Настроение сейчас - грустное

...После дуэли Дантес был немедленно уволен из гвардии, разжалован в рядовые и выслан из России. Он был так напуган, что за 4 дня проскакал 800 верст и спрятался в своем имении в Эльзасе. Супруга Екатерина Гончарова последовала за ним, во Франции она родила ему четверых детей и умерла от родов в 1843 году.

Выждав время, пока история с дуэлью утихла, Дантес с помощью связей барона Геккерна стал депутатом Учредительного собрания и помаленьку занялся политикой и бизнесом. Он примкнул к партии Луи-Наполеона Бонапарта – и угадал. В 1848 году Луи Бонапарт стал президентом Франции, а через три года совершил переворот, распустил Законодательное собрание, отменил республику и стал императором Наполеоном III. И не забыл своих соратников – Дантес, например, получил звание сенатора, которое давало, ко всему прочему, пожизненное содержание в 30 тысяч франков в год. Тогда еще не было принято убивать или законопачивать в ссылку тех, с кем властитель шел к власти.

Не брезговал Дантес и доносами и слежкой за неблагонадежными: сохранилась секретная телеграмма русского посла в Париже от 1 марта 1880 г. о том, что по сообщению Дантеса русские нигилисты в Женеве ожидают на днях покушения на царя.

Луи Метман (внук Дантеса) вспоминал: «Дед был вполне доволен своей судьбой и впоследствии не раз говорил, что только вынужденному из-за дуэли отъезду из России он обязан своей блестящей политической карьерой, что, не будь этого несчастного поединка, его ждало бы незавидное будущее командира полка где-нибудь в русской провинции с большой семьей и недостаточными средствами». Так что дуэль в конечном счете пошла ему на пользу.

Жорж Дантес умер 2 ноября 1895 года, в возрасте 83 лет, окруженный детьми, внуками и правнуками. Образцовая кончина благонамеренного и положительного члена общества и благонравного семьянина.

Одна неприятная нота в его жизни все-таки была: третья его дочь. Геккерн Леони-Шарлотта (1840-1888). Красавица и умница, поэтесса. Девочка, видите ли, любила читать. И, в довершение неприятностей, обладала способностями к языкам. Ну и она, само собой, была наполовину русская. Она выучила русский. И... прочитала Пушкина.

И не только прочитала, но и смогла оценить, какой это был поэт.
Она прочитала все.
В ее комнате висел портрет Пушкина.
Она молилась на него.
И как-то раз за обедом она выкрикнула отцу:
– Убийца!

С тех пор он избегал встреч с дочерью. Заходить в ее комнату он тоже не мог – там висели портреты Пушкина. Дочь обвиняла его в том, что он стрелял в сердце русской культуры. Дантес раздражался и кричал, что его дочь строит из себя казака, и что ведь Пушкин тоже мог его убить, а это было бы гораздо более неприятно – Франция могла лишиться будущего сенатора! Но Леони-Шарлотта не отступалась и любила Пушкина все больше.

Тогда Дантес, используя свои связи, объявил, что его дочь сошла с ума на почве «ненормальной любви к своему дяде» (Пушкин ведь был ей дядей, поскольку жены Дантеса и Пушкина были сестрами).

Он заточил ее в сумасшедший дом, а эти заведения в те поры вряд ли были похожи на санатории. Они существовали в основном для изоляции больных, а во времена Наполеона III уже применялась и карательная психиатрия (заточение неугодных и политических противников). Больных держали там, как заключенных или зверей в зоопарке.

Вот какую картину больницы Сальпетриер дает нам Этьенн Паризе: «В каждой палате было по 6 больших кроватей и по 8 меньших размеров, причем на каждой большой кровати помещалось по трое, четверо. Легко представить себе, что могло бы дать врачебное наблюдение для теории науки, когда возбужденные больные, очутившиеся на одной кровати, начинали наносить друг другу удары, царапались и плевали, в то время, как единственный палатный служитель, призвавши на помощь банщика, запасшись веревками, и нередко вооруженный палкой, принимал деятельное участие в побоище, пока ему не удавалось наконец связать по рукам и ногам зачинщика или зачинщицу драки. (...) Здание было совершенно непригодно для жилья. Заключенные, скорченные и покрытые грязью, сидели в каменных карцерах, узких, холодных, сырых, лишенных света и воздуха; ужасные конуры, куда не хватило бы духа запереть самое отвратительное животное! Умалишенные, которые помещались в эти клоаки, отдавались на произвол сторожей, а сторожа эти набирались из арестантов. Женщины, часто совершенно голые, сидели закованные цепями в подвалах, которые наполнялись крысами во время поднятия уровня воды в Сене».

(Я не привожу дальнейшие описания парижской больницы для душевнобольных, поскольку они еще более ужасны и невыносимы для чтения).

У нас нет сведений конкретно про Леони-Шарлотту, была ли она действительно душевнобольная или просто неуравновешенная и вспыльчивая, или вообще была совершенно нормальная... Но в сумасшедшем доме она довольно рано умерла, что, в общем, неудивительно для тонкой и поэтической натуры – девушки, дочери сенатора, помещенной в подобное место, где все уверения пациента в том, что он нормален, воспринимались только как обострение с соответствующими последствиями. И больше она Дантесу не мешала.

А Жорж Дантес прожил свою благополучную жизнь, умер в богатстве и почете, окруженный детьми и внуками...

Он так до смерти и не прочитал ни одной строчки Пушкина.
И где ж ваша высшая справедливость, господа?..

Опубликовано 18.03.2010 в рубрике «Культура, искусство, история»
К. Ю. Старохамская/

Подлеца ничто не меняет. Убийца оказывается палачом собственной дочери!


Дочери Ж. Дантеса и Е. Гончаровой. Леони-Шарлотта - слева. Акварель Л. Фишера, фрагмент, 1843 г.