Дымчатой косынкой сумерки висят,
Кутая тропинку и вишнёвый сад.
Ночи – для раздумий, дни – для маеты.
В это полнолунье я пишу мечты.

За туманной гладью стылого окна
Расправляет пряди юная весна
Сердце - как полымя, жизнь – как в пылком сне,
И одно лишь имя видится в стекле.

От снегов и солнца, от ударов бурь
Спрятала в оконце блеск любви лазурь.
Серебрится брошью на ольхе звезда,
Клён обнялся в роще с ивой у пруда.

А напротив дома - белая сирень,
А в груди - истома, плачет, как свирель.
Не прочесть полыни, не узнать дождю.
Спрятанное имя той, кого люблю.

Нелюдим и кряжист мрак на мостовой.
Навалилась тяжесть вязкой дремотой.
К милой сон украдкой выскользнул в тиши,
Утащив тетрадку записей души.

Каждый листик ими страстно испещрён,
Повторяя имя той, в кого влюблён.
И она, читая строки о себе,
Открывает тайну, скрытую в стекле.

По тропинке той же, кутаясь в вуаль,
Покидая ложе, ночь уходит вдаль.
Солнечные кони вышли на восток,
Лег на подоконник радужный листок.

Зори – для сиянья, утро – для вестей.
Утащил признанье в песню соловей.
Имя несказанной он воспел с берёз
Трелью неустанной над равниной рос

Поднялись, чтоб слиться, свой оставив клён,
Две безмолвных птицы спрятанных имён.
Крылья – для дерзаний, жизнь - для высоты,
Этим утром ранним я пишу мечты.


Юрий Ишков