...Я впервые прикоснулась к сокровенному: покровительству цветов – человеку.

Зачем-то сажаем мы на могилах усопших маргаритки, розы, незабудки; ирисы и сами там вырастают, словно их выкликнули подспудным зовом. Цветы – посредники между живыми и мёртвыми. Для них нет "ни иудея, ни эллина", живой саван укрывает равно всех: и злодеев, и мучеников. На могиле словно прорастает, поднимается со дна её портрет души умершего во всей красоте и незамутнённости, какой она была замыслена Творцом. Цветы, наверное, наши заступники и ходатаи перед Богом о милосердии. Мы не думаем об этом, сажая цветы на кладбище: привычка, обычай, "так принято". Бельгийский писатель Морис Метерлинк думал и догадывался о тайне.

Мальчик и девочка – Тильтиль и Митиль в поисках Синей Птицы счастья для больной внучки феи идут на кладбище. Душа Света – добрый гид детей и животных, одушевлённых стихий, деревьев, хлеба – привела их сюда, в юдоль полунощного страха. Дети с ужасом ждут, что будет, когда церковные часы пробьют роковое время. И действительно: "зашатались кресты, потом разверзаются холмы, подымаются плиты..." "Выходят!.. Вот они!.." – лепечет Митиль, прижимаясь к брату. Воображение уже рисует нам гоголевскую картину синюшных красавиц с закрытыми очами, зловещий перестук сухих костей, скальпированную фигуру смерти, блеск лезвия отточенной косы на её плече...

"И тут из всех разверстых могил медленно поднимаются целые снопы цветов; сначала смутные, неуловимые... постепенно наливаются девственной белизной, растут, пленяют взор своей пышностью... и, заполонив в конце концов всё кладбище, превращают его в некий волшебный, чистый, как брачные одежды, сад, а в это время над садом встаёт заря".

"Привыкнем к мысли рассматривать смерть как форму жизни, которой мы ещё не понимаем", как "волшебный исход", "несравненную тайну, где скорбь и страдания станут невозможными", писал Метерлинк в своих эссе "Бессмертие" и "Смерть". Смущающее нас разложение плоти Метерлинк рассматривает как очищение огнём. "Прекрасная идея" освобождается из плена плоти, "и тогда смерть становится бессмертным рождением в огненной колыбели". "Прекрасная идея" вместо картины тления предстала глазам детей в "брачных одеждах" цветов.

"Цветы, по-видимому, могут нечто сообщить нам". Это нечто – "слабый луч нового сознания по ту сторону земной жизни... ибо все истины лежат по ту сторону её", в "этом кругу нельзя надеяться отыскать окончательную истину". Синюю Птицу поймать невозможно.

В пьесе Метерлинка чистому зрению детей приоткрывается завеса, за которой процветает "прекрасная идея". "Будьте как дети, и увидите Царствие Божие". И – видят: "Блестит роса, распускаются цветы, в ветвях шелестит ветер, жужжат пчёлы, просыпаются птицы и наполняют пространство первыми восторженными гимнами Солнцу и Жизни". Дети, "держась за руки, ходят среди цветов и не могут найти могил". "Где же мёртвые?" – спрашивает девочка. "Мёртвых нет", – отвечает мальчик.

Для Бога нет мёртвых, все – живые. Метерлинк подтверждает эту евангельскую истину откровением от цветов.