На “Песне года-2009” Юля Савичева ломала ногу, Филипп Киркоров — голову, Валерий Леонтьев — оковы, Лолита — представления о приличиях, а Боря Моисеев — комедию. Сие музыкальное действо протекало в спорткомплексе “Олимпийский” и напоминало праздничный ужин, на котором двое официантов в лице Леры Кудрявцевой и Сережи Лазарева жонглировали переменами блюд в виде звезд российской эстрады.

Составителей меню волновало заведомое отсутствие на столе традиционного “оливье” в образе Аллы Пугачевой. Но изобилие блюд было таково, что гости про любимый салат в итоге и не вспомнили.


Начали с холодных закусок в виде пикантной Жанны Фриске, в меру остренькой “ВИА Гры” и Кристины Орбакайте под майонезом. На горячее подали Филиппа Киркорова в виде антрекота, Николая Баскова в роли запеченной форельки и Диму Билана в качестве жюльена. А также котлетку по-киевски — Таисию Повалий. Роль жареной курочки досталась Ирине Аллегровой, а холодноватое заливное представила Лайма Вайкуле.


Обжираловка началась в 6 вечера, а закончилась далеко за полночь. Знающим меру гостям под занавес подали кофе с дорогим коньяком — Софию Ротару с Валерием Леонтьевым. А те, кто никуда не торопился, продолжали догоняться крепким мужским алкоголем в виде Лепса, закусывая его селедкой под шубой — Владимиром Пресняковым с Наташей Подольской. Женщинам на посошок был подан коктейль Лолита. В итоге гости из зала не выходили, а выползали.


За кулисами же тем временем была та самая кухня, на которой лучше не бывать любителям покушать. Спускаясь со сцены, подвернула ногу, слишком удлиненную каблуком, Савичева. “Ой! Сломала! Сломала!” — запричитал ее бойфренд и отнес пострадавшую в гримерку. Позже оказалось, что таки не сломала, а подвернула.


Гримуборные были поделены больше по половому признаку. С одного крыла обитала Кристина Орбакайте, соседствуя с гримеркой, отведенной для не существующей в программе вечера мамой. Оттого, что Примадонну не ждал никто, окромя Филиппа Киркорова, который ждет Пугачеву просто по жизни и лишь по нелепой случайности до сих пор не спел: “Ты жива еще, моя старушка?”, — ее пустая гримерка выглядела как лишний столовый прибор. Журналисты переместились на “мужскую” половину, оставив без внимания Кристину с ее недавними переживаниями насчет сына, явно отразившимися на лице, и мужем Михаилом Земцовым.


На “мужской” половине зажигали Басков в белом, Киркоров в черном, Леонтьев то в красном, то в черном и Моисеев в высокой шляпе. На уста Баскова, выряженного в костюм под Деда Мороза с огромной бабочкой, так и просилась песенка герцога из “Риголетто”. Но Коля признавался журналистам, что для счастья ему больше всего не хватает квартиры. Тем самым напомнив анекдот о том, что 25% мужчин, уходя из квартиры, говорят “до свидания” жене, но 90% мужчин, уходя от жены, говорят “до свидания” квартире.


Киркоров, облачив низ своих двух метров красоты в узкие блестящие брюки, а верх в полувоенный френч и не убрав поутру с лица легкую небритость, больше всего ассоциировался с песней “Гоп-стоп!”. А несъемная шапочка на голове напоминала анекдот про мужчину, который, увидев лысую девочку с бантиком на голове, поинтересовался: “Ой, а как у тебя бантик держится?” — и получил ответ: “А вот так — прибили!”. Впрочем, для “своих” Филя шапочку таки снял и показал отрощенный ежик.
Отработав, поп-король гулял по проходам. А дойдя до своей гримерки, которую он делил с Валерием Леонтьевым, продемонстрировал блестящее знание сплетен про любимого друга и поломал голову над вопросом: кто же, собственно, мать ребенка Вечного Казановы?


Сам Леонтьев в костюме цвета сексуальной активности от души веселился, смущая дам. В общем, выглядел как молодой отец, который на вопрос “Любите ли вы детей?” неизменно отвечает: “Детей не очень, но сам процесс...”. От Валеры так и хотелось услышать Вертинского “Мадам, уже падают листья”. На его загорелую грудь припала Лолита, женщина нрава простого и бесхитростного, как героиня анекдота про девушку из высшего общества, явившуюся поутру домой, и на строгий вопрос родителей: “Как это называется?” — ответила: “Я не знаю, но теперь это будет моим хобби!”. Лола отставила некого молодого человека, исполняющего обязанности ее новоиспеченного бойфренда, и, загнав Леонтьева в темный угол, закинула на него ногу, шепча: “Валера, возьми меня...”. На лице Леонтьева уж было отразилось: “Но я не еду на гастроли в Ухту!” — как девушка продолжила мысль: “за ногу!”.


Пришлось взять. И дело даже дошло до вполне откровенных поцелуев, как в тот самый момент, когда Лолита уже совсем ассоциировалась с песней “Я черная моль, я летучая мышь”, прибежали папарацци.


Но у Лолиты нарисовались конкуренты по имиджу. Глядя на Фриске в тельняшечке, из которой вываливалась грудь, трудно было выкинуть из головы анекдот: “Люблю, когда женщина знает себе цену! Сказала — сто долларов! Значит, сто долларов!”


Более звездные женщины были неизменны, как семь нот гаммы. Вайкуле мягкой, кошачьей походкой шествовала по коридору, оставляя шлейф дорогого парфюма и иллюстрируя собой анекдот: “А в шоу-бизнесе непродажные женщины есть? Есть, но они очень дорого стоят”.


Императрица-Аллегрова, как обычно, в белом парике и нецарских очках, ассоциировалась с другой хохмой: “— Вы утверждаете, что все женщины продажные? — Да, ваше величество, вот за вас я бы дал 5000 франков. — Так мало? — Вот видите, вы уже торгуетесь!”


К гранд-дамам лез ласкаться лапочка Моисеев. Он шествовал в высоченной шляпе вдоль гримерок и по очереди вламывался то к Ротару, то к Вайкуле. А они его по очереди выгоняли. Больше всего от Бори в этот момент хотелось услышать “Постой, паровоз!”.


Что до Игоря Крутого, то он нарядился в Деда Мороза, натянув синий костюм. Рядом с ним вздыхал Лев Лещенко в алом (“Раньше, помню, какие девчонки были! Да, годы уже не те!”). А вот Иосиф Кобзон, напротив, показал, что есть еще порох в пороховницах, и сменил строгий парадный костюм на спортивный плюшевый. В их исполнении так и хотелось услышать “Белой акации гроздья душистые”.


Но, увы, никакие из ассоциирующихся с нашими звездами песен не прозвучали. И даже близкого к ним уровня песен не было. А были современные, из тех, которые превращают концерт в шоу, чтобы люди не очень запомнили, кто и что пел.