Ослики и драконы жили вместе. Ослики появлялись из снов драконов, а драконы рождались в фантазиях осликов. Молодые драконята играли с осликами в чехарду, да и свой первый полёт они совершали, пытаясь перепрыгнуть осликов. Нелепо махая крыльями, драконята зависали в воздухе, а потом, растерявшись от удивления, плюхались вниз. Драконья башка гулко стукала о землю, и осликам становилось больно при этом ударе. Тогда ослики оглушительно ревели. Они старались кричать громко-громко, чтобы никто не услышал хныканья ушибленного малыша. Драконы не плачут! Осликам же очень нравилось шнырять под лапами степенно вышагивающего взрослого дракона и уворачиваться от его хвоста. Когда же Солнце скрывалось в спальне и звёзды осыпали небо, ослик укладывался в пыль возле тёплой морды уставшего дракона и тот ему нежно коготком щекотал животик.
Драконы были мудры, и ослики тоже были мудры. В огромной драконьей мудрости вздымались горы и рушились океанские валы, текли ледники и из песчаных бурь взрастали призрачные пальмы оазисов. В маленькой мудрости осликов трепетали ночные мотыльки, и исчезали в земле дождевые черви, волнуясь, шептал о чём-то плотве озёрный камыш, и где-то высоко-высоко затихал свист крыльев стрижей, рассекающих летнюю полуденную синь.
***
Драконы творили путь. Порою, во время игры, дурачащийся дракон замирал. Его глаза остекленевали. Грудь вспухала такой огромной бочкой, что появляющееся усиливающееся туканье рождало мысли о лопающихся рёбрах. Когда от грохота ударов начинала высыхать окрестная трава, а земля вокруг покрывалась мозаичной коркой засухи, из пасти дракона вырывалась струя огня. Вскипая и опадая, она с рёвом устремлялась вперёд, склеивая ничто золотой нитью силы. Отдавая себя пламени, драконы уменьшались. Изрядно потрудившийся дракон молодел и мог вновь играть в салочки с осликами. Такое в долгой истории осликов и драконов иногда случалось и сразу перетекало в легенду.
Как только глаза дракона мутнели, а лапы начинали застывать, ослики кубарем кидались под огромное драконье крыло, прячась от обжигающего грохота. Но лишь носики и хвостики одновременно выскальзывали из-под измельчавшего крылышка, застоявшиеся ослики торопились исследовать новую дорогу. Звон их копытец рождал секунды. На отвердевшем покрытии возникали быстрые секунды влюблённых. В остывающем грунте ножки осликов вязли, и тогда являлись медленные секунды разлуки. Порою, ослики так торопились, что проваливались по самый хвостик, и тогда миру являлись медленные часы одиночества. Да и как иначе? Отвердей всё сразу, и тут же исчезли бы все влюблённые.
Так драконы вжигали пространство, а ослики оплетали его временем.
***
Драконы ещё творили тележки счастья. Именно так – тележки счастья, а не счастливые тележки. Тележки появлялись под левым крылом. У большого дракона тележка была большой – целый фургон, у маленького – маленькая, двухколёсная. Каждая тележка доверху была забита узелками, мешочками, сундучками, торбочками и прочими свёртками счастья. Опалился мотылёк, ему – пакетик. Раз, два, и можно снова порхать в лунном свете. Хромает волчок – лапку занозил. Торбочка ему – и можно снова таскать ночами растяп под ракитовый кусток. Даже подле маленького драконятки появлялись тележки - крохотные тележки-игрушки. Их клали в большие тележки и везли с остальным добром. В каждом доме, куда попадала драконяча игрушка, поселялось счастье.
***
Тележка возникала на восходе, как только первые лучи загоняли страхи в глубь придорожного чертополоха, и растворялась при появлении Солнца. Ослик заботливо и спешно впрягался в тележку, и, когда краешек Солнца выныривал над горизонтом, уже стоял на пути силы. Он весело помахивал хвостиком и смешно тряс ушами. Он радовался. Здесь. На дороге, тележка рождалась окончательно и увлекала чуткого проводника в даль густого мира. Дракон же засыпал до возвращения приятеля.
По золотой струне сквозь тишину жути легко шагать ослику вперёд и вперёд. Задорно скрипела тележная ось. Копытца шаг за шагом взметали фонтаны золотой пудры. Она рвала в клочья страхи тьмы, гнала их далеко-далеко, пронзая светом пространство, опускалась на ослика, золоча его шкурку и снимая усталость.
***
Случалось, красный всполох пересекал путь весёлому путешественнику. Тогда он замирал и чутко внимал тишине, ища, откуда – мольба о помощи. Вздохнув, ослик разворачивал туда тележку и сквозь чертополох устремлялся в багровую муть. Тележка взвизгивала на кочках, качалась, тесня ночь неверным золотым пунктиром просыпавшихся горок пудры и ямками копыт.
Ослик возникал из липкого тумана боли и ужаса посланцем надежды. Счастье из тележки стирало раны, утешало, гладило. Обручи страдания лопались под ласковыми лучами золотого света, и тёплое сияние любви окутывало молящего. Вздохи и пепел страданий заполняли опустевшее место в тележке. Тележка тяжелела, её колёса начинали врезаться в землю. И чем меньше оставалось счастья, тем колея становилась глубже. В конце пути тележка так глубоко утопала, что оси начинали выглаживать дорогу, контуря её глубокой канавой.
Осликам всегда давали морковку. Кто как мог. Бабочка с брюшка и крылышек стряхивала в тележку морковную пыльцу. Пчела оставляла морковный нектар. Крот вырывал сочные коренья. Даже ручеёк, с пути которого убирался замшелый валун, выносил на берег морковные семена. А уж когда встречались в пути лось, слон, медведь или лев, они норовили вручить целый ворох моркови.
Ослик весело и благодарно принимал подарки. Капля морковного сока, попавшая на веко спящего дракона, будила его. Тогда дракон жадно поглощал привезённые вздохи, щедро сдобренные морковной приправой. Насытившись, дракон извергал пламя, и рождалась новая нить пути.
***
А ещё жили люди. Люди были умны. Да и разве могло быть иначе? У них две руки и две ноги, а известно, что ум даётся именно таким. Знали и они, как делать дорогу. Вначале камень толкли в порошок, затем смешивали с водою. После лили эту густую кашу липкой колбасой, выглаживая и утаптывая её в тусклую бесконечную ленту. Туда – сюда сновали по этим лентам потом толпы двуногих. Колёса и подошвы дотаптывали каменное полотно, отделяя в нём воду от порошка. Серые клубы вздымались в небо. Пыль укрывала едким покрывалом всё вокруг на сотни шагов, скрипела на зубах, и каждый шаг превращался в муку.
Розовая дымка боли всё время висела над дорогой. Ослики один за другим поворачивали свои тележки на её свет. Пыль липла к ним. Возле дороги ослики полностью теряли свой золотистый свет. Серые ослики выбирались на унылую дорогу, раздавали счастье всем встречным. Тележки их переполнялись вздохами и печалями, но никто из людей не давал морковку ушастым посланникам добра.
Люди, увидев ничейные повозки, норовили загрузить их своей поклажей. Ослики покорно тащили новую ношу, облегчая участь носильщиков и выискивая морковку. Иногда серое полотно пересекало путь силы, тогда ослики, если у них была морковка, стремились уйти по золотой нити к спящему другу. Осликов били, заставляя тащить поклажу вдоль унылой серой ленты. Привычным криком ослики уменьшали боль и двигались в требуемом направлении, принося удовлетворение погонщикам.
***
Всё дальше и дальше пыльные ленты от вжённых путей. Редкий ослик катит морковную тележку. Драконы спят. Людям тесно.
***
Дайте ослику морковку. Ему цокать и цокать…
