Дождь… Он шел в тридцать пятом году нашей эры, и в сто тридцать пятом, и в двести тридцать пятом, и даже в тысяча семьсот тридцать пятом. И вот теперь идет в две тысячи тридцать пятом году. Простой скромный осенний дождик ласково моросит, ложится мягким пушистым покрывалом на асфальт, редкую травку на еще более редких газонах, окутывает плащом неокрепшие городские деревца. Идет дождик, и нет ему дела ни до каких научных открытий, инноваций, достижений, научно-технических революций… Дождь просто идет.
Сергей тоже просто идет, идет из чувства долга, ему уже тоже нет дела до научных открытий. Хотя он и привык притворяться заинтересованным, увлеченным профессионалом, Сергей уже давно понял, что его наука, медицина, давно перестала его волновать. Это все проклятые годы. Сергей идет медленно, опираясь на палочку, чуть шаркая пятками по мокрому асфальту. У Сергея ничего не болит. Просто он привык, что пожилые люди ходят с тростью, с костылем. Вот теперь и его очередь, быть старым, хромать, двигаться медленно, вот он и двигается.
Сергей – врач; сегодня, в две тысячи тридцать пятом году, все врачи – психиатры. Вернее было бы сказать, психиатры, а потом уже офтальмологи, нефрологи, да мало ли раньше было врачебных профессий. А теперь все врачи лечат не только тело, стараются лечить душу. Для каждой жизненной ситуации у врачей есть свой рецепт каких-то упражнений, какая-то моделька поведения, которая помогает человеку выжить. Выжить, но не жить. Не получается у врачей грамотно врачевать души. Не могут они людей лечить так, не могут, потому что не любят.
Сергей закончил медицинскую академию в начале далеких девяностых годов двадцатого столетия. В своей жизни он много работал, много путешествовал, пытался быть порядочным отцом, правда, не всегда получалось. Жизнь Сергея текла ровно, без особых взлетов, сокрушительных падений, интересная своими мелочами, простая жизнь простого трудящегося человека. Все как у всех, дети, жена, профессия, дача, отпуск, теперь внуки, которые уже тоже почти выросли. Теперь он всеми уважаемый врач. После него останется пара научных работ, дети, уже выросшие, успевшие завести свои семьи, живущие интересно, взлетающие и падающие, искренне любящие. Вот такая незаметная жизнь не очень заметно катилась к закату. Сергей идет медленно, медленно, медленно, а минуты все бегут… А умирать Сергей боится: не успел он чего-то понять в этой жизни… Все было как-то из-под палки, неестественно, неестественно, как сейчас, из чувства долга, из чувства ответственности, а не из-за любви к делу.
За поворотом белели постаревшие за долгие годы стены психбольницы. Сергей прошел через огромный вестибюль, сухо поздоровавшись с десятком таких же уставших от неестественной жизни врачей, как и он. Все они, кто-то сухощавый, как Сергей, кто-то полноватый, медленно поднимались по лестнице в зал заседаний. Там их уже ждали, как и положено ожидать почтенных гостей, молодые специалисты. Совсем не такие, как раньше. Они не любят своих пациентов, они считают, что помощь можно купить, они бездушные. Вот и сейчас за кафедрой стоит молодой специалист, который сейчас будет делать доклад о своей очередной инновационной технике лечения, которая будет неэффективна. Все как обычно.
Вот этот молодой врач, выписыватель лекарств, поднимается на кафедру зала заседаний. Он строен, высок, у него вьющиеся каштановые волосы, правильная осанка и совершенно неживые глаза. Вот он поднялся, нажал на кнопку, которая должна была обеспечить слышимость по всему залу. Его помощница в это время настраивала огромный дисплей, висящий над кафедрой. Она все делала быстро, почти не путалась. Вскоре дисплей заиграл красками, несколько секунд переливался, а потом на нем появилось огромное изображение головного мозга. Молодой человек начал речь.

- Здравствуйте, уважаемые гости. Сегодня я хотел бы представить вам свою разработку, которая поможет нам справиться с огромным количеством болезней.
Голос у оратора звучный, помощница ловко переключала изображения на дисплее. Все как обычно. Сергей уже начал кемарить, когда его привлекло то, что говорил оратор.
- Все мы знаем, что 90 % болезней носят психосоматический характер. А психосоматика напрямую зависит от темперамента человека, его жизненных позиций, стремлений, много чего другого. Все это мы привыкли вкупе называть душой. Наши исследования напрямую показали, что душой обладает только человек, а также некоторые высшие приматы, что позволяет сделать вывод о том, что душа человека расположена в префронтальной коре головного мозга, которая развита у этих организмов. Точное место расположения души мы также смогли установить. Мы также знаем, что в префронтальную кору головного мозга, отвечающую за мыслительные процессы, поступают обработанные сигналы из других отделов головного мозга, а поэтому достать человеческую душу можно. А префронтальная кора, а вернее, душа, воздействует на все остальное тело человека. Ее воздействие иногда бывает благим, однако чаще всего оно пагубно. У нас есть несколько вариантов для того, чтобы удалить это воздействие: мы можем либо перебить связь префронтальной коры, превратив человека обратно в животное. Это не наш вариант решения проблемы. А можем просто удалить душу. Друзья. Я предлагаю вам АМПУТАЦИЮ ДУШИ. ТОЙ СУМАСШЕДШЙ ДУШИ, КОТОРАЯ ЗАСТАВЛЕТ НАС БРОСАТЬСЯ В ОМУТ БУЙНОЙ ГОЛОВОЙ! Больше не будет сумасшедших поступков, роковой любви, от которой все страдают. Больше не будет этого. Просто голая мысль. Не правда ли, заманчиво? Раньше мы пытались лечить ангедонию, депрессию, которые приводят организм в состояние болезни, просто стирая память. Но мы стирали память в сознании, между тем, как подсознание по-прежнему помнило все. Но теперь нам не нужно стирать память. НАМ ПРОСТО БЕЗРАЗЛИЧНО ТО,ЧТО С НАМИ ПРОИЗОШЛО.
Дальше отчет об опытах. Молодые врачи зааплодировали. Старые, уважаемые профессора и просто пожилые уважаемые врачи, такие, как Сергей, дремали. И лишь несколько человек тревожно старались понять и принять то, что сказал докладчик. Сергей поднялся. Он больше не мог сутулиться, не мог, он расправил плечи, и, оставив трость около стула, на котором сидел, беспокойно и быстро зашагал прочь. Он не понимал, что заставляет его беспокоиться, но это что-то смутным и непонятным холодным осколком застряло в душе. Сергей теперь шел быстро, почти бежал.
Субботним сентябрьским вечером дом пустовал. Жена, как и положено всякой пожилой женщине, уехала на дачу, где ворковала над осенними цветами. Сергей, волнуясь, переоделся, пообедал, все он делал очень быстро, забыв размеренность, с которой действовал прежде. Пальцы Сергея дрожали, но он не понимал, что именно так взволновало его. Сергей за свою жизнь разучился верить в сказки, в которых человек продавал душу дьяволу, и за это нес наказание. Он вообще в них не верил, как не верил в бога.
Позвонили из больницы. Вежливый молодой голос поинтересовался, почему он, Сергей, так быстро ушел, не дождавшись конца заседания. «Утюг забыл выключить,» - соврал Сергей. И быстро повесил трубку. Утюга в доме не было уже около десяти лет. Да и одежду сейчас никто не гладит, шьют такую, которая не мнется, а то, что принято гладить, погладят в ближайшей прачечной. Утюги можно встретить только в музее быта ХХ века да в доме какого-нибудь ярого консерватора. «Утюг забыл выключить» - почти шепотом повторил Сергей, усмехнулся, хлопнул себя по коленям и резко поднялся. Взял с вешалки пальто, достал с полки шарф и на антресолях нашел старый-престарый зонтик, которому было дай бог чтобы не тридцать лет. Сергей нажал на кнопку, зонт недовольно поехал, распахнул спицы и открылся. Дома оставатья не хотелось, хотелось бежать, бежать без оглядки, неведомо куда, неведомо зачем, просто бежать, бежать от всего этого, от этой инновационной медицины, бежать, прочь, прочь… Давно Сергей такого не чувствовал, он вспоминал юность: когда его мечты разбивались, ему тоже хотелось убежать, скрыться ото всех, чтобы никого не было рядом. Он думал, что жизнь навсегда убила это чувство, что оно, такое любимое, дарящее вдохновение, словно награду за принесенные страдания, навсегда ушло от него и больше не вернется. А оно, на самом-то деле, просто уснуло в глубинах души, чтобы сейчас, именно в этот день, проснуться, напомнить о себе, вернуть жизни былые краски.