В тишине каждый звук казался громче, больно резал по ушам. Серые клубы дума, сочившегося сквозь дыры в деревянной двери, с тихим шорохом крались по застывшему воздуху, цепляясь за поверхность. Словно сытый питон, дым поднимался от грязного бетонного пола, забивая собою замочную скважину, вверх по дереву, которое некогда было покрыто лаком, а теперь посерело, стало тусклым и мертвым, утратило цвет жизни. Линия вверх до сломанной доски, которая, будто пытаясь защититься, создала колючую рамку вокруг своей раны, и ленивый спуск, уже теперь в комнату. Медленно растворился, исчез.
Журнальный столик, который приютил на себе осколки стекла, пыль, горелые кусочки бумаги, оборванный крохотный кусочек настенных обоев, перочинный ножик. В тонком слое пыли вырисовывались буквы, которые уже не образовывали слова, а каждая из них жила своей жизнью, которая вот-вот должна была оборваться.
Стены, равно как и пол, теперь были как на начальной стадии ремонта. Кое-где видна штукатурка. Кругом отчужденная серость бетона; на полу, не имеющем представления о паркете или линолеуме, замерли окурки, и целые сигареты, некоторые из которых промокли в луже. Вместо одной стены, где находилось, видимо, окно, одиноко стоял толстый железный штырь, который заметно покосился, утратив свою прямоту. Пол в этом месте тоже был разрушен. А крыша – вовсе отсутствовала.
Дом, частью которого была эта разбитая комната, высотой в четыре этажа и был любовно окрашен в мягкий и теплый оранжевый. Теперь, пребывая уже чуть ли не на смертном одре, это здание впитывало в себя поднявшуюся пыль с земли, тускнея, как и все вокруг, и освещаясь лишь ярким пламенем… Еще при жизни, вернее, когда кипела жизнь, этот дом был почти пустой – почти все жильцы съехали, а дом готовили под снос – и единственным человеком, который провел там долгие минуты, почти не покидая этих стен, была молодая женщина. Пожалуй, сейчас было бы слишком неуместным называть ее имя – теперь все было лишено смысла, ибо все уже обручилось со смертью, и вот-вот должна была состояться эта великая свадьба, которую никто не ждал, которой боялись, и пытались предсказать ее дату.
Наступал конец. Мир теперь умирал. Техника оказалась почти позабыта, люди вернулись к началу…В конце всегда вспоминаешь о начале, как бы странно это ни было. Машины навеки заглохли, телевизоры бестолково гудели, еще были выпуски новостей, которые служили лишь фоном для уныния и хаоса, разрухи, которые царили повсюду. Крутили музыкальные клипы… Такая вещь, как деньги – теперь исчезла из лексикона. От смерти нельзя откупиться, это поняли все, и, как ни странно, приняли.
Безразличие переплеталось со страхом, шок, словно узор в калейдоскопе, менялся на истерический хохот. Люди сходили с ума, а для нее осталась лишь музыка.
Рука медленно потянулась к столу, положила мобильный кнопками вниз, а музыка уже заиграла. Тихие, спокойные переливания звуков клавиш рояля. Трэк тот она знала наизусть, пальцы руки, покоящейся на поверхности грязного столика, играли вместе в мелодией, что с хрипом раздавалась с телефона. На пару мгновений очередной взрыв осветил комнату. Тень от руки, что покоилась на столе, оживленно задвигалась, предательски выдавая волнение, трепет и страх.
Другой рукой женщина обняла колени, на которых покоилась голова. Усталое выражение лица темным занавесом прикрывали каштановые волосы. Вдыхала тяжелый воздух, которого становилось все меньше. Считала минуты, секунды и часы. Вспоминала дни, месяцы и годы. Не верилось, что все закончилось вот так, что все вообще закончилось.
Она приподняла голову, в глазах появилось запоздалое любопытство, в ответ на неожиданное шарканье ног за стеной.
- Привет – низкий бархатный голос, чуть сиплый. Но такой родной, любимый ее голос. Широкой улыбкой она дала понять, что рада видеть мужчину. Странно, но улыбаться было больно…Она так давно этого не делала, что теперь щеки немного ныли.
Взглядом она цепляла каждое действие незванного, но всегда желанного гостя в разрушенной квартирке. Медленно ступал по пыльному бетонному полу, оставляя следы, которые сразу же затапливала легкая тень. Тихий шорох от соприкосновения пыли с подошвой его ботинок казался странно громким в эту минутную паузу, в которой владыкой была только тихая-тихая музыка. Женщина снова улыбнулась. Он по-свойски сел в кресло, на подлокотнике которого красовалась очаровательная глубокая царапина, да и вообще казалось, что весь дом покрыт рваными ранами. Ковырнул чуть узловатым пальцем набивку, которая создавала мягкость в этом кресле, и теперь некрасиво вылезала из разодранной ткани.
Откинув с плеч темные волосы, женщина выпрямилась, изящным и неуловимым движением выключая музыку в телефоне, и по привычке кладя его в карман. Мужчина открыто любовался плавностью и женственностью ее движений рук, на губах у него играла мертвая ухмылка, после чего поставил на столик бутылку янтарно-золотистой жидкости.
- О, настоечка, перцовая! – слова вылетели как-то задорно, весело…Казалось, они на миг вдохнули в обстановку жизнь, но потом все сразу вернулось на свои места, пропуская все яркие цвета сквозь серость. – Не заметила...
Дама поднялась с дивана, передернув плечами, поправляя, таким образом, палантин, что был накинут на безразмерную футболку, и пошла в крохотную комнату, именуемую некогда кухней. Достала из ящика две дежурные рюмки, из толстого стекла, затем вернулась к своему посетителю.
Рюмки звякнули, столкнувшись друг с другом, когда она поставила их на стол, рядом с бутылкой.
Все так последовательно, поочередно… Она приняла его у себя в доме, он принес выпивку, она – рюмки, теперь он разливает настойку…
Охотно приняв протянутую рюмку, она поднесла ее к глазам, задумчиво всматриваясь в лицо мужчины сквозь медовую призму жидкости.
- Странно… Столько раз предсказывали этот день, и все равно не смогли предсказать.
- Не вижу ничего странного – пожав плечами, возразил гость, аккуратно вертя пальцами свой «кубок». – Люди всегда хотят увидеть будущее, стараются его предугадать, но ведь почти все в жизни происходит неожиданно и спонтанно… Даже план четких действий приходит спонтанно. Так есть ли что-то удивительное в неожиданности? – задумчиво произнес мужчина, на секунду подняв взгляд на свою собеседницу.
- Глубокомысленно – скептически прокомментировала она слова. И почувствовала к нему легкую неприязнь.
Невдалеке упал еще один огненный шар, земля содрогнулась, настойка выплеснулась из рюмки на половину. Дым поспешно окутал двух людей, которые терпеливо и молча ждали, когда завеса исчезнет. Дышать было трудно, в воздухе четко ощущались запахи серы, и было еще что-то такое тяжелое, что грузным осадком оставалось в легких после вдоха.
- Еще не много осталось, уже почти все – он будто и не слышал ее вовсе, а все также беседовал сам с собой.
- Тебе не страшно?
- Нет. – она хмыкнула, покачав головой
- Что смешного? – резкие нотки в голосе заставили женщину пожалеть о том, что он пришел сюда сейчас.
- Ничего. Странно как-то… А я вот боюсь. Не знаю, чего ожидать…И вообще, ожидание порождает страх. Скорей бы уже все…
Он снова ее будто бы не слушал, залпом выпил перцовую настойку, плеснул себе еще и опустошил рюмку повторно.
- А я тебя люблю – со смущенностью юной девочки призналась женщина, стараясь обратить его взгляд на себя. Даже сейчас в ее глазах горела надежда на ответные слова. Тогда было бы приятней и умирать…Было бы как-то завершено все. Она любит и любима, рядом с любимым человеком, в тихой обстановке душевного единения…Так оборвать свою жизнь – наверное, лучше, чем…
- А я тебя нет – третья порция была уничтожена, кровь прилила к щекам мужчины, который даже не думал повернуть голову к хозяйке дома. – И не любил. Просто с тобой я себя чувствую самим собой, и мне всегда легко и просто, будто я наедине лишь с собой, но в тоже время, кто-то есть…
- Ммм… - не хватило решимости выпить алкоголь сразу…Мелкими глотками, обжигающими горло, она допила настойку, и сжала рюмку в руке. Казалось, что ей на время выбили почву под ногами, но это ненадолго. Не хватало только еще чувствовать неуверенность в эти последние песчинки времени… - Чтож, немного больно, но зато я сказала то, о чем молчала бы долгое время, будь оно у меня – она вздохнула, плечи чуть приподнялись, и снова опустились, накинув сутулость вместе в шарфом.
- Просто я подумал… Сейчас нет смысла врать.
- Ты прав. Налей мне еще! – рюмка наполнилась снова, издав звук, похожий на журчание ручья весной. А ведь она больше никогда не увидит весну… Никогда не вдохнет запах талого снега и первой капели, неповторимый запах летних сумерек, не увидит летнюю звездную ночь, не услышит скрип сапог по первому снегу. Зимним солнечным днем больше никогда не будет так слепить глаза, до боли в висках. Навернулись слезы.
- За правду! – дрожащим голосом был произнесем последний тост, а на улице уже раздавались крики ужаса. Внутри все сжалось, алкоголь, который еще секунду будто тек по венам, растворился в испуге, панике… Она поднялась с дивана резким порывом, жадно глотнула воздуха, прижала руки в груди. Он же наоборот был спокоен, даже умиротворен. Наверное, его не посещали сейчас мысли о том, что он теряет жизнь ,и всю великую красоту природы ,все то, чему так радовалась душа. А она начинала собирать все это как на нитку. Поспешно, будто стараясь захватить с собой как можно больше, с небывалой жадностью, а между тем вдалеке уже был виден яркий свет, которые медленно надвигался на них.
- Господи! – отчаянно воскликнула она, а гость спокойно приблизился и привлек ее к себе, обнимая за плечи.
- Зачем? Просто смотри. Наблюдай… Забудь о своих чувствах, просто смотри. Такого больше не увидишь – чуть ли не с восхищением проговорил мужчина, всматриваясь в ослепляющий свет вдали. И рядом с ним, в его объятиях она почувствовала уверенность и безопасность, несмотря на то, смотрела смерти в лицо. Люди, полминуты назад бегавшие из стороны в сторону, не знающие, что делать, забывшиеся в панике, сейчас тоже замерли на месте. А зачем было сейчас что-то делать? Кто-то сидел на земле. Народ молился.
На улице повисла тишина, которую разорвал выстрел – кто-то не выдержал и покончил с собой. Сам. Лишь бы только самому завершить свою жизнь, и не дать власть чему-то извне решить все за себя.
Она уже ничего не видела, кроме этого света. Предсмертные крики раздавались очень близко, и она теперь ощущала невыносимый жар, который исходил от этого сияния. А потом… Как будто кто-то выключил звук... Все выключил… Зрение, осязание; она не чувствовала рядом тепла любимого. Попробовала вдохнуть, и закричала…голос сорвался – она глотнула весь жар, все пламя, что скрывалось в белом свете. Сожгла легкие, изо рта вытекла струйка крови, которая тут же запеклась. И была только боль. Страшная, мучительная и жгучая боль… Но так коротко.
А потом…Потом не было уже ничего.
