Глава вторая
Запретная любовь
Мы не просто влюбляемся,
мы падаем в любовь.
Безрассудно и с ясной головой.
Мы падаем в любовь сразу и без остатка.
Мы влюбляемся в других,
как будто увидев свое отражение.
Ягун сидел на моей кровати, нахально гадая на розах Пуппера. Всё покрывало моей кровати было засыпано алыми лепестками, а в корзинке торчали только голые стебли.
- Любит, не любит, - считал внук Ягге. – А, Танька, привет! Любит, не любит… Танька! Ты, это, извини, - начал оправдываться он, заметив, что я удивлённо наблюдаю за розовыми лепестками на покрывале. – Я это, долго ждал, делать было не чего, вот и решил погадать…
- На розах? – возмутилась я.
- А тут других цветов не было!
- Ладно, но перед тем, как отсюда уйти – всё уберёшь! – вздохнула я. Было жалко не столько подарок Пуппера, сколько сами розы. И себя. Ягун, как всегда успеет исчезнуть, а вся уборка опять достанется мне. Тоже как всегда. – Слушаю.
- Чего? – удивился внук Ягге.
- Тебя, - недовольно уточнила я, смахивая с лепестки, чтобы сесть. – Чего хотел?
- Ничего! – нахмурился Ягун. – Ты чего такая нервная?
- Будешь с вами спокойной. Ты зачем растрепал всему Тибидохсу, что я тут чуть ли не умираю? Меня сегодня весь день все только и спрашивают, как я себя чувствую.
- Ну, ты нас вчера напугала…
- Это я уже слышала.
- А что сразу я! – замахал руками Ягун, он уже был не совсем уверен, что я шучу. Впрочем, я и не шутила. – Ты вчера встала, ничего никому не сказала, а потом раз – и падать начала. Если бы не Ловиптичкин, то точно бы упала.
- Бейбарсов, - машинально поправила я и тут же прикусила язык.
- С каких это пор, ты его фамилию поправляешь? – удивился внук Ягге.
- Да так, машинально вырвалось, - попыталась выкрутиться я. Ягун мне, конечно, не поверил, хотя и сделал вид. – А что там с аспирантурой?
- Ну, Шурасик, Свеколт, понятно, поступили вместе на потусторонние миры, Катя тоже, куда хотела, я вот к Поклепу…
- Берегись Ягун, Поклеп не просто так тебя принял, - заметила я.
- Да, знаю я, знаю, - отмахнулся тот. – Что вы мне все об этом говорите, я и так всё понимаю!
- Зачем же тогда поступал? – удивилась я.
- На то и расчет был, - ухмыльнулся Ягун. – Только у меня план есть. Не будет Поклеп ко мне придираться.
- А что за план?
- Пока не скажу, не обижайся, потом, когда получится! – Ягун меня последнее время удивлял. Когда такое было, чтобы он не похвалился гениальной идеей, как провести Поклепа? Может, взрослеет? Хотя сомнительно, такие как он навсегда остаются мальчишками.
- А остальные?
- Шито-Крыто у Зуби теперь, ну, про себя ты знаешь, а Зализина и Тузиков провалились. Не сказать, чтобы меня это удивило.
- А Глеб?
- Уже Глеб? – усмехнулся Ягун, а я опять мысленно чертыхнулась. Похоже, что он на меня за что-то обиделся. – Не переживай, с тобой твой ненаглядный Грызисухариков на теоретической магии.
- Он не мой, он свой собственный! – разозлилась я. – Ягун, чего ты вообще ко мне цепляешься?!
- А зачем ты сегодня Ваньку обидела? – Опять началось! – Опять этот некромаг подсуетился? Понравилось, как он тебя вчера на руках таскал? – с вызовом спросил внук Ягге.
- При чём тут он! – вздохнула я, пытаясь унять раздражение, накопившееся внутри за последние дни. – Я просто немного устала. А вам ещё не надоело раздувать из мухи слона? Я что, по-твоему, специально к нему упала?!
- Кстати, очень похоже!
- Что за бред! – закричала я, уже не сдерживаясь.
- Бред? Тогда не зачем всё время с ним переглядываться! – вспыхнул Ягун и вылетел из комнаты, чуть не сбив по дороге Пипу.
- Что за шум, а драки нету? – хмыкнула она, вкатываясь в комнату. – Чего, сиротка, последнего друга достала своей физией?
- Уж кто бы говорил! – вспылила я. Достали! – Не тебе мне замечания делать с твоей глобальной ущербностью на всю голову!
- Чего?! – взревела Пипа.
Мебель в комнате мелко задрожала, а тёмные, стоящие за её спиной предусмотрительно пригнули головы. Я не сомневалась, что конец нашего разговора с Ягуном она слышала, а значит, уже к ужину вся школа будет утверждать, что я влюблена в Бейбарсова. Но мне было уже наплевать. Я схватила шариковую ручку, листок бумаги и (сама не понимаю зачем) рисунок, и вылетела из комнаты.
Почему они всегда говорят со мной так, словно я Родину предала?! Разве не понимают, что я обычный человек! Не грозная русская Гротти, победительница Чумы, а простой человек! Почему все считают, что я сильная, я всё смогу, но никогда не должна ошибаться? Ладно, моя «дорогая сестричка», но Ягун, Ванька? Они же мои друзья… Тогда почему не понимают?
Я всего лишь человек.
Такой же как все. Это только в книгах и фильмах герои железобетонные, а я не они. Я просто девушка. У меня свои слабости, я не могу всегда поступать правильно, ну или так, как от меня ожидают. Я даже сама не знаю, что правильно, а что - нет.
Из глаз текли злые слёзы. Я неслась по коридорам Тибидохса, не разбирая дороги, как вдруг врезалась в кого-то. Я подняла голову. Глеб. Сначала мне хотелось сказать ему что-то резкое, как бывало всегда в последнее время, но, увидев его растерянное и обеспокоенное лицо, я странно всхлипнула и уткнулась ему в грудь. Совершенно неожиданно даже для самой себя.
Но уже через пару секунд Глеб бережно обнимал меня и что-то говорил. Слов я почти не запомнила, только интонации – теплые, успокаивающие. Он говорил те слова, которые знает всякий мужчина, которому хоть раз приходилось успокаивать женщину. Хочется добавить: любимую женщину, но я совсем не уверена, что всё именно так. Такие простые, незаметные слова, но такие важные…
Никогда бы не ожидала услышать их от некромага. И уж тем более не ожидала, что они будут действовать.
Я постепенно успокаивалась, но всё ещё стояла, прижимаясь к Глебу и сжимая в руке бумагу, ручку и его рисунок. Мне было надёжно и спокойно. Я знала, что он понимает, поэтому не задаёт вопросов, не пытается что-то доказать. И уже ничего не говорит.
Неожиданно Глеб отстранил меня. Я подняла голову, вглядываясь в его лицо. Оно и правда другое. Раньше Бейбарсов никогда не был растерянным, да и просто человеком, как сейчас. Уверенной ладонью он вытер мои слёзы и ласково провел по щеке. Потом улыбнулся, у него была очень мягкая, тёплая улыбка.
Я до этого никогда не видела его настоящей улыбки, только усмешку. Разве что тогда, когда они прилетели в Тибидохс впервые. У него хорошая улыбка, тёплая, уверенная, открытая… Я снова не сдержалась и улыбнулась ему в ответ.
- И после этого ты будешь мне говорить, что тебе плевать на Боксируймышкина! – раздался у меня за спиной злой голос Ягуна. Я даже не стала поворачиваться, только опустила голову, Глеб всё также продолжал придерживать меня за плечи. – Утром обидела Ваньку, а сейчас уже в объятьях некромага! Ты – просто лживая дрянь!
Я не выдержала, вырвалась из рук Бейбарсова, и, не оглядываясь, побежала прочь. Второй раз за день. Школа сегодня же всё узнает, это точно, а завтра Пипа и другие тёмные будут издеваться во всю. А уж Зализиной на глаза и вообще лучше не попадаться, она такую истерику закатит! Если не проклянёт опять. А что? За милую душу!
Единственный же человек, который мне поверит, всё равно ничего не сможет доказать, ему самому придётся нелегко.
И всё же, как Ягун мог такое сказать! Он же ничего не знает…
Когда я, наконец, остановилась, то обнаружила, что вышла из Тибидохса. Возвращаться совершенно не хотелось, там ничего хорошего меня сегодня не ждало. На выбор у меня было два места – залив на берегу и ангар Гоярына. Я выбрала ангар – старый дракон последнее время не пускал к себе даже Ваньку, только Тарараха и меня. Чем не импровизированное укрытие?
Но мне не суждено было туда попасть – возле ангаров суетились джины, и я отправилась к морю.
Догорающий закат оставлял на воде красноватые блики, а небо на горизонте было уже совсем чёрным. Там уже загорались первые звёзды. Спустившись по нагретым за день камням, я проскользнула в щель и оказалась на крошечном песчаном участке под сенью нависших скал. Большим плюсом этого места было то, что во время приливов вода не закрывала собой весь пляж.
Непостижимым образом солнце проника
_________________
Quisenonnego
Добавлено: Вс 03 Июн, 2007 01:22 Заголовок сообщения:
________________________________________
Догорающий закат оставлял на воде красноватые блики, а небо на горизонте было уже совсем чёрным. Там уже загорались первые звёзды. Спустившись по нагретым за день камням, я проскользнула в щель и оказалась на крошечном песчаном участке под сенью нависших скал. Большим плюсом этого места было то, что во время приливов вода не закрывала собой весь пляж.
Непостижимым образом солнце проникало сюда, согревая песок и камни. Тихо шумели волны, а на меня снизошло странное безразличие.
Внезапно я вспомнила, что хотела написать Гробыне.
«Привет, Склеп! Как там твои знаменитые покойники? – писала я. – Вий ходит по струнке или уже ползает? Ягун, ты не поверишь, подался на защиту от духов к Поклепу, а Зализина с Тузиковым провалились. Я вот тоже поступила, но к Сарданапалу на теоретическую магию. Шурасик и Свеколт неожиданно решили учиться в двух школах одновременно и пошли на потусторонние миры. Тибидохс сильно изменился, после того как выпустили нас. Тебя тут не хватает – как-то тихо стало, Пипа по уровню не дотягивает, а больше и считать некого. – Со вступлением было покончено, теперь можно было описать суть. Я коротко написала Гробыне о Глебе, Ягуне и остальном, не умолчав даже то, что разрыдалась на плече у Бейбарсова. - Ну, всё, а то уже ничего не вижу. Пока. Таня».
И, правда, стемнело. Я даже практически не разглядела сову, которой вручила письмо. Мне всегда было интересно, с помощью какой магии наши птицы всегда находят адресата, где бы он ни был. Тарарах пытался объяснить, но то ли он сам плохо понимает систему, то ли я не особо слушала его. Я так в это и не разобралась.
Я ещё долго сидела на остывающем песке, вслушиваясь в плеск волн, уже успела появиться лунная дорожка, а мысли всё не приходили. Было как-то пусто внутри. Тогда я свернулась в клубочек (ночи всё же холодные), прижав к себе рисунок, и легла. И ещё долго всматривалась в набегающие волны.
Я не заметила, когда уснула.
Он стоял на крошечном пляже, скрытом от чужих глаз скалами и морем.
Море тихо шумело, переливаясь в серебристых лучах необычайно яркой луны, отражая звёзды и глубину бездонного неба. Он никогда не мог поверить, что небосвод – только иллюзия, а за этой мнимой границей скрывается только холодная, безжизненная тьма и пустота. Тьма, в которой нет ни жизни, ни веры, только вечный чёрный холод на миллиарды световых лет вокруг…
Днём это был недосягаемый и сказочно-прекрасный потолок, словно диковинная корона, венчающий удивительно-прекрасный и волшебный мир. А ночью… ночью ему казалось, что там, куда никогда не попасть, не подняться, царит волшебный мир, по-настоящему волшебный. Именно там живут ангелы, демоны, единороги и прочие волшебные существа, именно оттуда родом драконы и некоторые люди.
Такие как она, спящая сейчас у его ног в этом богом забытом месте. Хотя, нет, сейчас скорее – в богом укрытом месте.
Её лицо было спокойно, а по губам скользила так любимая им мягкая, немного застенчивая улыбка, дарящая жизнь и свет. Когда-то давно он полюбил её, как ему тогда казалось, за то, что она принесла в его жизнь цвета. За то, что она вырвала его из тьмы и вечного отчаянья сырой землянки, полной костей и прочей мерзости. Он знал, что не смог бы выжить там, если бы не «встретил» её.
Она словно освободила его от тугого обруча, сдавившего сердце, сама не догадываясь об этом. Она одним своим существованием дарила ему надежду, что всё может быть по-другому, и что у него хватит сил дождаться перемен…
Но тьма к тому времени так прочно вошла в его существо, что он не осознавал, что навсегда стал её рабом, что уже не способен по-настоящему любить.
Он постепенно переставал быть таким, каким был на самом деле, превращаясь в кого-то, кто ему самому внушал отвращение и страх. Так часто бывает – мы брезгуем тем, чего боимся, надеясь, что так можно победить страх. Вот только короткий путь, не значит верный.
Только по ночам, когда спал, он вновь становился собой, тогда он мог любить её.
Потом он, наконец, нашёл её. Но тьма сделала его настоящим монстром, которого она боялась.
Когда ведьма учила их своему страшному искусству, он понял между строк, что первый некромант был совсем не такой как они. У него, как и у других Неприкаянных, были свои понятия о магии, о Свете и о Тьме. Лишь только настоящей души у него не было, как и у них.
Это ученики некроманта когда-то перевернули и извратили его учение, которого теперь избегают и светлые, и тёмные. Жаль только, он не мог узнать, а что же было в начале…
Он понимал, что нельзя любить того, кого боишься, но ничего не мог с собой поделать. Когда он просыпался, то снова становился Некромагом. И она наложила на него магию Афродиты, чтобы он полюбил другую.
Удивительно, невероятно, смешно и глупо, но именно эта магия его спасла. Он не любил ту, которую навязывал ему локон, хотя и испытывал к ней определённую нежность. Он всё ещё любил её, прекрасную, нежную, беззащитную.
Локон вдруг открыл ему путь спасения – он смог становиться Собой. Он смог по-настоящему любить. Он понял это, проснувшись однажды. Самое большое счастье для Неприкаянных и некромагов – обрести хотя бы часть себя. И стал вновь рисовать её портрет. Впервые ему удалось передать не только внешнее сходство, но и суть – её лучистые, добрые глаза, мягкую, немного застенчивую улыбку, весь свет её нежного лица.
В тот день он сжёг старые безжизненные рисунки.
В тот день он нашёл это место.
В тот день он научился по-настоящему рисовать, передавая чувства, характеры, грани.
Он, как и всякий художник, был чувствителен к красоте. Он вдруг ощутил красоту и совершенство мира, он другими глазами увидел её. Как она прекрасна!
Он тайно наблюдал за её полётами, понимая, что она – одна из немногих, кого влечёт небо. Она, как и он, слышит тихий зов неба, преисполняется свободой, вычерчивая в поднебесье, нет, не фигуры высшего пилотажа – великую музыку жизни. Не за это ли полюбил её Пуппер, почувствовавший в ней родную душу? И он услышал эту музыку. Музыку, которая стирает границы между возможным и невозможным.
Но этого не объяснить. Это нужно видеть, слышать, чувствовать. Для этого нужно самому стремиться в небо.
Она дарит жизнь. Каждым взглядом, улыбкой, жестом. Просто так, сама до конца этого не понимая. Она дарит свет и надежду. И считает себя нелепой. Она помогает быть лучше, спасает, учит верить, любить, радоваться каждой секунде, мгновению жизни.
Многие считают её некрасивой. А ему смешно. Потому что они – глупцы. Её красота не в кукольной правильности лица или наигранном шарме. Её красота – в сияющих глазах, восхищённо открытых миру, лёгкой улыбке, более яркой, чем смех других, мягких немного детских чертах лица, её словах, жестах, в её душе. Она как та звезда, которую он назвал её именем, так редко видна, потому что более броские и громкие затмевают её. Но лишь потому, что находятся ближе к тому, кто смотрит.
Как многое теряет мир, где вместо её волшебного и прекрасного света ценят глупую смазливость!
Пускай они говорят, что она не красива – для него она всегда будет совершенством.
Она была для него волшебным существом со звёзд.
Древняя магия локона не смогла сделать ничего – он всё ещё любил её. Потому что даже самая сильная и великая магия не способна противостоять настоящей любви.
А сегодня, когда она плакала, прижимаясь к нему, когда улыбалась ему, он понял, что нужен ей. Ему стало всё равно, что и кто подумает, и хотелось никогда не отпускать её, защищать и оберегать, смотреть в эти лучистые глаза…
Но он не мог допустить, чтобы ей делали больно.
Поэтому он перенёс её дальше, чтобы прибой не разбудил её, накрыл своим плащом, чтобы она не замёрзла, коснулся её волос, поцеловал в щёку. Его тут же пронзила боль, которая возникала каждый раз с тех пор, когда она улыбнулась ему за завтраком, едва ему стоило прикоснуться к ней, улыбнуться ей.
Но ему было всё равно.
Полюбивший некромаг умрёт.
Он знал это, но ему было всё равно.
Потому что одна её улыбка была дороже всей его жизни. Теперь это было правдой.
Тот, кто спал на песке, знает, как это неудобно. Тот, кто не спал – попробуйте, объяснить словами это почти невозможно. И всё же я почувствовала, что выспалась. Море слегка золотилось от первых лучей просыпающегося солнца, вспыхивая бликами, похожее на живую невероятную драгоценность.
Вдруг я удивлённо села. Меня кто-то укрыл плащом. Я огляделась, никого не увидела, но только один человек знал об этом месте кроме меня, я тут же преисполнилась к нему благодарности. К тому же меня перенесли подальше от моря (на рассвете был прилив).
Что ж, если я проснулась, то надо идти назад, а то скоро к Сарданапалу, а у меня песок в волосах. Завернувшись в плащ, я вышла из своего укрытия.
Тибидохс ещё спал.
Это было то редкое время, когда можно было спокойно бродить по коридорам, не опасаясь наткнуться на Поклепа или кого-нибудь из студентов. Поклеп, наобщавшийся за ночь со своей русалкой, уходил в комнату, младшие студенты ещё спали, а старшие – уже. Обычно после беготни по свиданиям они ложились только под утро. И я тоже. Иногда.
Я оставила плащ и рисунок в комнате (убрала их в тумбочку – уже не тумбочка у меня, а музей одного человека!), захватила чистую одежду и направилась в душ. Горячая вода вселила бодрость, а отсутствие песка везде, где только можно, - радость.
Сегодня было воскресение. Скатерти должны были уже расстелить, я хотела было поспешить в зал Двух Стихий, когда окно открылось и в комнату влетели три разномастных птицы (что ж, всё больше и больше, а что будет завтра?).
Две несли большую коробку, одна – письмо.
Я расплатилась и открыла письмо от Гробыни. Она была на удивление краткой:
«Да, подруга, у вас всё веселее, а говорят, что это на Лысой горе одни психи. Ан нет, тот лопухоид, который переделал Тибидохс в школу трудновоспитуемых прав был, надо будет потом выразит ему моё искреннее сенкь-ю. В общем, долго разводить разговоры у меня времени нет, скоро запись, так что суть: забей на этих даунов и прилетай ко мне. Думаю, Сарданапал тебя отпустит, ты только попроси. Твоя Гробулька. P.S.: Ищи меня на Нововедьмовской-7».
Дожили. Гробыня не читает нотации, не ехидствует, а приглашает в гости! Хотя там-то она точно оторвётся. А, впрочем, почему бы и нет? Не желаю сегодня видеть никого, особенно Ягуна или Ваньку. С темными-то всё понятно – они на то и тёмные, а…
Да, ладно! Проехали. Как вы к нам, так и мы к вам. Сегодня у Сарданапала отпрошусь и – к Склеповой.
Только сначала нужно будет Глебу вернуть плащ.
Решив так, я быстро вышла из комнаты, прихватив плащ, но не успела дойти до комнаты некромага, как услышала голоса.
- И что ты мне хочешь сказать? – злой голос. Ягун.
- Ничего особенного. – Холодный. Глеб. – Просто я жду тебя сегодня днём возле сторожки Древенира.
- Предлагаешь дуэль? – усмехнулся Ягун. Я похолодела, не в силах двинуться с места. – Это тебе не сложно с твоими-то некроштучками. Но я всё равно не откажусь.
- Я обойдусь без магии, - заявил неожиданно Глеб, на некоторое время Ягун даже забыл, что хотел сказать. Я, впрочем, тоже, хотя до этого хотела вмешаться. – Можем устроить человеческую дуэль. Оружие выбирай сам.
- С чего это ты такой добрый? – поинтересовался неугомонный внук. – Даже без магии согласен?
Я тоже удивлялась Глебу. Днём ему было бы труднее использовать магию, хотя этого всё равно бы хватило и на двух-трёх Ягунов, если не больше, но он вообще от магии отказывается! Я никогда не слышала, чтобы маги сражались на человеческих дуэлях. Я, конечно, злилась на Ягуна, но хорошо помнила, чем чуть не закончилась прошлая дуэль Бейбарсова.
- Я не добрый, - ответил некромаг. – Просто, не хочу, чтобы потом говорили, что у меня была фора.
- А причину я узнать могу? – спросил Ягун, уже даже с некоторым уважением.
- А ты не догадываешься? – усмехнулся Глеб.
- Догадываюсь, но лучше один раз услышать, чем десять предположить.
- Ты оскорбил Таню, - холодно заметил Бейбарсов.
- А нашу Танечку, - насмешливо бросил Ягун. – Это типа я был не прав, когда заметил, что она за спиной своего парня она водит шашни со всякими некрофилами.
- Ничего не знаешь, а обвинить готов любого, - Как он спустил Ягуну оскорбление? – Все вы, светлые, когда хорошо, - милые и пушистые, а как что не понимаете, готовы оскорбить и унизить. Трепло.
Больше из разговора я ничего не услышала. Вместо перепалки из-за угла послышался шум молчаливой драки. Я бросилась туда.
Глеб и Ягун катались по полу. Нос Ягуна стал ещё более красным, под глазом наметился синяк, а губы Глеба были разбиты в кровь. Несколько секунд я провела в замешательстве, а потом наудачу шепнула заклинание. Дерущихся окатило ледяной водой, и они заметили, что уже не одни. Этого времени мне вполне хватило, чтобы вклиниться между поднявшими парнями.
- Вы что совсем спятили?! – яростно зашипела я. – Хватит! Сейчас сюда Поклеп прибежит, тогда и устроит вам зомбирование! Он уже и так который день не в духе ходит!
- Что, нашлась защитница? – презрительно бросил Ягун Бейбарсову, намеренно игнорируя меня.
- Таня, отойди, пожалуйста, - мягко попросил Глеб, опасно сузив глаза.
- Нет! Глеб! – закричала я. – Хватит! Ягун уходи! Тебя здесь никто не держит!
Внук Ягге сверкнул глазами и резко пошёл прочь, чтобы ударить Бейбарсова, ему нужно было сначала ударить меня, а этого он делать даже сейчас не стал. Я яростно развернулась к Глебу.
- Зачем надо было устраивать этот цирк! – возмутилась я. – Ты же взрослый человек!
Тот на мои слова никак не отреагировал, внимательно прислушиваясь к чему-то, затем он схватил меня за плечи и с силой втянул к себе в комнату.
- Ты что? – испуганно спросила я, чувствуя, как он прижимает меня к двери. От Глеба пахло чем-то свежим и приятным. Бейбарсов ничего не ответил, только кивнул на дверь.
Там раздавались чьи-то шаги и недовольное бормотание. Похоже, я была права, и Поклеп всё же пришёл. Я кивнула Глебу в знак того, что всё поняла, и он отпустил меня. Он сел на свою кровать, а я продолжила прислушиваться. Немного повозмущавшись и поугрожав, Поклеп всё же соизволил уйти.
- Зачем? – тихо спросила я, подходя к Глебу.
- Ты вчера не видела своего лица, - пожал плечами он и тут же перевёл тему. – Зачем ты пришла?
- Я просто хотела вернуть тебе твой плащ, - некстати смутилась я, что-то последнее время это стало входить у меня в привычку.
- А почему ты думаешь, что этот плащ мой? – усмехнулся некромаг.
- Ты прислал мне рисунок, - резонно заметила я. – А больше об этом месте никто не знал. Во всяком случае, мне так кажется.
- Ты догадалась? – спросил он.
Я понимаю, что он чувствовал. Когда делаешь кому-то тайный подарок, то делаешь так, чтобы никто ничего не понял, но в глубине души всё равно хочешь, чтобы тот, кто его получил, догадался обо всём. И хочется, и колется… Это немного раздражает. А иногда даже не немного.
- Сложно было не догадаться, - мягко улыбнулась я. И почему, когда я рядом с ним, мне всё время хочется улыбаться?! – Я не знаю, чтобы у нас в школе, кто-нибудь ещё так хорошо умел рисовать, к тому же, ты знаешь меня. Но ты будешь говорить, что это был другой человек?
- Нет, если ты и так всё поняла, отрицать будет просто глупо, - Глеб попытался улыбнуться, но тут же поморщился, а я вспомнила о последствиях короткой драки с Ягуном.
- Можно? - Я отложила плащ и аккуратно коснулась разбитых губ Бейбарсова, он вздрогнул и снова поморщился. – Потерпи немного, я заговорю, - предложила я.
В своё время, ещё когда Ванька с Ягуном постоянно дрались, я научилась неплохо заговаривать всякие там порезы, синяки, правда со следами заклинаний у меня практически ничего не получалось, но здесь этого и не требовалось.
- Можно мне тебя спросить?
- О чём?
- Вы счастливы с Лизой? – нерешительно задала вопрос я.
- По-моему, счастливы – не то слово: нам хорошо вместе, но это неправильно. Я уверен, она тоже это знает…
Когда я закончила, то увидела, что Бейбарсов очень странно смотрит на меня. Сердце как-то странно ёкнуло, когда я посмотрела в его лучащиеся светом глаза. Раньше они были не такими. Я снова смущённо улыбнулась и тут же разозлилась на себя. Как можно так глупо себя вести?! Скоро народ начнёт вставать, будет весьма не смешно, если кто-то увидит, что я выхожу из комнаты некромага.
- Я, пожалуй, пойду, - пробормотала я, вставая. – Пожалуйста, Глеб, не надо дуэлей, - попросила я, а Бейбарсов снова вздрогнул – я почти никогда раньше не называла его по имени.
- Таня! – окликнул он меня, уже у самых дверей.
- Что?
- Ничего… - сказал Глеб и как-то странно посмотрел на меня, мне захотелось никуда не уходить, а подойти к Бейбарсову и обнять его. Совсем уже разозлившись на себя за это глупое (глупое ли?) желание, я пулей вылетела из его комнаты.
По счастью все ещё спали, и меня никто не видел. На душе было как-то странно. Хотелось смеяться, плакать, кричать от непонятных эмоций, переполнявших меня, по лицу расплывалась глупая улыбка. А в мозгу билась только одна мысль. Дура! Какая же я дура! Я даже не понимала, к чему конкретно относится эта мысль, а от этого злость на себя расползалась внутри всё сильнее. Я даже без причины запустила заклинанием в Инвалидную коляску.
Я ворвалась в комнату.
Пипа ещё спала. Сейчас по ней было трудно сказать, насколько мерзко она может себя вести. Во сне всё люди и не только похожи на детей – беззащитных, ранимых, правда у каждого к этому примешивается что-то своё – как отпечаток характера. И всё же, в такие минуты меня посещает мысль, что на самом деле всё люди по природе своей чистые и светлые существа, а то, что они совершают столько ошибок, зависит от того, что против своей природы они живут по законам человеческого общества.
Человек – добр, а наше общество жестоко, от этого и столько несчастных людей, потерянных, озлобленных оттого, что они не могут до конца быть собой, даже если многие уже и не помнят, каковы они на самом деле.
Только во сне они вновь становятся собой. Только во сне. Когда отходят в небытие запреты и условности. Мне всегда казалось, чтобы понять человека нужно увидеть его спящим, а, возможно даже, заглянуть в его сны. Вот они - наши истинные лица.
Едва мне стоило об этом подумать, как гнев и злоба как-то незаметно улетучились.
Я вспомнила, как однажды дала обещание попробовать найти себя здесь. Я тогда в первый раз всёрьёз задумалась о снах. Правда оказалось, что всё не так просто, как хотелось бы, но сдаваться я не собиралась. Общество сразу возмущается против подобных попыток, а это бывает больно, но я не сдамся. Я буду жить так, как чувствую, пусть даже это означает не так, как надо.
Внезапно моё внимание привлекла коробка, всё ещё стоящая на моей кровати.
Развязав верёвки, я сняла крышку. В коробке спал крошечный, размером с белку, необычный зверёк. Рыжий, с кисточками на ушах, пушистым хвостом и синим камнем во лбу. Зверёк неожиданно открыл глаза, а камень на лбу сменил цвет на яично-жёлтый.
У него были огромные голубые глаза, чистые и очень умные. Я не сомневалась, что он поймёт всё, что я ему скажу. Зверёк забавно наклонил пушистую головку и мелодично пискнул. Он выпрыгнул из коробки и доверчиво потёрся об мои руки. Я машинально погладила его.
Тогда зверёк резво забрался мне на плечо и лёг там.
Я, ещё удивлённо поглядывая на него, внимательно осмотрела коробку.
«Белколис, - гласила наклейка сбоку. – Магический зверёк из серии магических помощников».
Магический помощник?
Зверёк утвердительно пискнул и спрыгнул с моего плеча, бросившись к двери. Я решила последовать за ним. Зверёк уверенно скользил по коридорам и переходам, без малейшего сомнения выбирая повороты, мне оставалось только удивляться, как он так ловко ориентируется здесь.
Наконец, он остановился возле… библиотеки.
Я пожала плечами и спокойно вошла. У меня была странная уверенность, что зверёк хорошо знает, что ищет.
Абдула вдохновенно парил, сосредоточенно строча что-то в тетради, я догадалась, что он сочиняет очередное проклятье, потому что он даже не заметил меня. За столом с картами дремала черноволосая ведьма Тайнгана.
Зверек поспешил куда-то вдоль полок, я покорно шла за ним.
Хорошо, что Абдула был погружён в своё творчество, а иначе он проклял бы меня с особым цинизмом, увидев, как белколис скачет по полкам. Зверёк ткнулся носом в тонкую невзрачную книгу. Я взяла её. «Редкие магические сущности», - гласило полустёршееся название.
Присев за один из столов я решила найти там моего зверька. Это оказалось удивительно просто.
«Белколис – одно из редчайших магических существ-оберегов, - гласила запись. – Об этих существах мало что известно, за исключением разве что одного яркого характерного признака – камня на лбу. Камень это не простой. В то время как белколис не способен воспроизводить человеческую речь, его настроение и желание выражаются изменением цвета камня.
Синий – спокойствие;
Голубой – задумчивость;
Жёлтый – радость;
Розовый – нежность, любовь;
Чёрный – страх или возмущение:
Красный – гнев;
Белколис – чрезвычайно умное существо, способное тонко чувствовать изменение настроения и эмоции человека, а также, по непроверенным источникам, предвидеть будущее. Также часто белколис копирует отношение хозяина к другим людям.
Волшебник, к которому попадает это магическое существо, должен быть крайне осторожен – белколис является вестником высших сил и защитником, способным помочь в трудной ситуации, но также это означает и то, что данный волшебник или кто-то из его близких находится в реальной опасности
Считается, что последний белколис исчез ещё двадцать лет назад».
Да, хотелось бы чего-то более подробного, но это тоже кое-что.
- Значит, я была права, малыш, - сказала я зверьку. – У нас снова не всё спокойно?
Зверёк тоненько пискнул, кивнул головой и потёрся об мою руку. Его камень стал нежно розовым.
- Как мы тебя назовём? – вслух подумала я. – Может быть, Фидо?
Зверёк снова радостно потёрся об мою руку. Камень стал золотисто-розовым.
Вернув книгу на место, я вышла из библиотеки с Фидо на плече (прямо капитан Флинт, мысленно усмехнулась я) и направилась в зал Двух Стихий. А что делать, я же вчера даже не ела?
Большинство столов было занято полусонными учениками. Ни Ваньки, ни Глеба я не увидела. Когда я вошла, Зализина кисло посмотрела в мою сторону, но, к моему величайшему удивлению, воздержалась от каких-либо реплик. Ягун, увидев меня, только мрачно отвернулся. Зато вместо него начали шептаться и смеяться другие, но я решила наплевать на всё и, сделав гордый вид, подошла к скатерти самобранке.
У меня возникла небольшая проблема – я не знала, чем кормить своего маленького друга, но он мне сам помог – кивнув на орехи. Взяв немного орехов для Фидо и бутерброды для себя, я нашла свободное место и занялась завтраком. К моей радости уже приближалось время идти к Сарданапалу. И не нужно было возвращаться в комнату.
Сфинкса не было. Посмотрев на часы, я вошла. Академик радостно приподнялся.
- О-о-о! – удивился тот. – Уже лет двадцать не видел таких зверей! Неужели белколис?!
- Да, - подтвердила я, протягивая Сарданапалу зверька. Тот радостно засветился желтым. – Мне прислали его сегодня утром.
- Ты раньше. Хотела что-то спросить? – задал вопрос Сарданапал.
- Академик, вы не могли бы отпустить меня на несколько дней на Лысую гору? – без обиняков спросила я.
- А в чём дело?
- Гробыня просила приехать, - соврала я. – К тому же, там я могла бы спокойно обдумать тему своей магической работы.
- Танюша, только правду – это из-за того, что вчера произошло? – обеспокоено спросил меня академик.
Он всегда ко мне хорошо относился, а для меня он был словно дядя, который поможет, поддержит, если будет плохо. Я решила, что лучше всего будет правда, поэтому кивнула. Всё же обсуждать с ним тему моих взаимоотношений с Ягуном, Бейбарсовым и остальными мне не хотелось. Сарданапал не откажется помочь, но придётся слишком многое объяснять и доказывать. Я сейчас к этому совсем не готова.
- Если тебе нужна помощь… - начал академик.
- Нет, спасибо, я сама, - поблагодарила его я.
- Тогда, поезжай, темы я тебе пришлю завтра, - разрешил Сарданапал. – А когда планируешь вернуться?
- Пожалуй, в среду, - решила я.
В дверь постучали, и вошёл Бейбарсов. Фидо со всех ног бросился к нему, лучась розовым и золотым. Академик лукаво блеснул глазами, похоже, про этих зверьков он знал побольше чем я. Или, по крайней мере, не меньше.
- Я тогда пойду, соберу вещи! – поспешно сказала я, подхватывая из рук удивлённого Бейбарсова своего пушистого друга. – До среды, академик!
- Таня! – сказал он мне. – Ты знаешь, почему появляются эти животные?
- Да, - откликнулась я. – Я читала.
- Будь осторожнее! – попросил он, а я уже закрывала дверь.
Не тратя много времени, я побросала в рюкзак самое необходимое, переоделась в джинсовый комбинезон и, захватив контрабас, поднялась на крышу Большой башни. По моим подсчётам часам к пяти я уже должна была быть на Лысой горе и могла бы ещё при свете найти дом Гробыни.
Погода начала портиться. Поднимался холодный ветер, а по ещё недавно безоблачному небу проносились тёмные тучи. Взмахнув смычком, я оттолкнулась от крыши и устремилась вверх. Фидо любопытно высовывался из кармана на груди, куда я посадила его, чтобы он не потерялся.
Как всегда, ощущение полёта и свободы захватило меня целиком, вытеснив всё кроме упоения воздухом. В такие минуты у меня за спиной словно вырастали крылья. Повинуясь этому состоянию, я, ловко орудуя смычком, исполнила несколько фигур, прежде чем подняться к Грааль Гардарике.
Мир распался на радужные полосы.
Глава третья
Попались в сети
Если смелые люди не живут вечно,
то осторожные не живут совсем.
К/ф «Дневники принцессы».
Над океаном дул резкий холодный ветер, а всё небо покрыли чёрные тучи, не пропускающие ни лучика света. К счастью, дождя пока не было, но порывами контрабас мотало из стороны в сторону, глаза слезились. Я еле держалась, чтобы не свалиться вниз. Но была даже рада такой погоде: борьба с ветром не оставляла времени для мыслей.
От этого путь к горе занял гораздо больше времени. И, если бы не помощь дедушки Феофила, я могла бы просто промахнуться мимо цели.
А так меня вела сквозь сумрак и ветер сияющая нить Ариадны.
Когда я спустилась к горе, погода немного улучшилась, но наступила ночь. Не самое приятное время в этих местах, к тому же, я абсолютно не предполагала, где можно найти Гробыню, а спрашивать кого-то было весьма небезопасно. Двоякая ситуация, ничего не скажешь.
Контрабас оттягивал руки, а ещё рюкзак с вещами! В общем, вечерок мне предстоял не самый радостный. Но так как выхода не было, я молча стала подниматься.
Сегодня явно был не мой день.
Не успела я пройти и половины пути до ближайшего края города, как мене на встречу шагнул мертвец. От него тошнотворно пахло гнилью, мне было довольно сложно, не обращая внимания на него, пройти мимо.
Да, что же это такое!
Словно из земли передо мной выросли ещё двое. Я оглянулась. Позади их было уже трое, а к нам подходили ещё и ещё. Никогда не слышала, чтобы мертвецы охотились группами. Они не пытались со мной заговорить, только смыкали кольцо. Идти было не куда. Вскоре я не смогу уже делать вид, что не замечаю их, и они добьются своего.
Вдруг карман моего комбинезона вздрогнул, и оттуда выбрался растрепанный Фидо. Быстро оглядевшись, он скользнул между ног мертвецов и помчался к горе.
У меня бессильно опустились руки. Что я могла против десяти оживших трупов? Даже успев три-четыре раза произнести заклинание, я бы не успела бы убежать от них с контрабасом. Не бросать же его здесь? Это самая ценная моя вещь – память об отце.
Мертвецы подходили всё ближе. Мысли проносились как ураган, пытаясь найти выход.
Что делать? Бежать? Что меня вообще понесло сюда?! Почему погода испортилась так внезапно? Такое ощущение, что кто-то очень не хочет, чтобы я осталась жива-здорова. Ураган, мертвецы. Медузия говорила, что нежить не способна действовать сообща, а мертвяки вообще не переносят друг друга, если только их не связывает сильная магия и чья-то воля.
«Интересно, кому я опять помешала?» - устало и почти безразлично подумала я.
Чья-то рука попыталась схватить меня за волосы.
- Нет, - вздрогнула я…
И поняла, что подписала себе смертный приговор. А мертвецы молчали, только один из них протянул руки к моей и шее и начал сжимать её. В глазах потемнело.
Вот так… глупо… закончиться жизнь… грозной русской Гротти… радуйся Чума… твоё желание, наконец, осуществилось…
Перед глазами поплыло…
Внезапно я поняла, что больше никто не душит меня, и я могу дышать. Из горла вырвался кашель. Я попыталась оглядеться, хотя перед глазами всё несколько плыло.
Чуть в стороне на горе стоял человек, закутанный в плащ. Похоже мужчина. А вот лица было не разглядеть. У него в руках светился голубоватый шар, который притягивал к себе мертвецов. Но стоило только одному из них коснуться шара, как он тут же рассыпался в прах.
Я не поверила своим глазам: у ног незнакомца мельтешил крошечный зверёк, подозрительно похожий на Фидо.
Последний мертвец коснулся шара и рассыпался, шар последний раз вспыхнул и исчез. Я уже хотела подойти и поблагодарить своего спасителя, когда он как-то странно сжался, покачнулся и упал. Не долго думая, я со всех ног бросилась туда, побросав свои вещи на землю. У меня было плохое предчувствие.
Человек лежал на спине без движения.
- Лайтинг! – шепнула я, опускаясь на колени перед ним. Из кольца вырвался шар света и завис над моей головой. Я перевернула человека.
Что?!
Это был Глеб.
Что он здесь делает? Что с ним случилось? Может, он ранен?
Беглый осмотр показал, что Бейбарсов цел и невредим, по крайней мере, физически. Тогда что же с ним случилось? Какая боль могла заставить потерять сознание гордого некромага? По его коротким рассказам я давно поняла, что старуха обращалась с детьми отнюдь не нежно. Что же случилось?
Не придумав ничего лучшего (уходить было нельзя, первый же мертвяк или вампир немедленно бы воспользовался ситуацией), чем переложить его голову к себе на колени. Я заклинанием подозвала к себе свои вещи.
В голову снова лезли глупые мысли. Меня уже мало волновало, что мы сидим в стороне от города, прямо невдалеке от старого лысегорского кладбища, Глеб без сознания, а я ещё не совсем пришедшая в себя от нападения живых трупов. Похоже, это были шатуны. Вот только кто их поднял? Едва ли сам Бейбарсов.
Я сидела, нежно перебирая волосы Глеба, и думала о том, как хорошо рядом с ним.
Одна часть меня просто откровенно поражалась подобной дурости, от возмущения не находя даже слов, а другая… Другая, как бы глупо это не было, упивалась возможностью нежно касаться его.
И всё же, как он здесь оказался?
Позабытый всеми Фидо, беспокойно мигающий разными цветами, запрыгнул Бейбарсову на грудь и лизнул его в нос.
Внезапно Глеб вздрогнул и открыл глаза.
- Как ты? – шепотом спросила я. Почему шёпотом - не знаю, здесь можно было кричать хоть всю ночь, а кроме мертвяков всё равно никто бы не услышал.
- Нормально, - улыбнулся Глеб. – А где, собственно, я?
- Ты ничего не помнишь? – удивилась я.
- Кое-что помню, - нахмурился он, приподнимаясь. – Как тебя угораздило оказаться на лысегорском кладбище ночью?
- Так вышло, - отрезала я. – А что здесь делал ты?
- Искал тебя, - спокойно заметил он. Меня? Зачем? Должно быть, у меня лицо вытянулось от удивления, потому что Глеб усмехнулся. – Ты вечно попадаешь в неприятности!
- Я… Ах ты!.. - договорить Бейбарсов мне не дал, притянув к себе и целуя.
Со мной такого никогда не было…
Мне вдруг стало всё равно, где мы находимся, всё равно, что у меня есть Ванька, а у него Лизон, что меня давно уже ждёт Гробыня. Наверное, я бы всё отдала, чтобы этот поцелуй длился вечно. Звучит глупо, но в жизни так бывает.
Меня опять куда-то затягивало, только вот на этот раз у меня не было совсем никакого желания вырываться, потому что в этом поцелуе не было тьмы. Только любовь и нежность.
Глеб отстранился неожиданно. Его лицо скривилось от боли, на лбу выступила испарина, он тяжело дышал.
- Глеб! – обеспокоено позвала я. – Глеб, что с тобой!
- Всё хорошо, - с трудом выговорил он. – Всё просто чудесно.
- Какое чудесно! – возмутилась я.
К своему ужасу я вдруг поняла, что никогда прежде так ни за кого не боялась. Даже тогда, когда увидела Ваньку в Дубодаме. Я чувствовала себя совершенно беспомощной. Что, если он опять потеряет сознание? Что я буду делать, если он… Нет, нет, такого не может быть!
Я почувствовала, что на глаза наворачиваются слёзы.
- Не беспокойся, малышка, - улыбнулся он. – Нам лучше уйти отсюда.
Раньше меня бесило, когда он называл меня малышкой, а сейчас вдруг от этого стало так тепло… А ещё его улыбка. Когда он так улыбается, моё сердце начинает биться как сумасшедшее.
Я помогла Глебу подняться. Мы молча побрели в сторону города.
Стоит ли поцелуй жизни?
Да, ему казалось, что один поцелуй стоит жизни. И даже больше, но что может быть больше, чем жизнь?
Он так испугался за неё, когда увидел, что она уже практически не вырывается из лап мертвецов. А ведь раньше никогда не боялся… Может быть, потому что не было ничего за что можно бояться? За кого?
Что было бы, если бы её смешной зверёк не привёл его? Он никогда не нашёл бы её в этой темноте, он бы мог опоздать. Со всеми своими силами и всем могуществом старухи… Что бы могло случиться, если бы он опоздал хоть на минуту?
Нет, нет, нет! Всё хорошо. Всё закончилось и всё хорошо. Нельзя даже думать об этом. Его свет не может погаснуть, она не может умереть. Почему не может? Просто без неё его жизнь не имеет смыла. Если не будет её - не будет надежды.
И всё же, он больше никогда не отпустит её одну, если там опасно. Он просто не может потерять её.
Поэтому он призвал силы мрака, хотя знал, что в последнее время даже простые заклинания некромагии причиняют ему боль. Но он не мог допустить, чтобы она погибла. Поэтому он выбрал боль. Он даже продержался до того, когда последний мертвец коснулся шара, передавая ему свою силу.
Из-за его любви некромагия, которую он использовал, причиняла ему невероятную боль. Он не выдержал боли и потерял сознание. Такого с ним не было с детства. Совсем как тогда, когда он пытался бежать из землянки.
Он очнулся не из-за зверька. Он очнулся оттого, что почувствовал – она рядом.
А когда открыл глаза, то просто задохнулся от эмоций. У неё были такие глаза! Полные страха, облегчения, нежности и, ему показалось - любви. Она даже не замечала, что её щёки опять были мокрыми от слёз. Она волновалась за него!
Никто прежде не смотрел на него такими глазами. И это стоило боли.
Её руки перебирали его волосы, его голова лежала на её коленях. Вокруг было сумрачно, мрачно, от земли шёл мёртвенный холод, но она, казалось, совсем не замечала этого. Она только смотрела ему в глаза. Об этом он мечтал… Нет, конечно, не о том, чтобы валяться ночью на лысегорском кладбище без сознания, а чтобы она смотрела на него вот такими глазами. И была так близко как теперь.
Он сел, и её лицо оказалось так близко. Очень близко. Давно она уже не была так близко… Давно? Но ведь только вчера она плакала на его груди, а ему хотелось придушить того, кто заставил её плакать. А сегодня на пляже? А в комнате? Неужели это было только сегодня?
Пока он нёсся за ней в своей ступе, ему показалось, что прошли годы. Он не отменил дуэль. Он просто не попал на неё. Он ещё тогда почувствовал, что ей грозит опасность. А она важнее репутации.
И вот сейчас её милое, родное лицо было так близко…
Он не сдержался и поцеловал её, хотя знал, что за это придётся заплатить.
Этот поцелуй не был похож на тот поцелуй на драконобольном поле, потому что они оба стали другими. Ему снились каждую ночь снились её глаза, руки, губы… И сейчас она была ближе к нему, чем когда-либо раньше, хотя поцелуй был неглубоким. Он чувствовал, как она вся поддалась вперёд, чтобы быть ближе к нему.
Вот бы поцелуй длился вечность…
Но боль всё нарастала, и он не смог сдержаться. Он не терял сознания, но боль была почти невыносимой. Он не знал, а сможет ли выдержать её или умрёт. В сознании его удерживала только мысль, что она не должна узнать, что это её губы, её руки причиняли ему эту боль.
Но никогда прежде он так не желал этой боли.
Стоит ли поцелуй жизни?
Да, стоит. Теперь он был в этом уверен.
- Куда теперь? – спросил Глеб, едва мы вступили на улицы Лысой горы.
От неожиданности я вздрогнула – поднимались мы молча, я успела уйти в свои мысли.
А мысли мои пролетали словно птицы, приводя меня в смятение. Я так испугалась. Не за себя, за него. Меня вдруг посетила мысль, что будет, если он… если он уйдёт, так и не узнав, что я люблю его…
Люблю его?!
Да, люблю. Теперь глупо отрицать это. Иначе как объяснить то, что я вздрагиваю от любого его даже случайного прикосновения, замираю, поймав его взгляд, что думаю о нём каждую свободную секунду?
Страсть? Да, и страсть, но не только. Никто ещё не был мне так близок, никто меня так не понимал, никого ещё так не чувствовала я. Эта была и не влюблённость, а что-то глубокое, непоколебимое, но словно бы ещё не осознанное. Именно это меня тянуло к нему раньше, но раньше он был другим и это отталкивало меня, а теперь… теперь всё, что мешало, пропало… Оставались только мои собственные сомнения и страхи.
Ванька? Пуппер? Ург? Что это было? Наваждения?
С Пуппером меня связала магия вуду, с Ургом – обстоятельства. Разве что Ванька? Я же раньше была уверенна что люблю его… Но почему мы были вместе? Я раньше об этом как-то не думала. Просто были вместе, потому что он – хороший мальчик, а я (мысленно усмехнувшись) – хорошая девочка. Он добрый, милый, наивный…
Но любила ли я его когда-либо по-настоящему?
Не влияло ли на меня то, что ради меня он оказывался в Дубодаме, сбрасывал с себя магию Чумы? Всё время оказывался рядом?
Я вспомнила тот момент, когда Глеб впервые появился в Тибидохсе. Когда наши взгляды встретились, я вдруг почувствовала… нечто невероятное. Нечто такое, что перевернуло, обожгло вдруг всю меня. Я вспомнила, как Ягун призывал нас вместе выступить против новеньких, когда Глеб чуть не остановил сердце Гуни.
А я? Я стояла как полная дура и смотрела на этого некромага. Выступить? Против него? Я бы не смогла тогда этого сделать. Тогда ещё нет, хоть и понимала, что он делает. А потом он наколдовал мне розу…
Я тогда разозлилась на себя, потому что не понимала своих чувств, не понимала, как всего один человек может перевернуть всё, разрушить хрупкую внутреннюю гармонию и заставить вспоминать о себе чаще, чем мне хотелось бы, практически ничего не делая. Такого действия на меня не оказывали ни Пуппер, ни Ург. Со временем я даже научилась быть более или менее спокойной в его присутствии. Более или менее.
Единственное, что меня действительно удерживало – его магия. Я боялась его.
А сейчас он стал другим. Глаза никогда не врут. И губы тоже.
При воспоминании о недавнем поцелуе мои щёки вспыхнули, по спине пробежали мурашки, а мысли снова сбились. Мне очень хотелось подойти, прижаться к нему, но я боялась своего желания. А что, если бы он его не понял?
Но ведь это неправда…
Что же меня всё-таки останавливает? Ванька?
Я знаю, что это только отговорка.
Я просто боюсь. Я безумно боюсь потерять его. Я боюсь, что это фантастическое чувство, захватившее меня, вдруг исчезнет. Уже сейчас оно занимает так много места в моей душе, а что будет, если мы будем вместе? Насколько большим оно сможет стать?
Просто я больше всего, больше смерти боюсь, что это сон, который скоро закончиться.
- Танюша, - мягко позвал меня чей-то голос. Танюша… щёки снова вспыхнули, но Бейбарсов и сам был смущён слову, сорвавшемуся с губ. – Куда теперь?
- Мне… - пролепетала я. Со мной никогда такого не было! – Мне нужно к Гробыне.
Я назвала адрес.
- Склепова тебя ждёт? – удивился Глеб.
- Да, мы договаривались, что я остановлюсь у неё.
Пока Глеб выяснял местонахождения указанного дома, я всматривалась в его лицо и не находила там прежнего самоуверенного и насмешливого Некромага, он был просто человеком, который с каждым днём становился мне всё дороже.
- Пойдём! – позвал Бейбарсов, ныряя на какую-то боковую улочку. – Где-то здесь.
Я первая заметила дом номер семь. Вот уж никогда бы не подумала, что он может принадлежать Гробыне!
Дом был совсем не мрачным, в отличие от остальных здешних домов, можно было даже назвать его уютным. Обычный человеческий дом. Два этажа, просторный, сложенный из светлого кирпича. В небольшом садике. В окнах первого этажа горел свет. Я постучала.
- Сиротка! – закричала Гробыня. – Ты хоть думаешь, что тебя уже все похоронили! Я уже связалась со своим портным, заказала ему чёрное платье… Теперь вот придётся отменять заказ! А это, между прочим, огромные деньги!
Взгляд Гробыни наткнулся на Глеба за моей спиной.
- О-о-о! – усмехнулась она. – Какие люди и без намордников! Приветствую, господин некромаг!
Они насмешливо раскланялись, и Гробыня пропустила нас внутрь.
Если чем могла похвастаться Склепова, так это безупречным вкусом, даже в своих пёстрых нарядах она всегда знала меру. Теперь, похоже, она решила быть и элегантной, конечно же, в своём стиле.
Красная прямая атласная юбка невероятной для Гробыни длинны – до колена, кружевная чёрно-зелёная блузка, гладкие рубиново-алые волосы, всё это чрезвычайно ей шло. Вот только очень мало это было похоже на ту Гробыню, которая улетала ещё недавно из Тибидохса. Под стать хозяйке был и дом. Элегантная старинная мебель, освежённая яркими цветами, никаких скелетов, гробов и прочего юмора а-ля Склепова.
- Не удивляйся подруга, - усмехнулась Склепова. – Во на что приходиться идти ради карьеры!
- Откуда такой дом взяла? – удивилась я. – Когда уезжала, то собиралась жить у Грызианки.
- Да, Гуня помог раскрутить одного знаменитого не покойника на его давно запрятанный клад! – развеселилась Гробыня, хитро переводя взгляд с меня на Бейбарсова и обратно, она похоже просто умирала от любопытства, но приставать с расспросами при Глебе не рисковала. А я улыбнулась, мысленно представляя, как Гуня раскручивал не покойника.
- А где Гуня? – попыталась я отвлечь Склепову. Ага, щас, получиться у меня. Утром (раньше я буду не в состоянии) она пытать будет, но не отстанет, пока всё не вызнает. А что, собственно, я ожидала, появляясь ночью у неё на пороге вместе с Глебом? Она ждала меня одну и днём.
- Гуня! – взревела Склепова. – Как ты там?!
- Дорогая? – появился из гостиной Гломов. – Ты чего-то хотела?
Челюсть пришлось подбирать с полу, настолько изменился всего за неделю Гуня. Спокойный, в дорогой одежде, с проблесками интеллекта на лице. Мысленно прикинув объем проведённой работы, я позавидовала упорству Склеповой. Её бы энергию, да в мирное русло! Бедный Вий!
- Да! - надула губы Гробыня. – Кто обещал меня на руках носить? – Глом шустро подхватил Гробыню на руки и понёс показывать мою комнату.
- Таня! – тихо сказал Глеб. – Раз тут всё хорошо, я пойду.
- И куда собрался твой ненаглядный? – нагло влезла Склепова, не давая мне и рта раскрыть. Я ей это ещё припомню. – Я, между прочим, отвела вам довольно большую комнату.
- Склеп! – вспыхнула я, от проницательной Гробыни это не укрылось, хотя в данный момент на меня смотрел её затылок. – Прекрати свои намёки!
- Какие намёки? – наивно поинтересовалась Склепова, но тут же получила в лицо диванной подушкой. – Ша, Танюха, не кипятись! Ты же знаешь, у меня аллергия на кольца и прочую лабудень, светящуюся от искр. Будут две комнаты.
Войдя в отведённую мне комнату, я быстро переоделась и легла спать.
Как же хорошо, когда рядом близкие люди! Пусть и такие эксцентричные как Склепова.
Засыпала я со счастливой улыбкой.
Утро встретило меня чьим-то безумным воплем. Впрочем, первый раз что ли?
Поняв, что поваляться больше не удастся, я встала, наскоро оделась и пошла на вопль.
- О-о-о-о-о-о-о-о!!! – голосила Гробыня.
Немного поплутав по коридорам, я нашла-таки комнату Склеповой. На кровати мерно посапывал счастливый Гломов, дверь в ванную была распахнута. Я вошла и поняла причину крика.
Спросонья я как-то не сразу сообразила, что обновлённый заговор Склеповой теперь сменил обычный график воплей, и она бегала к зеркалу теперь по понедельникам. Даже за ту короткую неделю, что жила в Тибидохсе без Гробыни, я успела отвыкнуть от этой маленькой детали.
А посмотреть было на что: волосы Гробыни переливались всеми цветами в зависимости от освещения, а пряди в художественном беспорядке завивались наверх.
Проведя с Гробыней не один год, я сразу поняла, что вопль из разряда радостных. Склепова явно была довольно результатом. Орала же она при любом исходе – либо от радости, либо от возмущения.
В ванную заглянул Глеб.
Он был босой, без рубашки, лохматый, но с неизменной тростью в руке.
- Кого убивают? – мрачно поинтересовался он. Казалось, его совсем не удивило наличие спящего Глома в соседней комнате.
- Никого, никого, - замахала на него руками Склепова.
- Тогда зачем людей будить? – резонно заметил Глеб. – Доброе утро, Таня!
- Доброе утро! – улыбнулась я.
- Иди, иди! – Склепова захлопнула дверь прямо пред носом Бейбарсова. – Ну?
- Что «ну»? – невинно спросила я.
- Гроттерша! Не доводи меня!!! – взревела Склепова так, что зазвенели стёкла. – Что у вас с Давитушканчиковым?
- Ничего, - ответила я.
- Ой ли? – прищурилась Гробыня. – Я тебя знаю, лучше, чем ты сама себя знаешь, Гроттерша! И ты мне будешь говорить, что между вами ничего нет?! Стоит ему только появиться, как ты сразу начинаешь глупо улыбаться, а он… я вообще молчу!
- Хорошо, хорошо, - я подняла руки, сдаваясь. – Что ты хочешь узнать?
- Всё! – загорелась она.
- С чего начать?
- Давай с того, как он оказался вчера с тобой!
- Он меня спас, - пожала плечами я и стала рассказывать всё по порядку. – Вот, собственно, и всё.
- Та-а-ак, - протянула Склепова, к концу пересказа новостей у неё уже горели глаза. – Ну, вы даёте!
- И что ты скажешь? – поинтересовалась я.
- А что тут сказать! – ухмыльнулась Гробыня. – Попала ты подруга! Скажи мне, ты что и правда влюбилась в Бейбарсова?
Она первый раз за всё время не переврала его фамилию. Я просто кивнула.
- Дела-а, - протянула она. – Ну, да ладно! Разгребёмся! У меня сегодня свободный день, надо будет вам устроить экскурсию по памятным местам Лысой горы.
Памятные места в понятии Склеповой это клубы, бары, тусовки, магазины и тому подобные заведения. А экскурсия предполагает посещение всех мало-мальски интересных из них. Что ж, она нас приняла, я у неё в долгу.
- Замётано! – улыбнулась я.
Всё же наши со Склеповой отношения больше походили на специфическую дружбу.
Гробыня категорически отказалась завтракать дома, мотивируя это тем, что, во-первых, так звёзды не делают, во-вторых, она знает одно «замечательное» местечко, а в-третьих, всё равно все продукты кончились ещё позавчера.
Замечательное местечко Склеповой можно было скорее назвать примечательным.
Чёрное дерево, мрачные посетители, официанты с нехорошими улыбочками. Как объяснила Гробыня, всё это в связи с чрезвычайной ранью – ещё «всего только» одиннадцать.
Я предусмотрительно не спорила.
Тем более что к нам никто не лез, а заказы выполнялись быстро. Гробыня тут же заявила, что это потому, что она – восходящая звезда первой кнопки лысегорского зудильника. У меня на этот счёт было несколько иное мнение. Уж слишком выразительно поглядывали официанты на Глеба и его тросточку, небрежно лежащую на столе.
Гробыня трещала как заведённая, пересказывая новости.
- …Грызианка намекает на какое-то событие, назначенное на эту неделю, но пока ничего не объясняет, утверждая, что это секрет посвящённых… - договорить ей не дали.
Появившийся хозяин вручил мне два письма.
Одно было от Ваньки, другое – от Пуппера.
Корреспонденция настигала меня везде. Я удивляюсь, что в другой мир она умудрилась не просочиться.
Глеб мельком бросил на них взгляд, но ничем не выдал своей заинтересованности.
Так и не решив, какое письмо читать сначала, я перетасовала их и, не глядя, открыла верхнее.
«Здравствуй, это я! – писал Ванька. – Я вчера только узнал, какую кашу заварил Ягун. Не сердись на него, пожалуйста, это всё я виноват. Сам не знаю, с чего это я тогда обиделся. Дурак, наверное. В самом деле, нужно было подумать о том, что ты себя плохо чувствуешь. Просто ты в последнее время ходишь задумчивая и словно чужая, вот я и вспылил. Прости меня, если сможешь. Я, действительно, виноват.
Они затеяли какую-то глупую дуэль с Наступи-на-слонищевым, но я его никуда не пустил. Пришлось вместе с Лотковой четыре часа подряд сидеть с ним и вталкивать ему как маленькому, что он был не прав. Под конец они с Лотковой даже поскандалили немного, но потом помирились.
Ягун просил меня, чтобы я и за него перед тобой извинился, а ещё он просил передать тебе, что, либо ты всё сама расскажешь мне по порядку, либо он сам это сделает. Он ходит угрюмый, на людей бросается, но ничего объяснять не желает.
Что там ещё случилось?
Днём ко мне пришёл Тарарах. Он сказал, что сроки нашей поездки переносятся. Так что я сегодня улетаю. Хотел тебе лично всё рассказать, но тебя уже не было. Сарданапал сказал, что тебя пригласила Гробыня. Как она там поживает? Передавай ей от меня привет!
Как ты долетела? Вчера даже зудильники отказывались нормально работать, на море шторм поднялся, даже сквозь Гардарику волны проносило. Ягге говорила, что всё это неспроста, шторм явно магического происхождения.
Жаль, попрощаться с тобой нормально не удалось, не знаю, когда мы теперь увидимся. Зудильники в той глуши не ловят. Представляешь, Тарарах собирается с собой брать медведя, его, говорит, поить надо, не прекращая, иначе всё насмарку. Мрак!
Напиши мне, как только сможешь.
Я буду очень скучать. Твой Ванька».
Не могу сказать, чего больше осталось в моей душе после этого письма – радости или вины.
С одной стороны я была рада, что мы с Ягуном заочно помирились, а на дуэль он не попал, иначе бы точно стал выяснять, куда подевался Глеб, а тогда покоя не жди. С другой – надо было как-то рассказать Ваньке о своих чувствах к Бейбарсову. Хорошо, что он уезжал раньше, чем планировалось, у меня появлялось время на подготовку нашего с ним разговора. Нельзя же было об этом писать?
- Ну, что там пишет маечник? – поинтересовалась Гробыня, а я краем глаза заметила, что Глеб ощутимо напрягся, хотя упорно делал вид, что его это абсолютно не волнует и он просто пьёт свой чёрный кофе. – Чего он нам пишет?
- Пишет, что уезжать надо намного раньше, а именно сегодня, - пожала плечами я. – Тарарах хочет взять с собой медведя, чтобы не прерывать процедуры расколдовывания. А ещё Ванька передаёт тебе привет.
- Хм, да? – задумалась Гробыня. – Ну, привет в карман не положишь…
Что ещё она хотела сказать, я так и не узнала, потому что у неё вдруг зазвонил зудильник. Эту уменьшенную копию нормального зудильника подарил ей на выпускной Спиря, вот только уменьшенной копией он был только по размеру, а орал зудильник не тише обычного.
- Грызианка… - прокомментировала Склепова, мельком глянув на блюдце. – Я сейчас.
Когда Склепова, сшибив по дороге нерасторопного официанта, выскочила на улицу, я осторожно посмотрела на Глеба. Он сидел, внимательно вглядываясь в моё лицо.
- Гуня, сходи, посмотри, что там с Гробыней, - намекнула Гломову я, тот намёка не понял, пришлось немного перевернуть ситуацию. – Вдруг там к ней кто-нибудь клеиться начнёт…
Взревев ревнивым бизоном, от чего скучающий бармен выронил старательно протираемый стакан, Гуня повторно сбил толком не поднявшегося после Склеповой официанта и пулей метнулся на улицу.
- И? – спросила я.
- Что «и»?
- А ты не понимаешь? – сощурилась я.
- А что я должен понимать? – усмехнулся Бейбарсов.
- Почему ты так на меня смотришь? – спросила в лоб я, но на него это не произвело ровно никакого впечатления.
- А как я на тебя смотрю?
- Так! – начала злиться я, что-то я в последнее время слишком быстро выхожу из себя. Да, а ещё плачу, беспричинно улыбаюсь и… готова простить этому наглому… наглому типу всё, что угодно, за одну улыбку. Чёрт!
- Как так?
- Не понимаешь? – сказала я, поднимаясь, впрочем, всерьёз обижаться я не собиралась, и он это понимал. Он не Ванька, чтобы обижаться на такие жесты. – Ну и не понимай! – сказала я и двинулась к выходу, но, когда я проходила мимо Бейбарсова, он неожиданно ловким движением усадил меня к себе на колени.
- Ах, ты! – покраснела я, сердце опять зашлось от счастья.
- Ты повторяешься! – с ласковой улыбкой заметил Глеб, притягивая меня к себе. Я уже приготовилась к поцелую, когда…
- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! – донёсся с улицы вопль Склеповой, заставивший всех попадать на пол, опрокинув всё, что оказалось от них в радиусе метра. Спокойствие сохранил только Глеб, заткнувший уши, и я, спрятавшая улыбку у него на плече. Мне-то не привыкать – я пять лет жила с Гробыней в одной комнате.
В эту минуту дверь чуть не сорвало с петель, а ворвавшаяся внутрь Склепова издала новый оглушительный вопль. За ней громыхал Гломов, пытающийся выяснить причину поведения своей эксцентричной девушки.
- О-о-о-о-о-о-о-о!!! – голосила Гробыня, однако, оглядев последствия своих воплей, замолчала и неожиданно спокойно промаршировала к нам. Посетители и персонал, всё же не спешили подняться с полу, словно говоря, что тут, поближе к земле, им как-то спокойнее.
- Вас на минуту нельзя оставить! – нагло заявила Склепова, опускаясь на стул.
- Чего?! – возмутилась я.
- Ага, - подмигнула мне Гробыня. – Я всё понимаю, дело молодое, но не при людях же…
Я вдруг поняла, что всё ещё сижу на коленях у Бейбарсова, а он крепко обнимает меня за талию. Сначала я хотела вернуться на своё место, но руки Глеба держали меня хоть и не настойчиво, но крепко, а ещё я решила, что слишком церемониться с Гробыней тоже не стоит. Бейбарсов явно остался доволен моим решением.
- Тебя что-то не устраивает? – спросила Склепову я.
- Да нет, дело ваше.
- Ты чего так голосила?
- От кого второе письмо? – уходя от ответа, заинтересовалась Гробыня.
- От Пуппера, - ответила я. – Так что случилось?
- Читай письмо! – велела Гробыня.
Я пожала плечами, но решила подчиниться. Хотя бы ради разнообразия.
«Таня!» - успела прочитать я прежде, чем Склепова возмутилась:
- Вслух! Вслух читай!
Секретов с Пуппером у меня не было, поэтому я спокойно стала читать вслух:
- Таня! Хочу сообщить тебе одну важную и радостную новость! Я женюсь! Приглашаю тебя на нашу с Джейн свадьбу. Она состоится в Магфорде 26 июля. – Пуппер женится?! - Не думай, pleas, что я приглашаю тебя в последний момент! Письмо я посылал ещё две недели назад, но ответа так и не получил. Джейн говорит, что над океаном погода не лётная. Теперь я приглашаю тебя снова. В конверте ты найдёшь два пригласительных – твоё именное и пустое. Приходи с кем захочешь. С любовью, уже не твой Гурий. – Автоматически дочитала я.
- И что ты об этом думаешь? – спросила Гробыня.
- А я должна об этом что-то думать? – удивилась я, пожимая плечами. Меня, конечно, удивило решение Гурия, но не мне же с ней жить. – Я, если мне память не изменяет, даже не претендовала на роль жены Пуппера. Вот только на счёт приглашений…
- Не доверяешь словам Женьки-то? – усмехнулась Склепова.
- А у меня есть на это основания? – удивилась я.
- Да, вроде нет, - махнула рукой подруга. – Но ты пойдёшь?
- Нет, - подумав, решила я. – Вряд ли там мне будут рады, две «милые» тёти Гурия и его «скромная» невеста меня и не ждут, да и платья у меня нет…
- Ну, на счёт рады-не рады и ждут-не ждут, это ты не по адресу. А платье мы тебе такое найдём, что Петушкова от злости своим букетом подавится! – заверила меня Гробыня.
- С чего это ты мне собираешься помогать? – недоверчиво прищурилась я.
- Да у меня свои планы! – отмахнулась от моих подозрений Склепова. – Во-первых, это будет сенсация – а мне то выгодно (Грызианка посылает сделать репортаж!).
- А во-вторых? – неожиданно заинтересовался Бейбарсов.
- А, во-вторых, у меня к милейшим тётушкам свой личный счёт! – рассмеялась она. – Ну, идёшь?
- Иду! – решилась я.
- Тогда вперёд! По магазинам! – вскочила деятельная Склепова. – С кавалером у тебя проблем нет! – заявила она, а я опять покраснела, почувствовав сильные руки Глеба на своей талии.
Глеб был отослан вместе с Гуней в один из лучших магазинов Лысой горы к приятелю Гробыни, какому-то известному модельеру. Склепова вообще обладала поразительной способностью моментально становиться своей в любой компании.
Меня же до самого вечера Склепова таскала по магазинам, заставляя примерять всё новые и новые платья, подбирая туфли, сумки, украшения. Под конец я уже и сама не знала, что она выбрала, но у меня не было сил любопытствовать.
Мы отужинали в каком-то новомодном местечке (из прошлого нас вежливо, но настойчиво выпроводил хозяин, не взяв денег, пожелав никогда больше не видеть нас в его скромном заведении), мы все вместе вернулись домой. Гломов тут же завалился спать, а Гробыня унеслась с кем-то договариваться по зудильнику.
А мне вдруг неудержимо захотелось полетать.
Погода была тёплая, но не жаркая. В небе уже зажглись яркие алмазы звёзд, по-особому согревающие душу. Где-то лаяли собаки, шумела листва, издалека доносились голоса, но здесь и сейчас было очень хорошо и спокойно. Словно и не Лысая гора, а обычная деревенька (хм, посёлок городского типа). Не успев усесться на контрабас, я услышала шаги.
- Подожди! – окликнул меня Глеб.
- В чём дело? – удивилась