ее играть — исполняли припев, а куплеты были импровизированными. Кстати, по этой схеме появилось несколько песен… А что касается “Из окна”, я постепенно подмечал какие-то тенденции, понимал, что именно круто, смотрел записи с концертов, а потом сел и сочинил куплеты. Сочиняю я именно вот так: сижу синонимы подбираю, слова меняю местами. Удивительная штука — мне порой фристайлы проще читать, чем просто говорить. То есть я не могу нормально порой построить предложения, начинаю путаться, волноваться, что ли. Это как раз касается всяких эфиров на радио. Иногда пытаешься состряпать сложное предложение, и в такие дебри можешь ушуршать…

— Ты живешь, думаешь о том, что будет завтра, через год, или только настоящим?

— Иногда я пытаюсь думать о том, что будет завтра, потом понимаю, что это бессмысленно, и стараюсь больше по ситуации барахтаться. Есть люди, которые очень любят рассуждать: а вот через два года будет так и сяк… Я столько раз уже на эту тему обламывался... Пытался представить, когда выйдет мой альбом. (Смеется.) И это меня научило особо не задумываться над такими вещами. Как у Дельфина “Она будет уходить и возвращаться много раз, всегда держа на расстоянии заветный алмаз”. С этой ситуацией постоянно имеешь дело, поэтому надо оценивать все трезво и думать, что ты можешь сделать конкретно сейчас. Единственное, если я собираюсь сделать что-то спорное, обдумываю, не пожалею ли об этом потом. И то это не всегда аргумент. Лучше что-то сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть — это основополагающий принцип.

Алла Жидкова. 2 августа. "МК"

Сергей Михалок: “почему из-за чиновников, которые узурпировали власть, я должен линять из Белоруссии?”

Группа “Ляпис Трубецкой” с “Капиталом” неожиданно вырвалась во флагманы русскоязычного ска-панка, совершив скачок с попсовой сцены в горячую альтернативу. О том, что пережили “ляписы” за годы забвения и искания собственного пути, о своем громком возвращении к массам мне рассказал лидер группы Сергей Михалок. Мы разговаривали вечером, сидя в микроавтобусе неподалеку от Крымского моста. В открытую дверь мы наблюдали широкую панораму на Москву-реку, памятник Петру Первому и храм Христа Спасителя. Возможно, исторические красоты и подтолкнули Михалка к высказыванию глобальных мыслей и идей.

— Последний ваш альбом “Капитал” — это уход от попсы, от образа парней на заборе. С чем связаны эти перемены?

—  Из попсового мейнстрима мы выбрались еще в 99-м году, когда саботировали запись альбома “Красота” и расторгли контракт с фирмой “Союз”. Та пластинка получилась невнятной, недоделанной, она так и попахивает шизофренией. После нее на нас поставили крест в мейнстриме и большом шоу-бизнесе. Мы исчезли из эфиров радиостанций и с телеэкранов. Но альтернатива и андеграунд — это наш дом родной. Мы начинали как альтернативная группа, были таким панк-кич-кабаре. Вся эта буффонада, пародия была пропитана ненавистью, и ее разрушительный вектор был направлен на то, что происходило в то время на популярной сцене и в среде рок-музыки. А потом мы сами слились с объектом собственных насмешек и в 98-м, когда писали “Красоту”, было много споров, какие-то постоянные наши психи и уезды со студии в Минск…  А когда мы поняли, в кого нас превратили после этого альбома, нам было очень стыдно даже в родной Минск возвращаться, потому что многие друзья с нами уже не общались, мы были предателями — за что боролись, на то и напоролись.

— Вы тяжело переживали этот момент?

— Да, мы пили много, принимали наркотики… Все это нам помогало существовать в каком-то кругу наших почитателей, среди которых преобладали гопники и достаточно стремные маргиналы — люди криминогенные. В алкоголическом кураже не замечаешь этого. Тебе помогают уйти от действительности, поют дифирамбы, и у тебя очень много концертов. Сохранить статус звезды в рамках мейнстрима для нас не составляло труда. Меня приглашали приехать в Москву, я умел давать веселые и познавательные интервью, можно было ходить на каналы, осталось много людей, которые к нам питали симпатии, я имею в виду из великих мира сего. В любом случае можно было бы написать тысячу “Ау” и тысячу “Яблонь”, потому что эти песни писались на пикниках и пленэрах в качестве легких импровизаций.

— Но это же ваши песни, вы же от них не отказываетесь.

— Но еще раз говорю, что, когда ты сливаешься с объектом собственных насмешек, уже не видно грань, где ты пародист. Может быть, сам жанр измельчал, потому что в эту нишу ринулось много молодых коллективов, и рок-н-ролльных и попсовых: “Дискотека “Авария”, “Жуки”, “Леприконсы”. Люди стали уже путать, кто есть кто. В общем-то я считаю, что в искусстве очень важна сверхзадача — что ты хочешь сделать. Будем ли мы делать дружеские шаржи или действительно задевать звезд истеблишмента. А мы были в одних гримерках с теми людьми, которых 5—10 лет назад ненавидели. И люди стали нас с ними идентифицировать, а мы совершенно из другой среды. То, что мы делали в начале 90-х, группа “Ленинград” потом стала делать. И это стало культурологическим взрывом, модным и интересным для людей, которые воспринимали это как явление в искусстве. То есть “Тайгер Лилис” и Кустурица все-таки воспринимаются со своим заигрыванием с криминальной тематикой и шансоном — видно, что это искусство. А нас стали воспринимать как натуральных гопников. У нас же в самом названии заложен кич — Ляпис = ляпсус, и Ляпис Трубецкой — из “Двенадцати стульев”. Понятно, речь о том, что люди совершенно никчемные и бесталанные могут с помощью простой словесной мозаики и примитивных музыкальных средств выражения достигнуть громадной популярности. И мы превратились в каких-то обезьянок для фотографирования. Оттуда пришлось пройти долгий путь к тому, чтобы делать то, что тебе хочется.

— Не ощутили нехватку в общении, от вас стали отворачиваться ваши бывшие поклонники — те самые гопники?

— Мы этого и добивались. Было время заняться собой. Ведь деградация — это очень быстрый и веселый процесс, как ехать с ледяной горки, — назад подняться очень тяжело. Я весил 107 килограммов, был вечно пропитый, прокуренный и недовольный. Для меня важный жизненный кроссовер — всегда быть инди, с нонконформизмом, при этом уметь постоять за свои убеждения. Я стал опять заниматься спортом, нашел хорошего тренера по тайскому боксу. Завязал с алкоголем, понятно, что не с первого раза. Но я уже давным-давно не пью и не употребляю никаких наркотиков — не курю марихуану, принципиально, и это не дань модным тенденциям. Мы поняли, что нужно не просто минимизировать шансон в своей музыке, его нужно искоренить. Потому что, как только ты наряду с десятью угарными панк-хитами пишешь одну песню в парадийно-эстрадном стиле, за нее хватается продюсер. Вся система заточена на то, чтобы любой твой компромисс стал народным достоянием. В пластинке “Капитал” мы попытались полностью этого избежать.

— Почему вы никак не можете отказаться от Минска и переехать в Москву?

— Я верю в корни, мне важно географически возвращаться в то место, где я четко ощущаю себя в гармонии. Там живут мои родные и близкие, там есть те продукты, которые мне нравятся. В общем-то там есть люди, которые зависят от меня: мой сын от первого брака, родители. При этом у меня есть принципиальная позиция насчет Белоруссии. Одна из моих жизненных идей, что свободным можно быть даже в тоталитарном обществе. Мы — группа, которая существует в самом тоталитарном европейском государстве, при этом мы суперсвободны. Мы говорим что угодно и ведем себя по-хамски по отношению к власти и при этом остаемся внутренне свободными. Мы ломаем стереотип. Многие считают, что творить и творчески расти можно только в свободном обществе. Я считаю, что это не так. “Буэна Виста Сошиал Клаб” на Кубе — люди улыбаются и свободны. Любая политика — это уже зло. Демократическое общество создает видимость свободы. А Белоруссия — это наша земля, там жил мой дед, прадед. Почему из-за какого-то человека, группы каких-то чиновников, которые узурпировали власть и корчат из себя слуг народа, я должен оттуда линять? Пусть они уезжают!

— А как насчет развивающейся сейчас интернет-культуры с блогосферой, вы во всем этом участвуете?

— Это очень круто. Тимоти Лири — человек, который очень много сделал для того, чтобы люди, не отрываясь от Земли, могли в космос летать с помощью каких-то препаратов. И, кстати, Хантер Томпсон — человек, который мне близок очень. Он последние годы посвящал тому, чтобы человечество не боялось и осваивало все больше и больше кибернетических пространств. Я не великий программист, я — лузер в этой матрице, но мне все это нравится. Это превращает человечество в единый механизм. Существует некое подобие того, что ты можешь выразить свои идеи на планетарном уровне, не достигая высот Папы Римского и не становясь чемпионом мира по боксу. Ты можешь со всей планетой общаться напрямую. Наш клип “Капитал” не рискнул взять ни один канал, но он стал хитом благодаря Интернету. Получается, что в интернет-пространстве не властна прослойка, которая сейчас захватила шоу-бизнес, — люди, которые в свое время были обслуживающим персоналом, которые носили гусли, помогали слепым баянам, певцам и мудрецам, а теперь сами формируют и среду и сами делают големов всевозможных. Столько альтернативных групп чувствуют себя звездами в этом пространстве. Это очень классно, в мое время было трудно рассчитывать на то, что, записав пару песен, ты сможешь ознакомить с ними такое количество людей. Тебе нужно было обязательно сотрудничать с какими-то тщеславными и часто глупыми людьми. Do it yourself — устаревший панковский девиз, но все же.

— Сейчас вы пишете новый альбом, он будет в духе “Капитала”?

— Мы поняли, что надо закреплять успех, если можно так сказать. Хотим показать, что все это было не случайностью. Материал пропитан самоиронией — нам нравится иногда забавляться в рамках образа. Этот альбом будет псевдоэпическим, там мы используем много слов типа “манифест”, опираемся на имена великих — это галантерейный язык, как у обэриутов, много заимствований из древнегреческой мифологии, из скандинавской. Брюнхильда присутствует в наших текстах. Но на самом деле тот же шансон, только мощный и совершенно с другой подачи по музыке — нет уже стадных песен.

— Какой будет основной хит альбома?

— Песня “Манифест”. Она провокационная, с двойным подтекстом. Поется от лица политика, который во время предвыборных кампаний в своем вранье доходит до любых немыслимых обещаний. Выходит человек и обращается к изгоям общества, которые не участвуют в политике, но их очень много. Если их привлечь на свою сторону, то можно в общем-то подавить истеблишмент, заломить большинство. Поэтому человек выходит и говорит: “Друзья! Хиппи и растаманы! Мы легализуем марихуану! Голосуйте за меня! Я такой же, как вы! Бухари, футбольные болельщики, вам мешают менты?! Да я их разгоню! Панки, вы не чувствуете, что я ваш лидер, реинкарнация Сида Вишеса?! Идите ко мне!”. И в этом есть серьезная провокация, потому что самые нонконформисты, самые “тру” иногда оказываются таким же истеблишментом и ведутся потом на любую “ботву”. Кому-то нужен оркестр для выступлений, а кто-то, как в цирке, выходит и делает кувырки. В любом случае сейчас эра “вульгарис”. Все говорят: “Не будем опускаться до толпы”. Мне кажется, надо говорить по-другому: “Мы будем подниматься до толпы”. Потому что в любом случае нужно разговаривать с теми, кто не в теме. С ними нужно вести очень серьезный разговор, чтобы они стали в теме и в общем-то прозрели, что мир намного ярче и интересней и многогранней, чем они думают.

Алла Жидкова

29 июня на фестивале MEGA БИТ FEST выступит совершенно новый “Ляпис Трубецкой” с хитами “Капитала” и будущего альбома. Это надо слышать!

"Здесь выживают настоящие герои"

Илья Лагутенко, лидер рок-группы “Мумий Тролль”, один из самых неординарных людей в популярной российской музыке, встретил меня довольно равнодушно, сидя в студии на красном диване. Мне предстояло поместиться рядом и под пристальными взглядами нескольких соглядатаев провести интервью с человеком, который уже размышлял над чем-то, погрузившись в глубины своего сознания. Удивительно, как быстро он вынырнул на поверхность, живо реагировал на вопросы, шутил и проявлял интерес не только к собственной персоне, но и ко всему, что его окружает. В итоге получилось интервью “МК” с Ильей Лагутенко о группе “Мумий Тролль”, Москве, генетически-модифицированных продуктах, рок-н-ролле и необходимости оставаться настоящим собой в современном мире.

— Как вы относитесь к тому, что жанр рокопопс, родителем которого была группа “Мумий Тролль”, сейчас ушел в народ и почти не ассоциируется с вами?

— Слава богу, что он ушел в народ. Для меня и моих приятелей этот жанр до сих пор — хорошая шутка. Мы придумали ее исключительно для того, чтобы прекратить вопросы на тему того, какую музыку мы играем. Но, к нашему удивлению, все это было принято не то чтобы на ура, а с каким-то благоговением! И гротеск превратился в такое вот ординарное явление, что, в свою очередь, говорит о силе этого термина. И уже, наверное, тот самый мумийтроллевский рокопопс разделился на 150 субнаправлений, и люди продолжают споры, к какому крылу рокопопса кто относится, к правому или левому. Но даже если мы когда-то и сидели за рулем этого самолета, то уже давно катапультировались. (Смеется.)

— В некоторых песнях у вас Москва предстает, мягко говоря, не лучшим местом для жизни. За что такая нелюбовь?

— Нужно признаться, что Москва — самый удивительный и знаменательный, с бешеным ритмом, город во всем мире на данный момент. Но человечного, к сожалению, здесь в последнее время становится все меньше и меньше. Люди настолько увлечены каким-то движением, круговоротом событий, денег, каким-то торнадо, который происходит в этом городе! И этот торнадо даже привлекателен для людей со стороны. Но выживают здесь действительно самые настоящие герои. Все остальные, которые говорят о прелестях Москвы, здесь надолго не задерживаются. Москва поражает сегодня любого приезжего, да как, в общем, и всегда… И поражает не культурой, архитектурой или инфраструктурой и благами элементарной жизни, а своим бешеным ритмом, темпом, энергией и противоречиями.

— В песнях молодых групп Москва, наоборот, весенняя, радостная, восторженная. Вы выглядите на их фоне уставшим человеком.

— Наверное, действительно Москва не ассоциируется у меня с весной. Если взять нашу последнюю песню (“Контрабанды”. — “МК”), то, может быть, эти новые группы и есть тот груз контрабанды, который так был необходим этому городу, чтобы его сделать более радостным и веселым для тех, кто сомневается, что здесь все хорошо.

— А вы где живете?

— Мне так повезло, что в моей прописке я уроженец Москвы, хотя я никогда надолго здесь не удерживался. Детство, отрочество и юность мои прошли на Дальнем Востоке, и я в этом смысле больше дальневосточник, чем москвич. И в последние десять лет я рад бы закрепиться где-то на одном месте, но специфика того, чем я занимаюсь, — это группа “Мумий Тролль”, которая в постоянных разъездах. И нам нравится видеть мир и нашу страну благодаря тому, что мы делаем. Потому что те впечатления, которые ты получаешь от общения с настоящими людьми, не заменят никакие телеканалы “Дискавери”.

— Сейчас такой новый тренд — быть против гламура и позерства...

— Слава богу! Я считаю, что это правильно и настоящая потребность сегодняшнего времени. Действительно, люди слишком увлеклись какими-то нереальными историями, которые не происходят ни с нами, ни с ними и вообще ни с кем! Все это хорошо на уровне не совсем научной, но фантастики. И печально, когда это начинает быть смыслом жизни, которой, собственно, нет. Поэтому лучше оставаться самим собой, какой ты есть на самом деле. (Здесь Илья задумывается и берет паузу.) Ну а вдруг ты настоящий позер? Что ж тогда? Может, мы оставим этих позеров, пусть живут своей жизнью? Пусть у каждого будет своя жизнь, та, которую он не только заслуживает, но и просто хочет.

— У вас есть новая песня со словами: “Поспи, рок-н-ролл, поспи”. Что это означает?

— Колыбельная такая. Я подумал, что, может быть, она будет хороша для маленьких детей. Чтоб они росли и с люльки понимали, что есть не только та музыка, которую играют по телевизору, но есть еще и рок-н-ролл. (Улыбается.) А с другой стороны, конечно, это шутка. Для нас это, наверное, было такое возвращение к первому вопросу, с которого началось интервью, о том, что, может, действительно оставить в покое какие-то термины и разбирательства и оставить вещи такими, какие они есть.

— Да, только люди могут подумать, что вы имеете в виду, что сейчас рок-н-ролл спит, но настанет время, и он еще проснется.

— Хороша сама фраза “люди могут подумать”. Если люди подумают, это уже здорово! Но мне почему-то действительно кажется, что это такое закономерное развитие вещей… Я в своих суждениях не такой радикальный, как старый эшелон рок-клубов. За рок-н-роллом для меня стоит не некий музыкальный жанр, а сам подход к жизни — тот, о котором вы говорите: честный, натуральный и без позерства.

— Многие популярные артисты продолжают себя искать в музыке, не останавливаются на достигнутом. Мадонна, например, в r’n’b отправилась. А как у вас с экспериментами?

— Мадонна, конечно, со своей последней работой как-то припоздала. Обычно у нее был дар предвидеть и просчитывать людей вперед, именно молодых музыкантов. Вероятно, это семейные дела влияют так… Те люди, с кем она делала последний альбом, года три-четыре назад были актуальны — все эти товарищи типа Тимбалэнда и Фаррелла. Не я это придумал, это я прочитал рецензии на альбом — большинство критиков и слушателей в этом сходятся. Я думаю, когда ты являешься неким статусным исполнителем, то, наверное, это твоя первостепенная задача — не почивать на лаврах. Может, ты желаешь скучной жизни себе, но подумай о тех людях, которые тебя слушают и уважают за какие-то прошлые вещи, не делай их жизнь скучной и бездарной. Обязанность этих артистов — удивлять в первую очередь не публику, а себя тем, что ты еще чего-то можешь помимо того, в чем ты и так хорош.

— Чем вы в новом альбоме себя удивляете?

— В первую очередь тем, что у меня теперь непреодолимое желание начать с чистого листа и рассматривать группу “Мумий Тролль” не такой группой, которая когда-то изобрела термин “рокопопс” и записала несколько культовых альбомов… А именно выпустить быстро то, что есть в голове на сегодняшний момент. Если с предыдущей пластинкой “Амба” мы пытались быть верны исполнению “Мумий Тролль” на сцене — рок-н-ролл чистой воды… Если пластинка “Слияние и поглощение” была заигрыванием с новыми технологиями… Если на пластинке “Похитители книг” мы шли на поводу у режиссера, при этом обладая полной свободой эксперимента… То сейчас те новые песни, тот материал, который мы записали за последний год, мы пытаемся издать, не определяя никакой концепции. Мое искреннее желание, чтобы слушатели услышали все, что мы записали, включая и рабочие версии, и то, как мы к ним шли. Все несколько десятков песен, над которыми мы работали. И я понимаю, что это несколько амбициозное и, может быть, не совсем своевременное желание. Сейчас в музыке CD-диски уже никто не рвется выпускать, все больше ориентированы на культуру одной песни в телефоне, айподе или во всяких скачиваемых сборниках — нетрадиционных формах распространения этой музыки. А мне хочется поступить как в старые и добрые времена, когда мы только начинали: запишешь на кассету в диктофоне всего-всего и даешь слушать друзьям, а они потом в этом разбираются.

— Но если песен несколько десятков, как уместить их на одном диске?

— Может быть, кто-то придумает специальный диск, чтобы они там все поместились. Может, это будет специальный чип, как собакам за ухо вживляют, чтоб они не потерялись. Сейчас в мире происходит столько интересных замечательных вещей! Вот мне на днях рассказали, что в Китае, оказывается, изобрели копию яйца.

— Куриного?

— Да! Копию, которая не отличается от куриного яйца ни по внешнему виду, ни по вкусу. Более того, эти яйца уже можно покупать в магазинах и вы их никогда в жизни, оказывается, не отличите. И произвести эти яйца дешевле, чем содержать куриную ферму. И что завтра мы будем покупать в наших магазинах? И что случится с нами, если мы 10 лет будем есть эти яйца — никто не знает! Поэтому не исключено, что в какой-то момент ко мне придете вы и скажете: “Песни не влезли на один диск, но я придумала такое музыкальное яйцо, которое ты кушаешь и слышишь все песни! И они остаются у тебя навсегда, даже если ты делаешь яичницу или варишь это яйцо вкрутую”. И когда вы его съедите, это яйцо, оно станет дороже, чем яйцо Фаберже, вот! И никакой Вексельберг у вас его не выкупит. Только вместе с вами, а мы, как известно, не продаемся.

— В связи с этим родился актуальный вопрос: насколько важно для вас отсутствие генетически-модифицированных продуктов в пище, которую вы употребляете?

— Я не смотрю на упаковки. Может, я слепо верю надписи “органическая еда”... Я раб, наверное, всех этих названий, не внедряюсь в красители “Е”. Вообще, конечно, кушать надо больше “нутришес”, питательных веществ.

— Последний альбом “Амба” был немного грустный, по крайней мере, я его так восприняла. И сейчас у вас новая жизнь, новая любовь. Скажется ли это на новой пластинке?

— Вы знаете, мои пластинки никаким образом не относятся к моей личной жизни. Также моя личная жизнь совершенно не обсуждается. Как заметил один нам всем известный товарищ Владимир Владимирович, “политик живет в стеклянном доме; никто не должен совать в него свои гриппозные носы”. Люди имеют такое же право, чтобы в их жизнь не совались ни гриппозными носами, ни эротическими фантазиями.

— Поэтому вы не устраивали официальной свадьбы с громкими приемами, как это делают большинство артистов?

— Ну и вообще я честно признаюсь, что мне не нравится все это обсуждать в рамках наших замечательных интервью. И если когда-нибудь мои семейные фотографии где-то появляются — ну и пусть они будут, если кто-то хочет полюбоваться. Для всех разговоров существует свое место и время, и, может, не стоит об этом в вашей замечательной газете. Не будем уподобляться людям с гриппозными носами.

— Честно говоря, нашу газету в том числе те самые “носы” и читают.

— Будем лечить! Наши беседы для них — как капли в нос!

— Вы не обиделись на главу о вас в последней книге Александра Кушнира? Там так нелицеприятно представлен момент вашего выступления на корпоративном мероприятии. И многие статусные артисты стесняются выступать на корпоративах.

— Люди разных вещей стесняются. Некоторые статусные артисты не стесняются без штанов в телепередачах выступать. Или, например, человек может быть в душе и в практике очень хорошим писателем, но жизнь так с ним обходится, что ему иногда приходится и пресс-релизы писать. Художникам — рисовать рекламные плакаты и заниматься веб-дизайном, поэтам приходится придумывать рекламные слоганы. Это не сегодняшнего дня ситуация, она существовала всегда и везде. Главное, чтобы в огромной банде нашей творческой интеллигенции оставались те, кто действительно друг друга иногда радует. И вот за это “иногда” подчас можно многое простить, отдать, пережить и не обижаться. И на том же корпоративе, поверьте, может быть человек, который со слезами на глазах слушает твои песни, и ты понимаешь, что это чувство совершенно не поддельное, и ты ему доверяешь. Конечно, хорошо, когда перед тобой стоит 50 000 тысяч таких людей, но это уже, наверное, другая песня.

— Не чувствуете своей вины за историю, которая произошла между группой “Кач” и Виктором Дробышем? Мастербоя же судят.

— Слава богу, что во всей этой истории единственный, кто ситуацию адекватно воспринимает и представляет публике, — это тот же Сергей Мастербой. Он доказал и показал не только свой талант, но еще и выдержку и умение отстаивать свое творчество. И я считаю, что в данном случае я не ошибся в выборе героя.

— Да, только засудят-то его, а не вас.

— Неизвестно еще, кого засудят. Насколько я понимаю, если уж будет такой п р е ц е д е н т, — на выдохе произносит Илья, — то есть грандиозное количество нелицеприятной информации, сказанной Виктором Дробышем в мой адрес и адрес того же Сергея, мы можем на тех же условиях начать ответный судебный процесс. Единственное, мне обидно и жаль, что, оказывается, есть огромное количество людей в нашей стране, близких к правоохранительной системе, которые воспринимают эту ситуацию совершенно на ином уровне. Это же все юмор в конце концов!

В следующий раз встретимся с Ильей Лагутенко и группой “Мумий Тролль” 29 июня на празднике “МК” в “Лужниках”. MEGA БИТ FEST у Бассейна! Приходите в 12.00.

Алла ЖИДКОВА.

СПРАВКА "МК"

31 октября 2007 года известный журналист, пиар-менеджер Александр Кушнир презентовал книгу “Хедлайнеры”, в которой по главам описал работу с самыми звездными своими заказчиками последних 10 лет. Кроме Бориса Гребенщикова, Земфиры, Глюкозы и так далее в книге присутствует глава о группе “Мумий Тролль”. Журналист откровенно дает детали своей работы с группой, не всегда приятные для участников процесса, и рассказывает истории, о которых не принято распространяться.

СПРАВКА "МК"

14 апреля 2007 года на фестивале Fuzz в Санкт-Петербурге группа “Кач” в альянсе с группой “Мумий Тролль” представила массовому слушателю песню, в которой присутствовала фраза: “Витя Дробыш, соси у*быш!”. Песню исполнял солист “Кач” Сергей Мастербой, Илья Лагутенко в этот момент одобрительно кивал головой в такт. “Меня обвиняют по статье 130 УК РФ в том, что я якобы оскорбил продюсера Дробыша… Что мне грозит? Это мне не интересно, так как виновным я себя не признаю”, — весной этого года писал в своем блоге Мастербой.

В самом откровенном интервью “МК”: как поп-звезда завязывал с наркотиками

автор: Алла Жидкова

Последние четыре года жизнь Влада Топалова была неразрывно связана с наркотиками. Рушились его карьера, отношения с людьми, начались проблемы со здоровьем: отказала почка. Он сидел под домашним арестом, рвал связи с семьей, жил в машине. На своем опыте Влад ощутил, насколько непредсказуемо состояние человека под влиянием наркотиков. “Я никогда не думал, что такое бывает в реальной жизни, а не только в фильмах”, — вспоминает он. О том, как он принял решение отказаться от наркотиков и стал бороться с этой страшной бедой, Влад рассказал корреспонденту “МК”.

— Ходят слухи, что ты сейчас лечишься из-за проблемы с наркотиками. Это правда?

— Самый страшный период позади, и я рад, что нашел в себе силы и собрался, потому что так дальше продолжаться просто не могло. Порушилась карьера, отношения с людьми. Накануне Нового года у меня начались сильные проблемы со здоровьем, отказали почки. Звоночки были достаточно долго, и в этот раз врачи сказали, что у меня путь или туда (показывает рукой вверх), или туда (рукой вниз), и мне дали в таком темпе, может, еще пару лет.

— Реально отказали почки?

— У меня начались жуткие боли, пошли камни, меня положили в больницу, одна почка отказала, но мне быстро помогли.

— С чего все началось?

— Это был январь 2004-го, мы только отпраздновали Новый год, все было весело. Никогда мне никто не предлагал, не подсовывал никакие наркотики, я всегда был таким человеком, который делал то, что сам хотел. И вот в один зимний вечер мы с друзьями сидели, и я сказал: “А давайте! А чего?”. И мы попробовали. Так все началось.

— Кокаин?

— Да. Первые полгода я практически не помню. Это как блэк-аут, когда помнишь только кусками, кадрами. И только выборочные моменты из серии тусовочных, а как жил, как работал, не помню.

— Развал “Smash!!” как-то связан с этим?

— Не могу сказать, что связан напрямую, но косвенно — конечно. Состояние человека и его души под влиянием наркотиков непредсказуемо и абсолютно неадекватно. Это влияло на наши отношения с Сережей Лазаревым, потому что мы стали еще больше друг от друга отдаляться, хотя и на тот момент мы уже не были близкими людьми, к сожалению.

— Первое время после развала группы у вас шла агрессия по отношению друг к другу — это было из-за наркотиков? Сережа пытался тебя остановить?

— Не думаю, что все, что происходило в то время между мной и Сережей, имеет отношение к наркотикам, мы просто были еще слишком молодыми, глупыми, не понимали многих вещей. Я со своей стороны допустил много неправильных шагов. В итоге человеком, который реально пытался меня остановить, оказался не Сережа, а мой отец, но это было чуть позже.

— Как отец узнал? Как близкие реагировали?

— Отец был военным и довольно жестким человеком, он видел явные признаки моего нездорового увлечения. Например, однажды мы улетали в Лондон записываться, а я двое суток не спал до этого — мы с друзьями не выходили из квартиры. И только за 40 минут до конца регистрации я начал понимать, что мне нужно собираться и выезжать из дома. Все уже ждут меня в аэропорту. Товарищи начинают меня в спешке собирать, в итоге я взял с собой абсолютно нелепый набор вещей, где были тапочки и пляжные плавки, и это зимой, со мной не было даже зубной щетки. У меня на машине еще были спецсигналы, я летел по Ленинградке и на мосту перед МКАД попал в колею. Я уже летел с моста, когда ударился задней левой стороной об отбойник. Люди из других машин выбежали, кинулись ко мне, но я включил мигалку, сирены, фары и снова помчался вперед, потому что дико опаздывал. Приехал в аэропорт, лег в самолет, а проснулся оттого, что чихаю, кашляю, из носа течет и на меня пялятся все пассажиры самолета. А папа смотрит просто круглыми глазами! В памяти это отпечаталось как фотография. И когда мы прилетели в Лондон, в аэропорту, пока ждали багаж, я спал, ехали в такси — я спал, приехали в отель — я не просыпаюсь. И тогда пошел серьезный напряг, папа, естественно, все понял.

— Что он предпринял?

— Я стал жить один в родительской квартире, когда поступил в университет, и тогда начался этот беспредел… Когда папа все понял, он пришел ко мне и сказал: “Собирай вещи, я тебя забираю”. И я даже слова сказать не мог, потому что в детстве однажды папа сказал мне: “Запомни одну вещь, чтобы ты заранее это знал и был к этому готов. Если когда-нибудь я узнаю, что ты связан с наркотиками, я тебя на месте убью”. И он сказал это с таким хладнокровием, что я понимал, что человек не шутит. Но тогда, когда он меня забирал, скорее всего у отца была жуткая боль и страх. Они еще недавно развелись с моей мамой, и мы с отцом поругались и долго не общались, он потерял надо мной контроль, начал винить маму, а она начала винить папу, в общем, было очень тяжело.

— Отец посадил тебя под домашний арест?

— Да, он забрал меня на дачу и запер в комнате. Я не выезжал из дома две недели. И все время думал, как бы мне с этой дачи сбежать. Однажды папа мне поставил баночку вечером и сказал, чтоб утром в ней была моча для анализов. И я тут же стал звонить друзьям и что-то придумывать. К утру мне как-то привезли и передали чью-то чужую мочу, я уж не разбирался чью, про которую отец мне потом сказал, что я подсунул ему яблочный сок. Мы с ним дрались несколько дней, и ситуация была настолько напряженная, что из-за меня тогда от отца ушла его новая жена, потому что эти скандалы невозможно было терпеть. Когда я стал понимать, что она вот-вот уйдет, стал подумывать о том, чтобы под этот момент вместе с ней и мне уехать. И просто дождался, когда отец уже не мог эти истерики терпеть, махнул на нас рукой: мол, убирайтесь отсюда все. Я сел в машину и быстро укатил в сторону МКАД. При этом у меня не было ни жилья, ни денег. В итоге я две недели жил в машине, мылся непонятно у кого. А потом снял квартиру, и все опять пошло по-старому.

— Но ты же не только кокаин употреблял, были и другие наркотики?

— Там была такая история: мне один парень должен был деньги, порядка 15 тысяч долларов. Он сказал: друг, что хочешь делай, хоть убивай меня, денег у меня нет, зато есть таблетки. Я говорю: давай! И потом была эпоха, когда мы очень много употребляли экстази. Проблема моя была в том, что у меня всегда все было в больших количествах и дозах. Когда я это рассказываю, мне обычно не верят. Люди могут съесть за ночь две таблетки. Мы съедали за ночь по 10—15. Однажды мы за выходные с пятницы по вечер понедельника на троих съели 150 таблеток.

— Как вы не умерли?

— Я сам не понимаю и благодарю бога, что мой организм это выдержал. Нам вообще сильно везло. У нас была любимая фишка: мы садились в машину, ехали на МКАД и “клали стрелку” — ехали со скоростью 280 км в час по МКАД на двух машинах. В моей машине кроме меня еще человек пять, музыка орала… Малейшее неверное движение — и нас бы по кусочкам собирали. Это как в фильмах — никогда не думал, что такое бывает, когда ты едешь и в окно видишь только сплошную линию света от фонарей.

— Вас останавливали?

— На такой скорости сложно остановить. Но, когда останавливали, мы говорили: здравствуй, мой дорогой, вот тебе документики, я не пил сегодня.

— Как можно было еще и творчеством каким-то заниматься в таком состоянии?

— Понимаешь, меня спасло только то, что я ни разу ни на одно интервью, ни на одну съемку не пришел в таком состоянии. У меня на это было какое-то внутреннее табу. Хотя бы полчаса лежал, приходил в себя и под “этим делом” никогда не выступал, не записывался. Потому что для меня это все равно был отдых, способ развлечения, а не образ жизни. Я так убивал свое время. А творчеством лично для меня заниматься в таком состоянии невозможно. Хотя я читал книгу, например, Пола Маккартни, который пишет, что самые лучшие песни “Битлз” были написаны либо под таблетками, либо под марихуаной или алкоголем. Я никогда так не умел. Не могу быть на сцене даже выпившим.

— Возникали проблемы в отношениях с людьми, ссоры?

— Это даже не ссоры... Вся твоя жизнь разваливается по мелким кусочкам. Ты теряешь даже не друзей, ты теряешь самого себя, перестаешь быть той личностью, которую все знают. Кто-то отворачивается, кто-то просто не понимает. Ты сам замыкаешься, тебе никто не интересен, тебе никто не нужен, ты ни с кем не хочешь общаться, у тебя есть свой маленький мирок, своя маленькая планета, на которой ты живешь. Ты и не замечаешь того, что люди отворачиваются от тебя. Мне не нужны были ни мама, ни сестра, я сестру видел раз в полгода, мы с ней даже по телефону не разговаривали, с папой я вообще не общался... Вспоминаю себя и не понимаю, как я общался и сумел сохранить хоть что-то, потому что я в своей жизни потерял все, я в итоге даже машину продал за долги. Причем меня подставили мои же друзья: мы договаривались на одну сделку, все сказали: да-да, мы вместе, мы тебе отдадим деньги. В итоге же все деньги вбухал я, и, естественно, ни у кого потом денег не оказалось. Я всегда был порядочным, не позволяю никому порочить мое имя. Поэтому, чтобы рассчитаться с долгами, был вынужден продать машину. И остался ни с чем. Я помню, мы с подругой шли от “Новослободской”, где я тогда жил, до “Пушкинской”, чтобы занять денег, купить хот-дог, поесть и доехать до дома на такси.

— Как тебе удалось вернуться в сознание? Впечатлили результаты медицинских исследований твоего организма или все же нашелся человек, который до тебя достучался?

— У меня как все это началось по собственной воле, желанию и порыву, наверное, так и стало заканчиваться. Меня никто не мог отговорить, я для себя выбрал это, и мне было в кайф, я так отдыхал, отрывался. Потому что, конечно, после ухода Сережи и после разрыва с папой я был в ауте по жизни — не понимал, где я, что я, что мне делать, к кому мне идти, с кем мне говорить, с кем мне работать, что петь, как петь… Я таким образом просто отвлекался и забывался на время. И в какой-то момент понял, что я от этого перестал получать то, что получал раньше. Я больше не забывался, а стал думать о самоубийстве. Однажды, когда мы с товарищами сидели у меня на квартире, мне все осточертело. Я сижу и понимаю, что вокруг меня шайка непонятных людей и все меня используют. И я взял ножичек, сел спокойно при всех на диван и стал резать вены. Кровь пошла, меня кто-то остановил, но это была такая глупость... И потом я понял, что меня это все ведет в никуда.

— Когда ты обратился в клинику в первый раз?

— У меня был сольный концерт в Москве. Я приехал из Америки за неделю до него и заболел ангиной очень сильно, у меня был слабый иммунитет, и я постоянно болел. Я не мог подняться на ноги, два дня лежал у мамы дома. Проснулся в понедельник и понял, что не могу говорить, а в пятницу концерт и музыканты вовсю репетируют. Меня отвезли в клинику, и, естественно, прежде чем что-либо делать, врачи берут анализ крови. Они долго не могли поверить, что это мои анализы, думали, что что-то напутали. Мне тогда сказали, что у меня сердце сорокалетнего человека, увеличена печень и катастрофа с кровью, иммунитет, мягко говоря, на нуле, костный мозг на тот момент не вырабатывал нужного количества клеток, чтобы регенерировать их. Я был вынужден все рассказать врачам, но это была не наркологическая клиника. В итоге я продолжал нюхать. И лечился в этой клинике, а врачи говорили, что в этом нет никакого смысла и я должен “решить для себя”. И год назад я был вынужден признать, что просто ничего не могу с этим поделать.

— Что ты зависим?

— Да, абсолютно. Я нашел в себе силы это признать. Нашел наркологическую клинику, где врач мне выписала антидепрессанты, которые продают только по рецепту. Но я их пить не стал, потому что многие случаи смерти людей известных связаны с передозировками антидепрессантами, последней была Анна-Николь Смит. От них начинаешь точно так же быть зависимым. К тому же я считаю, что работа всей моей жизни основана на том, какой я человек, как я общаюсь, на моей энергетике, характере. И я побоялся, что антидепрессанты меня изменят, я стану овощем или, наоборот, еще кем-то, но это буду уже не я. Я не могу себе позволить, чтобы меня водили за руку и говорили: “Влад, сядь, Влад, поздоровайся, Влад, пойдем спать, у тебя режим”. И просто начал понимать, что надо потихоньку самому от этого отходить. А этой зимой у меня произошел коллапс — отказала почка. Я две недели пролежал в больнице на обезболивающих. Тогда я понял, что все истории из серии “друзья поддержат” — это брехня, я в это не верю. Есть вещи, ради которых я стараюсь не употреблять наркотики. Это что-то особенное, сокровенное и душевное… Не просто ради родителей или друга, а в первую очередь ради самого себя. Я однажды подумал о том, чтобы “выйти из окна”, и понял, что только первую неделю после этого будут переживать, а потом скажут, что он был слабый и не смог себя побороть. Для меня это все равно что проиграть. А я хотел бы быть достойным и сильным человеком, в первую очередь перед самим собой. Понятие, какой ты человек, зависит не от того, что о тебе думают. Когда ты стоишь перед зеркалом, ты сам себе на все вопросы можешь ответить. Ходить и говорить, что я сильный и все смогу, — это слабость. Я понял, что я не хочу быть слабым, это испытание, которое мне послал бог, и либо я через это пройду, либо нет. Поэтому сейчас я нахожусь под наблюдением специалистов, основной курс лечения уже пройден, и теперь я восстанавливаю организм. Это очень тяжелый процесс, психологически тяжелый.

— Почему ты решил рассказать об этом?

— Я, к сожалению, пока далек от хеппи-энда в этой истории, от истинного пути, просто начал двигаться в этом направлении. Что я хочу сказать людям в такой ситуации? Удачи вам, мне вас очень жалко. А тем, кто далек от наркотиков, только один совет: лучше быть дальше. Если я узнаю, что кто-нибудь когда-нибудь коснется моих близких в плане наркотиков, думаю, что я готов буду пойти под 105-ю статью УК (убийство. — Авт.) или долго бить этого человека. Это так калечит судьбы людей и их здоровье, что такого я бы не пожелал никому.

— Но когда ты принял решение остановиться, у тебя восстановились отношения и с отцом...

— Жизнь изменилась. К сожалению, я могу сказать честно, бесполезно людям, которые находятся под влиянием наркотиков, говорить: да вы посмотрите на себя, да вы со всеми поругались. Ты этого не понимаешь. Тебя окружают те, кто нужен, чтобы продолжать такую жизнь. Ты начинаешь это замечать, только когда начинаешь отвергать даже этих людей. Я оказался один по собственной воле, я уже не хотел никого видеть и запирался в одиночестве дома. Когда эта стадия наступает, ты просыпаешься утром… И есть шутка такая: после продолжительной болезни, не приходя в сознание, Леонид Ильич Брежнев приступил к работе. Так вот, когда ты, уже не приходя в сознание, открываешь двери и выходишь в мир, ты понимаешь, что это совсем другой мир. Мне запала в душу одна история, которая произошла, когда мы ели эти таблетки. У меня был товарищ, Славка, который отказался от наркотиков примерно через месяц после начала этой истории и больше ни разу к ним не притронулся. Вот мы сидели дома вторые сутки, друг друга уже не видели, потому что было накурено… Мне еще надо было улетать куда-то на гастроли… А мы лежим на полу, тепло, музыка, света нет, и меня должны забрать в аэропорт. Открывается дверь, а это лето, и из двери, как какое-то божественное событие, яркий-яркий свет, я вижу, как входит свежий воздух, вытесняя клубы дыма, стоит Славка, от него пахнет духами, свежим воздухом, и в этот момент я ощущаю, что я какой-то отброс общества. И я понял, насколько то, как он себя ведет, на самом деле круто, офигенно. Я понял, что, если я продолжу, я все потеряю, а есть вещи, которые я просто не успел сделать в этой жизни, я их должен сделать. Я понял, что намного круче отказаться от наркотиков, говорить об этом абсолютно искренне, честно и гордиться тем, что это в прошлом и что наконец-то есть возможность выбрать новую жизнь и прожить ее так, как ты всегда мечтал. Начать работу над альбомом. Я уже отобрал новые треки и планирую записывать их в июне в Нью-Йорке. Хочется с головой уйти в музыку, в работу. Наладить личную жизнь, больше общаться с семьей. Начать жить!

Если бы Сергей Лазарев победил в этом году на отборочном туре “Евровидения”, для него бы в жизни начался сущий кошмар. Сегодня он делится с “ЗД” невероятными откровениями.

Поп-стар считает, что все случилось, как и надо, — к лучшему. У него и так дел невпроворот. В разгаре озвучка культового киномюзикла High School (“Высшая школа”), репетиции с английскими музыкантами, которые “и музыку воспринимают, и играют по-другому”. На носу промо-тур с новым синглом “Girlfriend” в Англии, который должен закрепить предыдущий успех с “Shattered Dreams” (на 12-м месте) и “Everytime” (на 10-м) в UK-чартах журнала Music Week. В апреле прошли приятные хлопоты по случаю важного юбилея — 25 лет от роду, и он одарил друзей, коллег и поклонников премьерой новой программы TV Show. Живое звучание дало артисту ощущение “совсем другой энергетики”. Плюс цирки, коньки и прочие забавы, которыми Сергея завалили телережиссеры и продюсеры.

Однако драматическая борьба за поездку на “Евровидение-2008” в Белград до сих пор остается главной темой околомузыкальных пересудов. Мол, жаль парнишу — так старался, так рвался, и на тебе: продул не только Билану, а еще и Панайотову с Отрадной.

Спасти артиста от депрессии “ЗД” решила за чашечкой кофе в гламурной кофейне. Но Сергей почему-то не выглядел убитым горем…

 

— Все до сих пор гадают над интригой твоего неожиданного появления в отборочном туре “Евровидения” с песней “Flyer”. Мол, как это ты ловко пытался обойти Билана…

 

— В том-то и дело, что интриги не было. Все как-то за меня додумали эту историю, а я никаких интриг не плел и пиар-акций не устраивал. Будешь смеяться, но все шло от доброй души. Просто я нашел песню. Сейчас я занимаюсь третьим альбомом, который звучит немножко по-другому, чем первые два. А тут пришла эта песня “Flyer” — очень клевая, но совершенно не в контексте нового альбома. Но песня мне понравилась. Очень простая, очень, как говорят, “евроформатная”. Было бы жаль, если бы она пропала. Я и подумал: а не попробовать ли ее на “Евровидении”? Нашел, в общем, повод, где ее показать и куда заявить. Никакой это был не “продуманный расчет” в пику Билану. Чушь полная. Об этом я даже не думал.

— Но в декабре же Киркоров с Данилко тебя на коленях умоляли ехать на это “Евровидение”, а ты отбивался от них, как от маньяков... А тут вдруг созрел?

— Да, действительно, тогда не хотел. Я просто не хочу работать под чьим-то крылом, быть объектом продюсирования. А тогда именно об этом шла речь. Я должен сам захотеть, сам принять решение. Я не хочу, чтобы меня уговаривали. Я ж Овен, я баран — когда меня начинают сильно уговаривать, я упираюсь. Дружить с Филиппом — это одно, а работать с ним — совсем другое. Потом бы это могло вылиться в колоссальный конфликт. У меня ведь есть свои интересы, своя четкая позиция, у Филиппа тоже. И интересы неизбежно вошли бы в противоречие, чему, собственно, есть примеры. Нужно учиться на чужих ошибках.

— То есть Басков у тебя на юбилее был абсолютно прав, когда посоветовал держаться подальше от Киркорова, если хочешь добиться в будущем каких-то успехов на “Евровидении”?

— Для меня Филипп — не продюсер “Евровидения”, на которое если ехать, то только, дескать, с ним. Конечно, у него есть связи. Греки там разные. Кстати, песню, которую они мне через него предлагали, спел в итоге Костас Мартакис — и проиграл в национальном финале. А мне говорили, что это суперхит…

— Билан от той песенки тоже отказался.

— И я отказался. Сказал: ребята, это немножко не мой диапазон. Потом Филипп мне предлагал эту “Shady Lady”, с которой сейчас едет Ани Лорак.

— Он что, хотел сделать из тебя Винокура с женским романсом “Темно-вишневая шаль”?..

— Ха-ха-ха! Песня была тогда еще без слов. Ну, был бы какой-нибудь Shady Dandy, а не Lady. Но я ему опять сказал, что это не мое. Вот Ани Лорак ее спела очень хорошо, а я себя в этой песне совсем не представляю. Для меня поездка на “Евровидение” возможна только в том случае, если есть органичная для меня песня, чтобы она мне подходила. А просто ехать и придумывать на скаку абы что — неправильно.

— А “Flyer”, значит, не абы что?

— Когда эта песня пришла, я действительно сразу подумал о том, что она вполне органична для “Евровидения”. И, главное, она мне подходит, меня заводит, мне удобно ее петь, она мне нравится. Поэтому я ее записал и послал. Просто все это уже случилось в последний момент — и сразу пошли эти разборки, пересуды, перешептывания о какой-то невообразимой интриге.

— Многие ждали, что ты сбросишься с крыши Академии наук после оглашения результатов…

— Наоборот, я ходил и сам всех успокаивал. Мой балет вообще рыдал. Они очень хотели выиграть. А я был спокоен. Серьезно, мне просто не хотелось, чтобы пропала песня “Flyer”. И она не пропала, пошла в народ, в эфир. Вовремя. Получила хорошие отзывы. Все здорово. Назвать провалом свое выступление я не могу. А что касается собственно “Евровидения”, то я очень горел этой идеей, когда был Smash!! У нас была песня, но тогда поехали t.A.T.u. (в Ригу в 2003 г.). Потом мы хотели ехать с “Obsession”, но поехала Савичева (в Стамбул в 2004 г.). Потом у меня началась сольная карьера, и я уже охладел к этому, а вокруг, наоборот, начался какой-то бум. Как ни “Евровидение”, все только и обсуждают: то ли Билан, то ли Лазарев?.. А я ни сном ни духом.

— Но Киркоров всем на ухо просто обшептался в тот день, что о тебе, мол, “с кем надо”, он договорился.

— А я вот лично слышал, как он в тот день говорил, что болеет за Билана.

— Да уж, лапши на уши всем развесил. А ты Билана поздравил?

— Конечно. Дима действительно очень хотел в этом году поехать на “Евровидение”. Я это видел, как он рвался. Поэтому, когда он победил на отборочном туре, я подумал: слава богу! Он хотел, и он едет. А конкурс в этом году будет очень сложный, и ему там придется нелегко.

— Будешь за него болеть?

— Буду болеть за всех наших — и за Билана, и за Гурцкую, и за Лорак, и за Алехно, тем более что они все едут с достойным и сильным материалом.

— А на будущий год?

— Все будет зависеть от песни. И от результата. Если Дима победит и “Евровидение” приедет в Россию, то для нас пропадет на какое-то время прелесть борьбы за победу. И что тогда там делать? “Евровидение” для меня не идея фикс, не тот предел, к чему я так стремлюсь. Для меня важнее история с Англией, где маленькими шагами я уже стараюсь что-то делать. Премьера прошла удачно. Теперь надо закрепляться и развиваться. Месяц назад запустили “Girlfriend” в клубы, а 10 мая выйдет уже сингл и я поеду в промо-тур… Это здорово отрезвляет, когда ты приезжаешь в страну, где тебя никто не знает и все надо начинать заново и с нуля. У нас проблема многих артистов в том, что им уже некуда стремиться, они уперлись в потолок. А там есть эта радость — новых открытий и достижений. Тем более что в Англии у меня уже есть небольшая история — мы начали с “Fake”, а “Shattered Dreams” ротировался просто на всех музыкальных каналах и разошелся по Европе. Мне даже Игорь Крутой звонил как-то из Франции, говорит: вот сижу у телевизора, смотрю рекламу твоего сингла. Здорово!

— На “Евровидении” у тебя вечные догонялки с Биланом. А в Англии вот Валерия вдруг в спину задышала. Как-то тебе не везет, Серега!

— Был прикол. Прихожу в Лондоне на Би-би-си, а мне говорят после интервью: спасибо, а через полчаса к нам Валерия приедет. Это хорошая тенденция. Чем больше там будет русских, тем меньше в нас будут видеть диковинную экзотику, а станут воспринимать нормально. В шоу-бизнесе это очень важно — быть своими, а не чужаками с неизведанной и дикой планеты. Совсем другое отношение и качественно другие возможности открываются.

— Тогда, затаив дыхание, ждем результатов!

Артур Гаспарян

Рэп-группа Centr: Слим, Птаха и Гуф взяли в название центр, как центральный округ Москвы, где они живут. Из любви к родному городу Гуф даже сделал через всю спину татуировку – контур кремлевской стены, которую со временем планирует дополнить окошками и кирпичиками. После выхода его трека «Моя бабушка читает газету «Жизнь»», Гуф стал одним из самых популярных рэперов. Мы встретились с группой Centr в их любимом Замоскворечье, в ресторане средней руки. Кофе, газировка и ненавязчивый сервис. За соседним столом сидят их любимые девушки – главный отвлекающий момент, который очень мешает разговаривать. Но такие уж они свободные –  своих правил им не навяжешь.  

источник

 - Вы считаете себя андеграундом?

 Слим: - Когда Centr только появился, это был чисто андеграундный проект.

 Птаха: - Наш друг Стриж однажды сказал умную фразу: «Мы не подземка и не блинк-блинк, мы просто стараемся делать качественные материалы».

 - У вас такое звучание, как будто с кассеты звук, какая в этом идея?

 Слим: - У нас свой саунд, немного грязный звук. Делается это специально, нам это нравится. С какой-то стороны это «тру стайл». Мы не делаем модный рэп, мы стараемся делать что-то современное.

 Гуф: - Я свои куплеты читаю, а звучания не касаюсь. В плане музыки Слима нам послал бог. Не было бы Слима с нами, я бы с кем-нибудь, может, и писал бы рэп, но мне бы это такого удовольствия не доставляло.

 - Можете объяснить народу, что такое «тру-стайл»?

 С: - На Западе есть такое направление в рэпе - то, что ближе к улице, к тому, что там происходит без приукрашиваний и коммерции. Это выражается как в текстах, так и в музыке. Некоторые называют это направление «сознательный хип-хоп».

 П: - Тру – это настоящие рэпера. Они выкладывают действительно то, что видят и чувствуют, не пытаются из себя строить тех, кем он не являются. В Москве же шатаясь по всем этим тусовкам, остаться собой не так легко, как кажется.

 Гуф: - Меня парит, что можно в этих тусовках поменяться и не заметить этого.

 - Почему так получается?

 П: - Потому что вокруг тебя ходят и говорят: «Ты офигенный! Ты офигенный! Ты очень крутой!» Хочешь – не хочешь, а начинаешь меняться. 

 С: – Если человек изначально к этому склонен, то когда на него сваливается популярность, он забывает обо всех, кроме себя. Но нам, кажется, это не грозит. Мы не одни и если кто-то из нас начнет задираться, обязательно найдется кто-то, кто скажет: «Эй, друг, присядь-ка…»

 - Вы не всегда были известными. А когда нигде не работаешь и артист ты не популярный, жить все равно на что-то нужно.

 Г: - Вот у меня был отрезок жизни с 2000 по 2006 год, о котором вообще лучше ничего не писать…

 П: - Что ты из себя хорошего мальчика хочешь сделать? У меня, в принципе, такой же срок жизни, о котором лучше молчать.

 - Почему вы не хотите рассказать о том, о чем говорите в своих песнях?

 Г:- Были проблемы неприятные: с законом, с наркотиками, со здоровьем, с головой. Много разных проблем, которые выбивали из колеи и не давали заниматься ничем нормальным и как-то адаптироваться к окружающему миру. И вот последние три года все более или менее стало на свои места.

 - Ты справился со всем этим и решил пропагандировать здоровый образ жизни?

 Г: - Да, в своих текстах мы это несем, это правда.

 - Как у вас идет процесс творчества?

 Г: - У меня это в подкорке. Как только стало появляться что-то похожее на рэп, мне это сразу понравилось. Когда  у меня получается какая-то строчка, мне прям вау, хорошо! Жду вечера, когда у меня будет настроение еще что-нибудь написать. Если есть идея про что писать и Слим прислал минус – очень приятно!

 - В нашей стране есть стереотип, что в центре Москвы живут холеные богатые благополучные мальчики. Когда слушаешь ваши песни, стереотип ломается.

 П: - Поверь, не только вся остальная страна так думает. У меня один знакомый приехал из Бирюлево, который не был ни разу в центре города. Он говорит: «Я думал, вы по-другому здесь живете!». А мы с ним бегаем по одним и тем же темам вместе.

 С: - Мне, например, неинтересно писать о клубах, о машинах дорогих, которых у меня нету. Да даже если бы и были, я бы не писал о них.

 Г: - Да писал бы по любому.

 П: - Может быть и писал, но как-то по-другому.

 - Сколько у вас кепок?

 С: - У меня штуки четыре.

 П: - У меня восемь.

 Г: - У меня штук 18 – 20, но по сравнению с Бастой, это мало. Просто я в Тайланде покупаю дешевые по три доллара, а здесь они по полторы тысячи. Но в основном я хожу в одних и тех же.

 - К какой одежде вы нежнее всего относитесь?

 П: - Наверное, все-таки к кедам.

 Г: - Я, честно говоря, собираю трусы мужские семейные, с симпсонами, с фемили гайз, сауф парк. Я очень люблю кеды, только белые, в черной обуви себя как-то не так чувствую.

 - Поклонники вам подражают?

 Г: - Есть фирма, которая одевает нас, и мы однажды приехали в Омск выступать, а там все в клубе в одежде этой фирмы. Мы стоим и чувствуем себя лохами. На гастролях постоянно что-то происходит. Из каждого города запоминается какая-то ситуация или какая-то Слимовская фраза. Слим может молча три дня ездить по городам от Магнитогорска до Оренбурга, а потом сказать: «Как же меня за**ал ваш снег!». Когда мы приехали в Тюмень, там кто-то позвонил в милицию и сказал, что в клубе заложена бомба. И мы поехали в Тобольск на машине. Огромный привет пацанам из Тобольска! Мы ехали по трассе 210 км в час. За нами там гналась милиция, погоня! Нам уже страшно, мы говорим, парни, остановите, мы сами заплатим этот штраф. Они говорят: «Не, останавливаться без мазы, они знают эту машину», - и давят 220.

 - Какой город самый рэперский?

 Хором: - В Минске нас круче всего встречали.

 Г: - Убираешь микрофон, и стопудово 2000 человек будут читать, можно иногда их направлять только. Тысячи рук с телефонами, все снимают! Там же все запрещено, и если мутить, то мутить нужно правда очень тихо, там «батька» пасет.

 - Какие города стали центрами хип-хопа?

 Г: - Питер, Ростов, Сибирь – это если всю Западную Сибирь собрать. Есть движение в Нижнем Новгороде, Чебоксарах, Самаре… В King-ring Серега подтянул своих людей. Москвичей полно. Мы обираем качественных людей или они сами подтягиваются: 5плюх, Тандем, Стриж, SIDR, Принцип... Мы между собой дружим, у нас не только деловые отношения.

 - Есть соперничество как между кланами?

 Г: - Конечно, все рэперы испокон веков считают, что они самые крутые: «Те, кто против нас – лохи!»

 - Можно сказать, что у нас подъем хип-хоп культуры в стране?

 П: - В стране не знаю, но в Москве точно. Мы вот начали - сердце заработало и это главное.

 - Откуда эта модная тема - «хип-хоп революция»?

 Г: - Однажды я сошел с ума и сказал про это, а Птаха эту тему подхватил.

 П: - У него капитально съехала крыша! Он бегал по улицам и кричал: «Хип-хоп революция! Я Тупак!» Хотел делать настоящую революцию с бронетранспортерами. А через какое-то время (несколько лет), когда он пришел в себя, и появился Centr, я эту тему как-то переделал под то, что хип-хоп революция – это значит делать качественный хип-хоп. Хип-хоп революция за то, чтобы быть «тру».

 Алла Жидкова, МЕГА_БИТ, "Московский комсомолец", 19 апреля 2008 года.

Интервью:

Есть более крутые вещи, чем колоться, переться и умирать молодым”

Мы встретились с группой Quest Pistols в торговом центре у вокзала. У них еще нет любимого московского кафе для интервью. Они еще не смахивают лениво с плеч звездную пыль. Пьют любое безалкогольное пиво, не разбирая марки. Вокруг про них только и говорят: “Антигламур, антигламур…” Антигламур?

Kostya — У нас нет телевизора - там показывают про “купи то”, “купи это”, “иди играй в казино”. И далеко не у всех есть деньги на все это. В итоге люди, которые любят зарабатывать деньги, делают поддельные штуки: пластмассовые бриллианты…

Anton — … разные игрушечные штучки. И все себе их накупят, думают, что все классно, гламурно и они крутые. Нам показалось это странным, и у нас появилась песня “Дни гламура сочтены”.

Nikita — А вообще мы за здравый смысл в этом обществе, на земле.

К: — Мы находим удовлетворение в общении, в изучении мира, в поиске ответов на свои вопросы. Нас мало беспокоит: гламур — не гламур.

Alla Zhidkova — Песни пишет Изольда Четха, и музыку, и слова. Получается, вы такой деланный проект, который поет чьи-то чужие песни?

А: — Да, и это нормально, потому что наши взгляды схожи со взглядами Изольды — она тоже вегетарианка, за здравый смысл, за здоровый образ жизни. И поэтому то, что она вкладывает в свои тексты, актуально и для нас. И это то, что мы хотим донести до своих слушателей.

— А в чем же ваше личное творчество?

Н: — В шоу! Это главный фактор сейчас на любой эстраде. Все западные артисты прибегают к этому. Мадонна же приезжала сюда и устроила шоу — тебе понравилось? Или лучше, если бы она просто вышла и спела все эти песни, которые написал для нее друг? Мы крутые шоумены, ими и будем, а музыку пусть пишет наша подруга. Чем одним пальцем тыкать, лучше кулаком взять да и ударить в рожу шоу-бизнесу!

— Не выглядит ли это все, как тот же самый гламурный поп-проект, который просто зашел в шоу-бизнес немного с другой стороны?

К: — А почему поп-проект — это плохо? За границей есть куча прекрасных групп, которые сюда никогда не приедут, потому что наши продюсеры считают их неформатом. А там это все считается поп-проектом. Это работа — быть артистом и зарабатывать на этом деньги. Но у каждого артиста есть еще в голове тараканы, они большие и красивые, и ему хочется, чтобы их все увидели. Мы не ориентируемся на шаблонный шоу-бизнес нашей страны. Типа, если поп-проект — это плохо и нечестно. Нет, все классно, все честно! Поп-проект дает возможность охватить максимальное количество людей, которым мы можем рассказать что угодно.

— У рокеров — свой образ жизни, у гламура — свой. А у вас какой?

К: — Мы очень хорошие ребята, три котика просто. Не пьем бухло, не курим сигареты, не употребляем наркотики. Не кушаем животных: рыбок, птичек, яичек...

Н: — Не кушаем других котиков! В общем, совершенно скучные люди, в клубе с нами делать нечего.

А: — Мы не ходим в клубы, не смотрим телевизор, не слушаем радио. И еще выходим на сцену, чтобы дарить любовь и рассеивать ее по всему залу нашим фанаткам. Это главное призвание на данный момент в нашей жизни.

— Но герой же должен умереть молодым. Как это можно при такой жизни?

К: — Умирать молодым давно не модно. Тем более, посмотри, Игги Поп — разве не герой?

— Он старый и страшный!

К: — Вот ты такая же, как и все, — поматросить и бросить! А человек все равно остается.

— Но Сид Вишес взял и умер. А вы, между прочим, Quest PISTOLS.

Никита: — Кем был Сид Вишес? Он не умел ни играть, ни петь. Чем он был крутой чувак? Тем, что он кололся героином вместе со своей подругой?

К: — Уже хватит переться по всему этому! Есть более крутые вещи в нашем космосе большом, чем колоться, переться и умирать молодым!

— Тогда не пойму, в чем ваш основной мессидж?

К: — Свой образ жизни мы никому не навязываем. Мы предлагаем людям, у которых есть мозги, смотреть самим и выбирать. Мессидж находится там, наверху, он один для всех.

Н: — Возможно, у людей, которые будут следить за нами, появится шанс увидеть новую сторону крутости в своей жизни: делать что-то плохое не круто, а круто делать что-то хорошее.

А: — Главное, чтобы все нашли в своей жизни любовь, ведь она живет в сердце каждого, понимаете. Сердце состоит из любви. Нужно очистить его от негативных эмоций. И тогда оно откроется.

 

Авторская колонка:

ПАНКИ ОТ ПОПСЫ ПРОТИВ ПАНКОВ РОКА

Quest Pistols трудно не ассоциировать с Sex Pistols хотя бы из-за названия. Внешняя схожесть этих двух групп нулевая. Их объединяет только протест. Sex Pistols протестовали против существующего уклада жизни, против власти как таковой в лице королевы, против снобизма, лелеемого людьми в самих себе. Они ненавидели хипповские цветочки и миролюбие — родоначальники панка считали это ложью, запудриванием мозгов. Их бесило все, что происходит вокруг, они хотели быть непохожими на всех, быть против всех, быть ярче всех. Такими они и были.

Quest Pistols, возникшим через тридцать лет после развала Sex Pistols, тоже есть против чего протестовать и что ненавидеть — это все тот же снобизм дельцов шоу-бизнеса, то же запудривание мозгов, которое Quest Pistols усматривают в навязчивой пропаганде “гламурного” образа жизни. Простота их текстов тем и кажется вызывающей. Не примитивная простота, а натуралистичная человечность. Все у них должно быть настоящее — чувства, особенно любовь, желания, мысли, поступки, ответственность, будущее и настоящее. Тогда и сами они должны быть очень настоящими… Как ни странно, на сегодня это может стать слишком высокой планкой.

Таня Котова дала свое первое интервью как певица. Разговаривал Артур Гаспарян.

Таня Котова: “Я влюблялась под песни “ВИА Гры”

Музыкальная сенсация недели — свято место самой культовой и знаменитой “виагры” Веры Брежневой, покинувшей некоторое время назад родной коллектив, наконец перестало пустовать. Имя новой участницы, вернувшей “ВИА Гре” привычный формат трио, — Таня Котова. Знаменитая красавица, “Мисс Россия” 2006 года, теперь осваивает новое амплуа. Свое первое интервью в качестве певицы она дала только “Московскому комсомольцу”.

— Каким образом случился такой зигзаг в твоей карьере: из первой русской красавицы — в солистки секс-бомбовой поп-группы “ВИА Гра”?

— Совершенно незапланированным образом он получился. Так же как и корону “Мисс Россия” я получила совершенно незапланированно. Мечтала, конечно, но всегда думала, что это невозможно. А о “ВИА Гре” я мечтала даже раньше, чем о конкурсах красоты, еще в подростковом возрасте, когда ходила на дискотеки и слушала там первые хиты “ВИА Гры”, которые и прославили эту группу.

— Надо же! То есть ты выросла на песнях “ВИА Гры”?

— Ну, не то что выросла, но влюбилась первый раз под ее песни. Тогда все девчонки влюблялись под песни “ВИА Гры”. В них ведь так пронзительно пелось о женских чувствах! Мы слушали их песни и представляли себя в образе этих богинь, которые поют своим любимым.

— И под какую конкретно песню ты первый раз влюбилась, помнишь?

— Ой, я уже не помню. Но главной песней для меня была и остается “Не оставляй меня, любимый”. Это — потрясающий гимн женского чувства. Он всегда будет актуален.

— И как тебя все-таки занесло в группу, если ты говоришь, что даже не смела мечтать об этом?

— А у меня всегда так получается. Мысли, мечты неожиданно материализуются. Я, как и все остальные участницы группы “ВИА Гра”, отправила в Киев резюме, фотографии и даже не надеялась получить ответ. А меня вдруг пригласили на кастинг. Я приехала, спела, станцевала. И все! Меня пригласили на испытательный срок.

— А ты пением-то раньше занималась?

— Специально не занималась, но любила петь под караоке. А сейчас для меня стало открытием, что голос в принципе есть у каждого. Его просто надо правильно и профессионально поставить. Главное даже не голос, а слух. А со слухом у меня все в порядке. В детстве мне многие говорили, что мой путь — на сцену. Хотя родители всегда были против этого.

— Как тебя приняли девушки, с которыми ты будешь работать в одном коллективе?

ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

Паше Воле респект от Аниты Цой. Поп-певица высказала все, что думает о гламурном подонке.

«Для Аниты Цой рок – это постоянное состояние души»

Во вторник вечером поп-певица Анита Цой в разговоре с корреспондентом «МК» употребила словосочетание «респект и уважуха». Что общего у Аниты с интернет-сленгом и Пашей Волей?

- Анита, вы слушали творения Паши Воли «Респект» «и Уважуха»?  

- Да, естественно, - заливисто смеется, но потом серьезно продолжает Анита. - Паша молодец, что он себя пробует и не боится этого и, главное, с самоиронией относится к тому, что делает. Если бы он серьезно к этому подходил, народ бы это не «съел». И, потом, я поняла, что это ему самому в кайф.  Плевать на мнение окружающих, «Респект» «и Уважуха» - это для него самого крайне было важно. Поэтому и получилось замечательно. И не думаю, что он выдвинется на «Грэмми» когда-нибудь или хотя бы на «Золотой граммофон», ему этого и не нужно. Для него круче ощущение взятия новой планки.

- А не кажется, что он просто взял все модные сейчас штуки и забил ими альбом, чтобы попасть в молодежную струю?

- Он из тех, кто умеют оставаться молодыми всегда, не смотря на то, что им не 15 лет. Я больше чем уверена, что он слушает параллельно и более взрослую музыку. Но это молодежное движение и кайф адреналин который он словил от этой музыки и от своего внешнего вида – это было ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ