Осень не серая. Осень ледяная. Пробирает до костей, сволочь. Под пальто, под свитер протягивает свои юркие тентакли щупальца. А когда идет дождь, такое чувство, что мокнешь не снаружи, а изнутри. Одежда сухая, а тебя самого как в омут окунули. До озноба мерзкое чувство.
Ты приходишь домой, берешь карандаш и садишься перед мольбертом. Если быть точнее - в бессилии падаешь на табуретку. Да какое там падаешь? Плюхаешься как мешок с драпом. Белый лист перед тобой пугает своей пустотой. Он не просто пуст, он пуст сейчас, вчера и завтра. Он вечное ничто. Главное абстрагироваться от того, что он бумага.
И вот ты, такой весь из себя гениальный, со своими академическими штрихами и свободной линией, гипсовыми головами, фигурой человека с натуры и бесконечными академическими натюрмортами, сидишь перед деревянной конструкцией с закрепленной на ней плотной бумажкой и понимаешь, что ты ровным счетом ни-че-го не можешь сделать со всем этим. Ничего кроме знаний у тебя нет. Нет мыслей, нет фантазий, нет идей. А зачем тогда тебе гипсовые головы? Сдались они тебе, когда ты такое вот... убоище.
Промозглая осень. Холодно.