Игорь Яковенко :  О коммунистических временах

"Ложь была пропуском в профессию. …..

Кто-то знал, что лжет, кто-то в ложь верил, кто-то гнал от себя сомнения.

Те, кто был до конца честен, работал в котельной..."

http://www.kasparov.ru/material.php?id=54AC1410509B9

 

МОИ ГОРЫ...

К занятиям альпинизмом я пристрастился где-то в середине 60-х годах прошлого века. Принял участие в альпиниаде "Буревестника", заработал свой значок "Альпинист СССР" и... И с тех пор не расставался с горами..

А потом обзавёлся женой,  сыновьями и стало не до гор. 

Но и сегодня , почти пол века спустя, помню сладковатый запах снежника, скрипучий вскрик улара...

МОЙ АЛЬПИНИСТСКИЙ АЛЬБОМ...   

видео-ролик:  https://youtu.be/hUdQ3wKxWu8

 

От автора.

Пытаюсь восстановить в памяти и донести до интересующихся что-то из нашего былого. Чувствую себя этаким Пименом…

Более того, пытаюсь сподвигнуть друзей внести посильный вклад, тем более, что большинство из них может рассказать больше и содержательнее, чем я..

И с этим обратился к Эдику Эпштейну и Вите Авдееву. Обращался и к другим, но, увы…

Вот моё письмо к Эдику...

«Эдик, привет. Предлагаю принять участие в создании книжечки воспоминаний о наших друзьях-альпинистах. Ты мог бы написать об альпсекции АзИИ. И ещё о том, что запомнилось. Что-то вроде того, что я помещаю ниже.

А потом издадим малым тиражом. Тимур.

И вот, что написал в ответ мой добрый товарищ Эдик Эпштейн.

Пишет Э.Эпштейн.

«Я был некоторое время в отъезде не имел доступа в Инет, а потом там вдобавок ещё заболел и вот сейчас в полувыздоровившем состоянии  добрался наконец до компьютера. А если ты видел в скайпе что я в сети то это выходил в скайп кто то из моих родных.

Так что извини за задержку с ответом.

      По сути твоего предложения - идея конечно интересная (для участников событий нашего теперь уже далёкого прошлого).  Но в том-,то и дело  что за эти долгие годы многое стёрлось из памяти и потому по-видимому следует напрячь свои извилины и вспомнить какие то интересные  моменты нашей молодой и как ты совершенно справедливо выразился весьма легкомысленной жизни.    Ты положил начало этим

воспоминаниям  и это уже очень хорошо.  Со своей стороны попытаюсь

вспомнить будни альпсекции АзИИ конца 50-тых - начала 60-тых годов.

      Итак.....

      Моё знакомство с альпинистским сообществом АзИИ  началось с весны

1958-го года.   Это была компания невероятно жизнерадостных людей

неисправимых оптимистов очень хорошо умеющих радоваться  жизни.

Юмор был на устах у всех.  Считалось признаком хорошего тона подшучивать

и разыгрывать друг друга. (Что впрочем было характерно  вообще для

всего нашего отечественного альпинизма.)   Ну и конечно нельзя не остановиться

на описании конкретных персоналий этого альпинистского братства. 

       Возглавлял секцию альпинистов АзИИ в ту пору Рудольф Меликов (хотя за

точность его имени я не ручаюсь поскольку у него были ещё как теперь говорят

ники  Семён  и Аршак на которые он охотно откликался).  О последнем прозвище

следует поговорить особо.  Дело в том что в то время в секции было несколько человек

армянского происхождения - Котик Амбарцумян,  Альберт  Саркисов и другие.....(которые

были  к тому же однокурсниками и близкими приятелями Меликова).  С чьей-то  лёгкой и

весёлой руки   всех этих друзей  стали звать Аршаками.  Но на этом дело не закончилось

Через какое то время  слово "Аршак"  стало всеобщим обращением к любому члену

альпсекции (естественно уже безотносительно к его национальности) что то вроде "друг"

или "приятель"  И было в секции  ещё одно как теперь говорят ключевое  слово - "параша"

Прошу прощения за такое  не совсем приличное слово но в нашем лексиконе оно не имело

никакой связи с тюремной терминологией (слава Богу не было там бывших зэков).

Просто этим словом обозначали любой предмет  нашего альпинистского обихода. В итоге

в нашем лексиконе родилась универсальная фраза - "Аршак дай ту парашу!"

  (С этими словами можно было  обратиться к любому члену альпсекции при желании

получить какую нибудь вещь).  И что самое удивительное - в ответ на такую просьбу

откликался именно тот "Аршак" к которому обращались и приносил как раз ту "парашу"

которая требовалась  (сказывалось длительное близкое общение этих  людей-единомышленников, которое  постепенно перетекало в родство душ).

         Рудик Семён Аршак  был большим энтузиастом альпинизма.  При нем секция работала активно почти круглый год. Уже начиная с конца февраля - начала марта начинались выезды на скальные занятия в Бильгя или на Беш-Бармак (практически не пропускался ни один выходной)

Так что  скалолазный "ликбез"  новички секции проходили  без отрыва от дома ещё до приезда летом а альплагерь по путевке.  Профессиональных инструкторов в ту пору в секции не было (Сам Меликов не имел инструкторского звания).  Но это обстоятельство не мешало ему готовить квалифицированных альпинистов которые повышали свой спортивный уровень и разряд летом в различных профсоюзных альплагерях которых было в то время в стране около 20  (на Кавказе, Тянь-Шане  Памиро-Алае и Алтае).    

         Тренировки на скалах проходили очень весело и тем не менее весьма продуктивно.

Там начинающие альпинисты осваивали пожалуй самый сложный и "страшный" на первый взгляд прием спуска со скальной стены сидя на верёвке ("дюльфером"). Самым сложным моментом в этой  процедуре был переход с горизонтальной части скалы на её отвес. когда надо было просесть на верёвке  над пропастью а затем быстро перевести упор ног в вертикальную часть скальной стенки.  Однажды уже много позже когда я тренировался (и тренировал) в альпсекции в Средней Азии  к нам секцию пришли две молоденькие девчушки которые тем не менее занимались парашютным спортом и имели уже опыт прыжков с парашютом.  Так вот они признались что первый раз выйти и сесть на дюльфер им было страшнее  чем при  первом прыжке с   парашютом.

 

           Извини Тимур вынужден пока прекратить воспоминания требуются медицинские  процедуры поскольку я ещё не совсем выздоровел.  Если такой стиль изложения соответствует твоим задумкам, то буду рад    внести свою лепту в это дело.  Будь здоров!»

 

* К сожалению, Эдик так более ничего не добавил. И, увы, уже не добавит…

А ниже — потуги автора...

В незапамятные времена, где-то в середине прошлого века, имелось в славном городе Баку некое заповедное место, именуемое в среде его постоянных обитателей Спутником. Прямо напротив входа в АзИИ *.

Почему «Спутник», мне неведомо, а если кто знает, милости просим, буду очень благодарен….**

Собирались там люди всё бывалые, альпинисты да туристы, болтали о том, о сём, обговаривали планы на ближайшие выходные… Конечно, было шумно, и жители нижних этажей нехорошего дома пытались бороться, однако… Теперь я понимаю бедолаг, взрывы хохота, непрестанный гул голосов… А тогда, по молодости, претензии казались надуманными…

А в толчее нашей, что ни человек – уникум…

Вот Середа Володя. Здоровенный малый в сильнейших где-то под минус девять диоприй очках, сквозь толстенные линзы которых на вас остро поглядывали серые глаза.

Отчаянный джентльмен, способный на радость какой-нибудь приблудной девицы, случайно затесавшейся в нашу компанию, мог смотаться за полста километров в город в ближайшую аптеку, дабы было чем забинтовать пустячную ранку на нежной лапке. И удостоиться за сей подвиг признательных взглядов на весь грядущий вечер. Только взглядов и ничего более! Да ещё подогреть интерес к своей персоне, отрывая привычными пальцами жестяную крышку закатанной банки с баклажанной икрой. И не беда, если содержимое слегка плеснётся на любопытную мордашку. Барышни пищали от восхищения!

А Вовка?.. Вовка с деланным безразличием повторял номер.

…………………

Дружной компанией мы выезжали на все выходные куда-нибудь за город, разбивая нехитрый лагерь у подножья Беш Бармака*** либо в скальном дворике закрытого пляжа дома отдыха КГБ в Бильгя или ещё где.

Днём упражнялись на скалах, купались в море, если позволяла погода, азгорали, а вечерами под шум «Шмелей» и шепоток бриза угощались «какавкой! И нехитрыми бутербродами.

В Бильгя мы пропадали, начиная с апреля и апреле же с нас сползала первая обгоревшая на южном солнце кожа.

Кстати, о загаре… Загорали, но системно это делали только двое – два Володи – Середа и Погосян.

Вова Погосян. «Снежный человек». Он был чёрным во все времена года. Невысокий, крепко сбитый и = добрый-добрый. А снежным человеком его прозвали из-за особой морозоустойчивости: в зимние холода, котрые случались и в Баку, Погос мог босиком топать по снежку, вызывая то ли завистливые, то ли соболезнующие взгляды товарищей…

Так вот, Погос и Середяй загорали системно, до поры пряча достижения друг от друга. Разумеется все и всё знали, их «секреты» были на виду, но интрига сохранялась до часа икс, который наступал где-то в середине мая.

Конкурс «Кто чернее» проходил там же в Бильгя. При стечении веселящейся братии два Вовы демонстрировали обугленные детали своих тел, приспуская даже плавки.

Черным-черно. Боевая ничья? Не тут-то было: под победный клич Погоса:

- Покажи подмышки! – Середа поднимал руки… Конфуз! Белёсые пятна там, где у Погоса так же черно, как и всюду! Туше!

В «Алибеке»**** у плавательного бассейна загорают голубокожие анемичные москвички. Подходит Погос:

- Как вы загорели! А я совсем белый…

- Правда, мы уже загорели? – верят на полном серьёзе наивные барышни

- Конечно, правда – врёт Погос и отходит, довольный…

Александр Алексеевич Воскресенский или просто Шурик или Воскрес…

О. Шурик, Шурик… Высокий, красивый, очень импозантный, со всегда высоко поднятой головой. Инструктор, мастер спорта СССР по альпинизму. Человек, с чьего благославления началась нескончаемая альпинистская тропа многих моих товарищей.

У него было несметное число друзей, а дом в Завокзальном районе Баку – типичный Бакинский дом, перепоясанный системой веранд и лестниц – гостеприимен и приветлив в любое время года и суток.

Мне не раз доводилось бывать у него в гостях, Характерно, что даже если случился длительный перерыв в этих встречах, новая начиналась так, будто мы расстались вчера...

- А помнишь, Шурик, как в «Узунколе»**** шестьдесят шестом?

Мы ехали в общем вагоне до Минвод, пили запасённое в дорогу сухое красное вино, и под утро зубы почернели от винного налёта. В Минводах было прохладно, в киосках продавались значки с домбайской тематикой, и я купил один и прикрепил к рубашке.

В лагерь мы ехали к пересменку, по утрам бегали для акклиматизации к водопаду, а потом спускались в лагерь и принимали ледяные водные ванны в речушке, сбегающей с ледника. И надо было проговорить внятно скороговорку про греку, а пока это не получалось, лежать, омываемым колючими струями.

А помнишь восхождение на Джалпакол в конце смены, как мы быстро пробежали по маршруту, даже в лагере не сразу поверили, что мы были на вершине?

Шурик, ты сейчас в далёкой Америке и я скучаю по тебе. По тебе и тем чудесным временам, когда мы были так молоды и легкомысленны...

* - АзИИ – бакинский индустриальный институт

• ** - Подсказка от Виктора Авдеева. «Ввиду того, что на этом самом месте подбирались компании для очередной вылазки за город, то есть некто искал спутника , то и место назвали соответственно…»

• *** - Беш Бармак – скальный массив недалеко от Баку…

• ***** - «Алибек», «Узункол»- альплагерь на Западном Кавказе

 

Видео-ролик "А.Воскресенскому - восемьдесят лет..." см. по адресу:   https://youtu.be/Q78FTjpn9Ug

 

 

 

Кто мы? Мы — обычные люди, которым судьба уготовала не совсем обычную стезю.

Как складывается у большинства? Родился, учился, работал, обзавёлся семьёй… И всё это — в пределах одного города (деревни). Прочные связи, установившийся быт…

Мы — скитальцы. По собственной ли воле, в силу ли сложившихся обстоятельств — скитальцы.

Быт наш налажен не вполне, привычные связи утрачены. Родственники где-то вдали, друзей разбросало по свету. Мы — одиноки.

Но, не смотря ни на что, мы — семья. Со своей историей и «скелетами в шкафу»...

 

 

ролик по теме см.:                https://youtu.be/G4J7-ytpglE

 

ОДИССЕЯ СЕМЬИ БАЙРАМОВЫХ

У людей моего поколения, а мне — почти семьдесят девять лет, жизнь разделилась надвое: та, что была ещё при советском союзе и та, что — после. Вот и я начну описание своего карьерного пути с очень короткой справки из первого — советского — периода.

Всё по схеме: школа — институт — работа.

Школу закончил в 57-м, в институт поступил со второй попытки 1958-м, после окончания вуза отработал три года на трубопрокатном заводе в азербайджанском городе Сумгаите, затем — работа в бакинском Институте Энергетики, институте физики АН Азерб.ССР, отъезд в Питер, работа в лаборатории технической теплофизики ЛенВМИУ в городе Пушкине ленинградской области, потом женитьба — квартирный вопрос — отъезд в Сумгаит — работа на заводе синтетического каучука — работа в Институте теоретических проблем химической технологии АН Азерб.ССР — защита кандидатской диссертации — погромы в Сумгаите  https://youtu.be/rZvpSirMRF8 — наш «драп» в Россию.

Дальше последовал второй этап, постсоветский.

Итак… Я, Теймур Алиевич Байрамов, 39-го года рождения, беспартийный, не состоял, не привлекался, не участвовал. Место жительства – 2-й микрорайон города Сумгаита, отдельная «двушка» в жуткой хрущёбе, протекающие потолки, вечная сушь в кранах, зимой – сквозняки, летом – духота и комары.

Место работы – Институт теоретических проблем химической технологии АН Азерб.ССР, должность старший научный сотрудник, в меру остепенён (к.т.н.), вполне озабочен научной карьерой (в перспективе – защита «докторской»). Мой плазмотрон разместился (по соглашению, достигнутому нашими директорами) в клетушке Института хлорорганического синтеза в Сумгаите, и находился в десяти минутах неспешной ходьбы от дома.

Из окон хроматографической лаборатории открывался прекрасный вид на седой Каспий и далёкий посёлок Джорат.

Моя супруга работала в этом же корпусе, но числилась лаборанткой-хроматографисткой в лаборатории моего большого друга Бориса Штейнберга.

Родили с жёнушкой двоих сыновей – Вадима и Тимура. А ещё была Эльса Цезаревна Байрамова – благородная сука породы боксёр, самая, пожалуй, родовитая изо всех живших рядом с ней в вышеуказанной «двушке» особа .

 

РОКОВОЙ 88-й...

В январе по Сумгаиту поползли слухи о гонениях на азербайджанцев в Армении, о том, что где-то совсем рядом с Баку возник лагерь беженцев, впервые прозвучало зловещее "ер-аз". Это сокращение от "ереванский азербайджанец" произносилось с заметным привкусом будущих страхов.

В феврале полыхнуло. Толпы на улицах, разбитые машины, погромы армянских квартир...  Всё происходящее сопровождалось угарным каким-то, горячечным национализмом, поношением армян, всех вообще армян. Погромы были жуткими, эти дни проживались очень страшно и казались вечностью, хотя, через трое суток пригнали десантуру и всё захлебнулось.

По горячим следам написал «ПОГРОМ» , который затем ходил списком по городу, и это обернулось для меня вызовами в горотдел КГБ, долгими непонятными разговорами на отвлечённые темы, странными предложениями о публикации в некоем служебном вестнике и закончилось ничем. И слава Богу.

В нашем академическом НИИ межнациональные страсти продолжали кипеть с особой ярью, научные сотрудники проявляли кровожадность такую, что становилось не по себе. Иных мнений не принимали, а носители "крамолы" немедленно зачислялись в стан врагов. Словом, сведущие люди присоветовали уезжать да поскорее.

Начинать сначала, когда тебе за пятьдесят - малоперспективное дело. Однако, нужда заставит, бросишься в любую авантюру, авось, пронесёт… Так в 1988 году наша жизнь разделилась на "до" и "после".

Сначала уехали сыновья. Они были на то время домашними мальчиками. Возможно, родительский контроль был и чрезмерен и самостоятельности им не прибавлял, но так было и ничего изменить было невозможно, и отправлять детей в неизвестность страшно, однако альтернативы не было. Шла непонятная война за Карабах, непонятная потому, что в наспех сколоченной "армии" не было ни единства целей, ни мало мальски грамотного командования, а были распри и борьба за влияние, процветало мародёрство. Оттого - и масса неоправданных потерь, растущие по городам "аллеи шехидов", свежие могилы в которых не успевали день-другой побыть крайними, как обзаводились соседними.

Мы же были чужаками, которых "надо резать", но в то же время сыновей старались любыми способами загнать на войну. И вот настал срок выбора "или - или", или немедленно уезжать и пытаться на новом месте построить что-то, или уж оставаться и жить, покоряясь страхам.

Словом, мальчиков отправили к бабушке в Лугу, где они задержались недолго, и вскоре очутились в Гатчине, устроились на работу в цех по производству тары, сколачивали ящики и кое-как кормились.

Я между тем искал работу в России, побывал на Кольском, пытался пристроиться у фермера в Подмосковье, даже сыновей заслали из Гатчины в Подмосковье, и, как оказалось, по дурости. Наобещал господин И. с три короба, и работу, и дом. Живите, развивайтесь. Сами себе хозяева, свободный труд, на реке - изобильная рыбалка. А сыновья приедут и сразу примутся обустраивать наш дом под руководством доброго хозяина.

На деле же всё обернулось работой в коровнике от зари и до зари, чистка, дойка. Оплата - кормёжка. Возможно, для деревенских это и не было бы в особую тягость, но для городских ноша оказалась непосильной, о чём они, перебивая друг друга, поведали нам при встрече.

На семейном совете решили двигать в Гатчину, ибо там жил мой институтский товарищ, да и тёща - в Луге. В случае чего было где перекантоваться.

У Славы мы прожили недолго, вскоре он нашёл нам домик на Корпиковке...

Я мотался в поисках работы. Деньги между тем подходили к концу.

Помог случай. В очередной мой отчаянный визит на биржу сердобольная женщина-служащая присоветовала обратиться в районные теплосети. И чудо свершилось! Мне предложили работу и комнату в бараке в Кобрино.

Так в возрасте - мне за пятьдесят, а моей Людмиле - за сорок - мы в одночасье стали сельскими жителями.

Так, ближе к осени 1990-го года мы оказались в посёлке Кобринское, а я сделался начальником участка, мы вселились в барак равноправными россиянами. Неопределённость уступила место стабильности, а зарплата оказалась так хороша, что впервые за всю жизнь забыли, что такое занимать от аванса до получки и от получки до аванса.

Идиллия продолжалась три года, три года я добросовестно работал, не лихоимствовал, не брал в лапу, а потому и не делился с вышестоящими (ну, не зарплатой же!..). И вскоре стал замечать недовольство, которое выражалось ничем не мотивированной раздражительностью. И я принял единственно правильное решение уйти на рабочую должность.

Теплосети переживали не лучшие времена, менялись директора, но не менялись алчность и авторитарность руководителей, и этого «добра» не становилось меньше.

Однажды случилось то, что должно было случиться. После отказа выполнить устное распоряжение нового директора об остановке на ночь котлов (и это — в ещё морозном апреле!) я вылетел с работы. Просто — уволили. И всё. Точка.

Новое место работы — автостоянка «Сталкер» в Гатчине. Потом — котельная Промкомбината, потом городская котельная №11.

Здесь я проработал дольше всего, лет, наверное десять или более того.

 

Остановлюсь на этом эпизоде, так как считаю, что здесь имеются весьма характерные для нашего времени особенности. Имею в иду — завершение…

КОТЕЛЬНАЯ №11

 

 Её дымовые трубы можно увидеть за несколько километров от Гатчины, а котлы внушительны и поражают воображение новичка.

Именно здесь, а точнее – в щитовой №2 у парового котла ДЕ-25/10, начиная с отопительного сезона 2006-го года, проводил я свои двенадцатичасовые смены с перерывами на «фиолетовые» выходные. 

До работы приходилось добираться либо на электричке, либо - своим ходом - на велосипеде. Из дома до платформы Прибытково около трёх километров или - полчаса ходу, или около десяти минут неспешного катания на велике. Если же - до Гатчины, то время в пути занимает до сорока минут или чуть меньше, если повезёт с ветром.

 

Сразу за нашим посёлком - луга по обеим сторонам шоссе, а первой вехой по пути к цели - деревенька Мельница разделённая на две половинки речкой Суйдинкой.

От деревни дорога плавно поворачивает к Суйде, мимо могилы Ганнибала, которая в самом деле никакая ни могила, а просто памятник, а саму могилу заровняли вместе со старым кладбищем и устроили на на этом месте картофельное поле. Если я не прав, пусть кто-то знающий указующим перстом направит мои мысли в нужном направлении.

Сама же котельная расположена на полкилометра правее (если смотреть в сторону Питера) платформы Татьянино и видна отовсюду.

Теперь - о нашей доблестной смене...

Во главе смены - матёрый оператор с тридцатилетним стажем работы Валерий Буланов.

Когда-то он ходил на торговых судах, и частенько начинает новый рассказ со слов:

- Стояли мы как-то на рейде Гонолулу...

Или:

- А вот на Таити...

И - тому подобное. А за окнами - снег или дождь со снегом... Мама родная!!

В щитовой №2 несём вахту мы с Ирой Василенко и ещё одной дамой, а рядом - аппаратчицы химводоочистк.

А ещё в смене - чудный человек Слава Котесов, наш электрик. Безотказный мужик, чего ни попроси, сделает в лучшем виде!

Однако, продолжу...

Там тоже были свои прибамбасы. Не пошёл на выборы в госдуму — депремировали, а директор взял на мушку. Отказался от предложения начальника котельной принять участие в травле одной из наших работниц — «Наглец!», и — чёрный список рассерженного начальства.

Были и иные «грешки»… И вот на очередном медосмотре признан не пригодным (слух подвёл) занимать должность оператора газовой котельной.

Со слухом у меня, конечно, проблемы. Но такие же проблемы и в не меньшей степени — у очень и очень многих работников котельной. А бракуют меня одного.

Перевели в сторожа. При переводе долго и настойчиво отговаривали соглашаться. И зарплата низкая, и…

Но я остался. А работёнка была, что надо. Я только назывался сторожем, а был и сторожем на подмене, и дворником. Особенно «здорово» приходилось зимой

видео-ролик по теме см.: https://youtu.be/n6vd61a1qsg 

Но я терпел. И не уходил.

В конец огорчённое начальство пустило в ход испытанное оружие: науськали на меня свою верную помощницу. Пошли придирки, мелочные пакости, какие-то подмётные записки, скандалы во время приёма-сдачи смены. И я не выдержал.

Видео-ролик по теме: https://youtu.be/Z1nk936Wv1A

 

С момента увольнения из котельной не прошло и двух недель, как я очутился на новом месте. Сторожем на платной автостоянке.

Место это подыскал для меня мой младший сын Тимур, который давно пользовался услугами сего предприятия. Работа — не бей лежачего, сиди себе в будке, да открывай-закрывай шлагбаум. И график работы удобный — сутки через трое. Зарплата маловата больно, но где найдёшь работу в мои семьдесят восемь?

И вот я сижу в будке, выпуская и впуская машины…

видео-ролик по теме: https://youtu.be/-ntAE4Rl8E0

Раз в месяц администраторша стоянки привозила наши заработанные семь тысяч деревянных. Не густо, но всё лучше, чем ничего.

Отработал на новом месте за всё про всё семь месяцев, и думать не думал об уходе, да со здоровьем моей верной жёнушки стало похуже, и я понадобился дома.

Такая вот загогулина… Теперь осваиваю профессию домохозяина, и на излёте жизни вдруг оказался в незавидной роли пленника каждодневных хлопот, с мучительными раздумьями, что готовить завтра, составлением списков продуктов, сведением хлипких концов жиденького бюджета. До сих пор всем этим непрерывно со дня свадьбы занималась моя безотказная подруга жизни...

Нашему с Людмилой семейному союзу летом следующего 2018 года будет сорок девять лет. Почти - "золотая" свадьба. А познакомились мы в электричке летом 68-го. Я жил тогда холостяком в Петергофе.

На Балтийском вокзале, проходя вдоль состава ораниенбаумского направления, увидел в окне обалденную девушку, вернулся к входной двери и вошёл в вагон. Заветное место «напротив» пустовало. А ещё почти через год в петродворцовом ЗАГСе вреднющая тётка, не переставая сверлить меня злым взглядом, таки оформила наш брак, и с 4 июня 69-го года Людмила Торотько стала Людмилой Байрамовой. Со всеми вытекающими…

А эти самые «вытекающие» означали:

- вынужденный - из-за квартирного вопроса - переезд в далёкий, незнакомый азебайджанский город Сумгаит;

- проживание в этом самом далёком и незнакомом городе в жутком семейном общежитии в посёлке Химстрой, который по утрам с пугающей регулярностью на два-три часа затягивался ядовитыми выбросами расположенных совсем рядом химических монстров;

- переезд, как спасение, в двушку, которая давно пустовала из-за того, что не находилось охотников въехать, теряя очередь, в развалюху…

- восемнадцать лет проживания в вечно мокнущей, с протекающими на три этажа вниз потолками, продуваемой всеми ветрами, с практически не работающим холодным водоснабжением (про горячее вообще молчу), отвратительным отоплением - «квартире»…

- громыхнувшие на исходе этих восемнадцати лет погромы и всплеск национализма и нетерпимости…

- отправка сыновей в Россию подальше от Карабаха…

- вынужденный отъезд в никуда из-за вспыхнувшей неприязни коренного населения и связанной с этим небезопасностью для самой жизни…

 

Если добавить к сему перечню вечную нужду и «стрельбу» трёшек-пятёрок «до аванса» или «до получки», то вырисовывается неважнецкая картина нашего бытия в целом.

Не всякий брак выдержит подобное. Наш — выдержал…

 

После вынужденного переезда, многих мытарств, мы, наконец осели в заштатном посёлке в двадцати километрах от Гатчины.

 

По установившейся скверной традиции заработанная пахаловкой в теплосетях квартира в пятикомнатном одноэтажном доме оказалась сырой, с мокнущими, заросшими плесенью стенами, но зато с горячей и холодной водой, отоплением, даже — телефоном и, представьте себе, со временем и интернетом.

Мальчики наша живут отдельно, со своими семьями. Их бытовые условия несравненно лучше наших, чему мы искренне рады, а достаток выше. Правда, работают они, не покладая рук, поставив перед собою цель обеспечить детей всем необходимым: жильём, образованием и не знаю, чем ещё. То есть, сделать для них то, что в силу обстоятельств не смогли сделать для своих детей мы с Людмилой.

Идут годы, внуки растут. Старшая внучка заканчивает питерский институт кино и телевидения, а младшая грызёт гранит науки на первом курсе стоматологического факультета мединститута имени И.Мечникова.

Подрастают и сыновья младшего сына. Вот уже Герман стал своим на гатчинском скалодроме. Сделал первые шаги, и ему это очень понравилось, восьмимесячный Богдан. Жизнь идёт

Ну, а мы… Мы терпеливо преодолеваем день за днём пресловутый российский возраст дожития. И стараемся при этом «держать фасон»!  

 

сыновья.ролик: https://youtu.be/Y8HX68fTrs8

 

 

Как видите, наша жизнь весьма тревожно много-адресна: «Туда бегут, за ними гонятся, обратно бегут, за ними опять гонятся. Какая интересная у людей жизнь...». Это — про нас:  https://youtu.be/AhU_4S_yJx8

 

За всё охваченное время я, а потом - и моя семья, поменяли много адресов, и многие из них — не вполне добровольно. Вот они: «Наши адреса»: https://youtu.be/-Rijfc7sbk4

Жизнь разбросала нас. Так получилось, что мы едва ли сможем когда собраться за одним столом. 

Однако, не так уж всё и плохо. Ведь есть связующая нить, дающая нам благо общения. И эта нить - Скайп... 

 

 

смотри ролик   https://youtu.be/9Yb3sMxfXN0

В колонках играет - Митьковская песня

 

Нас, бывших рабочих поселковой котельной осталось - раз, два и обчёлся... Приступая к созданию этого ролика, я решил составить список тех из своих товарищей по работе, кто ушёл от нас за пятнадцать лет. И ужаснулся…

Ролик по теме см.: 

https://youtu.be/gRElDVfsgC0

В колонках играет - Собачий вальс

Это Чип  и Ник. На руках моей старщей сестры Лейлы...

 

Ролик по теме:     https://youtu.be/1sEENreay5U

     Ну вот и наступил день нашей с Людмилой знаменательной даты - пятидесятилетия совместной жизни.

     Где-то около десяти часов утра четвёртого июня одна тысяча девятьсот шестьдесят девятого года по Красному Проспекту вдоль литой чугунной решётки Верхнего Парка, обогнув её в самом конце, прошли мы к одноэтажному особнячку петергофского ЗАГСа.

     Мы - это моя Людмила, её маман, моя будущая тёща, наши друзья Лариса и Валентин Кичинские и, разумеется, - я.

     На Людмиле - свадебное платье, лёгкие кружевные краги по локоть, в руках скромный букет нарциссов. Я в сборном костюме из разномастных пиджака и брюк, несколько взвинченный предстоящим...

     Старая мымра в ЗАГСЕ, непрерывно сверля меня злющими глазами, наконец озвучила всю казёнщину, которая положена в подобных случаях, и объявила о Свершившемся.

...................................

     У ворот верхнего парка из остановившегося автобуса вывалила ватага молодых людей с мольбертами.

Художники обступили нас, особенно Людмилу, и принялись поздравлять. Того прохвоста, который всё норовил поздравить пожарче, я слегка отодвинул плечом, шепнув пару слов... Больше нас не задерживали.

     А дома, разложенное на раритетном столе о трёх ног, нас ждало скромное угощение в виде торта "Сказка", бутылки шампанского и что-то ещё, никак не отпечатавшееся в памяти...

..................................

     И вот с того самого дня прошло пятьдесят лет...

 

 

 

Ролик по теме см. https://youtu.be/DVFfSop5Nmc

Старая фотография
Наша пятьсот двадцатая. Эту фотографию мне прислала Регина Эльович. Сейчас она живёт в Испании, вышла замуж за счастливчика Ковальски, и — вся в Искусстве.
ТЕПЕРЬ СМАКУЮ...
Верхний ряд, слева направо: Вова Енгалычев, Женя Саркисов, Эдик Оганезов… Последнее, что я слышал о Жене, он работал главным энергетиком на авиаремонтном заводе в Насосной, что под Сумгаитом. Дальше след теряется. Женя, если ты случайно «налетишь» на эту запись, дай знать о себе.
Второй ряд сверху и тоже слева направо: Вова Ординян, гитарист, чечёточник. Далее - мой дорогой друг Арик мартиросов (его уже нет с нами). Рядом с ним Ярахмедов Гюльахмед Ярахмедович, затем Гасанов, за которым Валька Пинес, с которым меня связывала любовь сачкануть с лекции и смотаться посмотреть фильм в кинотеатре «Знание», затем Алекпер Мамедов (его в девяностые годы застрелил в Баку какой-то радикальный фанатик), потом Юра Видгоп…
Ряд третий сверху: Акиф Насиров, наш староста. Во время сессий он сновал между аудиторией и коридором, обеспечивая шпаргалками экзаменующихся. Помню его знаменитые схемы с нарисованным человеческим силуэтом, где карманы были пронумерованы, а в дополнительном каталоге перечислены в каком номере лежит ответ на билет. Очень полезный человек этот Акиф Насиров. Рядом с ним Генрих Салаев. Он будет преподавать что-то в Политехе. Рядом с Геной — я, а следом Регина Эльович и Рагиля Алхасова. За ней - Инна Вартанова, будущая жена моего друга Арика Мартиросова (потом они разбегутся и Арик снова женится, и осядет в Москве). Правее Инны - другая Инна - Меллион и шахматисты Тогрул Агаларов и Юсиф Мусаев, они всегда держались рядом и вспоминаются, чуть ли не как братья.
И, наконец, самый нижний ряд: хронический троечник Васиф Меликов, впоследствие он станет директором бакинского завода бытовых кондиционеров, за ним Кондрашова, далее по-моему Халида Талыб-заде, через одного Тамила Касумова, за ней Регина Рабинович и ещё один Гасанов.
Вот так. Кого не вспомнил, простите, грешного. Ничего личного. Память дырявая...
СТАРАЯ ФОТОГРАФИЯ
Одна тысяча девятьсот пятьдесят восьмой год. Неужели это всё было на самом деле?..
Я как будто снова в Баку, и стены индустриального опять, как когда-то отражают речитатив голосов, а мы то ли топаем в следующую аудиторию на очередную лекцию, то ли торопимся на выход…
Ностальгическое фото. Смотрю на знакомые лица и вспоминаю, вспоминаю…
………………
Первый курс. Кафедра начертательной геометрии. Доцент Пузыревский развлекается, издеваясь над бедными студентами, в очередной раз пытающимися «скинуть» курсовую.
Это — третья моя попытка избавиться от надоевшего чертежа. Вот он неспешно принимает рулон из моих рук, Слежу с замиранием сердца за мимикой, пытаясь заглянуть в потёмки чужой души.
Пузырь подносит рулон к глазам и заглядывает внутрь, как в подзорную трубу. Что-то там разглядев, не оборачиваясь, забрасывает измочаленный переделками лист ватмана в кучу собратьев на стеллажах за спиной.
Бинго!
…………….
Комсомольское собрание. Повестку зачитывает Регина Рабинович. Она - вся в делах, а мне скучно, и я достаю из папки устав, и начинаю негромко, но внятно зачитывать обязанности дневального по конюшне.
Регина смешно сердится, делает замечания, а потом в сердцах выставляет нарушителя порядка за дверь.
К моему, впрочем, полному удовольствию…
…………….
Тишина. Идёт лекция по теоретическим основам электротехники. У доски колдует профессор Ельяшевич. Чёрное поле испещрено закорючками, перемежающимися лаконичными схемками со стрелочками и разными кабалистическими значками.
Профессор стар, ему за семьдесят, а уравнения такие длинные, и если что-то застопорится, нужно долго и нудно искать, откуда у ошибки ноги растут.
Вот профессор задумался. Просматривает записанное. И. оборачиваясь к аудитории:
- Товарищи, дорогие товарищи, следите за мной, я часто описываюсь…
Нужно ли говорить, что аудитория понимает педагога по-своему?

А как вам такое... Ельяш водит по строчкам глазами, шевелит губами, сквозь невнятное «бр-бр-бр» временами прорывается: вот — первый член уравнения, вот — второй… «бр-бр-бр»... А где третий? Где мой третий член? Товарищи, дорогие товарищи, давайте все вместе поищем мой третий член…
На скамьях - нездоровое веселье...
…………………
Экзамен по ТОЭ. Помещение электротехнической лаборатории института. Принимают: сам Зиновий Борисович Ельяшевич и его ассистент - доцент Гусейнов.
Профессор Ельяшевич слывёт весьма придирчивым экзаменатором, его особенная привязанность к деталям делает участь экзаменующихся катастрофически ненадежной.
Доцент же Гусейнов — добрейший человек, и я, поскольку чувствую себя достаточно подготовленным, иду к Главному Экзекутору, уступая Володе Ординяну возможность без потерь выдержать нелёгкий экзамен.
Отвечаю на вопросы маститого визави, искоса наблюдая, как однокурсник самоотверженно торгуется, выставляя четыре растопыренных пальца против трёх ассистентовых. Володе нужна четвёрка, он живёт на стипендию, терять которую, ну никак нельзя.
С удовольствием наблюдаю вовину победу… И до сих пор горжусь пятёркой по ТОЭ. Пятёркой от самого Ельяша!..
……………………
Сопроматчик Дацко декларировал, что получить высший балл по его предмету возможно лишь при условии безукоризненных ответов на все вопросы экзаменационного билета и знании наизусть девяноста восьми формул. На фига это излишество, доцент не объяснял.
Свой билет я знал по дацковским стандартам. С малюсеньким исключением. При выводе формулы крюка, которая мне по невезению досталась, в одном месте требовалось привести связку, которая выводила на решение уравнения. И вот эту самую связку я запамятовал.
Экзамен сдавали по двое. Со мной за столом сидела Инна Меллион.
Я излагал ответы внимательно слушавшему меня экзекутору. Подходил роковой момент. Толкаю ногой Инну, и она наклоняется над своим текстом. Бабник Дацко уставился в приоткрывшийся вырез. Аут! Я быстро пробормотал что-то невнятное и перешёл к собственно формуле. Инна выпрямилась, доцент отрезвел. Что-то такое неладное он , разумеется, подозревал, но возвращать меня на пару выкладок ему было равносильно признанию в постыдном подглядывании.
Формулы он спрашивать не стал, и я поднялся на очередную вершину. Спасибо, Инна..
…………
Теоретическую механику нам читал Бармалей. Самый настоящий Бармалей. Чёрный, лохматый, темпераментный до жути доцент Григорьян. Крикун и любитель припугнуть. Но — добрейший человек!. До сих пор в ушах звенит его предупреждающий крик на мою какую-то опрометчивость на экзамене:
- Я тебе четвёрку поставлю!

………….
Институтский двор. Шеренга студентов. Строевая подготовка. На нас кепочки, позаимствованные у ребят из азербайджанского сектора.
Майор, тупой, как его сапоги и такой же начищенный, выстёбывается перед нами. Его час. Перекличка. Подходит очередь Вальки.
- Курсант Пенис, - нарывается майор.
- Сам ты пенис! - немедленно парирует Валька… - я — Пинес...
Строй ржёт. И так — каждую строевую…
………..
В лаборатории кафедры электрических машин доцент Эсибян собрал «должников».
Состав просто блистательный. Все сачки. Естественно, кроме вашего покорного слуги присутствовал сачок из сачков Валька Пинес, верзила Гюльахмед Ярахмедов и ещё кто-то. Зачётное упражнение — замер махового момента двигателя.
На вал мотора крепился массивный деревянный рычаг длиною метра полтора, а то и два. На свободном конце в специальные пазы вставлялась штанга с противовесами. Под руководством доцента грустные сачки загружали рычаг, и запускали двигатель, придерживая противовес руками. В момент достижения уравновешивания вращающей силы рычаг отпускали, и он должен был замереть на месте, подрагивая… Дальше — совсем просто. Умножали массу грузов на плечо рычага. Вуаля…
Работёнка простенькая, но когда рычаг придерживают не два, а три и более участника операции Ы…
Словом, в один недобрый момент все одновременно убрали руки. Смертоносная штука мгновенно крутанулась и с грохотом врезалась в соседний стол. Едва не зацепив при этом голову неосторожно наклонившегося доцента.
В наступившей тишине гудел нагруженный двигатель, а мраморно-бледный Эсибян, как в замедленной съёмке, шёл на негнущихся ногах к рубильнику.
В наступившей гробовой тишине взорвался вопль Эсика:
- Все вон!
Но зачёт поставил...
…………………….
Ещё эпизод. В аудитории полный бардак. Группа произвольно распределилась по столам. Что-то пишут, заглядывая кто в лекции, кто в раскрытые учебники.
На преподавательском месте — доцент Газаров. Он отгородился от аудитории газетой, которую всё никак не может дочитать до конца.
Это экзамен по электрическим машинам и аппаратам.
Обстановка в аудитории не то, что бы расслабляющая, а элементарно развращающая. Никогда,слышите, я никогда не пользовался шпорами (разве что, на некоторых коммунистических предметах, но это не в счёт), а тут просто по-другому было неприлично.
Доцент Газаров, как говаривали, на списывающих смотрел чуть ли не умильно: шпоряют, значит уважительно относятся к предмету.
И аудитория дружно и самозабвенно листала книги и тетради. Даже дисциплинированная Регина Рабинович бегала от стола к столу, разыскивая справочник.
………………...
Дорогие мои, я проучился в пятьсот двадцатой до окончания четвёртого курса. И ни разу (ни разу!) не был лишён стипендии. И троек у почти не было. Много позже, когда оформлялся в аспирантуру, пришлось добывать оценочный лист в АзИИ. Так вот, средняя оценка по предметам у меня оказалась что-то около 4,8 балла.
Однако на четвёртом курсе произошла осечка. Целый семестр я избегал занятий по английскому языку. Отпрашивался на регулярные «похороны» бесчисленных болезненных тёть. Ехидная Идалия Дмитриевна Пономарёва как-то осведомилась, велик ли запас оставшихся в живых родственников… А когда пришёл конец второго семестра наотрез отказалась принимать задолженность в восемьдесят тысяч знаков технического текста единовременно.
Забрезжила дилемма: сдавать тексты или ехать на очередные студенческие игры...
Я ринулся на кафедру физвоспитания. Заведующий кафедрой, заслуженный мастер спорта СССР Гайоз Кириллович Каплатадзе успокоил, мол этот вопрос решаем, и благословил ехать на Игры.
И я поехал...
…………
В институт попал только в середине сентября. Отвлекли соревнования на первенство «Буревестника». А когда явился на занятия, меня встретил огромный щит с перечислением проштрафившихся студентов. Чего там только ни было. Многолетние задолженности по математике, по сопромату, по ТОЭ…
Лишь где-то в самом конце списка я прочитал свою фамилию. Незачёт по английскому. И — второй год на четвёртом курсе…
…………….
Этот второй год я прожил на сплошных перезачётах. В том числе и по английскому языку, преподавать который нам назначили какого-то новичка. И когда этот самый новичок знакомился с группой, я продемонстрировал некий запас разговорного английского. И тут же получил перезачёт.
И вообще, оценок ниже четвёрки за прошлый год не нашлось. И у меня случилось два семестра спорта. И при этом со второй половины учебного года пошла стипендия. И ещё с самого начала - существенная приплата от кафедры физвоспитания, условно виноватой (наобещали, успокоили) в моём второгодничестве…
Я проучился в общей сложности шесть лет, и окончил институт на год позднее сокурсников из пятисот двадцатой.
Жалею ли я об этом? Да, пожалуй, нет…
Не хочется завершать… Многое утеряно, чего-то не припомнилось. Однако, есть крохотная надежда, что кто-нибудь «найдёт мой труд, усердный… и пыль веков от хартий отряхнув, правдивые сказанья...» дополнит…
Дорогие АзИИ-аты, ау! Вас, кто услышал и прочёл, жду на этой странице.
 

Иногда я задумываюсь, почему пришедшее на смену обращению «товарищ» старое новое «господин» вызывает нечто вроде неприятия? В частности, моего неприятия... Конечно же, не за уважительность к персоне-хозяину своего положения, а за чужеродность некой фонетической сути, заключающей в себе иерархическую составляющую. Что-то вроде того, что наличие господ как бы предполагает наличие иной — менее престижной — категории. И — протест: с чего бы вдруг такая метаморфоза, вчера — такой же, как и я, а сегодня в глазах ленца, взгляд свысока. Господин...
В приснопамятные времена нерушимого союза коммунистов и беспартийных наши сегодняшние господа трудились рядом с нами, и была незаметна та вопиющая разница, которая, как «мерзавцы» Салтыкова-Щедрина наконец дождалась своего часа и выползла из потаённой норы, где хоронилась до времени. Хотя и в те замороченные годы мы примечали, что товарищ Некто чем-то выделен, что ему и путёвочку поинтересней, и работу полегче и продвижение по службе-с... Чаще всего они, эти «товарищи», отмечались на ниве общественной деятельности, просиживали штаны в комитетах и комиссиях, а остальные в это время тянули лямку «за себя и за того парня».
Именно из их «общественно-активных» рядов и сложилась та хищная прослойка, которая в лихие годы перехода от скрытого к обнажённому произволу, оказалась в нужное время на нужном месте и хапнула, превращаясь в сегодняшних господ.
Что же касается тех, на кого грузили и кто вёз при «социализме с человеческим лицом», то они ведь тоже нужны! И появились востребованные лихолетьем новые холопы, и новые господа с упоением гнобят вчерашних «товарищей», упиваясь властью и безнаказанностью.
Но ведь и сами новые господа ещё не забыли, как в недалёкие былые времена их унижали коллеги по социуму, выдвиженцы-карьеристы, успевшие чуть больше, поднявшиеся чуть выше. О, они помнят унижения, которые терпели, и теперь отыгрываются, но не на более удачливых коллегах, которые снова оказались сверху, а на тех, кто не словчил и остался внизу. На нас с вами. Прилаживаемся уже и мы, а рядом снова шуршат наиболее подлые, и снова прямо на наших глазах формируется гаденькая прослойка подхалимов, заглядывающих в будущее и видящих себя новыми господами.
ДВОРНЯЖКА.
Один весьма авторитетный натуралист утверждал, что если выпустить в джунгли породистых сильных собак и уличную замухрышку-дворнягу, шансов прижиться в условиях борьбы за выживание больше всех именно у дворняжки, ибо она сама по себе — продукт жестокой среды.
…...................................
Через рабочий зал горделиво проносит своё несравненное Я некая дама. Мимо кого-то — едва заметно кивнув головой, к кому-то подходит, широко улыбаясь, и избранник (избранница) расплывается ответной лучезарностью. Она — Начальница.
О таких принято говорить «из грязи — в князи». Она не то из уборщиц, не то из сторожих, льстя напропалую (а иначе и нельзя!), прошла тернистый путь, и теперь правдами-неправдами цепляется за свою иерархическую ступеньку, угодливо подпевая вышестоящей прихоти, и готовая лгать и изворачиваться, лишь бы не выпасть из обоймы!
Берегитесь её, и старайтесь держаться подальше. Если сегодня она источает вам дифирамбы, не расслабляйтесь, ибо завтра через те же уста на вас прольётся ведро таких помоев, что неподготовленный человек может испытать настоящий шок!
Она — рядом. Оглянитесь, вы узнали её?
 

Древние мудрецы утверждали, что человек не покидает полностью этот мир, пока его помнят... ролик по теме https://youtu.be/Vj_gvypVOfw