В колонках играет - Scissors SistersНастроение сейчас - никакоеАльтер-эго
- Вставай – вставай, родная! И не надо делать вид, что ты спишь. Я же вижу, ресницы дрогнули.
- А я и не сплю. А зачем?
- Что, зачем
- Вставать зачем?
-Едем в больницу. Пора уже.
- Не хочу. Я вполне нормальна.
- Ага. Особенно когда попала ко мне в отделение, ты была сама нормальность.
- Хватит уже! Надоело! Тоже мне, благодетель! Пригрел сироту, к тому же бывшую алкоголичку, и просто полоумную шизофреничку. Герой!
- Прекрати! Ты же знаешь, что я забочусь о тебе, что я люблю тебя. Ну зачем ты так?
- Проехали. Я иду в ванну
Апрель 2000 года
…- И что же ты планируешь делать?
- А фиг его! Что-нибудь будет.
- Ну да. Само собой, нерадивая ты моя. Пойдем пива что ли треснем?
- Я думаю, что не пива, но треснем обязательно.
- Ладно, не кисни. Все будет хорошо!
- А как же. Пойдем, спасатель!
- Ага, Чип и Дейл в одном флаконе!
Какая глупость! Меня отчислили из института! Зачем, спрашивается. Мой верный друг не оставил и теперь, тщательно маскируя сочувствие за обычным дружеским разговором, знает же, подлюка, как я не люблю когда меня жалеют, предлагает пойти упиться, именно упиться, по-другому с ним не получается. Напившись до положения риз, мы, как правило, просыпаемся в одной постели, причем кроме как сном, мы не заняты в ней ни чем, никто правда не верит, ну и к черту! Зачем нам чья-то там вера.
И в этот раз все шло по сценарию. Зашли в какую-то жуткую забегаловку, заказали бутылку водки гречневую кашу с сосиской, и вперед. Затем следующая бутылка, начинаем приставать к даме неопределенного возраста, стоящей за барной стойкой, с требованием поставить наш диск. Она упирается, грозиться выгнать. Ха! Она не знает, с кем связалась! Мой дорогой друг, особенно в состоянии алкогольного опьянения, способен уговорить любую бабу, от 15 до 100 лет, на все что угодно. Я иду к столику и наблюдаю. Не знаю, что такого он говорит ей, но тетенька расцветает на глазах: застенчиво улыбается и ставит таки наш диск. Я прикрываю глаза и подпеваю. Любимый «Чиж»! Обнимает сзади. Ленька, кто ж еще! Пьем дальше, но уже гораздо веселее. Звонок мобильного все испортил – я, как водится, перепугалась и сделала квадратные глаза, дескать, не знаю что делать. Сердце забилось с бешеной скоростью, причем где-то в горле.
- Ты чего, - Ленин голос вывел из ступора, - придумаешь потом что-нибудь. Выключи его к чертовой матери! Не понимаю, зачем продолжать отношения, если от одного только звонка этого человека у тебя делается такое лицо?! Ты удивляешь меня! Что за идиотизм?! Эй! Не реви, что совсем уже?! Солнце, маленькая, не плачь.
Разве я плачу? Быть того не может! А может и может. Фу, уже так напилась, что все может. Ленька горячий, пахнет какой-то новомодной водой, обнимает крепко-крепко. Моя защита и опора. И тут до меня дошло….
Мой ангел спит на правом плече, как и положено ангелам. Вспоминая все то, что происходило в моей жизни, понимаю, что помилования мне не снискать. Кто же станет помогать человеку, преступившему все законы Божьи?!!
В поисках утраченного, как обычно, ищу, где же оступилась, и можно ли исправить
..
Помнишь мою глупую улыбку, в оправдание идиотским поступкам, идиотским кражам, идиотским изменам. Как будто бы улыбка может что-то изменить! А она не покидала мою физиономию…
- Ну что там, милая моя, ты долго еще? Виктор Евгеньевич с ночной смены, просил не задерживаться.
- Конечно, - будь ты проклят, чертов благодетель! Как я тебя ненавижу! Как же я тебя ненавижу!!! – уже выхожу.
Три года я вынуждена терпеть эту настойчивую опеку, эту утомительную, давящую любовь. Поначалу я еще не теряла надежды на обретение свободы, но как же наивны и глупы были эти мысли! Ха! Мой драгоценный, добрый доктор Кольцов, поместил меня в камеру одиночку, в самом центре города, с великолепным ремонтом по последнему слову моды и техники, где сам он являлся бессменным конвоиром..
В больнице, когда начала приходить в себя, я испытывала к нему чувство привязанности и огромной благодарности, ведь он вытащил меня из-за черты, вернул к нормальной жизни, а позже я поняла, что крепко влипла. Он влюбился. Как больной, как безумный, казалось – если я скажу ему «нет», он сойдет с ума, или еще чего похуже произойдет. Я не могла этого допустить (проклятое чувство благодарности) и стоически принимала его ухаживания. Врожденная и годами воспитываемая безотказность отягощалась еще и тем, что идти мне было фактически некуда. Нет, квартира моя никуда не делась, конечно же, но что-то мне подсказывало, что там я быстро вернусь к прежнему состоянию, из которого меня так старательно вытаскивали почти два месяца. Работать я не умела, по причине полной безответственности больше недели меня не терпели нигде, сбережений, естественно, тоже никаких не было. В общем, как-то само собой получилось так, что из больницы я переехала к Денису. Тут то его болезненное чувство раскрылось в полную силу. Маниакальная опека во всем и всюду – нельзя курить, употреблять спиртное – ни в каких дозах, пить кофе и есть еду из фаст-фуда, нельзя читать газет и смотреть телевизор (только качественная литература и глубокомысленные философские киноопусы, приносимые им по выходным) – придавливала меня, как таракана, по глупости попавшего под огромный черный тапок. Я впадала в бешенство, устраивала истерики, порывалась покончить с собой, но всякий раз натыкаясь на олимпийское спокойствие Кольцова, запал мой затухал - я становилась все более покорной и робкой. Через какое то время он даже стал брать меня на всякие светские рауты. Окружающие единодушно считали нас самой прекрасной парой, как же, красивые, молодые, успешные и безумно влюбленные – он никогда не выпускал моей руки, опасаясь, что я совершу побег, а мой затравленный взгляд интерпретировался как проявление тихого счастья. Мне завидовали. Господи, как смешно и горько, я самый несчастный человек в мире, но никто не поверил бы. Даже если бы я была очень убедительной.
Каждые пол года я должна была проводить неделю в сумасшедшем доме, где пристально изучалась динамика моего психического состояния. Сегодня должна была состояться седьмая вылазка в это ужасное место. Умывая лицо ледяной водой, я ощущала прилив, каких то, давно забытых, бунтарских чувств. Дочищая зубы, я уже точно знала, что больше не вернусь в эту квартиру, никакого плана у меня не было, зато было твердое убеждение в невозможности продолжать подобное существование (жизнью это не назовешь).
- Ты представляешь, сегодня сняли министра здравоохранения, - голос вывел из ступора.
- Что? Прости, не расслышала.
- Министра говорю, сняли. Что ж теперь будет то? – выходя из ванной, бросила мимолетный взгляд на него и поняла – это мой шанс. Погруженный в свои мысли Денис не будет так уж внимателен к моей особе, да и не ждет он от меня подвоха, очень давно не давала повода.
- Собралась? – он стоял в коридоре, позвякивая ключами от машины, достаточно нервно, надо сказать.
- Когда соберусь, ты заметишь, не надо меня дергать, - я усиленно прятала охватившее меня чувство безудержной радости под маску холодной раздраженности. В небольшом рюкзаке внушительная сумма – к счастью он не прятал деньги, просто не подозревал, что я смогу выйти куда-нибудь без сопровождения его, или моих бодигардов, так называемых, пропуск в бассейн, кое-какая одежда. На себя же я одела максимально удобные, полуспортивные штаны, темную ветровку, а на ноги кроссовки – не факт, но возможно придется бежать.
- Поехали, цербер.
- Ой, прекрати, бога ради! Можно подумать, я зла тебе желаю, - два поворота ключа, взгляд на часы. Черт! Когда же проститься с тобой мой милый? Нужно проделать это максимально аккуратно и быстро, ведь если поймает, такой возможности не представится еще пару лет, пожалуй.
Сладкое предвкушение свободы дарило такое прекрасное, такое родное и такое забытое чувство эйфории, вызванное мощным выбросом адреналина, который уже слишком давно не наполнял мою кровь.
