От всей души поздравляю всех вас с международным днем душевного здоровья! И желаю вам самых приятных и плодотворных отношений со своими тараканами, какие они у вас есть. А я вам сейчас расскажу о тараканах великих писателей, которые, конечно же, весьма необычные и большие. Чтобы хоть как-то охватить эту тему, я решил ограничиться одним XX веком и только теми писателями, которые мне близки . Итак, начнем...

Франц Кафка

Кафка справедливо считается самым таинственным писателем XX века, и его творчество дает богатый материал для исследования всевозможных комплексов, маний и фобий.

Кафка был очень непростым человеком, и всю жизнь страдал от невозможности наладить нормальные отношения с близкими ему людьми. Он трижды заключал и расторгал помолвку со своей невестой, а чтобы спастись от приступов депрессии, посещал бордели, но это только усугубляло ситуацию. У него не раз возникало ощущение, что весь мир ополчился против него, как будто он – какое-то чудовище, не способное на то, что дается другим в порядке вещей.

Страдая от бессонницы, Кафка находил спасение в творчестве и писал по ночам свои жуткие, фантасмагорические сочинения, чтобы днем идти, не выспавшись, на работу в контору. Кстати сказать, при жизни он был практически неизвестен как писатель, поскольку из всего написанного опубликовал лишь несколько рассказов и пару повестей в местных журналах. Но и повседневная жизнь, привычная прочим людям, доставляла Кафке массу хлопот и мучений, подрывавших как душевное, так и телесное здоровье. Вообще говоря, здоровье Кафки оставляло желать лучшего, и в возрасте 41 года он умер от ларингита, осложненного туберкулезом.

Эрнест Хемингуэй

Психологическое состояние этой «глыбы» американской литературы было далеко от нормы – и неудивительно, ведь за свое творчество он был провозглашен главным голосом «потерянного поколения». Значительную часть жизни Хемингуэй, как, впрочем, многие люди искусства, страдал от алкогольной зависимости. Но были у него и более серьезные диагнозы – от биполярного психоза и травматического повреждения мозга до нарциссического расстройства личности. В конце-концов, писателя поместили в психиатрическую клинику, где, после пятнадцати сеансов электросудорожной терапии, он вовсе утратил и память, и способность формулировать мысли. А вскоре после выписки, в июле 1961 года, застрелился из своего любимого ружья.

Говард Филлипс Лавкрафт

Фантастика, мистика и ужасы переплетались в творчестве Лавкрафта в одно причудливое целое. Писатель страдал тяжёлым расстройством сна. В его ночных видениях существа с перепончатыми крыльями, которых он называл «ночными тварями», поднимали его в воздух и относили на «мерзкое плато Лэнг». Лавкрафт просыпался в полубезумном состоянии.

Однако, опасность для хрупкой психики писателя таилась не только внутри. Женившись в 32 года, он переехал с женой из тихого родного Провиденса в шумный Нью-Йорк, и там молодожены хлебнули лиха – напасти сыпались на них одна за другой, как будто злой рок вознамерился привести их к полному финансовому и психическому краху. Так и не сумев «встать на ноги» в течение двух лет, Лавкрафт вернулся в Провиденс и вскоре развелся, сделавшись еще большим затворником, чем прежде. Позже, мучений ему добавили рак кишечника и воспаление почек, боль от которых сопровождала писателя весь остаток жизни.

Вирджиния Вулф

За обжигающей прозой Вирджинии Вульф стоит не только уникальный творческий дух, но и извилистые повороты судьбы писательницы. Лишившись, в раннем отрочестве, матери и сестры, она пережила еще и сексуальное насилие со стороны сводных братьев.

На протяжении всей своей жизни Вирджиния боролась с приступами глубокой депрессии. Ее не оставляли головные боли, голоса, видения, было несколько серьезных нервных срывов и попыток самоубийства. Весной 1941 года Вирджиния наполнила камнями карманы своего пальто и утопилась в реке.

Ширли Джексон

Ширли Джексон еще при жизни была признана классиком психологической прозы, раскрывающей бездны наваждений в человеческой душе. Ее пристальное внимание к данной теме не удивительно, поскольку всю свою жизнь она страдала неврозами и психосоматическими расстройствами. Впрочем, ее муж, литературный критик Стэнли Эдгар Хайман, настаивал, что мрачный колорит и всевозможные психические отклонения, встречающиеся в творчестве его жены, объясняются тем, что она, как чуткий и глубоко искренний исследователь современного общества пытается раскрыть читателям многообразные опасности, таящиеся за тонкой гранью нормального существования.

Ширли Джексон умерла в возрасте 48 лет, во сне.

Филип К. Дик

В конце февраля 1974 года, когда Филип К. Дик, автор знаменитого романа «Снятся ли андроидам электроовцы?», по которому был снят фильм «Бегущий по лезвию», отдыхал в своем доме после удаления зуба мудрости, ему довелось пережить целый ряд ярких галлюцинаций.

Они повторялись на протяжении нескольких следующих месяцев – отчетливые геометрические фигуры накладывались на сцены религиозного содержания и, как казалось Дику, давали новое глубокое понимание истории церкви и литературы.

«Мне представлялось, что я был безумен всю мою жизнь и внезапно обрел разум», – так описал Дик наступление приступа. Он уверял, что с того времени начал жить двойной жизнью, в которой одна половина принадлежала ему самому, а другая – христианину, гонимому за веру в Древнем Риме. В этот период были написаны роман «Свободное радио Альбемута» и трилогия «ВАЛИС».

Сильвия Плат

Свой единственный, гениальный роман, «Под стеклянным колпаком», Сильвия Плат закончила незадолго до самоубийства. О том же, в общих чертах, рассказывает и сам роман. Плат трижды пыталась покончить с собой. Первый раз, едва перешагнув второй десяток, она приняла снотворное и закрылась в подвале дома родителей. Ее нашли через пару дней и откачали. Клиническую депрессию, которой страдала Сильвия, пытались лечить достаточно новыми и непроверенными методами, включая электрошок. После курса такой терапии она почувствовала себя только хуже и вскоре вновь попыталась покончить с собой, разогнавшись на автомобиле и врезавшись в дорожное ограждение. Однако, она выжила, а психиатрическое вмешательство стало еще более интенсивным. На третий раз, в 31 год, у нее получилось – она засунула голову в духовку газовой плиты и отравилась.

Пауло Коэльо

Пауло Коэльо родился в Рио-де-Жанейро, в семье инженера. Его родители хотели, чтобы мальчик пошел по стопам отца, но уже в юности Коэльо решил, что хочет стать писателем. Его нежелание следовать воле родителей привело к тому, что в возрасте 17 лет его поместили в психиатрическую больницу, где он проходил лечение электрошоком. Он был выпущен  через три года, совершив за это время три попытки побега. Коэльо позже признался, что родители поступили так с ним потому, что хотели защитить его и не знали, что делать. Опыт и переживания, которые он получил за это время, Коэльо мастерски изложил в романе «Вероника решает умереть». В юности он также отсидел в тюрьме, где подвергался пыткам, за выступления против диктаторского режима в Бразилии. Уступив желанию родителей, Коэльо поступил на юридический факультет, но уже через год он бросил учебу, присоединился движению хиппи и стал путешествовать по Америке и Европе. В это же время он становится композитором и пишет песни для многих знаменитых бразильских исполнителей.

Хиппи, журналист, поэт и музыкант, актер, драматург, театральный директор и телевизионный продюсер — эта ураганная жизнь закончилась в 1982 году во время поездки в Европу. В Дахау и позже в Амстердаме Коэльо повстречал своего духовного наставника, некоего «J», который убедил его пройти путем Сантьяго-де-Компостела, дорогой средневековых паломников – между Францией и Испанией.

Коэльо совершил это паломничество в 1986 году. Именно там он повторно обратился в христианскую веру, в которой его воспитывали отцы-иезуиты в школьные годы. Позже он описал этот опыт в своей первой книге «Дневник Мага». А в следующем году вышла его вторая, и самая популярная книга, «Алхимик» (внесенная в книгу рекордов Гиннеса как самый многократно переводимый в мире роман). Этот роман не только принес Коэльо мировую известность, но и обрел статус современной классики.

   Вот такую замечательную книжицу увидел я в магазине "Гиперион" - рядом с моей. Да здравствуют драконы! Если герой моей повести, Крис, видит сны о человеке, который мог слышать драконов, то этот сборник "Сказок на ночь" вполне можно считать записью таких вот снов)) Совершенно очарован ими - такие они занимательные, и смешные, и трогательные, а главное - жизненные. Истории о драконе и рыцаре...

      Моя третья книга, "Роза и крест", вышла из печати и поступила в магазины и библиотеки Москвы. В книге имеется одноименный роман, о жизни и отношениях двух молодых людей (своеобразный вариант "Бремени страстей человеческих" Моэма, где любовная линия занимает не менее важное место, чем творческое самовыражение и поиски ответов на вечные вопросы), на 490 страниц, и три малых вещи, тематически связанных с романом. Общий объем книги - 565 страниц.

    Где достать:

   1) Книжный клуб-магазин "Гиперион". Ул. Рабочая, д. 38, входная дверь в углу здания, слева, второй этаж. Проезд - ст. метро "Римская". Тел. 8 916 613 4286.

   2) Книжная лавка при лит. институте им. Горького: Ул. Тверской бульвар, д. 25. Проезд - ст. метро Пушкинская. Тел. 694 01 98.

   3) Магазин канцелярских и книжных товаров. Ул. Елецкая, д. 20. Проезд - ст. метро Домодедовская.

   4) Книжная комната в кафе «Сквот». Ул. Рождественка, д. 12/1. Проезд - ст. метро "Кузнецкий мост". Тел. 8 495 625 69 90.

   5) И разумеется, РГБ. Ул. Воздвиженка, д. 3/5. Проезд - ст. метро "Библиотека имени Ленина". Тел. 8 800 100 57 90,

8 495 690 60 62, 8 495 913 69 33.

    Все, кто хочет книгу с автографом автора, пишите мне в личку, и мы где-нибудь встретимся.

    Как всегда, я буду рад отправить книгу по почте - всем, живущим вдали от Москвы.

Этот образ я видел с тех пор, как задумал новый роман – о любви двух странных молодых людей, затерянных в лабиринтах своих наваждений, стремящихся найти какой-то смысл в жизни или, хотя бы, то, что называется «своим местом», и безжалостно калечащих друг друга этой самой любовью. Предполагалась вещь правдивая и жестокая, даже абсурдная. Это было осенью 2007 года.

Постепенно замысел усложнялся, возникали новые сюжетные ходы, раскрывались неожиданные смыслы, множились персонажи. То, что вначале было задумано как прямолинейная история, распадалось на отдельные, самоценные эпизоды, связанные между собой как матрешки или створки алтаря, и исходная фабула развивалась в нелинейное повествование с прологом и эпилогом. Единый массив разделился: сперва на две части, затем между ними вклинилась третья, вскоре я понял, что после третьей должна быть четвертая, а потом к ним приросла и пятая (которая вначале была окончанием первой). Иногда я терялся и делал долгие перерывы, тем временем сочиняя всякие рассказы и эссе, затем снова возвращался к прерванной работе над романом.

Однажды, когда было уже написано чуть больше сотни страниц (и я еще надеялся отделаться тремя частями), я увидел фотографию юной красотки в Интернете, и сразу узнал ее. Это была она – моя героиня, та, о которой я пишу – легкая нимфа, безрассудная, непосредственная, хрупкая и несокрушимая, неотразимая. Та, которая околдует моего героя, станет его счастьем и проклятием, которая перепишет его жизнь навсегда. И теперь мне нужно было как-то приобщить ее к роману. Решение пришло почти мгновенно – я должен нарисовать ее и поместить портрет на обложку книги. Эта идея стала мне обещанием, что роман, все же, будет дописан.

И я продолжал работать над ним – проходили месяцы, сезоны сменялись, шли годы – 2008, 2009, 2010… За это время я успел выпустить в свет две свои книги, написанные, в основном, до возникновения замысла романа, почти закончил третью и начал писать четвертую. А роман медленно, но неуклонно продвигался к завершению. У него уже было название – «Роза и крест», смысл которого раскроется читателю только в самом конце истории.

В начале этого года я увидел на горизонте, из-за четырех с лишним сотен страниц, окончание этой истории, и смахнув пот со лба, принялся работать с новым воодушевлением, одолевая главу за главой, которые делались все объемней и насыщенней, но писать их становилось несравненно легче.

Теперь роман написан, и будет отправлен в печать в самом скором времени. Можно сказать наверняка, это моя самая фундаментальная работа – я высказал в ней все, что мог – о жизни, любви, красоте, познании, страдании и преображении. Обо всех чудесах и кошмарах повседневного бытия.

«Красота по-азиатски»

Ты словно роза среди цветов,

Небо ночное, полное звезд - душа твоя,

Легкая как бабочка, глубокая как океан.

Глаза твои - два бесконечно прекрасных окна

В удивительный мир, исполненный тайны и волшебства.

Подобно арфе, голос твой чарующий ласкает слух,

Улыбка твоя - лучезарный рассвет над рекой жизни.

Ветер над цветочными полями шепчет имя твое.

Сегодня со мной случился забавный случай, можно сказать, сущий пустяк, но он, подобно капле, могущей напомнить нам об океане, навел меня на мысль о Провидении...

Ближе к полудню, когда завтрак был давно позади, а до обеда еще оставалось не меньше часа, я решил выпить чаю, благо выдалась свободная минута - я налил воду в чайник, вскипятил, достал кружку, и вдруг... - приходит срочная работа, нужно сразу перевести один документ, следовательно чай откладывается. Я сажусь, делаю перевод, отдаю, все довольны, и я вспоминаю про чай - беру кружку, достаю чайный пакетик, кладу сахар, и вдруг... - меня зовет начальница, чтобы ввести в курс дела по новому заданию. Я снова отставляю кружку, уже с пакетиком чая и сахаром, и иду к ней в кабинет. Засим подходит время обеда, и я понимаю, что чай я смогу выпить только после столовой.

Я закрываю на ключ, как у нас принято, кабинет, и иду с приятелем в столовую, но по пути меня перехватывает коллега и говорит, что ему что-то нужно в нашем кабинете. Дело вполне обычное, и я, в энный раз поразившись безжизненности кабинетного устава, даю коллеге ключ и иду дальше в столовую.

Проходит обед, я прихожу из столовой, но к себе в кабинет попасть, разумеется, не могу, пока не вернется коллега с ключом, поэтому я иду посидеть в кабинете начальницы, которая уже вернулась из столовой. Я сижу у нее, листаю журнал, а сам думаю - как-то там ждет меня чай, уже положенный в кружку, вместе с двумя кусочками сахара, и дважды отставленный. И тут начальнице приносят шоколадку, за добросовестный труд, и она приглашает меня выпить с ней чаю, говорит, открывай буфет, выбирай себе чай и пей. И представляете - мне так грустно сделалось, думаю, ну что же это, бедный мой чай, все ждал меня, ждал, уже буквально был на расстоянии глотка, а я его так и не выпью... А мне он, к тому же, нравится сам по себе - не черный и не зеленый, а серый, с мягким вкусом и ароматом. И вот, я наливаю себе кружку кипятка, открываю буфет начальницы и смотрю, какой бы чай выбрать - а чаев у нее видимо-невидимо, один чудней другого. И я уже думаю, возьму что ли простой черный... И вдруг! Вижу, в самом углу, коробку такого же серого Гринфилда, как у меня. И так мне сразу приятно стало... Думаю, ну надо же... все-таки назначено мне выпить эту чашку чая) Только еще с шоколадом))

А свою кружку чая, долгожданную, я выпил потом, ближе к вечеру.

Вот так и судьба человеческая - бывает, мы пожелаем чего-то, задумаем некий план, начнем его исполнять, потом встретим непредвиденные препятствия, растеряемся, усомнимся в успехе, но в итоге случится именно то, чего мы желаем, пусть даже самым неожиданным образом, если только окажется, что наше желание совпадает с желанием Провидения.

   Может быть, есть люди-камни или даже люди-скалы - твердые, неизменные, идущие по жизни со своим набором понятий, знающие цену вещам и людям, такие, которых ничто не проймет, которые не слышат голоса своего сердца, не знают ночей и дней своей души, никогда не сомневаются, и ни во что не верят. Наверно, таких людей на свете немало, но о них вам расскажет кто-то другой, а мне они не интересны.
   Я лучше расскажу вам про людей-цветов или, может, людей-деревьев, которые всю жизнь тянутся вверх, к чему-то неведомому, которых влечет удивительное и прекрасное, такие люди одержимы страстями и стремлениями, они надеются и верят, и часто бывают в сомнениях, борются с миром и с самими собой, и всегда ищут высший смысл во всем, что доставляет им радость и боль, и лепит их судьбы причудливым образом.
   Наверно, есть среди них такие, которые получают благословение Жизни каким-то бесплотным образом, напрямую из тонкого мира, они обретают самих себя в одиночестве, и ничто человеческое их по настоящему не трогает. Но есть и такие, которые долгие годы остаются лишь тенью самих себя, и ни познания, ни откровения не могут им открыть их настоящую природу и указать им путь к дому, и только если их коснется другое человеческое существо, Посланник света, знающий по имени их сердце, они могут раскрыться во что-то замечательное и прекрасное, и стать теми, кто смотрит в лицо Вселенной с улыбкой.

   Да будет Жизнь таких людей-цветов нескончаемым таинством, и да будут благословенны их Посланники света)

   Как бы это сказать... Новый год - праздник, все же, хороший. Нет, не так. Новый год... нам нипочем, когда рядом друзья! Вот, это уже ближе к истине)) То есть, я уже, можно сказать, переварил это событие, вплел его в полотно моей жизни и отправил в архив. Потому что, Новый год - это же не просто так. Ты стараешься, бегаешь - ищешь подарки, что-то такое готовишь, думаешь - как бы кого не забыть, а потом оно приходит, и ты все сделал по плану, и все, кого касается, вроде, довольны, но у тебя вдруг возникает препоганое ощущение, что всё совсем не так, и ты начинаешь думать о жизни, подводить какие-то итоги, потом уходишь к себе в комнату и смотришь один "Поцелуй вампира". Сидишь себе и смотришь, как герой Ника Кейджа медленно и весьма вдохновенно сходит с ума. А еще ты при этом знаешь, что там, где-то там, в соседнем доме, на соседней улице, тебя ждут друзья, то есть не то, чтобы так вот сидят и ждут, а просто они там где-то есть, и, вроде как, веселятся до опупения, и были бы непротив, чтобы ты к ним влился. Но ты не вливаешься, ты сидишь тут один и тупишь, с Ником Кейджем, образца 1989 года, на пару.

   Но вот, ты почему-то нажимаешь паузу, сворачиваешь видео и заглядываешь в почту. А там - Господи Боже - там подзравления! И среди них есть такие, а точнее даже такое... что ты читаешь его и чувствуешь, что спасен! И что друзья тебя уже совсем заждались, и надо скорее пойти к ним, влиться. И ты идешь, и вливаешься, и все хорошо.

   В числе прочего, мне очень помогла черепашья терапия - брат, видеогеймер со стажем, большой любитель навороченных леталок-стрелялок, а также гонок и стратегий, достал неведомо откуда старую добрую бродилку, "Черепашки-ниндзя", и мы вчетвером уселись у компьютера и играли до полного удовольствия.

   А когда я шел домой, я вдруг подумал... Из четырех черепашек мой любимый герой - Донателло, изобретатель (у него фиолетовые повязки и длинный шест), но, учитывая, что их всех зовут именами гениев Возрождения, было бы логичнее назвать его Леонардо (с синими повязками и мечами), который считается самым умелым бойцом... Так, в чем прикол? Может, американцы опять всё напутали...

   И тогда я вспомнил об Александре Петровиче Бондареве... В общем, был у меня в универе один замечательный лектор, профессор литературы, Бондарев Александр Петрович. Он рассказывал нам о средневековой, а потом и современной литературе Западной Европы и Америки. Из всех лекций, его я любил слушать больше всех. Это было так, как будто ты приходишь не учиться чему-то, а просто послушать интереснейшего человека, корторый, очевидно, сам ловит кайф от того, что рассказывает. (Наверно, так можно сказать о Хазанове). Причем, Александр Петрович знал свой предмет на зубок, вдоль и поперек, с подкладки и с изнанки, то есть, как кит - океан, и еще он был жутко продвинут по части всяких теоретических заморочек. Например, однажды он расказал нам о таких понятиях, как апофатика героя и алеаторика сюжета. Суть их - в неподвластности року, каких-то предначертаний судьбы: "апофатический" значит "отрицающий" (как апофатическое богословие), то есть, такой, как античный Орест, который все время творит какие-то несусветные вещи по зову своего сердца, вызывая негодование других людей и гнев богов; "алеаторика" же означает, буквально, "жеребьевку" (alea jacta est), то есть, когда сюжет произведения развивается не так, как можно было ожидать из предыдущего, а делает какие-то внезапные, оригинальные ходы. И в итоге, сотворяется новый мир, вопреки обстоятельствам.

   (В моей первой повести, "Тот, кто слышал драконов", я списал с Александра Петровича профессора Брауна, который читает лекции по литературе в универе, где учится Крис, главный герой).

   И вот, к чему я все это - может быть, в этом и состоит мудрость жизни - быть не тем, кем тебя назвали, а самим собой, и делать не то, что написано по сценарию, а то, что тебе говорит сердце?...

Донателло

(единственный черепашка-ниндзя, который улыбается)

   Всех - с наступающим!

   Решил я вам устроить творческий сюрприз (он, может быть, не вполне новогодний, но зато весьма оригинальный) - опубликовать фрагмент своего нового романа, "Роза и крест", который в настоящее время уверенно, хотя и не без некоторых взбрыков, движется к завершению.

   Сейчас я заканчиваю четвертую часть, а точнее, 33-ю главу (всего их, вероятно, будет 50), и подбираюсь к основному действию, ради которого, собственно, и затеял этот роман... Это вещь неоднозначная, многоплановая, нелинейная, но неизменно жизненная - о подростковом одиночестве, семейных драмах, о страстях и самоотречении, безумии и прозрении, о поиске ответов на вечные вопросы, и конечно, о любви, жгучей, томительной и безысходной. В общем, это довольно кошмарный коктейль... и очень человеческий.

   И вот, что я вам предлагаю: пусть вы напишите в комментариях любое число от 1 до 33 (по числу готовых глав), а можно еще и 0 (это будет значить пролог), а я сложу первые три числа и выдам вам фрагмент той главы, которая получится. Если получится больше 33, я сложу однозначные числа и получу что-нибудь подходящее. Ну как - есть интрига? Если постараетесь, можем успеть до Нового года)...

*   *   *

   Итак... 7 + 16 + 7... = 30! Глава 30, шестая глава четвертой части - это предыстория героя, о его поисках смысла жизни и правды... в семинарии:

Стоило ему определиться, как он увидел, что практически всю свою жизнь он пытался решить этот вопрос – в детстве, когда играл с мальчишками, в общении со старшими, в школе и во дворе, и даже здесь, в семинарии; вопрос добра и зла никогда не оставлял его в покое.

И также несомненно было то, что этот вопрос волновал всех людей и во все времена, без исключения. В самом деле, за что бы ни брался человек, какую бы задачу ни решал, личностного ли плана или общественного, в творчестве или по работе – он всегда сталкивается с бесчисленными, пусть даже подсознательными, дилеммами: хорошо-плохо, полезно-вредно, добро-зло. Думаем ли мы о будущем, вспоминаем прошлое или рассуждаем о чем-либо в настоящем – всему мы выносим свои моральные оценки.

Тема эта столь же актуальна, сколь и необъятна в пределах одной дипломной работы, и Тимофей, сознавая это, решил сосредоточить основное внимание на вопросе двойственности понимания добра и зла «в миру» и «в церкви». Все люди изначально обладают этим пониманием, оно непроизвольно, почти инстинктивно, и как правило, основано на потребительском отношении к окружающему; такое отношение было знакомо и Тимофею, как любому современному человеку, теперь же, будучи сознательным христианином, он учился видеть зло по-христиански. На первый взгляд, здесь не должно было существовать значительных различий, но если копнуть поглубже, выявлялся ряд интересных расхождений.

Например, большинство людей всегда стремились к материальному обогащению, и это считалось совершенно естественным – в современном обществе умение «делать деньги» является сильнейшим показателем успеха, а принцип соревнования и стремление к лидерству проникают собой все сферы жизни; но для христианина в этом есть что-то постыдное, поскольку его мораль говорит: кто хочет быть господином над другими людьми, тот пусть будет им нижайшим рабом, и если есть у кого вторая рубашка, пусть он отдаст ее тому, у кого нет ни одной (настоящий христианин никогда не мог бы быть бизнесменом или политиком). Еще сильнее заметно это расхождение в любовных делах: большинство современных людей, для которых понятие «свободной любви» стоит в первом ряду безусловных ценностей, относятся вполне нормально к тому, чтобы сходиться с кем-то и расставаться, жениться и разводиться, если они чем-либо не устроили друг друга, чтобы затем искать себе нового спутника; но для христианина брак – это священный обет перед Богом и церковью, поэтому двое людей, соединившие себя этими нерушимыми узами, должны, несмотря ни на что, идти по жизни вместе, разделяя все радости и печали, даже если с некоторых пор они оба считают, что их брак был ошибкой (в католицизме, например, развод вообще недопустим). Смерть для нормального человека является неизбежным злом и вызывает непроизвольный протест, современная наука всячески старается продлить физическую жизнь; но для христианина смерть по естественным причинам является благом («успением»), и чем раньше умирает человек, тем более безгрешным он предстает перед Богом (получается, что лучше всего было бы вообще не рождаться).

Учитывая все вышеизложенное, можно сказать, что «в миру» люди привыкли мыслить и действовать по принципу «как у людей»; в церкви же любая мысль и действие оцениваются с точки зрения загробной жизни и возможной греховности, и это значительно меняет всю картину мировосприятия.

Исследуя эти противоречия, Тимофей старался не придерживаться исключительно церковной или мирской точки зрения, он открывал свое собственное видение, основанное на личном опыте и прочитанных книгах. Это было видение человека, сознающего наличие некоего скрытого от мирского зрения уровня бытия, но не ограниченное кругом христианских понятий. Иначе говоря, это видение было мистическим.

   А теперь специальный бонус для Narbeleth, из главы 13, седьмой главы второй части, предыстории героини, о ее сексуальных мытарствах:

Тем временем, приближался октябрь, а вместе с ним – двадцатый день рождения Камилы, и высока была вероятность того, что ей придется провести его в клинике. В другое время это могло бы расстроить ее, но сейчас она была даже рада оказаться вдали от внимания родственников и немногих друзей. При желании она могла бы уезжать ночевать домой, но предпочла не делать этого, решив оставаться в клинике до завершения курса.

Основной упор в программе реабилитации делался на сеансы групповой психотерапии, проходившие следующим образом. Все участники, вместе с психологом, рассаживались по кругу и начинали по очереди делиться своими проблемами, тогда как остальные высказывали свои мнения, задавали вопросы или подбадривали. Поощрялась максимальная раскрепощенность – все участники должны были полностью довериться друг другу и сбросить с себя груз своих фобий и маний, позволив себе забыть на какое-то время, что они – пациенты психиатрической клиники. Также они разыгрывали своеобразные сценки на основе своих историй, когда главный участник обращался к одному или нескольким так, как если бы это были люди из его жизни, имеющие для него особое значение, которым он, в силу каких-либо причин, не мог высказать все это лично. Иногда в ходе таких сценок страсти накалялись настолько, что психологу приходилось разнимать участников, чрезмерно вошедших в свои роли.

В числе подарков на день рождения, Камила получила краткую биографию Мэрилин Монро, знак внимания бабушки по отцу, и эта книга совершенно захватила ее. Помимо прочего, там говорилось, что Мэрилин, эта секс-легенда мирового кино, воплощенная мечта любого мужчины, перед которой трепетали самые завидные кавалеры, никогда в жизни не испытывала оргазма, и по-видимому, не жаловалась на это. Камила придала особое значению этому обстоятельству, связав его со звездным статусом актрисы. Ведь если рассуждать здраво, так ли уж это важно – переживание каких-то физических ощущений, этих нервных конвульсий с временной потерей ориентации в пространстве, того, что французы называют «маленькой смертью». Быть может, в этом и состоит секрет благополучного пути к успеху в жизни – научиться контролировать мужчин через секс, получая от них то, что тебе нужно, оставаясь при этом холодной и здравомыслящей?

Вскоре ей представилась возможность проверить свою новую теорию. Иногда в столовой она замечала пожилого человека импозантной наружности, который держался в стороне от остальных и не раз бросал на нее недвусмысленные взгляды. Сначала она даже подумала, что это один из врачей, но потом поняла, что он тоже пациент, только она не знала, от чего именно он «поправлял свою крышу». Познакомиться с ним не составило труда – стоило лишь раз присесть за его столик, и вот они уже ходили обедать вместе. Имя ее нового ухажера вполне соответствовало его внешности – Исаак Максимович. Раньше ей еще не приходилось близко общаться с мужчиной настолько старше себя, возраст которого она определила как «ранне-пенсионный», но он показался ей интересным, его манеры очаровали ее, а его преклонные года вызывали в ней ощущение власти над ним. Однако, ее попытки разузнать что-либо о его недуге оказались тщетны, он лишь уклончиво отвечал, что душа человеческая, как и любой другой орган, также нуждается время от времени в профилактике.

Исаак Максимович был в разводе и имел взрослую дочь, но не поддерживал ни с ней, ни с ее матерью почти никаких отношений, и вовсе не по своей вине, как он объяснил Камиле. Жил он один, в трехкомнатной квартире на Тверской улице, и нужно ли говорить, что из клиники он отправился к себе домой вместе с Камилой.

Как только они стали жить под одной крышей, его галантное обхождение с ней сменилось на обращение хозяина со своей содержанкой, тем более нелепым выглядело его скорое предложение женитьбы, от которого Камила благоразумно отказалась. Она так и не выяснила, что побудило его обратиться в клинику, но почти не сомневалась, что это было как-то связано с сексуальной сферой, поскольку Исаак Максимович воспринимал свой половой член едва ли ни как отдельную личность и порой совершенно внезапно, будучи полностью одетым, заставлял Камилу ублажать его. К тому же, он предпочитал секс в ванной и почти всегда при этом мочился на Камилу. Иногда он заставлял ее ходить по квартире голой, заниматься уборкой или обслуживать его на кухне, сам при этом оставаясь как будто совершенно равнодушным к ней.  Все эти причуды старого извращенца в сочетании с безбедным существованием угнетали Камилу, размывая ее представления о жизненных ценностях, кроме того ей совсем не удавалось, вопреки первоначальному намерению, оттачивать на нем свои чары опытной соблазнительницы.

Фрагмент главы 9, для Ладанки:

Мы не будем вдаваться в тонкости психологии и пытаться понять, какие глубинные факторы двигали этой юной кокеткой, заставляя ее пускаться во все тяжкие – ощущение своей ненужности, чувство неудовлетворенности,  недостаток отцовского внимания или жажда самоутверждения – вариантов может быть великое множество, и все они, по-своему, верны, так что оставим это мудрствование кабинетным знахарям. Мы же просто отметим, что к семнадцати годам Камила сделалась прожженной шлюхой, и с этим уже ничего не поделаешь. Сама она об этом не слишком беспокоилась, ее родители и брат были не в курсе, а Господь Бог и без того имел проблем по горло.

 Погуляв без учебы или работы месяц-другой, Камила устроилась официанткой в одно придорожное кафе и поступила на заочное отделение полиграфического колледжа. Подгулявшие посетители – бесшабашные ребята, задорные таксисты и разнорабочий люд – нередко награждали ее шлепком по упругой попке, пока она перемещалась между столиками с подносом в руках. Иногда они приглашали ее встретиться где-нибудь после работы, и она редко кому отказывала. Как-то раз она уехала с целой компанией развеселых молодчиков, и на следующий день ей пришлось взять отгул, сославшись на плохое самочувствие, чтобы как следует прийти в себя и заретушировать синяки и царапины на открытых частях тела. Там же у нее завязались отношения с одним молодым посудомойщиком, но вскоре их застукали вместе в туалете, и Камиле пришлось уволиться. Разумеется, больше они не встречались.

После этого Камила около года проработала курьером. И за это время число ее партнеров дошло почти до пятидесяти. Занятие сексом сделалось для нее чем-то настолько естественным и повседневным, что она уже не придавала ему особого значения, и к тому же, она, по-прежнему, не получала никакого удовольствия. Секс стал для нее чем-то вроде рукопожатия, тем более, что большинство ее совокуплений занимали не намного больше времени и очень редко проходили в кровати. Иногда мужчины давали ей деньги и, хотя поначалу, это ее смущало, со временем она привыкла, тем более, что ей всегда не хватало наличности.

Она занималась сексом в общественных туалетах, в подъездах, на лестничных клетках, в подвалах, на задних дворах, в подворотнях, в машинах, в ночном метро, в лесу, в чужих квартирах и в номерах отелей; она занималась сексом с молодыми и пожилыми, с весельчаками и крутыми, с мускулистыми красавцами и бритоголовыми громилами, со славянами и кавказцами, в любое время суток, с презервативами и без, стоя, лежа, сидя, в трезвом виде или под градусом, вдвоем или с несколькими партнерами.

Когда жизнь поворачивалась к ней своей темной стороной, и ей становилось особенно не по себе, Камила садилась в автобус и ехала в аэропорт Домодедово, чтобы молча смотреть, как самолеты взмывают в небо, унося пассажиров куда-то вдаль. В эти минуты на нее накатывали милые сердцу воспоминания о временах далекого детства, и слезы тихо катились по ее щекам, пока она смотрела на взлетающие самолеты, и сквозь них, вглубь самой себя. Аэропорт был одним из немногих мест, сохранивших для нее ореол романтики и чистоты, и она предпочитала не знакомиться там с мужчинами.

При всей своей неразборчивости в связях и убежденности в бессмысленности долгих отношений, нельзя сказать, что сердце Камилы всегда оставалось холодным; иногда она внезапно сознавала, что испытывает определенные чувства к своему партнеру, что-то вроде влюбленности, и это обескураживало ее, уводя твердую почву из-под ног и подтачивая уверенность в своей независимости. Но обычно в таких случаях мужчины первыми бросали ее, и она даже не могла понять, что их к тому побудило – быть может, они, так же, как и она, заранее не планировали длительных отношений? Ведь все они были свободные люди, и сердца их тоже были свободны.

Где-то я читал о таком наблюдении, что культуры, известные своей сентиментальностью, например, немецкая или японская, имеют не меньшую склонность к чрезвычайной жестокости. И это вполне объяснимо - ведь оба названных душевных качества равно противоестественны и являются следствием своеобразной душевной истерии: сентиментальность - это болезненная мягкость; жестокость - это болезненная строгость.

Сегодня я подумал об этом, когда шел в рабочую столовую и смотрел на большую нарядную елку во дворе предприятия и на фасады корпусов, увешанные гирляндами, это здесь-то, где люди суровы как на войне, а верность дисциплине доходит до абсурда, и за малейшее - ровным счетом ни на что не влияющее - отступление от устава с вас так и норовят спустить шкуру.

Когда меня спрашивают о смысле каких-то образов или ситуаций в моих сочинениях, я стараюсь отвечать искренне и, по возможности, обстоятельно. Приятно знать, что людей волнует мое творчество, к тому же, кто лучше автора расскажет читателю о своем произведении. Но бывают такие... нелепые, досадные вопросы, например: почему эти ребята катаются на велосипедах? или - как он мог влюбиться в проститутку? или - зачем они гуляют у реки? Что тут можно ответить? Совершенно ничего, разве только пожать плечами с идиотским видом.

Если кто-то задает подобные вопросы, это говорит о том, что такие люди не хотят по-настоящему принять это произведение, вжиться в него и сделать его частью своего микрокосма. Если мы говорим о художественном произведении, оно не должно иметь какого-то "правильного" способа восприятия или каких-то скрытых смыслов, без которых его невозможно понять; искусство обращено ко всем. Есть, конечно, особые, криптологичные романы, в манере Умберто Эко или Итало Кальвино, но это особый раздел, на любителей культурно заморочиться, и даже в таких романах (а равно, фильмах, музыке, картинах и прочих маргинальных творениях "для элиты") вся эта "криптологичность" не стоит на первом месте, она не делает произведение искусства. Любое настоящее произведение искусства, то есть, созданное не зачем-нибудь, а по неизбывному зову души, может быть воспринято и усвоено одним единственным способом: нужно приобщиться к нему, прожить его, и прислушаться к себе - что вы слышите?

   Возрадуйтесь!

   Случилось невероятное - капитан Донки возвращается, чтобы продолжить свои приключения на просторах загробного мира.

   (Если среди читателей этих строк нашлись такие, которые сейчас исторгли страстный возглас и приникли к данному тексту со смесью надежды и скепсиса, значит культурный фонд народа вне опасности).

   Когда-то, бессчетные эоны тому назад, мне довелось принять откровения Донки из первых рук, то есть из первого издания комикса товарища В. М. Сакова, под названием "Приключения капитана Донки", с подзаголовком "Капитан Донки ищет правду. Часть первая, Ад", и они открыли мне красоты, ужасы и чудеса загробного мира в таких наглядных и самобытных образах, как будто взятых из окрестных переулков, и при этом настолько грандиозных по своему значению, что они представились мне продуктом новой философской школы. Что за немыслимое сочетание  насущности и увлекательности, злободневности и вневременности, сермяжной правды жизни и беспардонного сарказма, какие удивительные извивы - несомненно, больного, по мнению моей мамы - воображения...

   В те годы, первые годы после крушения советской пирамиды, культура комиксов лишь зарождалась в этой стране, и большинство из русскоязычных авторов, так или иначе, копировали западные образцы, перенося действие в некую условную реальность, внешне напоминающую постперестроечные будни, но с американскими стандартами мышления. Совсем другим был случай капитана Донки. Этот комикс был плоть-от-плоти отечественного и, я бы даже сказал, общеевропейского искусства, обращенного к вечной теме отношений между нашим и иным мирами, добром и злом, вечным и повседневным, восходящего к бессмертным творениям Данте и Гёте.

   В те непростые, лихие годы вышли только два первых тома, повествующих о приключениях Донки в Аду, и было объявлено, что издание последующих томов, действие которых развернется в Раю, Чистилище, снова в Аду и снова в Раю, должно осуществиться в обозримом будущем.

   Под конец второго тома мы видим Донки, собирающегося отбыть в Рай на... райкете: наш герой стоит с недоумевающим видом, обряженный в белую рубаху и островерхий колпак, на ящиках с динамитом, а рабочие черти всовывают ему в руки гранаты и проводят инструктаж: "Значит так: левый поворот - правое кольцо; правый - левое", затем выпивают на посошок стаканчик крови неудачно подвернувшегося упыря ("Пей, капитан, не боись - у них же в жилах портвейн течет"!) и Донки произносит, глядя в камеру, сакраментальное "Ну, поехали".

   И вот, теперь, можно сказать, двадцать лет спустя, появилась радостная весть - готовится к изданию полное собрание всех томов, в твердом (!) переплете! Сие известие опубликовано на портале Livejournal, и там собираются подписи в поддержку издания всех желающих, точнее жаждущих получить вожделенную книгу: на сегодня набралось порядка 360 с чем-то голосов (мой - в их числе), и число это все прибывает.

   Вот эта ссылка:

   http://koms.livejournal.com/154209.html?view=2487137#t2487137

   Товарищи! Откликнитесь на этот зов. Не поленитесь записаться на Livejournal и подать свой искренний голос в пользу общего дела. Я сделал всё, что мог - рассказал вам в двух словах о том, что этот комикс значит для меня, и - поверьте - для сотен и тысяч человек нашей необъятной родины (и не только).