Было построение, на котором нас ознакомили с частью, где мы должны служить.
Первый механизированный корпус, 219 танковая бригада, 2-я танковая армия. Командир бригады полковник Вайнтрауб. Его дочь после института жила и работала на Водном, и вышла замуж за Бориса Моключенко. Потом они разошлись. Командир корпуса, кажись, Богданов. Генерал-лейтенант. Через несколько дней нам зачитали приказ, и я был назначен командиром взвода разведки.
Редко танк или танки возвращаются из разведки. Танк – махина, и ее не спрячешь. Идешь в разведку, а по танку бьют пушки и самоходки немцев. Только по рации сообщаешь, что видел и где видел. А дальше должен или сгореть, или выпрыгнуть. Как будет угодно судьбе...
А американский "Шерман" создан не для войны. Его не сравнишь с Т-34. На "Шермане" воевать против негров, вооруженных луком и томагавком. Вес 35 тонн, а гусеница узкая, и высота 2,9 метра. Часто мы сидели и буксовали на пахоте, а мимо Т-34 несутся, только комья земли летят. Правда, бронь у них вязкая, и механизмы редко отказывали. Сидения со спинками и пристежными ремнями. Места для личных вещей членов экипажа. Все это убиралось, вырезалось бензорезом, и мы добавляли за счет освободившихся мест снаряды и коробки с пулеметными лентами.
Скоро мы выехали на выжидательные позиции и, немного погодя, пошли в бой. Было это в Восточной Пруссии. Немцы яростно сопротивлялись, особенно перед Одером. Им помогали власовцы. Власовцы воевали яростно. Им было нечего терять. Назад было нельзя - немцы стреляли, в плен к нам - мы их не миловали.
Весь корпус и наша 219 бригада вступили в бои. Бои были тяжелыми, мы часто совершали марши вдоль фронта и опять шли в бой. Бригада наша Гвардейская и, не помню, имела еще и много названий. Наконец, мы встали в оборону. Вечером выпивший комбат пришел и приказал мне и Саше Дикареву закопать танки на возвышенности так, чтобы было видно немцев. Он снял гимнастерку и в белой рубахе бежал впереди моего танка. Мы ехали без зажженных фар. К рассвету нужно было выкопать капониры и загнать в них танки. Сделав половину капонира, мы наткнулись на огромный камень. Тросом его обогнули и на малых оборотах танком вытащили из капонира. К утру было все готово. Сзади, метрах в 300, стояли две противотанковые пушки. Утром появились 12 Мессершмиттов, обстреляли нас, отбомбились и, разбив одну пушку, улетели. Чуть позже появились наши "Илы", и они обстреляли нас. Приехал батя и отматерил нас за то, что мы не стреляли по самолетам из зенитных пулеметов. Немцам были видны только наши башни.
Рядом с танками ударились одна, а потом вторая болванка в землю. Это немецкая самоходка била в нас по левому борту. Но из лесу вышли два наших танка и тут же ее сожгли. Мы вели наблюдение за немцами.
Под вечер я пошел с котелком к лесу набрать воды из болота и прошел мимо разбитой пушки и убитого артиллериста. У него был сорван череп, и вытекли мозги. Так мы простояли двое суток.
Утром танк Николая Суворова послали в разведку. Он шел по открытому месту, и мы наблюдали. Отойдя метров 500, он задымил. Никто из ребят не выпрыгнул. Видимо, бронебойный снаряд попал в боеукладку, и снаряды взорвались. По рации комбат приказал мне идти в разведку.
Мы тоже катили по открытому месту, и, увидев с левой стороны овраг с пологими спусками, я повернул туда. Не доехав самую малость до дна оврага, я увидел немецкий Фердинанд. Мы не успели развернуть свою пушку и тут же почувствовали удар, и еще удар в левый борт. Открыли люки и выпрыгнули. Танк горел.