Если кто скучает о моем творчестве - из-за проблем с почтой или как еще, вот один из недавних рассказов:

ВОПРЕКИ

Лора сошла с поезда в Спрингфилде и немного постояла на полупустом перроне, поправляя ремешок спортивной сумки на плече и глядя по сторонам. Здание вокзала было совсем маленьким, меньше, чем ей помнилось, а по другую сторону путей располагалась неприветливая пустошь. Погода была прохладная, и по небу тянулись тучи.

Выйдя на улицу, Лора увидела перед собой трамвайную колею, и это решило вопрос транспорта. Рядом с остановкой была палатка со всякой всячиной, уже открытая, несмотря на ранний час, и Лора, следуя внезапному порыву, спросила сигарет «Салем», но их не оказалось.

«Сколько можно курить?! – прозвучал в ее голове мамин голос. – Ты когда-нибудь докуришься до рака легких»!

Лора ощутила злобу и раздражение, потому что, на самом деле, она курила редко, можно даже сказать, почти не курила, но мама была помешана на здоровом образе жизни и пыталась привить свою манию Лоре.

Она спросила у продавщицы, как ей добраться до отеля «Сосновый бор», но та не знала; женщина на остановке тоже не знала, и в ее взгляде Лора уловила неприязнь, как будто в ней подозревали попрошайку или сектантку, пристающую к прохожим.

- Это вы общежитие ищите? – спросил кто-то писклявым голосом, подойдя сзади.

Лора обернулась и увидела перед собой старушку, маленькую и сутулую, с лицом морщинистым точно скомканная бумага.

- Я, - сказала Лора, - отель ищу.

- Ну, - сказала старушка, - был одно время отель. Теперь опять общежитие. Без постояльцев – какой же отель…

И она объяснила, как доехать до «Соснового бора» и где лучше выйти. Лора кивала ей и улыбалась, опасаясь при этом, что старушка уже впала в маразм, и не стоит полагаться на ее слова.

Подошедший трамвай был старой модели, какой Лора не видела в Чикаго уже лет десять, то есть, с самого детства, и она удивилась и обрадовалась, а затем смутилась. Билетерша раздавала пассажирам билеты, тоже как будто из детства Лоры – прямоугольники из тонкой желтоватой бумаги, с красной каемкой и черными буквами; только на обратной стороне теперь была реклама службы психологической помощи – изображение угрюмо сидящей на корточках девушки и надпись рядом: «Нужна помощь? Звоните». Лора скомкала билет и убрала в карман.

Здания, проплывавшие за окном, почти все были двух- или трехэтажными – жилые дома, магазины, кафе; перед входом в парикмахерскую стояла пара велосипедов, а машин на улицах почти не было.

Лора вышла на указанной остановке, рядом с парком, и спросила у прохожих, как пройти к общежитию. Ей указали дорогу, и, проходя через парк, она испытала чувство смутного узнавания.

«Где-то здесь должно быть дерево с развилкой, - подумала она, - в которой я тогда застряла».

Она прошла по переулку, обогнула жилой дом и увидела впереди длинное бежевое трехэтажное здание с лоджиями и крыльцом посередине. Сомнений не оставалось – это было то самое здание, отель «Сосновый бор», каким она его помнила, или общежитие или что бы там ни было. Оно казалось потертым временем, каким-то выцветшим, к тому же, сейчас было пасмурно, не то, что тем летом, но это, определенно, было оно. Перед входом стояла палатка, закрытая, но Лора машинально окинула взглядом сигаретные пачки в витрине – «Салема» не было.

Постояв немного на крыльце, она попробовала открыть дверь, но та не поддалась. Тогда Лора нажала кнопку звонка и подождала – вскоре из-за двери показалась пожилая женщина беспокойного вида и взглянула на нее вопросительно.

- Здравствуйте, - сказала Лора. – Я, это… приехала в Спрингфилд, к друзьям, но они сейчас не дома. Могла бы я остановиться у вас в отеле?

Она сама удивилась, как легко далась ей эта мелкая ложь про друзей, поскольку, вообще-то, Лора была исключительно честной девушкой, что нередко осложняло ей жизнь.

- У нас больше не отель, - сказала женщина, - а общежитие.

- Да, мне уже сказали. Просто, я была здесь давно. Мне бы только на день…

Смерив Лору пристальным взглядом, женщина сказала:

- Ну, хорошо.

Уже собираясь войти в темный холл, Лора обратила внимание на блеклую табличку рядом с дверью: «Общежитие педагогического колледжа». И у нее екнуло сердце.

«Когда вы, наконец, усвоите?! – услышала Лора голос своей руководительницы, миссис Пинман. – Педагогика требует систематической практики. А вы со своими прогулами на что надеетесь»?

Что ж, теперь, по крайней мере, она могла не опасаться услышать ее очередного нарекания, так как провалила экзамены по основным предметам и не собиралась пересдавать их – всё, с нее хватит.

Записавшись в журнале и получив ключ от номера 202 – «Крайняя дверь на втором этаже» - Лора поблагодарила женщину, дала ей двадцатку и пошла к лестнице по коридору, проходившему через все здание.

Коридор был темным и пустым, и даже сейчас, когда Лора была уже взрослой, казался, немыслимо длинным – бесконечная череда дверей по обеим сторонам и лампочек на потолке, а впереди, в самом конце, было единственное окно, свет из которого ложился на линолеумный пол зыбким, волнистым пятном.

«Только подумать, - подумала Лора, - я словно вернулась в прошлое, но сейчас все здесь кажется таким бесцветным, невыразительным»…

Она поднялась на второй этаж и подошла к номеру 202. Ключ легко повернулся в замке, и Лора вошла в комнату: окно с дверцей в лоджию занимало почти всю стену напротив, у окна стоял письменный стол со стулом и лампой, вдоль правой стены была кровать с тумбочкой, на левой стене висел небольшой пейзаж – пшеничное поле под синим небом и кромка леса на горизонте. Все это казалось таким знакомым – и окно, и стол с кроватью, и даже салатовые обои в полоску; но разве не были похожи друг на друга все номера дешевых отелей? Лора положила сумку на стул и вышла в лоджию.

Впереди был парк – невысокие деревья и кустарники расходились по сторонам зелеными купами, чуть колышимые ветром. Вид был почти такой же, как она помнила, но не совсем – там еще была видна крыша беседки, а чуть левее стоял фонарь. Так или иначе, но Лора  была уверена, что в тот раз они тоже жили в номере на втором этаже, выходившем на эту же сторону.

Постояв немного в лоджии, она вернулась в номер и прилегла на кровать, свернувшись калачиком.

Потом поднялась, прошла в душ и, проверив воду, стала раздеваться. Тело у нее было худым и жилистым, а грудь – маленькой; она слышала, что многим мужчинам такая грудь нравится, но сама она считала ее недоразвитой, словно ее тело навсегда остановилось в возрасте четырнадцати лет. Попробовав воду рукой, она встала под теплые струи и закрыла глаза.

После душа она тщательно вытерлась, снова оделась и легла на кровать. Ей нужно было хорошенько выспаться, привести в порядок мысли и чувства, а это не так-то просто, когда ночами тебя изводит бессонница, поэтому дневной сон был ей необходим; кроме того, ей всегда, с самого детства, лучше спалось в одежде. Так и есть – уже через несколько минут она заснула.

Проснулась она в сумерках и, с удивлением поднявшись, подошла к окну. Судя по всему, время близилось к полуночи – окна почти во всех домах были темными, и с улицы не доносилось ни звука; справа в парке сквозь листву светил фонарь.

Затем она услышала голоса, по-видимому, из соседнего номера – взрослые разговаривали с ребенком. Лора подошла к двери и выглянула в коридор – там было темно, только слева, метрах в десяти, лежала полоска света из приоткрытой двери.

Повинуясь безотчетному любопытству, она пошла туда.

Щель была небольшой, дюйма три, но этого было достаточно, чтобы угадать простую семейную сцену – родители с ребенком недавно вернулись с прогулки и, все еще полные впечатлений, продолжали разговаривать между собой. Больше всех говорила девочка лет пяти.

- А правда, что кошки живут на деревьях и кушают птичек?

- М-м… правда, милая, - ответила женщина.

- А ворон они тоже кушают?

- И ворон, - ответил мужчина. – Если только поймают.

- А если котенка много кормить, он вырастет тигром?

- Солнышко, ну что ты, - сказала женщина. – Конечно, нет. Он же котенок. Котята вырастают в кошек. А тигры… вырастают из тигрят.

С этими словами женщина наклоняется к девочке и начинает щекотать ее.

- А если, - произносит девочка, увертываясь от маминых рук и смеясь, - если сказать волшебное заклинание… Тогда можно?

- Ну, если бы мы жили в сказке, - говорит женщина, - тогда, возможно…

- Если найти настоящего волшебника, - говорит мужчина, - должно получиться.

- Правда? – спрашивает девочка.

- Ладно, Лора, - говорит женщина. – Пора уже спать. Иди чистить зубы.

Девочка еще немного упирается, но потом идет в ванную, и взрослая Лора отступает назад, в темноту, когда она проходит в полуметре от нее. Слышится звук льющейся воды.

- Вечно ты говоришь глупости ребенку, - говорит женщина.

- Разве плохо верить в волшебство?

- А что хорошего-то? Она уже не маленькая. Вырастет вот так наивной неприспособленной дурочкой. Ты даже дверь за собой закрыть не можешь.

С этими словами женщина подходит к двери в комнату и захлопывает ее перед носом у Лоры.

Лора проснулась и открыла глаза. Она, по-прежнему, лежала на кровати, и был день. Время близилось к полудню.

Она осторожно села, словно стараясь не растрясти воспоминание об увиденном сне. Да, всё так и было… На следующий день отец пойдет на выставку индейских ремесел, а они с мамой будут гулять в парке, и Лора залезет на дерево и застрянет ногой в развилке; она разревется, и соберутся люди, и мужчины с шутками-прибаутками освободят ее; а когда отец вернется, мама устроит ему скандал. На следующий год родители разведутся, и отец уедет от них, а Лора перестанет улыбаться и пойдет в школу. Когда ей будет тринадцать, отец умрет от цирроза печени.

Лора встала и вышла в коридор. Она не помнила точно, сколько дверей миновала во сне, но, дойдя до номера 210, почему-то уверилась, что это та самая комната. Мысль о том, чтобы постучать, повергла ее в смятение, и она, покрывшись холодным потом, поскорее отступила, словно грешница, испугавшаяся искушения.

Вернувшись к себе в номер, она почувствовала голод и решила поесть в каком-нибудь кафе. Она взяла сумочку, надела темные очки и вышла на улицу. Прохожих было мало, и машины проезжали по две-три за минуту, и все же, Лора не могла отделаться от ощущения, что эти люди то и дело недобро поглядывают на нее, как бы говоря: «Ты здесь чужая. Какое у тебя к нам дело? Уходи, откуда пришла». Она знала, что это ей только кажется, как объяснил ей психоаналитик, но как она могла не верить своим глазам? К тому же, этот назойливый ветер так и хлестал ее отовсюду, налетая из-за углов, кидая пыль в лицо.

На перекрестке мимо нее проехали трое подростков на мотороллере – за рулем парень, а за ним две девушки, тесно прижавшиеся друг к другу. Они беспечно улыбались, и одна из них что-то говорила другой на ухо. Лора посмотрела им вслед, и ей стало не по себе оттого, что кто-то рядом мог быть таким… не то, чтобы даже счастливым, а просто таким беззаботным и очевидно довольным жизнью.

Она миновала одно кафе, показавшееся ей слишком дешевым, того типа, где обычно заседают местные выпивохи, перебрасываясь пошлыми шутками про женщин и политику. Прошла еще пару кварталов и, наконец, увидела то, что искала – скромное и приличное заведение, где, наверняка, можно недорого поесть в спокойной обстановке. Задержавшись на секунду перед входом, чтобы окинуть взглядом меню поверх очков, она уверенно вошла внутрь.

Большинство столиков были свободны, и она, пройдя по залу, села в углу, лицом к окну. Внимательно изучая меню, Лора думала не о калориях, как большинство женщин, ибо вес ее никогда не превышал сорока пяти килограмм, а о том, чтобы не расстроить свой слабый желудок.

Ей невольно вспомнился один ужасный случай, произошедший с ней не так давно. Мартин, ее бывший парень, вальяжный негодяй с томными глазами, позвал ее в числе своих друзей отметить его новую работу, и хотя Лора в тот день чувствовала себя неважно, она не решилась отказаться, чтобы он не подумал, что она еще дуется на него. Пока они все вместе ехали в тот ресторан, ее укачало и стало подташнивать. За столом все глупо шутили и громко смеялись, а она сидела с зеленым лицом и ковыряла вилкой салат. После первой рюмки вина ей, вроде бы, полегчало, и она немного поела. Но после второй ее вдруг скрутил жуткий спазм, и содержимое желудка стало судорожно, с утробным урчанием, извергаться наружу, на глазах у всех – остолбеневшего Мартина и его ошарашенных друзей. Будь у Лоры бомба в тот момент, она бы, не медля, взорвала весь ресторан.

«Ну, детка, ты даешь! Могла бы нас предупредить, что у тебя проблемы с животом./Да, точно, а то мы не взяли с собой запасную одежду./ А лучше бы блевала прямо в сумочку./ А-ха-ха-ха»…

Лора заказала курицу с рисом и черный кофе.

Зал был небольшим, всего на шесть столиков, за двумя из которых кто-то сидел, и еще один мужчина сидел за стойкой, общаясь с официанткой. Сами по себе все эти люди не беспокоили Лору, но проблема была в том, что в кафе работал телевизор, оглашая пространство монотонным голосом диктора, вещавшего о всяких бедствиях, и Лора не могла набраться храбрости, чтобы попросить их выключить его. Поначалу она старалась не обращать внимания, разглядывая улицу за окном, но затем диктор начал рассказывать историю с изнасилованием и тройным убийством, и как раз в это время ей принесли заказ. Пока она ела, ей приходилось слушать о том, как три девчонки-подростка развлекались с парнем, который, как установило следствие, «имел отношения» с каждой из них, а потом насиловали и убивали его. После группового секса малолетние фурии привязали непутевого «Донжуана» к кровати, поиздевались над ним (диктор подробно описал все шрамы, синяки и ожоги на теле убитого) и задушили подушкой, а потом положили тело в багажник машины и поехали в сторону свалки. Но по дороге они попали в аварию, и две преступницы умерли (одна истекла кровью, зажатая в машине с переломанными ногами, а другая умерла в реанимации из-за летального повреждения внутренних органов), а третья, придя в себя в больнице, стала уверять полицию, что подружки позвали ее вывезти какой-то мусор, и она знать не знала, что на самом деле лежало в багажнике.

«Вы все – навозные жуки, - думала Лора, давясь едой и глядя на остальных посетителей, монотонно жующих и иногда поднимающих взгляд на экран, - такие же, как этот диктор, как и все эти чертовы извращенцы, о которых он говорит».

Она достала из сумочки пузырек с транквилизаторами, высыпала на ладонь несколько таблеток и запила их кофе. Затем расплатилась и вышла на улицу, оставив половину еды на тарелке.

Шагая по улице, она скрипела зубами, и на глазах у нее выступали слезы, в ней вскипало бешенство, ей хотелось плеваться и бить наотмашь.

Увидев сигаретную палатку на другой стороне улицы, она почти подбежала к ней и, не глядя на витрину, нагнулась к окошку и спросила «Салем».

- «Салема» нет.

- У вас что, вообще, его в городе не бывает?

- Почему? Не знаю. Вообще, бывает.

Лора едва удержалась, чтобы не пнуть палатку и, выругавшись про себя, пошла дальше. Ей опять начинало казаться, что мир ополчился против нее, и она шла, куда глаза глядят, по неизвестной улице, в городе, в котором последний раз была маленькой девочкой. Со стороны можно было подумать, что она рискует заблудиться; но это было не так, ведь человек, потерявшийся в лабиринтах своей души, не может уже потеряться где-либо еще.

Словно нарочно, стал накрапывать дождик, и Лора ускорила шаг, а, увидев за поворотом автобусную остановку, поспешила к ней. Едва она достигла укрытия, как дождь хлынул в полную силу, капли дружно отскакивали от асфальта, как маленькие мячики, и скоро вдоль бордюров потекли бурлящие ручьи. Помимо Лоры, на остановке стояли еще два человека, а через пару минут подошел и третий, складывая зонтик и отряхивая воду с рук. Когда показался автобус, она решила, что, если большая часть людей сядет в него, она останется, а если большинство останется, она сядет в автобус – близкое соседство незнакомцев тяготило ее.

В автобус вошел только один человек, и Лора последовала за ним. Она прошла через весь салон и села в последнем ряду, чтобы не быть в поле зрения других пассажиров. Остановки сменяли одна другую, а Лора сидела, сложив на коленях руки и глядя в окно сквозь струи воды, вся в своих мыслях. Ей было безразлично, куда везет ее автобус, но само чувство движения, в теплом салоне, под шум дождя, успокаивало ее – в этом было ощущение надежности, какой-то правильной подвластности судьбе.

Автобус въехал на мост, и это, как будто, вывело Лору из оцепенения. Она взглянула на реку внизу, исхлестанную дождем, и этот вид наполнил ее смутной тревогой, словно вода, сливаясь с водой, говорила: «Из праха ты пришла и в прах вернешься».

На следующей остановке Лора увидела примечательное трехэтажное здание. Это был особняк, построенный, по-видимому, в середине XIX века, стоявший на перекрестке и выходивший своими фронтонами на две улицы; над входом имелась вывеска: «Мир забытых вещей». Повинуясь внезапному импульсу, Лора поспешно встала, вышла из автобуса и, пробежав немного под дождем, поднялась на крыльцо особняка.

Несколько секунд она осматривала резную дверь с массивной бронзовой ручкой, а потом подняла руку и нажала кнопку звонка. Ей открыла женщина с манерами экскурсовода и пригласила войти. Лора застенчиво улыбнулась и вошла в небольшой светлый холл.

- Это музей тут у вас? – спросила она. – Я просто ехала мимо…

- Да, - ответила женщина, - у нас музей быта аристократии прошлых времен.

- Как интересно…

- Желаете экскурсию или посмотрите сами?

- Пожалуй, посмотрю сама.

Лора купила билет и начала осмотр. Гостиная, столовая, библиотека… Она переходила из комнаты в комнату, где ее окружали, словно древние ископаемые, навеки застывшие в янтаре, интерьеры давно минувших времен – резные комоды из красного дерева, диваны, обитые гобеленом, на изогнутых ножках, зеркала в массивных рамах; и в какой-то момент ей стало казаться, что она, каким-то образом, перенеслась на сто с лишним лет назад, и что сейчас вернутся с прогулки хозяева дома и позовут пить чай.

Обойдя первый этаж, она поднялась по трехмаршевой лестнице на второй, и окунулась в еще более причудливые апартаменты – начать с того, что перила лестничной клетки доходили до самого потолка и служили перголой для вьюнка, оплетавшего их. Разве мог в музее расти вьюнок? Или он считался экспонатом?

Одна из первых комнат была детской – у стены стояла лошадка на полозьях, кубики и мячи; на диване сидели куклы с мишкой; а еще там был застекленный шкафчик с игрушечной комнаткой. Если другие комнаты смотрелись вполне естественно – не хуже, чем на иллюстрациях в старинных книгах, то здесь почти неуловимо ощущался некий наигрыш. И все же, Лора в ней расчувствовалась, как ни в какой другой, особенно ее тронула игрушечная комнатка с куклами в виде детей и крохотными игрушками, словно она-то и была тем самым местом, где обретался дух детства.

Пройдя еще одну комнату, Лора оказалась в галерее, сплошь завешанной портретами – почти все были написаны на темном фоне, в окружении старинных интерьеров, некоторые мужчины были в париках, и у всех женщин были длинные, пышно убранные волосы; но что еще больше объединяло их всех – это выражение холодного превосходства, будто они смотрели из прошлого через века на тех, кто остался жить после них, смотрели прямо на Лору, и во взгляде этом было снисходительное, ироничное презрение. Ей стало жутко от всех этих взглядов, будто бы мимолетно бросаемых на нее, и она вышла из галереи с колотящимся сердцем, словно увидела привидение, да еще споткнулась о коврик и едва не упала.

Но в следующей комнате, напоминавшей карточную или курительную, она увидела чучела птиц и животных и испытала внезапную оторопь: на изогнутых ветвях, отходивших прямо от стен, сидели крупные лесные птицы; над дверным проемом ощетинилась кабанья голова; а на серванте притаилась лисица.

«Господи, - мелькнула мысль, - я одна тут живая, совершенно одна. Среди всех этих мертвецов. Что я здесь делаю»?

Сглотнув, она поспешила уйти, и невольно пригнулась под кабаньей головой, почти слыша утробный рык зверя.

Пройдя быстрым шагом еще пару комнат, она вздрогнула, увидев женщину, ту, что пустила ее в дом.

- Уже осмотрели второй этаж?

- Да.

- Так быстро…

Лора смотрела на женщину, слабо улыбавшуюся через легкую усталость, и не знала, что сказать.

- А это музыкальная комната. Здесь проходили вечера. Молодежь собиралась.

Только после этих слов Лора отвела взгляд от женщины и осмотрела комнату: здесь стояло черное пианино, рядом позолоченная арфа, на стеллаже лежала скрипка и ноты, а в углу на маленьком столике – патефон с длинной трубой.

- Хм, - сказала Лора. – Да, здесь приятно.

- Раньше не было телевизора, радио даже не было. Люди, вот, собирались вместе вечерами, играли в настольные игры, музицировали.

Женщина подошла к патефону и продолжала:

- Здесь видите? Столешница двухъярусная, а рядом стул. На нем специально сидел человек и менял пластинки на патефоне. Ему наливали чай, с пирожными, и он тут сидел.

Присмотревшись, Лора, как будто, увидела на нижней столешнице кружок накипи от стакана.

- Как ди-джей, да?

Женщина чуть наморщила нос, но согласилась.

- Почти.

На несколько секунд повисла тишина.

- В некоторых комнатах, - сказала Лора. – Мне было как-то не по себе. Ну… вроде как на кладбище.

Женщина взглянула на нее непонимающе, и Лора рассмеялась.

- А в этой, и правда, хорошо.

- Я сама люблю эту комнату. Нет, дом, конечно, старый и местами мрачноватый. Он имеет свою атмосферу. А вы, наверно, восприимчивая? Ко всяким паранормальным явлениям. Может, видите привидений?

- Я… нет, не вижу.

Женщина улыбнулась ей, почти заговорщицки.

- А вот фотопортрет последней хозяйки.

С этими словами женщина подошла к черно-белой фотографии в рамке, размером фут на полтора, висевшей над диваном – овальный поясной портрет, на белом фоне, изображал женщину лет тридцати, симпатичную, в строгом темном платье и с печальной загадкой в глазах.

- Ленора Кэллохан, урожденная Мэдиган. Двадцать восемь лет ей было. Вышла замуж за владельца дома, Джозефа Кэллохана, в 1918-м. А тот сошел с ума – у Кэллоханов была плохая наследственность. Он был старше ее почти вдвое. У них даже родился ребенок, но в детстве умер – несчастный случай. А потом Ленора осталась одна. Она-то здесь и играла на пианино. За ней ухаживал один молодой человек, скрипач. Но через пару лет миссис Кэллохан умерла от воспаления легких. И дом опустел.

Лора была подавлена этой неожиданной драмой, и, взглянув на портрет еще раз, подумала, сколько на нем было лет Леноре?

- Дом был необитаем какое-то время, его даже хотели снести. Но потом открыли музей.

- Надо же как.

- А еще у нас тут музыкальная шкатулка. Хотите послушать?

И женщина, подойдя к стеллажу, открыла деревянную лакированную шкатулку, в которой оказался металлический цилиндр с ямками и выступами; она покрутила ручку, и цилиндр начал медленно вращаться, играя чарующую, похожую на колыбельную, мелодию.

У Лоры на глазах выступили слезы.

- Такая вот шкатулка, - сказала женщина, закрывая крышку.

Музыка смолкла, и Лора сразу подобралась, почувствовав себя неловко и даже немного сердито.

- Теперь поднимайтесь на третий этаж, там всего две комнаты, но их осмотреть тоже стоит.

- Нет, спасибо. Я, наверно, пойду уже.

Выглянув в окно, Лора увидела, что дождь почти перестал, хотя было, по-прежнему, пасмурно.

Она спустилась на первый этаж и, проходя мимо конторки, где сидела женщина, продававшая билеты и открытки, спросила у нее, не знает ли она, как добраться отсюда до общежития «Сосновый бор». Женщина ответила, что это близко – надо только перейти мост и потом еще пару кварталов налево вдоль реки.

- Знаете, где мост?

- Да, примерно.

- А потом налево, по Филмор стрит. Там спросите.

- Спасибо.

И Лора покинула «Мир забытых вещей».

Она немного постояла на крыльце, наблюдая, как падают редкие капли с ветвей деревьев, оставляя в лужах круги, а потом пошла по дороге к мосту.

Через пару минут пути ее обогнал автобус, и она подумала, что останься она ждать его на остановке, он бы пришел не раньше, чем через четверть часа. И вслед за этим она увидела мост, и в ней проснулось воспоминание.

«Да, точно, - вспомнила она. – Там была река и мост. Только я тогда не купалась. Из-за аллергии».

Проходя по мосту, Лора смотрела на воду, темную и холодную, медленно текущую под мост, как будто, норовя вымыть твердую опору у нее из-под ног и поглотить ее. У нее закружилась голова, и она взялась за перила. Ей с трудом верилось, что это была та же река, на берегу которой она играла тем жарким летом.

«Нет, конечно, это ерунда, - думала она. – Ясное дело, река та же самая. Просто, все вокруг изменилось. А главное, я изменилась. Это я не узнаю ее. Умом – да, но не душой. Река здесь ни причем. А этот дом? Он, интересно, был таким же пятнадцать лет назад? А раньше – сорок, пятьдесят? Узнала бы я его на фотографиях столетней давности? Вижу ли я его так, как его видела Ленора? Бедная Ленора… Она умерла молодой. Но была бы она счастлива, доведись ей прожить долгую жизнь и состариться, и умереть дряхлой старухой? Есть люди, которым заказано счастье, и с возрастом жизнь давит их только сильнее. Так что, ей, наверное, повезло. Вот, дом – другое дело; он столько всего повидал, но наверняка почти не изменился – стоит себе такой же, как и сотню лет назад. Никому не дано состариться так элегантно, как этот дом. Никому. Только вещи прекрасны в своем старении. А людей ждет увядание и распад – телесный, умственный, психический».

Проходя по улицам и скверам, она отмечала, как в ней временами пробуждаются тени воспоминаний, и старалась следовать им, как животное следует запаху давно потерянного хозяина. Ей казалось, что где-то здесь ее, возможно, ждет какой-то знак, тайное послание, которое подскажет ей какое-то решение – о себе, о своей жизни, о прошлом и, возможно, о будущем. С некоторых пор ее преследовало ощущение, что она подошла к некой черте, за которой нет ничего привычного и надежного, за которой все, что казалось ей раньше значительным, теряет свое значение; ей нужно было что-то решить для себя.

Словно в ответ на ее невеселые мысли, из переулка показалась престарелая оборванка – бродяга, полоумная или просто пьяница. Одежда на ней была сильно поношена и замызгана, грязная многолетней въевшейся грязью, сама она прихрамывала, а лицо ее, красно-белое и болезненное, со слезящимися бессмысленными глазами, производило отталкивающее впечатление. Увидев Лору, она заковыляла в ее сторону и стала просить милостыню.

- Дай на хлеб-то. Старухе одинокой.

Лора с трудом преодолела отвращение, вызванное не только внешним видом старухи, но и едким запахом мочи, и, достав из кармана мелочь, не глядя, протянула ей, стараясь не коснуться скрюченных пальцев. Одна или две монетки упали на дорогу. Вместо благодарности, старуха стала ворчать себе под нос:

- Чай, молодая, еще заработаешь.

Придя в общежитие, Лора умылась, села на кровать и расплакалась. Сперва она плакала тихо, как плачут, узнав о смерти давнего друга, с которым не виделись много лет; потом рвущее душу отчаяние захлестнуло ее, и тихие всхлипы перешли в рыдания, и она сидела, сложив руки на коленях и закусив губу, и сотрясалась всем телом. На нее накатывали образы трогательные и болезненные – из детства, когда родители еще не развелись, и они гуляли втроем в парке; из подростковых лет, когда она играла с друзьями во дворе или шла в гости к кому-то из них после школы; из ее взрослой жизни, недолгой, но полной надежд, стремлений и разочарований: ей слышался нервозный голос матери, критиковавшей или поучавшей ее; недовольный голос миссис Пинман, отчитывавшей ее за халатность и неуспеваемость; обидные и насмешливые слова Мартина и других парней, до него.

Когда слезы кончились, Лора еще долго сидела, согнувшись и закрыв лицо ладонями, временами дрожа всем телом. Потом она прошла в ванную, умылась, не глядя в зеркало, вернулась в комнату, достала из сумки термос, открыла крышку и сделала большой глоток, скривившись и пролив немного на подбородок. Скотч обжег ей горло и разогнал кровь по венам, она сделала еще пару глотков, и ей стало тепло и ватно. Она достала пачку снотворных таблеток и приняла две, запив скотчем. Шмыгнула носом, потерла глаз и приняла еще одну. Сидя на стуле, она слегка покачивалась из стороны в сторону, и по лицу ее расползалась нелепая и жутковатая улыбка. Бессознательно, с пустыми глазами, она вынула одну за другой все таблетки из пачки, собрала их в горсть и проглотила, запив скотчем. Одна или две упали на пол.

Лора перекатилась со стула на кровать – тяжелая, неповоротливая, невесомая, бесчувственная – и погрузилась в забытье.

Она выплыла из забытья от боли в животе и пояснице, буквально скручивавшей ей нутро, и, толком еще не проснувшись, побрела в туалет, чтобы не обделаться в кровати. Голова тоже пульсировала болью, и она едва держалась на ногах, а в комнате было темно. Свет в туалете, отскочив от кафельных стен и зеркала, полоснул ее по глазам.

По мере того, как она испражнялась, согнувшись пополам, с жуткими звуками и отвратительной вонью, ее начало подташнивать. Сперва она сглатывала тягучую и горькую слюну, потом сплевывала на пол, а затем поняла, что это бесполезно, и ее стало рвать. Желтоватая жидкость извергалась из горла, заляпывая стену и дверцу, и стекая мерзкой жижей на пол. Чувство отвращения к с себе переполняло Лору, она ненавидела себя и весь мир, и была готова провалиться в преисподнюю со стыда. Когда рвота закончилась, она поднялась с унитаза, включила воду и стала приводить себя в порядок. Перед глазами все, по-прежнему, плыло, и тело ее дрожало. Вернувшись в комнату, она увидела, что за окном бушует ливень, перемежаемый громовыми раскатами.

«Не можешь справиться, - пронеслась мысль у нее голове, - так, хотя бы найди в себе силы покончить с этим – раз и навсегда».

Она вышла в лоджию, под шум дождя, и несколько секунд стояла на ветру, обдаваемая холодными брызгами. Потом спустилась по пожарной лестнице до первого этажа, перемахнула через перила и побрела куда-то. Она промокла до нитки, и ее стала колотить дрожь. Зажмурившись, она обхватила себя руками и продолжала двигаться дальше.

«Одним махом – и все будет кончено, - думала она. – Говорят, тела утопленников выглядят ужасно, ну и пусть».

Лора пыталась двигаться в нужном направлении, но это было непросто – ночью, в такую жуткую погоду и в таком состоянии. Она брела по улицам, проходя квартал за кварталом, и разражалась страшными ругательствами на всех, кто причинял ей боль и делал несчастной – на маму, Мартина, отца, на миссис Пинман и других людей, на жизнь и Господа Бога. Наконец, за поворотом показался мост.

Темное ликование наполнило ее. Она вся сосредоточилась на этой цели – идти к мосту. Внезапно из-за поворота выскочила машина, и Лора в страхе шарахнулась в сторону, упала на асфальт и ободрала ладонь. Увидев кровоточащие ссадины, она невольно подумала, что ей грозит заражение крови. И сразу рассмеялась этому. Собравшись с силами, она поднялась и пошла к мосту. Мост вздымался в ночное небо металлическим каркасом, блестящим под дождем и озаряемым вспышками молний, и излучал какое-то инфернальное величие. Словно врата в иной мир.

Лора ступила на мост и, держась рукой за перила, стала двигаться к середине, к самой вершине. Внизу была река, черная и блестящая. Дойдя до середины, Лора совсем выбилась из сил и опустилась на асфальт, прислонившись к перилам. Она дышала как загнанный зверь, часто и с хрипом.

«Ну, вот, - думала она. – Ты уже почти справилась. Дело за малым».

Набравшись сил, она подтянулась за перила и, закрыв глаза, свесилась в пустоту. Что-то словно ударила ее молотом по голове, как будто выпрыгнув к ней из реки и грозно шепча: «ДАВАЙ! ДАВАЙ! ДАВАЙ»!

Лора качнулась на перилах, и, широко раскрыв глаза, стала сваливаться в пропасть – ее прошиб пот, и перехватило дыхание.

И тут из-под моста показался нос корабля. Лора бешено схватилась за перила, судорожно пытаясь не дать своему телу соскользнуть. Внизу шел теплоход, окна его светились, и была слышна музыка. Там были люди, в тепле, защищенные от буйства стихии железным корпусом и приятной компанией.

Лора сумела перебороть силу тяжести и рухнула на асфальт грудой костей.

«Вот я дура, - думала она, привалившись к перилам, и тихий, придурковатый смех разбирал ее. – Сейчас бы ебнулась прямо о палубу».

Она смеялась сквозь слезы и решила, что не сдастся и будет жить. Всем бедам назло. Для начала хотя бы затем, чтобы выкурить этот чертов «Салем».