Навей мне, белорукий Герман,

Изящных слов льняную мягкость.

Когда в тени борьба со светом

Рождает детскую предвзятость.

Когда у бедных локти чисты,

У нелюбимых чисты души.

Да только нам с тобой не видно

За горизонтом этой суши.

Я раньше верила кому-то

И этот кто-то отражался

В зеркальной двери института,

Частенько сам себя пугаясь.

Теперь ты, Герман, одиночка,

Тебе то праздник, то бессилье.

А измеряется рассрочка

Как правило, в одной текиле.

Пустынно, милый, черновато.

Не мы ли хвастались судьбой,

Что обойдя второй десяток

Мы в третий влезем мировой.

Не мы ли плавали в надеждах,

Что время предоставит свет

Сафитов, звезды на одежде,

А оно нам приподносит чек.

Пора, наверно, выбираться

Из гущи тины и долгов,

Да только мы опять стараться

Хотим до пурпурных ковров.

Мне кажется, я вижу сроки

Этих апатий и пустот -

Когда на красочной дороге

Уснет вальяжно черный кот.

Ну а пока  давай смеяться

Над беспредельем высоты,

В мечтах партретами остаться

На стенах вечной мерзлоты.

С тобой мы сердцем не едины,

Но наши души за одно.

Когда я вплавь наполовину,

Ты обо мне снимал "кино".

И только совести три грамма

Нас из волшебников в людей

Немного грубо превращало,

Снимая скальп пустых идей.

Прости мне, белорукий Герман,

Голодной, сталевидной веры.

Прости за то, что пальцы нервны.

И что еще так жду сафитов.