В ту пору я был командиром танка. Механиком танка был вятский паренек. Звали его Гриша. Командиром взвода был донской казак лейтенант. Звали Степаном. Бригада наша разместилась в румынской деревушке. Как могли, танки замаскировали, следы от гусениц закидали землей, мусором. Поужинав, под вечер собрались на поляне, в ожидании румынского оркестра. Мой механик и еще кучка танкистов через толмача пригласили тех музыкантов. Румыны – народ напевный, и почти в каждой деревне играют на скрипке, флейте, аккордеоне, контрабасе. Музыканты подходили, и мы их с интересом рассматривали. Увидев старика, механик заметил – уж больно велика скрипка (то был контрабас). Наконец, музыканты были в сборе. Но чувствовали они себя неуверенно, даже боязливо, и говорили между собой мало. Степан подошел к толмачу, и они договорились. Ребята наши, по одному и частью экипажей, собрались в кружок, покуривая, ждали, когда заиграет музыка. И Степа начал речь. - Граждане товарищи, старики. Мы находимся в вашей стране не как завоеватели, а как освободители. Вы нас не забижайте и мы вас не тронем. Никто из наших танкистов у вас без спросу ничего не возьмет. Мародеров у нас нет. Насчет этого у нас строго. И баб ваших, и девок сильничать ни один наш человек не будет. Ну, а если дело произойдет по согласию, по любви, значит, то тут обиды, товарищи старики, не должно быть. Могет родиться и дитё. Потому как, повторяю, дело полюбовное. Мы воюем против самого злейшего врага человечества - германского фашизма. А вас мы освободим от буржуев, помещиков и всяких других поработителей. Я коротко выступаю, потому как завтра всё расскажет наш комиссар, замполит, значит. Механик стоял рядом со мной, заметил: - А лейтенант наш в политическом плане подкован здорово. Чешет как по конспекту. Степа говорил еще о наших союзниках и о том, что мы воюем на американских танках, и что как война окончится, то нам в Европе делать больше нечего. А дома, в России, много работы. Немцы разрушили наши села и города, а людей многих угнали в Германию. Я повернул голову и увидел нашего заместителя командира бригады по политчасти, майора. Майор приложил палец к губам. Молчи, значит, не подавай рапорт. Степа говорил медленно, чтобы толмач успевал переводить своим товарищам-старикам Степину речь. - Румынский народ прибывает, - заметил мой механик. Стали подходить женщины и старушки, и даже девчата. Присутствие девчат заставило Степана быстрей закончить речь, а ребята расправляли складки на гимнастерках, поправляли кто пилотку, кто шлем, тайком кидали взгляды на женскую половину. - Политинформация закончилась, - заметил механик, - сейчас грянет медь оркестра. Но оркестр не грянул. Из домов принесли фонари, зажгли их, и при слабом их свете музыканты устроились как им надо. Вовсе стемнело, но был тихий, без ветра, вечер, теплый и радостный. Заиграла музыка. Мы слушали молча, но без радости от нее. Некоторые из танкистов собрались уходить. И тогда к старику, что играл на аккордеоне, подошел сержант, чей-то механик – водитель, и попросил аккордеон. Приладив ремни на плечи, он осмотрел всех и сказал: - Галю споем. Все бросили курить и приготовились, откашливаясь и устраиваясь кучнее. - Товарищ лейтенант, - обращаясь к Степану, - запевайте, - попросил сержант. И бросил несколько аккордов. Надо петь «Ехали цыгане». А Степа – «Ехали казаки», и когда подошел срок, все спокойно, без крика подхватили припев: - Ой, ты ж, Галю, Галя молодая. С улыбками, дружно и с надеждой, что еще будем петь, пропели всю песню. Степан сказал: - Споем еще раз Галю, а вы смотрите на мою правую руку. Как ее опущу, так зараз хватайте припев. И тут из темноты, с аккордеоном, чего-то наигрывая, вошел в центр и стал рядом со Степаном старшина из технарей. - В нашем полку прибыло, - сказал Степан. – А где остальные технари? - Сейчас подойдут. Подходили, видно, на песню, танкисты. Прибывал и румынский народ. Румынские музыканты сложили инструменты на лужайке и, видно, заинтересованные происходящим, были тут же. С темного как степь неба нам подмигивали целые созвездия, радуясь за нас, что мы маленько забыли про войну. Я нашел Большую медведицу и улыбнулся. Механик мой понял мою улыбку, сказал: - Свою северную сторону определил, товарищ младший лейтенант? - Определил, Гриша. Определил, - ответил ему.
