Движение в углах, комната крадётся стенами, сжать, выпустить кишки.
Ты приняла снотворное, чтобы нейтрализовать амфетамин. Твоя кровь розовеет, я вижу шприцы, вижу, как мы умираем. С каждой таблеткой, каплей, затяжкой, с каждым рассветом. Я боюсь, я плачу. Эта музыка, я сойду с ума.
Зелёные значки агента неумолимо краснеют. Люди уходят, смеясь, захлопывают двери, ноутбуки, отключают телефоны. Им не нужна ты, твои сны, судороги, мокрые ресницы. Мимо моего окна ноги, каблуки, прыжки, хромота. Я как мастер, в подвале, а сатана там правит бал. Отпускаю тебя к отцу, отдаю наши ночи, наше время, прячу свои руки, заматываю в тряпки, чтобы не рвалось наружу желание рвать, резать. Я больше не могу так. Зачем я такой? Эти чашки, почему они разбиты?
Сегодня посреди площади я лёг на снег. Я испугался. Понял, что иду без направления, что готов идти, куда поведёшь. След в след. За тобой.
Никогда не скажу вслух. Всего, что пишу, что ору в себе. Ты легла рядом, за руку, в небо. Они обходили стороной. Брезгливо дёргаясь, ускоряясь, отводя глаза. Как от грязной лужи, дохлой кошки. Но какая к чёрту разница, когда меня рвёт музыкой?! Самой чистой музыкой, струями прозрачными. Из меня – и фонтанчик. Тёплый, живой среди мертвечины бетонных блоков и пепла.
Так не должно было случиться. Если выбираешь разрушение, не имеешь права сказать люблю. И не скажу. Зароюсь в холодные простыни, спрячусь от шевелящихся стен.
Мне страшно. Что если ты умрёшь, я куплю четыре цветка, четыре бумажных цветка и буду существовать дальше.
Дурак, но хотел обнять родного, хотел найти его, прижаться и умереть. А теперь хочу жить. Но не знаю как.
Завтра проснусь циником.Но пока_
_я люблю тебя, Лиля.