- Вероятность того, что ты сумеешь пойти, даже с костылями, - не более сорока процентов. Того, что восстановишься полностью, - не более двадцати…
- Спасибо, по крайней мере, - это честно. Там «моя» в приемном покое сидит – ждет, - я хотел тебя попросить с ней поговорить, сам не могу просто. Ты бы объяснил ей, что не нужно сюда ходить. Ты же ее видел, да? Ну и где сейчас она и где я? Я еще неизвестно, смогу ли хотя бы даже на костылях передвигаться…
- Ты - трус и дешевка. Потому что нет в мире большей подлости, чем не попытаться сделать счастливой любимую женщину.
- А тебе не приходило в голову, что я как раз и хочу сделать так, чтобы она была счастлива?
- Ты не ее пытаешься счастливой сделать, а себя несчастненького жалеешь! Это ведь легче всего: в благородную позу встать и - жалеть себя, бедного, до изнеможения. Тебя девка любит? Сам знаешь - любит! И ты ее любишь, сам знаешь! И все, что сейчас от тебя, дурака, требуется, это придумать, как сделать так, чтобы ей было с тобой хорошо, даже если у тебя ноги не пойдут… Дело в тебе. Потому как тебе не за нее, а за себя, сопляк, страшно. Потому что сильным, здоровым, любимым быть – легко. Вот только твоей жизненной задачи, в том числе и с этой девушкой, твоя болезнь вообще-то, извини, - не отменяет. Осложняет – да, кто б спорил. Но – не отменяет, ни в коем случае. Ее отменить можешь только ты сам, и это, брат, - будет уже не жизненными обстоятельствами, а твоим личным решением, твоим личным поражением и твоей личной трусостью…