Александр Васильевич был настоящим ватником и колорадом, а некоторые "опаленные революцией" и в этом году предлагали заменить георгиевскую ленту на красную.

https://twitter.com/romaris1971/status/801463920095559682

Флаг штаба армии состоял из 5 оранжевых и 5 черных горизонтальных полос. Штабные флаги обозначали места расположения штабов в РИА

http://belrussia.ru/page-id-119.html

В исторической литературе часто приходится встречаться с проблемой альтернатив. Строгая наука, как правило, решает эту проблему с помощью утверждения-аксиомы: "История не знает сослагательного наклонения". С этим можно было бы согласиться, не забывая при этом, что альтернативы, тому или иному историческому решению всегда существуют. Весь вопрос только в степени их возможной реализации. Вот уже более полутора десятка лет на страницах книг, газет и журналов, на телеэкранах продолжаются споры о том, что "было бы, если бы" Белые армии Деникина, Колчака, Юденича и Миллера объединились, заняли бы Москву и над Кремлем не в декабре 1991-го, а в декабре 1919-го (интересная игра цифр?) поднялся бы трехцветный флаг Национальной России.

Д.Шмарин "Белые пришли. Христос Воскресе!"



Читать далее...

http://rusk.ru/newsdata.php?idar=424616

11 мая исполняется 71 год со дня трагической гибели генерала Евгения Карловича Миллера (1867-1939) – русского военачальника, участника Великой войны, руководителя Белого движения на Севере России, председателя Русского общевоинского союза (1930-1937).

Е.К. Миллер родился 25 сентября (8 октября) 1867 года в Динабурге. Окончил Николаевский кадетский корпус (1884), Николаевское кавалерийское училище (1886) и Николаевскую академию Генерального штаба (1892). В Великую (Первую мировую) войну был начальником штаба 5-й армии, командиром 26-го армейского корпуса, представителем Ставки Верховного Главнокомандования Русской армии в Итальянской армии. Георгиевский кавалер, генерал-лейтенант (1914). С января 1919 года Е.К. Миллер был генерал-губернатором Северной области, с мая – Главнокомандующим войсками Северной области, а затем всего белого Северного фронта. Находился во главе войск вплоть до эвакуации русских частей из Архангельска в 1920 году. В эмиграции занимал ряд высоких постов в Русской армии, а затем в Русском общевоинском союзе (РОВСе). В 1930 году, после похищения советскими агентами главы РОВСа генерала А.П. Кутепова, возглавил РОВС. В 1938 году был также похищен советскими агентами в Париже и на теплоходе перевезен в СССР. Отказался от сотрудничества с советскими властями. «Подло я не умру, смерть будет моей последней службой Родине и Императору» – стали одними из последних его слов. После почти двух лет заключения Е.К. Миллер был расстрелян по решению Военной коллегии Верховного суда 11 мая 1939 года в Москве.

http://old.rusk.ru/vst.php?idar=424615

Из письма Е.К. Миллера наркому внутренних дел СССР Н.И. Ежову

10 октября 1937 г.


Евгений-Людвиг Карлович Миллер
<…> Последние годы, в 1932-1933 все больше укреплялась уверенность, что положение в СССР для населения все ухудшается и неудовольствие его все растет не только вглубь, но вширь, охватывая все большие круги населения, еще недавних верных приверженцев коммунистической власти – как Комсомол и члены Коммунистической партии; причиной тому – а) неудача первой пятилетки в части удовлетворения обыденных потребностей всей массы городского и сельского населения, б) введение системы колхозов и в) раскулачивание наиболее работящих и крепких крестьян, г) непорядки во всех областях народного хозяйства и жизни, начиная с железных дорог и кончая школами и народным образованием; в действительности это могло привести к народному взрыву. Но начиная с конца 1936 г. постепенно стал ощущаться сдвиг во взглядах эмиграции на положении в СССР, обусловленный двумя совершенно неожиданными для эмиграции фактами:

1) дарование конституции[1], если конечно выяснится, что эта конституция не фикция, а действительно – а) обеспечивает народным массам, т.е. каждому гражданину СССР права и обязанности выявить через представителя свой голос и свои пожелания; б) даст ему личную безопасность и в) гарантирует ему защиту от произвола со стороны административных властей.

2) окончательное и решительное удаление ненавистных имен Троцкого[2], Ягоды, Зиновьева, Радека и многих других, что указывает на желание власти привлечь к руководству работой во всех областях новых сил, честных и рожденных не в угаре революционном, а в период строительной работы на благо народа.

РОВС и большинство эмиграции стоят вне политических партий, имеющих каждая свою политическую программу о наилучшем устройстве государства. РОВС, как о том громко заявлял еще Великий Князь Николай Николаевич, не предрешает государственного устройства России и ставит его в зависимость от свободно выявленной воли народа.

Таким образом, все сводится сейчас к вопросу, ухудшается ли положение населения в СССР – материальное и моральное или улучшается и в связи с этим какова будет истинная воля народа – за или против сохранения Советской власти и коммунистического режима.

В первом случае естественно ожидать в конце концов народного взрыва, когда сквозь все слои населения пройдет клич, который мы слышали в 1917 г. иногда и тот клич самым тесным образом связанный с Императорским режимом – "так больше продолжаться не может!".

В таком случае эмиграция права в своем выжидательном положении.

Во втором же случае, т.е. если условия жизни и работы населения улучшатся, ожидать в России перелома путем народного взрыва нельзя, и тогда непредрешающая эмиграция, согласная идти по воле народа, должна быть осведомлена об этом русскими людьми (не г.г. Эррио и другими иностранцами, которым никто не верит), к которым она может иметь полное доверие. Такими лицами сейчас находящихся в СССР являются ген. Кутепов и я[3], мнения которых для чинов РОВСа и для других офицерских и общественных организаций несомненно авторитетны – в разных кругах одно или другое имя.

Если бы нам дана была возможность лично убедиться объездом обоим вместе хотя части страны в том, что население не враждебно к власти, что положение его улучшается, что оно довольно установившимся порядком в области экономической и общегосударственно-административной; и что оно не стремится в массе к перемене власти и общегосударственного порядка, одним словом, что существующее положение отвечает "воле народа", то наш долг был бы об этом сообщить эмиграции, дабы открыть новую эру возвращения русских людей в Россию, население которой получило, наконец, такое правительство и такое государственное устройство, которое его удовлетворяет и соответствует улучшению его благосостояния.

Но нужны по крайней мере два голоса – Кутепова и мой, чтобы эмиграция хотя бы непредубежденно поверила или по крайней мере прислушалась и задумалась бы о дальнейшем.

А там уже будет зависеть от Советского правительства – дать желающим возможность вернуться, послать своих "ходоков" и вообще поставить возвращающихся в такие условия жизни, чтобы они не противоречили бы нашим заявлениям.

Тогда вопрос о русской эмиграции ликвидируется сам собой в течение нескольких лет, а вопрос о необходимости борьбы и взаимоуничтожения русских людей отпадет для большинства эмиграции тотчас же в самое ближайшее время.

Будучи лично знаком с председателем Международного Оффиса по Беженцам при Лиге наций доктором Хансоном, я мог бы обратиться и к его содействию для облегчения разрешения этого вопроса, стоящего непосредственно в его компетенции.

Центральный архив ФСБ России.

Материалы на Е.К. Миллера


Из записки Е.К. Миллера "Повстанческая работа в Советской России"

начало октября 1937 г.


Е.К. Миллер
Первые предложения о поддержке повстанческого движения в Советской России я получил в 1921 г., когда я был в Париже главноуполномоченным генерала Врангеля.

Ко мне пришел ген. Глазенап, по его словам, имевший какие-то связи с французским правительством, и доложил, что после развала Северо-Западной армии генерала Юденича в Латвии, в приграничном с СССР районе остались довольно многочисленные группы офицеров и солдат, с которыми он состоит в тайной связи, которые ему верят и которых он может в кратчайший срок двинуть через границу, поднять восстание среди местного населения и через три недели он будет в Петербурге – эти его конкретные утверждения я помню хорошо – если ему будет оказана необходимая для этого денежная поддержка: сумма определялась в несколько десятков тысяч франков (точно не помню цифры). На сделанный мною по этому поводу доклад генералу Врангелю я получил указание ни в какие разговоры с ген. Глазенапом не вступать, что и было мною исполнено.

Около того же времени, м. б. несколько раньше, ко мне обратился с аналогичным предложением ген. <нрзб> то ли еще кто-то, проживавший в Берлине: подобрать остатки армии ген. Юденича, разбросанные в лимитрофах, и, перебросив их через границу, поднять восстание против Советской власти. С дивизией на Петербург, да еще в такой короткий срок, как у Глазенапа, разговору не было. Ген. <нрзб> не было дано определенного ответа, но было указано держать связь с полковником Ливеном, проживавшим в то время тоже в Берлине, которому и поручено было наблюдение за деятельностью ген. <нрзб>. Если мне не изменяет память, ему оказали небольшой кредит. Во что вылились действия ген. <нрзб>, я не знаю, но вскоре после моего приезда в Югославию для занятия должности начальника штаба ген. Врангеля (конец апреля 1922 г.) я узнал, что ген. <нрзб> приказом ген. Врангеля исключен из армии, по частным слухам, он из Берлина и не выезжал.

В бытность мою начальником штаба у ген. Врангеля (апрель 1922 – июль 1923) я вполне усвоил его точку зрения, вынесенную примерно в 1920 и 1921 годах на такие выступления авантюристического характера – определенно отрицательно.

С осени 1923 и по 26 января 1930 я состоял сначала в распоряжении В. Кн. Николая Николаевича, только что переехавшего в Париж, знавшего меня еще по первым годам моей службы в Л.Гв. Гусарском Его Величества полку, коим Вел. Князь в то время (1884-1890) командовал, а после кончины Великого Князя – в распоряжении ген. Кутепова, причем с 1924 г. заведовал денежными средствами. <…>

<…> За этот период 1923-1930 (январь) я поэтому никаких сведений кроме общеобывательских газетных не имел. Первые сведения о существующем или о предполагаемом повстанческом движении в СССР я получил в 1930 г.

Во время моего пребывания в Белграде (не ручаюсь, было ли это в 1930 или 31-м году, но скорее в 1930 г.) ко мне явился председатель "Крестьянской России" (фамилии его сейчас не могу вспомнить, но она общеизвестна, кажется, он и ныне состоит таковым)[4] и в долгой беседе убеждал меня, что РОВСу необходимо объединиться с самой могущественной эмигрантской организацией "Крест. Россией", представляющей собой интересы крестьян, т.е. главной массы населения СССР. На это я мог ему только возразить, что крестьян-эмигрантов, насколько мне известно, нет, а что если и имеются немало эмигрантов, у которых на паспорте прописано "крестьянин такой-то губернии", то все они эмигрировали не как крестьяне, а как солдаты белой армии, и поэтому строить расчет на том, что эмигрант, организация, хотя и называющая себя "Крест. Россией", но состоящая из интеллигенции, с-ров[5] и аналогичных элементов, будет встречена крестьянским населением СССР как нечто родное только потому, что она присвоила себе такое название, по меньшей мере было бы неосторожно. На это мне представитель "Кр.Р" ответил, что как раз сейчас (в 1930-1931 гг.) идет через Польшу сильная волна эмиграции крестьян. Для меня это было неубедительно; до того господина Маслова не знал, слышал о нем лишь в Архангельске, где он в одно время фигурировал, но особых симпатий по крайней мере в тех кругах, с которыми я соприкасался, не оставил. Чувствуя себя совершенно новичком в этих вопросах, я высказал сомнения о возможности совместной работы, отложил свой ответ до возвращения в Париж, чтобы иметь возможность посоветоваться с теми людьми, кто мог как-нибудь знать об отношении генерала Кутепова к этой организации и к ее представителю. Не помню, послал ли я из Парижа для наведения справок отрицательный ответ или просто оставил это предложение без всякого ответа последствий. Во всяком случае, до зимы 33-34 гг. никаких сношений у меня с "Кр. Россией" не было, кроме получения от Харбинского отдела "Кр. России" предложения привести русские вооруженные силы на Дальний Восток под командование чешского ген. Гайды, о чем сказал в начале показаний. Итак, зимой 1933-1934 гг. ко мне явился на квартиру тот же самый представитель "Крестьянской России" г. Маслов и сказал, что у него все подготовлено в Англии, где группа крупных финансистов (упоминалось лишь имя герцогини Атольской, княжны или леди – не помню) готова дать крупные средства на борьбу с Советской властью, если наиболее крупные русские организации объединятся: такими он считал "Крестьянскую Россию" и РОВС. Непосредственные сношения с англичанами вел якобы некто Байкалов (или Байдалов), проживающий всегда в Лондоне.

Вскоре уж я узнал, что представитель "Крестьянской России" понимал такое "объединение" несколько своеобразно, а именно лишь для обращения к английской группе; на этом объединение прекращается, и деньги поступают в его распоряжение. На этом наши переговоры порвались с ним.

<…> Возвращаюсь к 1930 г.

Тотчас по вступлении в должность начальника Дальневосточного Отдела РОВСа генерал Дитерихс, живший в Шанхае, донес мне весной 1930 г., что по полученным из Харбина, а м.б. и из других многих расположений русской эмиграции в Маньчжурии, сведениям в приграничной полосе Сибири, т.е. Приморской области, Приамурского Края и Забайкалья началось большое повстанческое движение, которое желательно поддержать. Конечно, находясь за несколько тысяч километров, ген. Дитерихс не мог дать никаких подробностей ни о размахе движения, ни о главных деятелях; к тому же и ген. Вержбицкий был только что назначен в Харбин его заместителем и еще мало ориентировался в обстановке. Вопрос сводился к помощи восставшим и нашим контингентам на Д. В. (остатки Колчаковской армии), желающим принять участие в военных действиях, посылкой оружия и патронов или деньгами.

На мой вопрос Мих. Ник. Гирсу Председателю совещания послов в Париже о его мнении по поводу денежной помощи, он категорически отказал и высказал сомнение в возможности какого-нибудь серьезного успеха, а от такой операции, разыгрывающейся в таком расстоянии даже от <нрзб> центров – Харбина и Шанхая и полной неизвестности лиц, которые ведут эту операцию: личность атамана Семенова и тогда не пользовалась доверием в эмиграции европейской, но правда имя его, насколько припоминаю, не произносилось в связи с восстанием.

Переписка с ген. Дитерихсом выяснила к осени 1930 г. – эти операции замерли, но возобновились весной 1931 г. Тем временем выяснилось, что посылка морем оружия и патронов из Европы хотя бы в Шанхай совершенно невозможна в силу тех правил, которые установлены были международными соглашениями для погрузки в европейском порту.

Таким образом, очень скоро выяснилось, что мы отсюда, из Европы, ничем помочь не можем – о покупке собственного парохода мы, конечно, и мечтать не могли. Впрочем, как потом выяснилось, эта помощь весной 1931 г. была бы уже запоздалой, так в 1931 г. если и были еще кое-какие небольшие вспышки, то скоро они были погашены и повстанческое движение закончилось.

Тогда же в 1930 г. в феврале или марте ген. Штейфон (или Шатилов?) возбудил вопрос о соглашении с крупной организацией, имеющей свой центр в Румынии (называлось имя ген. Геруа как председателя), который имеет целую сеть агентов во главнейших городах Юга России от румынской границы и до Северного Кавказа с обеспеченной связью между собой. Несомненно такая организация, располагающая соответствующими денежными средствами и при наличии условий ярко враждебного отношения населения к правительственной власти, могла бы вызвать действительно серьезное восстание, повторение Белого движения 1918 г., если почему-либо подавленная*[6] вооруженной силой несколько задержалось бы. Но мой ответ был отрицательным, о чем подробно сказал в своих показаниях, и вопрос больше не поднимался. Существует ли до сего времени эта организация, я не знаю, и не разу о ее деятельности в дальнейшем никогда ничего не слышал.

<…> Из организаций политических, эмигрантских, ведших или желавших вести какую-то "активную" работу в СССР вплоть до возбуждения повстанческого движения, я знаю и могу назвать следующие:

От имени Имперского Союза ко мне являлись, насколько помню, зимой в 1933-1934 гг. братья Стульба, любившие выступать на собраниях с зажигательными речами и бывшие ранее в каких-то других союзах, и доложили мне, что у них в Эстонии все подготовлено для переброски нескольких групп на Советскую территорию, в пределе бывшей Петербургской губернии для подготовки восстания. Конечно, нужны были только деньги. Просили и меня ходатайства о деньгах для них у Совещания послов. Я им отказал, не имея никакого доверия к ним, и через несколько (так в тексте. – Сост.) времени я узнал, что они вышли из Имперского Союза под давлением, а м.б. исключены. Больше всего о своей работе в СССР как чисто террористического характера по мелким коммунистам (что невозможно было проверить), так и вредительского, особенно на железных дорогах, и даже повстанческого характера громко провозглашало на собраниях и печатало в своей газете Братство Русской Правды. Что оно делало на самом деле – я не знаю. Многих из нас, и военных, и гражданских эмигрантов, удивляло, как могло Братство так открыто похваляться своими антибольшевистскими подвигами в газете, издаваемой в Берлине, в период самого действенного существования Раппальского договора, и потому к работе и заявлениям Братства очень многие относились скептически. В частности, чинам РОВС было воспрещено вступать членами в Братство. В 1933 г. Братство закончило свое существование. Ведется ли какая-нибудь повстанческая работа в Национально Трудовом Союзе Нового Поколения, я не знаю, так как со времени переноса центра Союза из Парижа в Белград, совпало[7] с началом более "активной" деятельности Союза, отношения между НТСНП и РОВС сильно испортились, и кончилось тем, что в начале 1936 г. или в конце 1935 г. мне пришлось воспретить членам РОВС входить и в этот Союз, как бы ничем идеологически от РОВСа и не отличающийся. Новый Белградский центр – председатель Байдалаков – стал работать под сильным влиянием г. Георгиевского, статьи которого, печатающиеся в союзной газете "За Россию", достаточно ярко указывают на любовь к красивой фразе. Скрываются ли за этими словами какие-либо достоинства – я решительно не знаю. Причиной порчи взаимоотношений было стремление говорунов из НТСНП хаять РОВС за то, что мы "ничего не делаем", а потому – "идите в наш Союз", где работа кипит, т.е. переманивали чинов РОВСа к себе. В Париже, где во главе Парижского отдела стоит С.П. Рождественский, человек разумный, спокойный, образованный, действительно принесший пользу молодежи: их учат разбираться в разных государственных учениях, делаются краткие доклады, их знакомят с положением в СССР и с международным политическим положением, учат выступать публично с краткими прослушиваниями докладов и т.д. и т.п. – не заведуют, насколько я знаю, другими "активными", делами. Но что делается в Белграде, я не знаю. <…>

<…> Я предвижу опять упреки, что я ничего сенсационного не сказал о деятельности РОВСа: да, потому ничего такого не было. Я враг всяких бессмысленных авантюр, и за время моего пребывания в эмиграции и у других не видел еще ни одной, из которой вышел толк. Я поставил задачей по мере моих сил и невозможностей выполнить завет генерала Врангеля. Его последние слова были: "Берегите армию! Боже, спаси Россию! Кому суждено спасти Россию и вывести ее опять на ее исторический путь Великой Державы при условии благоденствия ее многочисленных народов и в первую очередь Русского народа – Вами ли, нами ли или нам всем вместе общими усилиями – это один Господь Бог знает. Но беречь армию был мой первый долг, сохранить нашу великую организацию, несмотря на разбросанность по всему свету; сохранить наши воинские взаимоотношения, несмотря на то, что прапорщик занимает место инженера, а старший капитан или полковник у него же работает простым рабочим; сохранить дисциплину, несмотря на то, что основное правило дисциплинарного устава – "не оставлять проступка подчиненного без взыскания" – отошло <нрзб> и единственным наказанием в руках начальника осталось право исключения из воинской организации, из РОВСа, который является Русской армией, всякий начальник должен стараться сохранить в возможно полном составе, а не распылить; уберечь наших воинских чинов от морального падения, несмотря на бесконечно тяжелые условия материальной жизни, взаимной поддержкой в трудные минуты; дать отцам и матерям возможность воспитать детей русскими, несмотря на слишком частую необходимость посылать их в развращающие их французские школы – беречь армию и сохранить ее и ее сыновей для России – вот моя задача, которой я посвящал все свои силы" <…>

Центральный архив ФСБ России.

Материалы на Е.К. Миллера


Письмо Е.К. Миллера Митрополиту Московскому Сергию

16 апреля 1938 г.

Москва, 16 апреля 1938 г.

Ваше Высокопреосвященство, с разрешения Народного Комиссара Внутренних Дел обращаюсь к Вам с нижеследующей просьбой.

Будучи длительно изолирован от внешнего мира, я особенно болезненно ощущаю невозможность посещения церкви. Условия, при которых я покинул свой дом, не позволили мне взять с собой даже Евангелие, чтение которого, особенно в настоящие дни, было бы для меня большим утешением. Поэтому примите милостиво мою покорнейшую просьбу и подарите мне Евангелие на русском языке.

Был бы глубоко благодарен, если бы Вы нашли возможность подарить мне также "Историю церкви", хотя бы один из учебников, которым пользуются воспитанники Семинарий или Духовной академии.

Все мое время я посвящаю чтению книг, получаемых из местной библиотеки, но был бы счастлив, если бы мог часть времени из немногих оставшихся мне лет (мне 71-й год) посвятить возобновлению и расширению моих познаний Библии и Житий Святых. Эти две книги я решаюсь просить у Вас, высокочтимый Владыко, во временное пользование на 2-3 месяца, а по прочтении обязуюсь их Вам возвратить.

Препоручаю себя святым молитвам Вашим, прошу Вас, глубокочтимый Владыко, верить чувствам искренней благодарности моей.

Вашего Преосвященства покорный слуга

раб Божий

Евгений

Его Высокопреосвященству

Владыке Сергию, Митрополиту Московскому


Центральный архив ФСБ России.

Материалы на Е.К. Миллера


Письмо Е.К. Миллера Н.И. Ежову

27 июля 1938 г.

В собственные руки


НАРОДНОМУ КОМИССАРУ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР И ГЕНЕРАЛЬНОМУ КОМИССАРУ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ ЕЖОВУ

На этих днях минуло 10 месяцев с того злополучного дня, когда, предательски завлеченный в чужую квартиру, я был схвачен злоумышленниками в предместье Парижа, где я проживал как политический эмигрант по французскому документу, под покровительством французских законов и попечением Нансеновского Оффиса при Лиге Наций, членом коей состоит СССР. Я ни одного дня не был гражданином СССР и никогда моя нога не ступала на территорию СССР. Будучи тотчас связан – рот, глаза, руки и ноги – и захлороформирован, я в бессознательном состоянии был отвезен на советский пароход, где очнулся лишь 44 часа спустя – на полпути между Францией и Ленинградом.

Таким образом для моей семьи я исчез внезапно и бесследно 22 сентября прошлого года. Моя семья состоит из жены 67 лет и трех детей 38-41 года. Хотя в первые дни по прибытии в Москву я еще очень плохо соображал под влиянием исключительно сильной дозы хлороформа, мне все же ясно представлялось, какой удар, какое потрясение, какое беспокойство должно было вызвать мое исчезновение у моей жены и детей. Что я был похищен агентами Советской власти, в этом, конечно, никаких сомнений у моей жены быть не могло: пример Кутепова был слишком памятен, да и все эти 71/2 лет со дня вступления моего в должность председателя РОВ Союза сколько раз возникали эти опасения и разговоры, причем положение пленников Сов. власти всегда рисовалось в самых ужасных красках, что ныне должно было вызвать у жены моей худшие опасения за мою дальнейшую судьбу. Первое движение мое поэтому по прибытию в тюрьму было – дать знать моей жене, что я жив и здоров и пока что физически благополучен. Краткое письмо моей жене с этим известием я передал в начале октября допрашивавшему меня следователю. Не получив его обещания послать письмо по назначению, я в начале ноября передал начальнику тюрьмы при особом заявлении маленькую записку аналогичного содержания без подписи и без указания, где именно я нахожусь, прося добавить к моей записке какой-нибудь промежуточный адрес, по которому моя жена могла бы мне ответить о состоянии здоровья своего, детей и внуков.

Не получив никакого отклика на это заявление от 4-го ноября (как и на другие заявления от того же числа касательно похищенных у меня денег, принадлежащих другим лицам), я в личной беседе с Вами просил Вас настойчиво связать меня с моей женой, дабы ее успокоить относительно условий моего существования и самому получить сведения о ней и детях.

28 декабря в дополнение к личному разговору, а затем в конце марта и в апреле и моим заявлениям к Вам, я к Вам обращался вновь с этой просьбой, но никакого ответа не получил.

Прошло 10 месяцев, и я ничего не знаю о моей семье и семья моя, видимо, ничего не знает обо мне.

Я вполне понимаю, что усердие не по разуму Ваших агентов, решившихся похитить меня с нарушением всех международных законов и поставивших Вас перед "совершившимся фактом", поставило Вас и все Сов. правительство в затруднительное положение и в необходимость впредь, до нахождения приличного выхода из создавшейся обстановки, скрывать мое нахождение в СССР, но все же я не могу не обратиться к Вашему чувству человечности – за что Вы заставляете так жестоко страдать совершенно невинных людей – моя жена и дети никогда никакого участия в политике не принимали. Особенно же меня беспокоит состояние здоровья моей жены, всю жизнь страдавшей большой нервностью, выражавшейся в болезненных приступах при всяком волнении и беспокойстве. Моя жена по матери своей – родная внучка жены А.С. Пушкина, урожденной Гончаровой, бывшей вторым браком за Ланским, и унаследовала, как и ее мать, и сестры, большую нервность, свойственную семье Гончаровых… Меня берет ужас от неизвестности как отразилось на ней мое исчезновение. 41 год мы прожили вместе!

…Никогда, ни в какие эпохи самой жестокой реакции ни Радищев, ни Герцен, ни Ленин, с историей которых я ознакомился по их сочинениям, изданным Институтом Ленина и Академией, не бывали лишены сношений со своими родными. Неужели же Советская власть, обещавшая установить режим свободы и неприкосновенности личности с воспрещением сажать кого-либо в тюрьму без суда, захочет сделать из меня средневекового Шильонского узника или второе издание "Железной маски" времен Людовика XIV – и все это только ради сохранения моего инкогнито?

Убедительно прошу Вас посмотреть на мою просьбу в данном случае с точки зрения человечности и прекратить те нравственные мучения мои, кои с каждым днем становятся невыносимее. 10 месяцев я живу под гнетом мысли, что я, может быть, стал невольным убийцей своей жены и все это вследствие своей неосторожной доверчивости к гнусному предателю, а когда-то герою гражданской войны в Добровольческой армии…

Надеюсь, что Вы найдете время ответить и на другие вопросы и просьбы, содержащиеся в моих заявлениях и письмах. Надеюсь также, что Вы отнесетесь благожелательно ко всему вышеизложенному, я – Ваш пленник – буду ждать с понятным нетерпением Вашего решения и приближающегося годового срока моего заключения.

27/VII 1938 г.

РАССТРЕЛ КОЛЧАКА: СВИДЕТЕЛЬСТВО ОЧЕВИДЦА

— Для меня Колчак — образец высоконравственного человека.

http://pressa.irk.ru/sm/2004/39/002003.html

номер от 30 сентября 2004 года

В редакцию обратился Владимир Зенченко, который долгое время жил по соседству с одним из участников казни адмирала

После серии публикаций о памятнике адмиралу Колчаку журналисты "СМ Номер один" потеряли покой. Редакция каждый день получает по несколько писем, в которых читатели высказывают свое мнение об адмирале. Постоянно звонят читатели и делятся своими мыслями о проекте памятника. А несколько дней назад к нам обратился Владимир Петрович Зенченко. Оказалось, что он лично был знаком в одним из семи железнодорожных слесарей, которые расстреливали Александра Васильевича. Маленьким мальчиком он не меньше десяти раз слушал рассказ, как казнили адмирала.


Колчака высадили из поезда, перевели по льду через Ангару. На правом берегу реки, возле Курбатовских бань, адмирала ждал грузовик. На нем арестованного довезли до тюрьмы, возле которой и расстреляли. Подо льдом тело вынесло в Ангару, и нет никаких сведений, что его кто-то нашел. Прямоугольниками с точками Владимир Зинченко обозначил места, где, по его мнению, должен стоять памятник.


Убийца Колчака рассказывал о казни только высокопоставленным коммунистам
— Для меня Колчак — образец высоконравственного человека, — говорит Владимир Петрович. — То, что он сделал для России, трудно переоценить. Люди должны знать о нем, должны помнить таких, как он. Я настоящий коммунист и до сих пор состою в партии, поэтому меня трудно заподозрить в необъективности.
Мой отец был из слесарей. Работал на Иннокентьевской станции паровозного депо в Иркутске II. Он всегда поддерживал таких же рабочих, как сам. Когда отца назначили руководителем фабрики в Усолье-Сибирском, где делали фанеру для самолетов, он разрешил в одном из домиков во дворе жить чернорабочему Солуянову. К сожалению, уже не помню, как его зовут. Зато хорошо помню имена его трех сыновей, с ними мы играли. Так вот оказалось, что этот Солуянов был одним из семи расстреливавших Колчака в 1920 году.
К нам домой постоянно приезжали высокие партийные работники из Иркутска и Москвы. У них всегда была одна просьба к отцу — позвать Солуянова, чтобы тот рассказал, как на самом деле был расстрелян Колчак. Я был совсем мальчишкой, сидел на диване и чуть дыша слушал один тот же рассказ Солуянова. Партийные работники сидели за большим столом, пили чай. Солуянову же ставили табуретку около двери. Он почему-то каждый раз садился на порог.




Перед смертью Колчак долго смотрел на Полярную звезду
По его словам, охрану в тюрьме, где сидел Колчак, сменили за день до его расстрела. Дело было рано утром. В камеру к Колчаку пришли ровно в четыре часа и сказали, что есть постановление местного революционного комитета о том, чтобы его расстрелять. Он спокойно спросил: "Что, без суда?" Ему ответили, что без суда. Потом оставили адмирала в камере, а сами пошли к председателю его правительства Пепеляеву. Тот, когда узнал о казни, сразу бросился на колени и стал просить прощения, умолять о пощаде.
Сначала вывели из камеры Пепеляева, потом вывели Колчака и повели их на Ушаковку. В пятидесяти метрах от тюрьмы была прорубь, где обычно полоскали белье. Из семи сопровождавших Колчака только один был с карабином. Он освободил прорубь ото льда. Колчак все время оставался спокойным, не сказал ни одного слова. Его подвели к проруби и предложили встать на колени.
По словам Солуянова, адмирал молча бросил шинель на меху около проруби и выполнил требование. Все это время он смотрел на небо в сторону севера, где ярко горела звезда. Мне кажется, что Колчак смотрел на полярную звезду и думал о чем-то своем. Приговор, конечно, никому не зачитывали. Самый главный у них сказал: "Давай так шлепнем — что церемонию разводить?"
Сначала расстреляли Колчака. К его затылку все семь человек приставили револьверы. Солуянов так испугался, что при нажатии на спусковой крючок закрыл глаза. Когда после выстрелов открыл их, то увидел, как шинель уходила под воду. Второго расстреляли немного позже. Потом все вернулись в тюрьму и уже там составили протокол, расписав казнь поминутно.
Протокол составили в пять часов. В нем сказано, что Колчака расстреляли на Ушаковке. Конкретное место не описано. Судя по времени, после того как о расстреле объявили Колчаку и составили протокол, прошел один час, казнь была недалеко от тюрьмы. К тому же потом гражданская жена адмирала писала в своих дневниках, что выстрелы были недалеко от тюрьмы.




Где и когда умер Солуянов, я не знаю. Он любил выпить. Возможно, умер именно от этого своего пристрастия. Те, кто приказывал казнить Колчака, были расстреляны в 1937—1938 годах. О причинах быстрой расправы над Колчаком теперь можно только догадываться. В архивах об этом ничего не говорится. Постановление о расстреле адмирала вынес Иркутский политцентр, который состоял из эсеров и меньшевиков. В феврале к городу стремительно продвигалась 30-я дивизия Красной армии. Возможно, чтобы сохранить себе жизнь и показать, что они не с Колчаком, члены политцентра вынесли свое решение. Возможно, боялись, что Колчака освободят остатки дивизии Каппеля, которые вели бои недалеко от Иркутска.
Колчак дорожил жизнью каждого человека
— А почему вы считаете Колчака высоконравственным человеком?
— Об этом говорит вся его жизнь. Да и то, как он вел себя в последние дни своей жизни. Поезд Колчака вместе с золотым запасом России сопровождали чехи, которые стремились на Дальний Восток, чтобы морем попасть на родину. Их встретил отряд черемховских рабочих. Они предупредили, что если чехи не отдадут Колчака, то будут взорваны три моста. А это означало, что домой они уже никогда не попадут. После этого большевикам никто не мешал арестовывать адмирала. Как бы повел себя обычный человек? Наверное, убежал бы. А Колчак приказом передал власть Деникину и велел все золото в целости и сохранности отдать большевикам. Золотой запас России к Колчаку попал, когда его войска заняли Казань. Золото готовили к погрузке на баржи для отправки в Астрахань. Туда, где действовали интервенты и мародеры. Скорее всего, золото увезли бы из России. А так оно было описано, составлен точный список — всего 28 вагонов. Так вот все эти 28 вагонов были переданы большевикам в Иркутске, о чем есть соответствующие документы.
А то, что он сделал для России как ученый? По сути именно он открыл для мира Северный морской путь. В поисках экспедиции Толля он потерял половину зубов, был обморожен. За свою стойкость был награжден Большой Константиновской медалью, высшей медалью за полярные исследования. О героической доблести Колчака на Русско-японской войне говорили даже сами японцы. Уже после сдачи Порта-Артура Колчак со своей батарей продолжал отстреливаться и только раненым был схвачен в плен. Японцы, чтобы показать свое уважение к его храбрости, построили две шеренги самураев и пронесли через них на носилках Колчака.
Во время Первой мировой войны на Балтийском море его корабль потопил пять немецких кораблей, не потеряв ни одного моряка. На Черном море при нем было потоплено пять подводных лодок Германии, и опять же ни один моряк не погиб. Он очень бережно относился к людям, ценил каждого человека. Когда его офицеры расстреляли трех депутатов Учредительного собрания и Колчак об этом узнал, то приказал отдать виновных под суд.
Памятник должен стоять около Вечного огня
— Теперь самое главное, для чего вам звонил. Сейчас идет поиск места для памятника Колчаку. Я изучал исторические документы, просмотрел все места в Иркутске, которые связаны с Колчаком, и пришел к выводу, что самым хорошим местом для памятника является набережная около Вечного огня. Ведь именно здесь его ждала машина — он от вокзала шел через Ангару с конвоем, когда его переводили в тюрьму. Здесь, можно сказать, Колчак сделал последние свои шаги. С набережной возле Вечного огня можно увидеть Знаменский монастырь, около которого стоит крест Колчаку; вокзал, куда привезли адмирала; место, где стоял состав с золотом. Я хочу, чтобы городские власти подумали над моим предложением.
{Досье
Владимир Петрович Зенченко родился 30 октября 1931 года в Усолье-Сибирском. Там же закончил школу. В 1948 году поступил в горный институт (нынче политехнический университет). С 1955-го по 1992 год занимался поисками урановых месторождений. В 1970 году удостоен Ленинской премии за вклад в науку. Именно он открыл и потом дал название Краснокаменскому месторождению урана в Читинской области. На сегодня Краснокаменское месторождение — самое крупное в мире и единственное в России. Сейчас Владимир Петрович на пенсии, дважды женат, вырастил трех сыновей, которые пошли по стопам отца и стали инженерами.}

Алексей Шандренко.

7 февраля 1920 года в Иркутске был расстрелян блестящий морской полководец, ученый и русский патриот Александр Васильевич Колчак. Кое-что готовлю по этом поводу, а пока цитирую серии одного из лучших документальных проектов последнего времени - "История Россиия XX век".

1.




2.




3.

Интересное, уникальное видео нашел на ютубе. Один из последних парадов Белой армии. Владивосток, 26 мая 1922 года.

26 января 1920 года скончался еще один выдающийся деятель Белого движения, настоящий герой, офицер, патриот России, благородный и порядочный человек Владимир Оскарович Каппель.

http://derzava.com/patrioty/kappel.html

Каппель Владимир Оскарович (1883 – 1920) - одним из наиболее почитаемых белогвардейцами вождей. Генерал В.О. Каппель, действовал против красных на Восточном фронте. О любимом вожде его соратники складывали песни и легенды.

Он родился 16 апреля 1883 года в Тульской губернии, в городе Белеве. Отец его был офицером, выходцем из Швеции. Он отличился во время ахалтекинской экспедиции М.Д. Скобелева и был награжден орденом святого Георгия. Дед Владимира Оскаровича Каппеля по линии матери также был русским офицером, он участвовал в героической обороне Севастополя.

Первые страницы биографии Владимира Каппеля отмечены окончанием петербургского кадетского корпуса, а затем - Николаевского кавалерийского училища. В 1903 году Каппель был произведен в корнеты и поступил на службу в 54-й драгунский Новомиргородский полк. Затем он поступил в Академию Генерального штаба, которую успешно окончил. В 1914 году началась Первая мировая война, В.О. Каппель, отправившийся на фронт в чине капитана, к началу 1917 года стал подполковником, был награжден несколькими орденами.

Будучи по своим политическим воззрениям сторонником монархии, Каппель не мог приветствовать ни Февральскую, ни, тем более, Октябрьскую революцию 1917 года. Как и многие русские офицеры, он тяжело переживал развал армии и страны, связанные с этим военные неудачи и унижения России перед другими державами.

В конце 1917 года Каппель находился в Самаре. Вскоре он оказался вовлечен в гущу происходивших в Поволжье событий.

Весной 1918 года произошло восстание чехословацкого корпуса, охватившее значительное пространство вдоль Сибирской железной дороги, от Пензы до Дальнего Востока. В результате большевики утратили власть в таких важных центрах, как Челябинск, Сызрань, Омск, Самара, Владивосток. Воспользовавшись такой ситуацией, представители разогнанного большевиками Учредительного собрания (в основном эсеры) создали в Самаре Комитет членов Учредительного собрания - правительство, претендовавшее на власть на всей неподконтрольной большевикам территории. Постепенно им удалось упрочить свои позиции, призвать под свои знамена новых сторонников. Происходило создание армии, способной противостоять большевикам. И В.О. Каппелю было предложено командовать в ней отрядом собранных в Самаре добровольцев, которых было сначала всего 350 человек.

Каппель согласился, хотя и не разделял взглядов эсеров. "Я монархист по убеждению, но стану под какое угодно знамя, лишь бы воевать с большевиками", - говорил он. Принимая командование над своим небольшим отрядом, подполковник Каппель дал обещание держаться лояльно по отношению к правительству, проявившему к нему доверие.

Как отмечали современники, самарское правительство (Комуч) не имело тогда значительных вооруженных сил и могло опереться лишь на небольшие отряды чехов и добровольцев-офицеров, да и те признавали Комуч только как меньшее из зол. Но удачи в борьбе с большевиками оказались тогда возможными благодаря смелым предприятиям Каппеля и некоторых других командиров.

Первые же боевые действия, предпринятые под руководством Каппеля, увенчались успехом, что способствовало росту авторитета талантливого военачальника, притоку к добровольцам новых пополнений. Сначала внезапным ударом отряда Каппеля были выбиты превосходящие силы красных из города Сызрани. Затем последовала серия набегов отрядов Каппеля при поддержке Волжской речной флотилии, в результате которых власть Комуча распространилась на новые районы. Каппелевцы действовали в районе Ставрополя, а 22 июня 1918 года взяли Симбирск. Наиболее значительной победой руководимого Каппелем Самарского отряда Народной армии и частей чехословацкого корпуса явилось взятие 7 августа 1918 года Казани. В этом городе был захвачен золотой запас России. Следует отметить, что столь успешную операцию он провел при небольших потерях - отряд Каппеля лишился всего 25 человек.

В ходе сражений с красными Каппель проявил себя как храбрый и находчивый командир. По свидетельству современников, он с горсткой соратников совершал налеты на большевистские части и предпринимал неожиданные маневры, и именно ему принадлежит заслуга в большинстве первоначальных успехов на Са-марско-Волжском фронте. Примечательной чертой было также стремление укрепить дисциплину во вверенных ему частях и не допускать туда революционных (эсеровских) агитаторов. Далее, как отмечали современники, Каппель не расстреливал пленных красноармейцев, а обезоруживал их и отпускал на свободу, стремясь доказать, что белые воюют с большевиками, а не с простым народом.

Успехи, однако, оказались недолговременными.

В дальнейшем возглавляемый Каппелем отряд попытался занять мост через реку Волгу вблизи станции Свияжск, где находился штаб 5-й армии красных. Здесь Каппеля постигла неудача, хотя и противникам победа далась дорогой ценой. После этого крас ным вновь удалось овладеть Симбирском. В середине сентября трехтысячному отряду Каппеля удалось остановить дальнейшее продвижение неприятеля и отбросить красных за Волгу. Но возвратить Симбирск уже не удалось.

Силы оказались слишком неравными. Этим, главным образом, можно объяснить и неудачу под Симбирском, и разгром 28 сентября 1918 года отряда каппелевцев красноармейцами, получившими к тому моменту значительные подкрепления.

После того как в результате переворота 18 ноября 1918 года к власти на Востоке России пришел адмирал Колчак, Каппель на долгое время оказался в тени. Сказались и лояльность по отношению к революционному самарскому Комучу, и недавние поражения.

Лишь в начале 1919 года А.В. Колчак стал доверять В.О. Кап-пелю. Последний получил чин генерал-лейтенанта и стал руководить 1-м Волжским корпусом.

В мае-июне 1919 года развернулись сражения за Белебей и Уфу.

Каппель был смелым человеком. Сохранились известия, что однажды на Урале он, без оружия, в сопровождении лишь одного из своих сторонников, побывал на собрании шахтеров, настроенных по отношению к белым враждебно. И даже осмелился там выступать. Храбрость он проявил и в боях под Уфой.

Тем не менее избежать крупных поражений возглавляемому Каппелем 1-му Волжскому корпусу и другим частям белых не удалось. Слишком неравными оказались силы и на этот раз. Последовало отступление и дальнейшая полоса неудач - под Челябинском, в районе реки Тобол...

После потери Омска Колчак, разуверившись в способности других своих соратников стабилизировать фронт, доверил генералу Каппелю командование остатками армии.

Но положение было уже практически безнадежным. Отступление продолжалось. Колчаковское правительство, вынужденное покинуть Омск, перебралось в Иркутск. Оттуда в начале января 1920 года Колчак, находившийся в своем поезде в Нижнеудинске, получил телеграмму следующего содержания:

"Нижнеудинск, поезд Верховного правителя.

Создавшаяся в Иркутске политическая обстановка повелевает Совету Министров говорить с вами откровенно. Положение в Иркутске после упорных боев... заставляет нас в согласии с командо ванием решиться на отход на восток... Непременным условием вынужденных переговоров об отступлении является ваше отречение, так как дальнейшее существование в Сибири возглавляемой вами российской власти невозможно. Совмин единогласно постановил настаивать на том, чтобы вы отказались от прав Верховного правителя, передав их генералу Деникину, и указ об этом передать через чехоштаб предсовмину для распубликования. Это даст возможность согласить идею единой всероссийской власти, охранить государственные ценности и предупредить эскцессы и кровопролитие, которые создадут анархию и ускорят торжество большевизма на всей территории. Настаиваем на издании вами этого акта, обеспечивающего от окончательной гибели русское дело..."

5 января 1920 года Колчак отрекся от власти, а десять дней спустя был арестован в Иркутске.

Стабилизировать Восточный фронт было уже невозможно. Но Каппелю удалось спасти остатки войск от окончательного разгрома и от гибели в Сибири.

Угроза неминуемого разгрома нависла над каппелевцами близ Красноярска. Генерал Каппель сумел тогда вывести свои войска из окружения. В дальнейшем приходилось продвигаться по направлению к Иркутску по бездорожью - через тайгу, по льду замерзших сибирских рек. В зимнюю стужу Каппель провалился в ледяную воду и вследствие этого заболел воспалением легких, отморозил ноги. Тем не менее он продолжал руководить войсками даже тогда, когда мог держаться на лошади лишь будучи привязанным к седлу.

А в последние дни генерал Каппель продиктовал такое обращение к сибирским крестьянам: "За нами с запада подвигаются советские войска, которые несут с собой коммунизм, комитеты бедности и гонения на веру Иисуса Христа. Где утверждается советская власть, там не будет трудовой крестьянской собственности, там в каждой деревне небольшая кучка бездельников, образовав комитеты бедноты, получит право отнимать у каждого все, что им захочется.

Большевики отвергают Бога, и, заменив Божью любовь ненавистью, вы будете беспощадно истреблять друг друга.

Большевики несут к вам заветы ненависти к Христу, новое красное Евангелие, изданное в Петрограде коммунистами в 1918 году..."

Умирая, генерал Каппель выводил своих соратников к Иркутску. 21 января 1920 года, окончательно выбившись из сил, он передал командование генералу С.Н. Войцеховскому. Скончался Владимир Оскарович 26 января 1920 года.

Уже после смерти Каппеля, 6 февраля 1920 года белые пробились к Иркутску. Но взять город они были уже не в состоянии. Попытка добиться освобождения адмирала Колчака успехом не увенчалась - 7 февраля 1920года бывший Верховный правитель был расстрелян. Каппелевцы, обошедшие город, удалились в Забайкалье, а затем - в Харбин.

Перед смертью В.О. Каппель говорил: "Пусть войска знают, что я им предан был, что я любил их и своею смертью среди них доказал это". Каппелевцы же доказали преданность своему вождю тем, что не бросили его тело на поругание большевикам, но перевезли его через сибирскую тайгу, невзирая на все трудности и опасности похода. В.О. Каппель был похоронен в Китае, в городе Харбине, у алтаря христианской Иверской церкви. Ему был поставлен памятник... (Впоследствии, летом 1945 года, надгробия В.О. Каппе-ля и его жены, Ольги Сергеевны, были разрушены.)

Использован материал кн.: И.О. Сурмин "Самые знаменитые герои России" - М.: Вече, 2003.

На этой неделе мы чтим память двух выдающихся деятелей Белого движения, последних русских витязей, славных командиров, выдающихся полководцев. Один из них Александр Павлович Кутепов трагически погибший 26 января 1930 года.

http://gen-kutepov.narod.ru/

КУТЕПОВ Александр Павлович (16 сентября 1882 — после 26 января1930), российский военачальник, генерал от инфантерии.

От Преображенского полка до Добровольческой армии

Окончил Архангельскую гимназию и Петербургское пехотное юнкерское училище. Участник Русско-японской войны 1904-1905. В 1907 «за оказанные боевые отличия» переведен в лейб-гвардии Преображенский полк. Первую мировую войну начал командиром роты в Преображенском полку. В 1916 полковник и командир 2-го батальона. Награжден многими боевыми орденами, в том числе Георгиевским оружием и орденом Св. Георгия 4-й степени. В 1917 командир лейб-гвардии Преображенского полка, о расформировании которого отдал приказ 2 декабря 1917.

В декабре 1917 вступил в ряды Добровольческой армии. Во время обороны Таганрога вел упорные бои с Красной гвардией. В январе 1918 дважды разбил войска красных под командованием Р. Ф. Сиверса у Матвеева Кургана. По словам А. И. Деникина, «это был первый серьезный бой, в котором яростному напору неорганизованных и дурно управляемых большевиков, преимущественно матросов, противопоставлено было искусство и воодушевление офицерских отрядов».

Участвовал в двух Кубанских походах, после гибели генерала С. Л. Маркова был назначен командиром 1-й пехотной дивизии Добровольческой армии, однако уже в июле сдал командование дивизией и возглавил 1-ю бригаду этой дивизии. После взятия Добровольческой армией в августе 1918 Новороссийска был назначен военным-губернатором Черноморской губернии. В ноябре 1918 Кутепову был присвоен чин генерал-майора; в мае 1919 он стал командовать 1-м армейским корпусом. За отличия в боях на Харьковском направлении в июне 1919 произведен в генерал-лейтенанты. Летом и осенью 1919 корпус находился на главном направлении и с боями дошел до Орла. В ходе последующего отступления от Орла до Новороссийска сумел, несмотря на большие потери, сохранить боеспособность корпуса.

В эмиграции

В марте 1920 Кутепов прибыл с корпусом в Крым, где был назначен генералом П. Н. Врангелем командиром 1-го армейского корпуса Русской армии, в которую были преобразованы Вооруженные силы Юга России. Борясь за восстановление порядка и дисциплины в войсках, не остановился перед многочисленными публичными казнями, что встретило протест со стороны крымской общественности, но получило полную поддержку со стороны Главнокомандующего Врангеля.

Участвовал в боях в Северной Таврии. После разделения Русской армии на две армии был назначен в сентябре 1920 командующим 1-й армией. В ноябре 1920 эвакуировался с остатками белых из Крыма в Галлиполи (Турция), где был назначен помощником Главнокомандующего и командиром 1-го армейского корпуса, в состав которого вошли все части Русской армии. Тогда же был произведен в генералы от инфантерии «за боевые отличия».

В декабре 1921 вместе с войсками переместился в Болгарию. В марте 1924 был освобожден от должности в связи с переездом в Париж и переходом в распоряжение великого князя Николая Николаевича. Вскоре под влиянием великокняжеского окружения произошел фактический разрыв отношений между Врангелем и Кутеповым, что привело еще к большему дроблению сил эмиграции. Кутепов, сторонник вооруженной борьбы с большевистским режимом, пытался организовать подрывную работу на территории СССР, вести разведывательные операции. Однако его деятельность, как и большинства других сторонников «активизма», изначально находилась под контролем Государственного политического управления (ГПУ), агентами которого были наводнены эмигрантские организации. Наиболее «плодотворно» Кутепов сотрудничал с представителем организации «Трест» А. А. Якушевым, являвшимся агентом ГПУ. По некоторым свдениям, был причастен к попыткам организации террористических актов против партийных и советских работников в 1927-28. Среди террористов, засланных в СССР, была М. В. Захарченко-Шульц (по одной из версий, племянница Кутепова), погибшая летом 1927 в перестрелке с чекистами. После смерти Врангеля в апреле 1928 Кутепов был назначен великим князем Николаем Николаевичем председателем Русского общевоинского союза (РОВС).

26 января 1930 был похищен в Париже агентами советской разведки, тайно доставлен на советский корабль; по версии, обнародованной КГБ в период «перестройки», Кутепов скончался по пути в Новороссийск от сердечного приступа.

На русском кладбище Сен-Женевьев де Буа в Париже был воздвигнут памятник на символической могиле Кутепова.


Из воспоминаний Александра Павловича

Читать далее...

Василий Цветков: «Фильм вполне удался»


http://www.russk.ru/newsdata.php?idar=731908

Известный историк Белого движения о своем отношении к телеверсии фильма «Адмиралъ»…
В ноябре на «Первом канале» закончился премьерный показ телесериала «Адмиралъ», посвященного жизни адмирала А.В.Колчака. Осенью прошлого года, после кинопремьеры прокатной версии, «Русская линия» не раз давала отзывы на этот фильм актеров, профессиональных историков и кинокритиков. Известный историк Белого движения Василий Цветков в интервью сайту «Белые воины» также высказал свое мнение о полной версии нашумевшего фильма.

Как считает историк, «сериал поставил и принципиально решил две очень важные для понимания истории Белого движения и для понимания всей нашей истории ХХ столетия проблемы». «Первое. Белое дело – государственное дело. Все фразы, все поступки, все действия и адмирала А.В.Колчака и его подчиненных показаны в фильме как поступки и действия людей, облеченных государственной властью. Присяга приносилась на верность Государству Российскому. Золотой запас Российского Государства контролируется государственной властью и ею же защищается до последних дней существования. Союзники – не хозяева на Русской земле и считаться союзниками могут только тогда, когда делом доказывают свои намерения помогать в «борьбе с большевизмом». Издаются законы, принимаются решения направленные на охрану российских государственных интересов. Достигнуто признание со стороны всех остальных фронтов и правительств. Можно сколь угодно долго спорить о степени «представительности», «легальности и легитимности» политической власти, сложившейся в Омске в 1918-1919 годах, но факт был, есть и останется фактом. На большей части территории Российского Государства в 1918-1920 годах действовала власть, обладавшая общегосударственным статусом и всеми признаками суверенитета (до государственной символики и атрибутики включительно). Можно дискутировать о степени ее устойчивости, о том, насколько велика была так называемая «народная», «общественная поддержка», о степени самостоятельности и ответственности местных структур управления (иначе не возникала бы печальной памяти «атаманщина»). Но считать, что после 2-3 марта или после 25 октября 1917 года «любая» иная власть кроме той, которая была (Государь Император) или стала (ВЦИК Советов и Совнарком) называться властью не имеет права – нельзя», – считает В.Цветков.

«Государственная власть, существовавшая на 2/3 пространства России, не могла быть создана в условиях «Смутного времени», иначе как в военной форме, в форме единоличной национальной диктатуры. Власть опиралась на армию, которая была отнюдь не кастовой или «кондотьерской» (в худшем смысле этих слов), а подлинно народной. В фильме этот образ армии точно олицетворяет генерал В.О.Каппель. Он не подавляет авторитетом беспрекословного подчинения, не требует безоговорочного выполнения любого своего приказа или приказа «вышестоящего начальства». Он всегда вместе с армией, всегда со своими солдатами, до последних дней жизни. И эта армия сильна своим единодушием и убежденностью в правоте того дела, которому служат. Именно такие воинские части, в квалификации советской историографии назывались «махрово контрреволюционными». Можно ли назвать генерала Каппеля героем, если исходить из того, что в Гражданской войне героев быть не может? Можно, хотя бы уже потому, что Евангельский завет отдать «жизнь свою за други своя», здесь воплотился в полной мере», – подчеркивает историк.

«Уместно помнить, – продолжает В.Цветков, – что эта новая «белая» армия вела свою преемственность от Российской Императорской армии и флота, а не от «февральской демократизации». Армия стала носительницей государственной идеи. Армия должна была возродить Российское Государство. Когда в Новочеркасске в конце 1917 г. создавалась Добровольческая армия, то опиралась она не на «февральский» приказ N 1 и не на «полковые комитеты», а на воинские уставы Российской Империи. И вряд ли уместен здесь популярный с конца 1990-х тезис о «борьбе Февраля с Октябрем», как о противостоянии «белых» и «красных» на «обломках Великой Империи». Генерал Каппель молится со своими солдатами перед боем, а не устраивает митинг на тему «за что воюем»; он по-рыцарски достойно, в лучших традициях Империи, посылает вызов на дуэль за оскорбление, нанесенное чести Русской армии, а не стыдливо молчит, опасаясь «международных осложнений»; он командует своими солдатами, помня заветы великого русского полководца А.В.Суворова и не оглядывается на «политический момент».

«Второе. В фильме и в сериале четко показан трагический, страшный раскол некогда Единой России. Показательно, что из уст революционеров, и это характерный штрих того времени, зритель не услышит слов о «России», а только о «народе». Большевистский «патриотизм» – это «социалистическое Отечество» и только. Идеология большевиков стройная, логически завершенная и обоснованная. Это их правда, за которую они готовы отдать и свою жизнь и не пожалеть чужую. Но есть и другая правда. Есть точно такая же стройная, логически завершенная и обоснованная идеология тех, кто составлял Белое движение (хотя термин весьма условный). Нелепо говорить, что у белых не было программы. Программа «мир – народам», «земля – крестьянам», «фабрики – рабочим» сталкивается с программой, построенной на четко высказанном Колчаком во время допроса определении – нельзя обещать того, что невозможно исполнить. Трагизм Гражданской войны еще в том, что «красная» и «белая» правды в тот момент были практически несовместимы и, поэтому, непримиримы. Поэтому и допросы Колчака, как показано в фильме, происходят как разговор двух сторон, не понимающих друг друга. Поэтому и вопрос следователя к Колчаку «как Вы могли пойти против своего народа», остается без ответа. Это противостояние двух систем ценностей, где такие слова, как «бунт», «революция», «переворот» имеют совершенно разное смысловое содержание. У Колчака – свое. У Чудновского (если подразумевать его как собирательный образ) – совершенно другое. Большевики в фильме – не «плохие», не «изверги», «недочеловеки» и «христопродавцы». Нет. Это убежденные непримиримые и беспощадные противники. Это тоже «герои», но по своей, особой, системе ценностей. И это противостояние русской смуты в фильме очень заметно», – считает историк.

«Но нужно ли сомневаться в том, что лозунг «За Единую Россию» означал не способ решения национального вопроса, а стремление восстановить разорванное, разломанное единство? – размышляет В.Цветков. – Можно и должно говорить, спорить о том, в какой мере их соприкосновение и даже соединение произошло в годы Великой Отечественной войны, в судьбах потомков участников тех кровавых событий. Но в 1917-1920 гг. этого не произошло. Потому что, если бы эти системы были «примиримы» – не началась бы Гражданская война. Рискну утверждать также, что определение «эмоциональная составляющая» в фильме передана довольно точно. Даже «белый бал», показанный в финале, не стоит воспринимать, как некую новомодно-новорусскую дань «вальсам Шуберта и хрусту французской булки». Просто у каждого человека в уголке души есть этот миг в прошлом, который, как считается, вспоминают перед смертью или в самые тяжелые минуты жизни. Этот миг у каждого свой, но он есть. Это, может быть, та самая ниточка которая связывает любую, даже самую грешную человеческую душу с Богом, потому что в этом самом миге человеческая душа чиста и непорочна. И здесь нет уже разделения на Государя Императора, Верховного правителя, генерала, солдата, медсестру или пламенного революционера. Здесь все равны. И в отражении этого состояния фильм вполне удался».

«Фильм сконцентрирован на фразах. Они запоминаются. Они эмоционально озвучены. В «Адмирале» нет типичной для советского кинематографа о гражданской войне 1970-х, (и в какой-то степени характерной для настроений Русского зарубежья 1920-1930-х годов) самоубийственной рефлексии тех, кто «играет белых»: правильно ли мы делаем, воюя с «собственным народом»? Достаточно вспомнить мастерски сыгранные роли поручика Брусенцова, генералов Хлудова и Чарноты, не говоря уже о Рощине или Григории Мелехове. Добрую половину внутренних монологов и диалогов с их участием занимали размышления на тему «куда идти» и «с кем быть». Причем происходило это даже во время боя (что уж совсем необъяснимо). В «Адмирале» ярко показано другое. Стремление «идти до конца», «стоять насмерть». Самокопание и самооправдание прорывается лишь однажды, да и то в «пьяном виде». И когда генерал Зиневич (?) прорывается к Колчаку с криком «я не могу воевать» он встречает холодное и твердое напоминание о том, что уже два года идет война с большевиками, из которой возможен только один выход: «победа или смерть». И это – точное отражение психологии Гражданской войны», – отмечает В.Цветков.

Вместе с тем, обращает внимание известный историк, крайне важными для понимания личности А.В.Колчака были бы серии, посвященные его полярным экспедициям и Русско-японской войне: «Нужно показать становление его научного и воинского подвига, рождение его семьи, сына». «Безусловно, заслуживают внимания и другие события истории Белого движения. Нужно снимать новые фильмы о лидерах большевиков, о красной армии, о ВЧК, не считая при этом «Чапаева» и «Три рассказа о Ленине» образцами «исторической правды». Остается надеяться, что наш отечественный кинематограф только в начале пути. И в историческом кино уйдет в прошлое кинематограф художественно-документальный (нужен ли он вообще?), вызывающий приступы «ляпоедства» за малейшее отклонение от «исторического источника», и займет свое место кинематограф познания духа ушедших времен. Подлинно русский кинематограф. И, несомненно, «Адмиралъ» – этап на этом пути», – пишет автор.

«И последнее. Нужно ли было снимать «угловатый», «обрезанный» фильм-»трейлер» (по выражению одного ЖЖ-юзера), выпускать его на экраны кинотеатров в октябре 2008-го и распространять многотысячными тиражами на дисках, если спустя год на экраны вышел сериал? Нужно. Нужно для того, чтобы для начала вызвать интерес к прошлому. Заинтересовать нашей историей, изучать которую нужно не по выверенным лекалами «единственно верного учения» (или «концепции») учебникам и не по историческим викторинам пособий по подготовке к ЕГЭ. Изучать, чтобы понять прошлое и попытаться предугадать будущее. Или, хотя бы, не повторять прошлых ошибок…» -заключает Василий Цветков.
Русская линия

http://www.white-guard.ru/go.php?n=4&aa1=719


1 сентября 2009 г. в рамках работ Морской Арктической Комплексной Экспедиции (МАКЭ) Российского НИИ Культурного и природного наследия им. Д.С. Лихачева (Института Наследия) (начальник экспедиции – доктор исторических наук, профессор Петр Владимирович Боярский) и Фонда полярных исследований был установлен памятный знак в честь русского военного моряка и полярного исследователя Александра Васильевича Колчака (1874 – 1920) на острове носящем его имя. 17 ноября 2009 г. исполнится 135 лет со дня рождения Колчака.

МАКЭ создана в 1986 г. Она является самостоятельным подразделением Российского научно-исследовательского института культурного и природного наследия имени Д.С. Лихачёва. Основной целью работы экспедиции является выявление, описание, мониторинг и сохранение историко-культурной и природной среды Арктики. Методика проведения работ основана на комплексном изучении историко-культурных и природных объектов Арктики. МАКЭ – единственная в мире экспедиция, созданная и возглавляемая одним человеком – П.В. Боярским, на протяжении всего времени ее существования. Деятельность экспедиции не прервалась даже в нелегкие 1990-е годы, когда государственное финансирование науки практически было приостановлено.

Основные направления деятельности МАКЭ: постоянные комплексные экспедиции и издательская деятельность. За двадцать два полевых сезона исследования МАКЭ были проведены: на архипелагах Новая Земля и Земля Франца-Иосифа, на островах Вайгач, Колгуев, Матвеев, Местный; в Большеземельской и Малоземельской тундрах и т. д. Основные исследования МАКЭ посвящены комплексному изучению природной и историко-культурной среды Арктики. Результатом экспедиционных работ явилась «Концепция формирования системы особо охраняемых природных и историко-культурных территорий на Новой Земле» и проекта создания «Парка Виллема Баренца». Разрабатываются проблемы по теоретическим и практическим основам комплексного изучения историко-культурной и природной среды Севера России. Сотрудники МАКЭ приступили к многотомному изданию, в котором описывается природная и историко-культурная среда Арктики: археология и история освоения архипелагов и островов, их геологическое строение, описание ландшафтов и ледников, растительного и животного мира.

Экспедиция проходила на научно-экспедиционном судне «Михаил Сомов», принадлежащем Северному межрегиональному территориальному управлению Федеральной службы по гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды (Северному УГМС, г. Архангельск) (руководитель – Леонид Юрьевич Васильев). Капитан судна – Юрий Алексеевич Настеко.

Остров Колчака (76°07′ с.ш. 97°01′ в.д.) в Карском море был открыт в ходе Русской полярной экспедиции (РПЭ), проходившей в 1900 – 1902 гг. под руководством барона Эдуарда Васильевича Толля. Это произошло в апреле 1901 г. в ходе санной экспедиции Э.В. Толля и А.В. Колчака. Ранее предположение о существовании острова высказал старший каюр экспедиции С. Расторгуев.

Остров находится у юго-восточного берега Таймырского залива в 5 милях к востоку от мыса Лопатка. Высота острова в южной части – 73 м; в северной – 42 м. Его плоская поверхность покрыта тундровой растительностью и в значительной части заболочена. Северо-западный берег приглубый, каменистый и местами обрывистый. Юго-восточный берег преимущественно песчано-галечный и лишь местами имеются незначительные обрывы, большинство которых окаймлены широкими пляжами. Берега острова окаймлены отмелью с глубиной менее 10 м, простирающейся до 5 кабельтовых от него.

В 1908 г. он был нанесен на карту под названием острова Колчака. В конце 1930-х гг. остров был переименован в остров Расторгуева, в честь унтер-офицера Якутского казачьего полка Степана Расторгуева - старшего каюра экспедиции. Ранее в честь Расторгуева был назван остров, расположенный в группе Каменных островов в устье реки Пясины (назвал в 1901 г. командир яхты «Заря» Н.Н. Коломейцев) и пролив в Таймырском заливе (назвал начальник экспедиции барон Э.В. Толль). Наличие двух островов с одинаковым названием, расположенных относительно недалеко друг от друга, нередко приводило к путанице. 15 июля 2005 года постановлением Правительства Российской Федерации № 433 историческое название острова Колчака было восстановлено.

В задачи РПЭ входило исследование Новосибирских островов, проход (второй раз в истории мореплавания) Северным Морским путем и поиск легендарной «Земли Санникова». Экспедиция на судне «Заря» проходила с июня 1900 по октябрь 1902 года и принесла весьма значительные результаты: были исследованы полуостров Таймыр, Новосибирские острова. А.В. Колчак, участвовавший в экспедиции в качестве гидролога, проводил исследования полярных льдов, исследовал ряд географических пунктов. Работы экспедиции были связаны с немалыми трудностями: во время двух зимовок ее участникам пришлось перенести многочисленные лишения. В начале июня 1902 года барон Э.В. Толль вместе с тремя своими спутниками отправился на остров Беннета с целью изучить его геологическое строение и уйти оттуда на юг. К оговоренному крайнему сроку они не вернулись, и «Заря» пришла в бухту Тикси без них.

Академия Наук решила организовать экспедицию по поиску барона Толля и его спутников. Первоначально к острову Беннета планировали послать ледокол «Ермак», но от этой идеи отказались, решив организовать санно-шлюпочную экспедицию. Возглавил ее лейтенант Колчак. Поисковая экспедиция проходила с 5 мая по 7 декабря 1903 года. В ее составе было 17 человек на 12 нартах, запряженных 160 собаками. Путь до острова Беннета занял три месяца, и практически каждый метр этого пути был связан с риском для жизни. Постоянно шли обильные снегопады, приходилось часто стаскивать шлюпки с мелей, причем были неизбежны «купания» в ледяной воде. 4 августа, добравшись до острова Беннета, члены экспедиции обна­ружили там предметы и записку, оставленные бароном Толлем. Из записки следовало, что Толль и его спутники еще 26 октября 1902 года ушли на юг, имея запасов прови­зии лишь на две-три недели.

Обратная дорога Колчака была не менее трудной, но путешественники выдержали все испытания и 7 декаб­ря благополучно прибыли в Казачье, а оттуда через Якутию – в Иркутск. За этот подвиг Колчак получил орден Свя­того Владимира IV-й степени, а позже, в январе 1906 го­да, Русское Географическое Общество наградило его выс­шей наградой – большой золотой Константиновской ме­далью. Арктические экспедиции принесли молодому офицеру славу и авторитет в области гидрографии. По материалам экспедиций он выпустил монографию «Льды Карского и Сибирского морей», вскоре переведен­ную на другие языки.

В августе 2003 г. Полярная историко-мемориальная экспедиция «Беннетта-2003», установила на острове Беннета 5-метровый православный крест и памятную доску в честь столетия спасательной экспедиции А.В. Колчака и его шестерых спутников. Научным руководителем этой экспедиции был научный сотрудник Института океанологии РАН им. П.П. Ширшова А.А. Першин.

Инициаторами и авторами идеи создания памятного знака на острове Колчака выступили Никита Анатольевич Кузнецов – научный сотрудник МАКЭ, старший научный сотрудник Дома Русского Зарубежья имени А.И. Солженицына и Александр Алексеевич Першин – научный сотрудник Института океанологии имени П.П. Ширшова РАН.

Доска и барельеф изготовлены на средства Международного независимого эколого-политологического университета (г. Москва), ректор – С.С. Степанов.

Автор барельефа – известный московский скульптор Андрей Вячеславович Клыков. Его отец – скульптор В.М. Клыков был автором памятника А.В. Колчаку, который был установлен в Иркутске 4 ноября 2004 г. А.В. Клыков принимал участие в его создании.

Барельеф отлит в Центре художественного литья «Царский остров» (г. Москва), президент – В.И. Мещангин.

Разработка дизайна памятной доски – Е.В. Строганкова.

28 июня 2009 г. (в день собора Санкт-Петербургских святых) мемориальная доска была освящена в церкви Святой Троицы Живоначальной в Санкт-Петербурге священником отцом Питиримом. 15 декабря (ст. стиля) 1874 г. в этой же церкви Александр Васильевич Колчак был крещен.

Памятный знак, представляющий собой двухметровую стальную трехгранную пирамиду, на сторонах которой размещены барельеф и две памятные доски, изготовлен на борту НЭС «Михаил Сомов». В изготовлении участвовали:

Шумилкин Валерий Николаевич (заместитель начальника МАКЭ)

Андреев Борис Михайлович (г. Апатиты Мурманской обл.)

Кузнецов Никита Анатольевич (научный сотрудник МАКЭ)

Чудинов Роман Владимирович (сотрудник МАКЭ, корреспондент телекомпании «Цивилизация»)

Данилов Владимир Федорович, ремонтный механик НЭС «Михаил Сомов».

Титов Петр Валентинович, боцман НЭС «Михаил Сомов».

При установке и торжественном открытии этого полярного мемориала присутствовали:

Боярский Петр Владимирович – начальник Морской арктической комплексной экспедиции (МАКЭ), заместитель директора Российского научно-исследовательского института культурного и природного наследия имени Д.С. Лихачёва (г. Москва), доктор исторических наук, профессор, почетный полярник.

Настеко Юрий Алексеевич – капитан научно-экспедиционного судна «Михаил Сомов»

Дрикер Александр Ефимович – начальник экспедиции (Северное межрегиональное территориальное управление Федеральной службы по гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды (Северное УГМС, г. Архангельск)).

Члены экипажа и технический персонал вертолета МИ – 8 RA-22762, принадлежащего ОАО «2-й Архангельский объединенный авиаотряд»:

Макаров Александр Вениаминович – пилот-инструктор

Зуборев Игорь Васильевич – командир воздушного судна

Белобородов Павел Викторович – 2-й пилот

Бунтыло Андрей Николаевич – бортмеханик

Ларионов Сергей Зосимович - инженер ВиД

Поршнев Андрей Владимирович - техник ВиД

Камлыгин Владимир Александрович - инженер АиРЭО.

Сотрудники МАКЭ:

Шумилкин Валерий Николаевич – заместитель начальника МАКЭ

Кузнецов Никита Анатольевич – научный сотрудник МАКЭ, старший научный сотрудник Дома Русского Зарубежья имени А.И. Солженицына, один из авторов идеи установки мемориала

Пасичник Владимир Геннадьевич – сотрудник МАКЭ, кинорежиссер

Файзуллин Марат Раисович – сотрудник МАКЭ, композитор

Чудинов Роман Владимирович – сотрудник МАКЭ, корреспондент телекомпании «Цивилизация».

Члены экспедиции на НЭС «Михаил Сомов»:

Балакина Ольга Николаевна, сотрудник Северного УГМС

Завернина Нина Николаевна, сотрудник Северного УГМС

Клещина Ирина Владимировна, сотрудник Северного УГМС

Андреев Борис Михайлович (г. Апатиты Мурманской области)

Хохлов Александр Николаевич – главный редактор журнала «Сафари» (г. Москва)

Можаров Анатолий Дмитриевич – шеф-редактор журнала «Сафари» (г. Москва)

Ястребов Дмитрий – сотрудник туристической компании «Сафари и Экспедиции»

При открытии мемориальной доски и барельефа Колчаку были развернуты флаги:

Государственный флаг России
Андреевский флаг[1]
Флаг города Москвы
Флаг Института океанологии РАН им. П.П. Ширшова
Также были установлены портреты А.В. Колчака и начальника Русской полярной экспедиции (РПЭ) 1900 – 1902 гг. барона Э.В. Толля выполненные московской художницей Верой Валерьевной Владимировой (Дом Русского Зарубежья имени А.И. Солженицына, г. Москва), членом Союза художников России.

В основание мемориального знака был вложен камень с подножья памятного 5-метрового православного креста, установленного в честь 100-летия похода на шлюпках под начальством А.В. Колчака на остров Беннета (острова Де-Лонга) в 1903 г. Крест на острове Беннета был установлен Полярной историко-мемориальной экспедицией «Беннета – 2003» в августе 2003 г.

Во время открытия мемориальной доски и барельефа было произведено гашение памятными штемпелями конвертов, посвященных Русской полярной экспедиции, выпущенных АНО «Полюсмедиа». Дизайн конвертов разработан председателем Союза московских филателистов А.А. Горяиновым.

Также при торжественном открытии мемориала у его подножья были положены книги Э.В. Толля «Плавание на яхте «Заря»» и Н.А. Кузнецова «Александр Васильевич Колчак» и вымпел Института океанологии РАН им. П.П. Ширшова.

Памятный знак был установлен в 9.00 московского времени в точке с координатами 76°06′ с.ш. 97°21′ в.д. на мысе Случевского – самой северной точке острова. Место установки было выбрано не случайно. Именно этот мыс в 1901 г. был назван Э.В. Толлем по фамилии А.В. Колчака. После того, как имя Колчака получил весь остров, мыс был переименован в честь члена Императорского Русского географического общества поэта Константина Константиновича Случевского (1837 – 1904).

В основание пирамиды была приварена капсула, в которую была вложена бутылка с памятной запиской с описанием церемонии открытия и обращением к лицам, посещающим остров с просьбой оставлять в ней свои сообщения.

Установка памятного знака на острове Колчака является частью всероссийской мемориальной акции «По следам арктических первопроходцев», целью которой является увековечивание памяти путешественников и возвращение незаслуженно забытых имен, путем установки памятных знаков, изучения и публикации архивных материалов, подготовки научных и научно-популярных изданий, съемки фильмов.

Установка знака продолжает традиции создания арктических мемориалов и послужит делу возвращения имени забытого русского полярного исследователя Александра Васильевича Колчака.

--------------------------------------------------------------------------------
[1] В 1996 г. данный флаг впервые после 1914 г. (ледокольные транспорты «Таймыр» и «Вайгач») обогнул мыс Челюскин и прошел Северным Морским путем на атомном ледоколе «Таймыр» Мурманского морского пароходства.
В августе 1996 г. флаг был поднят в лагере Таймырского отряда Морской арктической комплексной экспедиции (МАКЭ), расположенном на мысе Могильном (залив Дика) в 150 км к северо-востоку от острова Колчака. Таймырский отряд под руководством кандидата геолого-минералогических наук Дмитрия Бадюкова с 17 по 28 августа 1996 г. провел перезахоронение участников Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана (ГЭСЛО) 1910 – 1915 гг. – лейтенанта Алексея Николаевича Жохова (1885 – 1915) и кочегара Ивана Ефимовича Ладоничева (1886 – 1915), умерших на ледокольном транспорте «Вайгач» (А.В. Колчак был первым командиром этого судна в 1910 – 1911 гг.) и похороненных на мысе могильном. А.А. Першин был историографом этой экспедиции.

Флаг поднимался:

на мысе Дежнева (крайней восточной точке Азии) в 1997 г.;
на острове Беннета (Восточно-Сибирское море) в 2003 г. во время установки 5-метрового православного креста. Экспедиция «Беннета – 2003»;
на мысе Доброй Надежды (Южно-Африканская республика) в 2004 г.;
в районе крайней южной части Азии (остров Синтоза, Сингапур, в 136 км севернее экватора);
на крайней западной точке Евразии - мыс Рока (Португалия);
флаг обогнул мыс Горн в 2007 г. на научно-исследовательском судне «Академик Иоффе»;
прошел вокруг света на учебном парусном судне «Крузенштерн» в 2005 – 2006 гг.
Флаг принадлежит Александру Алексеевичу Першину – научному сотруднику Института океанологии РАН им. П.П. Ширшова – одному из авторов идеи создания и установки мемориального знака на острове Колчака

БЕЛЫЙ ВОЖДЬ «МАЛИНОВЫХ ФУРАЖЕК»




Командир 1-й отдельной бригады русских добровольцев, начальник 3-й дивизии Добровольческой армии генерал-майор Михаил Гордеевич Дроздовский




http://www.bratishka.ru/archiv/2009/7/2009_7_11.php


Генеральский сын

СУДЬБА отвела генерал-майору Михаилу Гордеевичу Дроздовскому менее года жизни и борьбы в рядах Белого движения. Но несмотря на столь короткий срок, он остался одной из самых ярких и колоритных фигур в его истории, человеком, которого беззаветно — до самопожертвования! — любили сподвижники и люто — до зубного скрежета при одном лишь упоминании! — ненавидели враги. Достаточно хотя бы бегло познакомиться с биографией генерала, чтобы признать: и те и другие имели полное право на столь сильные чувства…
Дроздовские — потомственные мелкопоместные дворяне Полтавской губернии. Издревле мужчины в их роду служили Отечеству в военном мундире. Больших богатств они не нажили, но некоторым удавалось подняться по служебной лестнице до высоких чинов и званий. В том числе — и отцу одного из будущих вождей Белого движения.
В октябре 1881 года в семье генерала Гордея Дроздовского, проживавшего в то время в Киеве, родился наследник. Мальчик рано остался без матери. Отец, всецело занятый делами службы, дал ему по-настоящему спартанское воспитание. Правилам, привычкам и принципам, усвоенным в детстве и отрочестве, Михаил Гордеевич следовал всю жизнь.
В 1892 году одиннадцатилетний сын генерала Дроздовского приказом по военно-учебным заведениям был определен для получения образования в полоцкий кадетский корпус. Однако вскоре Михаила перевели во Владимирский кадетский корпус, расположенный в Киеве, — ближе к месту службы отца. После семи лет учебы он становится юнкером санкт-петербургского Павловского пехотного военного училища.
В те годы в его характере удивительным образом сочетались прямолинейность в суждениях и щепетильность в вопросах чести, стремление к самостоятельности и умение подчиняться, суровая самодисциплина и своенравие, усидчивость в учебе и озорство, граничившее с хулиганством, которое оборачивалось неделями, проведенными на училищной гауптвахте. Как вспоминал один из сокурсников, однажды Дроздовский даже вывесил свою визитную карточку на двери карцера, рассказывая всем, что училищное начальство выделило ему отдельную комнату. За что, кстати, схлопотал еще несколько суток заточения в «холодной». Зато на старший курс Михаил Гордеевич был переведен 13-м из 152 учащихся. А в 1901 году закончил училище по первой категории первого разряда, то есть, говоря нынешним языком — с отличием.
Свежеиспеченный подпоручик распределяется в одну из элитных частей — лейб-гвардии Волынский полк, квартировавший в северной столице. Однако, не чураясь великосветских забав и развлечений, молодой офицер находит время на посещение библиотек и музейных архивов, занимаясь самообразованием. И осенью 1904-го с первого раза сдает вступительные экзамены в Николаевскую академию Генерального штаба.
Перед юным поручиком и генеральским сыном открываются прекрасные перспективы служебного роста. Но начинается русско-японская война, и слушатель Дроздовский подает рапорт о направлении его в действующую армию «для приобретения практического боевого опыта, столь необходимого всякому офицеру». К такому рвению начальство отнеслось благосклонно: Михаил Гордеевич получает направление в 34-й Сибирский стрелковый полк с правом вернуться в академические классы после окончания «маньчжурской кампании», которая, как многим тогда казалось, будет скоротечной и победоносной…
С проигранной русско-японской Дроздовский, уходивший на нее романтиком и сорвиголовой, возвращается в стены Академии Генштаба совершенно иным человеком: замкнутым, пропахшим порохом офицером-окопником, получившим несколько ранений и боевых орденов, не единожды смотревшим смерти в лицо. Теперь он точно знает, что война — не романтическая прогулка, а изнурительная, опасная и порой жестокая работа, не терпящая жалости и сантиментов. Но именно эту работу, эту профессию он окончательно избирает делом всей своей жизни. И потому, едва оказавшись в аудиториях, самозабвенно берется за учебу. Михаил Гордеевич не просто прилежно изучает темы, забитые в академические программы. Он пытливо штудирует периодическую и специальную прессу, знакомится с новинками в различных областях военного дела. И опять, как и в юнкерские годы, числится в лучших учениках.
Академию Дроздовский успешно закончил в 1908 году. Так получилось, что вся его дальнейшая служба — в Приамурье, в Варшавском военном округе, на северо-западных границах империи — до начала Первой мировой войны и позже, вплоть до апреля 1917-го , проходила на штабных должностях.
Впрочем, штабистом Михаил Гордеевич был весьма своеобразным: его легче было найти в полках и батальонах, чем застать в кабинете. Удобному креслу он предпочитал кавалерийское седло, большому, заваленному бумагами столу — перевернутый патронный ящик, ровному свету настольной лампы — дрожащий огонек коптилки, сооруженной из снарядной гильзы. И все это — не из чистой любви к экзотике походной жизни. Просто Дроздовский еще на сопках Маньчжурии усвоил: офицер, командир, начальник должен видеть поле завтрашнего сражения своими глазами, вникать в обстановку на месте, получать информацию о своих войсках и о противнике из первых рук, а не ждать, пока ее, уже устаревшую, доставят в штаб вестовые.
Вот характерный пример из его боевой биографии. В 1913 году Михаил Гордеевич закончил полугодовые курсы летчиков-наблюдателей при Севастопольской авиашколе, а в 1914-м, занимая должность помощника начальника оперативного отдела штаба главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта, лично вылетал на воздушную разведку вражеских позиций на аэропланах и аэростатах. Во время одного из таких полетов Дроздовский едва не погиб вместе со всем экипажем дирижабля. «Хотели полюбопытствовать и набросать немцам на головы несколько бомбочек, — иронизируя, писал он спустя несколько дней после того случая сестре. — Но по дороге минут десять непрерывным ружейным огнем нас обстреливали свои. Отделались благополучно: из людей никого не зацепило, но аппарат наш пробили в нескольких местах, и он стал весьма быстро снижаться. Испытал несколько кислых минут, ибо нет на войне ничего противней, как погибнуть от своих…».
В сентябре 1916 года во время знаменитого Брусиловского прорыва Дроздовский, к тому времени начальник штаба пехотной дивизии, находившийся, как всегда, рядом с передовой, был тяжело ранен и на несколько месяцев выбыл из строя. В госпитале он получил два радостных известия: о своем производстве в полковники и награждении орденом Св. Георгия 4-й степени, после чего дела его гораздо быстрее пошли на поправку.
Военно-врачебная комиссия дала заключение о его полном выздоровлении, и вскоре Михаил Гордеевич был назначен на должность начальника штаба 15-й пехотной дивизии. Во второй половине января 1917 года он прибыл к новому месту службы — на Румынский фронт.
До Февральской революции оставались считанные дни…

«Все это развязывает руки…»
ОТРЕЧЕНИЕ Николая II и последовавшие за ним события не просто перевернули жизнь Дроздовского — для Михаила Гордеевича они стали глубокой личной трагедией, во многом изменившей взгляды на жизнь. В начале марта 1917-го в его дневнике появляется запись: «Оборвалось и рухнуло все, чему я верил и о чем мечтал, для чего жил, все без остатка. В душе пусто. Только из чувства личной гордости, только потому, что никогда не отступал перед опасностью и не склонял перед ней головы, только поэтому остаюсь я на своем посту и останусь на нем до последнего часа».
В апреле полковника Дроздовского назначают командиром 60-го Замосцкого полка. Дисциплина в частях еще кое-как держится на привычке нижних чинов к повиновению и авторитете боевых офицеров. К тому же русские армии Румынского фронта, в силу его наибольшей удаленности от столиц, расположения на территории другой страны и наличия союзных войск, менее других оказались подвержены влиянию агитаторов всевозможных российских политических партий. Но и они постепенно начали разлагаться.

Дроздовскому и другим командирам частей все сложнее и сложнее становилось держать в повиновении возбужденную революционными идеями солдатскую массу. В эти дни он записывает в дневнике: «Когда я первый раз услышал о «рабочих и солдатских депутатах», для меня стал ясен дальнейший ход событий. Я никогда в жизни не был поклонником беззакония и произвола, на февральский переворот смотрел как на опасную и тяжелую, но неизбежную медицинскую операцию. Но хирургический нож оказался грязным, надежда на исцеление больного ушла, смерть — неизбежна».
В ноябре Михаила Гордеевича назначают начальником 14-й пехотной дивизии. Но принимать новую должность он не спешит: на фронте уже известно о захвате власти большевиками, их первых декретах и начале переговоров с немцами о выходе России из войны. Старой армии, по сути, уже не существует. «Несомненно, — пишет в дневнике Дроздовский, — что нетрудно было бы поплыть по течению и заняться ловлей рыбки в мутной воде революции. Ни одной минуты не сомневался бы в своем успехе, ибо слишком хорошо изучил людскую природу и природу толпы. Но невозможно поступиться честью ради выгоды: я — офицер… Почетного мира для нас уже не будет. Насколько я ориентирован — нет никаких надежд на спасение извне. Все это развязывает руки».
Даже заклятые враги — германцы и австро-венгры — кажутся теперь ему меньшим злом, чем большевики. Чтобы начать борьбу с ними, Дроздовскому и многим офицерам на румынском фронте не хватало последней капли, переполнившей бы чашу терпения, чьего-нибудь клича.
И таковой прозвучал: в декабре 1917 года главнокомандующий русскими армиями в Румынии генерал Дмитрий Григорьевич Щербачев получил письмо с Дона от генерала Михаила Васильевича Алексеева о начале вооруженной борьбы с большевиками, формировании Добровольческой армии и с призывом вступать в ее ряды. Письмо довели до офицеров. Надо ли говорить, что полковник Дроздовский был первым, кто на румынском фронте изъявил желание вступить в ряды Добрармии. Его и назначили командиром отряда добровольцев, формировавшегося в Яссах.
Надо отметить, что поначалу идея добровольчества не имела особой популярности на Румынском фронте. По собственной инициативе активность проявляли лишь полковник Дроздовский и немногочисленные присоединившиеся к нему офицеры. Первым делом Михаил Гордеевич решил вопрос с вооружением своего пока немногочисленного отряда. Оружие и боеприпасы отбирали у дезертиров, которые в начале 1918-го оставляли фронт целыми подразделениями. Офицерские заставы и заслоны изымали у них винтовки, пулеметы и даже легкие орудия.
Очень скоро в распоряжении Дроздовского оказались солидные запасы оружия и боеприпасов. А в феврале и сам процесс формирования офицерских частей для отправки на Дон приобрел централизованный характер: отряд Дроздовского переименовали в бригаду, вторая аналогичная воинская часть начала формироваться в Кишиневе. Казалось, еще немного — и на юг России двинется действительно мощная военная сила, способная восстановить рухнувший порядок.

Увы, такого не случилось. После того как большевики в Бресте сели с немцами за стол переговоров, Румыния сочла для себя возможным также вступить в сепаратные переговоры с Германией, резко изменив свое отношение к дислоцированным на румынской территории русским воинским частям. Их попросту начали разоружать. Главком Щербачев и генерал Антонин Кельчевский, возглавлявший недавно созданное управление добровольческих войск, посчитав положение безнадежным, отдали приказ о роспуске всех находившихся в его подчинении офицерских формирований.
Единственным командиром, отказавшимся его выполнить, был полковник Дроздовский. Румыны попытались разоружить бригаду силой. Но Михаил Гордеевич направил правительству недавних союзников ультиматум, в котором указал, что «разоружение добровольцев не будет столь безболезненно, как это кажется» и что «при первых враждебных действиях город Яссы и королевский дворец могут быть жестоко обстреляны артиллерийским огнем». Как только румынские войска попытались окружить лагерь дроздовцев, те выступили им навстречу в боевых цепях с примкнутыми штыками. А на ясский дворец, где в то время располагалась резиденция румынского короля, навели жерла орудий две артиллерийские батареи, находившиеся в распоряжении Михаила Гордеевича.
Румыны немедленно отвели свои части. И на следующий день предоставили вагоны и паровозы для того, чтобы выпроводить бригаду в Кишинев. Оттуда полковник Дроздовский принял решение самостоятельно пробиваться на Дон, к генералам Алексееву и Корнилову.
667 офицеров, 370 солдат (в большинстве своем — Георгиевских кавалеров), 14 врачей и священников, 12 сестер милосердия — вот и все русское воинство, которое во второй половине марта 1918 года выступило в поход. Немногим более тысячи человек из тех сотен тысяч, что находились на Румынском фронте.
Им предстояло пройти более 1200 километров — с боями по России, уже охваченной Гражданской войной…

Марш Дроздовского полка





«Блуждающий остров»
В КИШИНЕВЕ к дроздовцам присоединились несколько десятков добровольцев из расформированной бригады полковника Белозора. В районе Дубоссар к ним пробилась шедшая из Измаила сводная офицерская рота морской дивизии во главе с полковником Михаилом Жебрак-Русановичем. Пополняясь такими мелкими, но прекрасно организованными и сплоченными отрядами, бригада Дроздовского продолжала путь, с каждым днем становясь все более и более грозной силой.
Сам Михаил Гордеевич сильно изменился в эти дни и внешне, и внутренне. Прекрасно понимая, какую ношу на себя взвалил, он все подчинил одной цели — спасению погибавшей Отчизны. «Дроздовский был типом воина-аскета: не пил, не курил, не обращал внимания на блага и удовольствия жизни, — вспоминал о нем бывший сослуживец капитан Владимир Михайлович Кравченко в книге «Дроздовцы от Ясс до Галлиполи», изданной в Германии в 1975 году. — Всегда в одном и том же поношенном френче с потертой Георгиевской ленточкой в петлице (из скромности он не носил самого ордена). Всегда занятый, всегда в движении. Трудно было понять, когда он находил время есть или спать. В походах, с пехотной винтовкой за плечами, он напоминал средневекового монаха Петра Амьенского, ведшего крестоносцев освобождать гроб Господень… По сути, полковник Дроздовский и был крестоносцем распятой родины».
О том, что творилось у него в душе после всего увиденного в России, можно судить по дневниковым записям Дроздовского. «Мы живем в страшные времена озверения, обесценивания жизни. Этими дикарями, разнузданными хулиганами признается и уважается только один закон — «око за око». А я так скажу: два ока за одно око, за один зуб — все зубы, «поднявший меч от меча и погибнет». И далее: «В этой беспощадной борьбе за жизнь я встану вровень с этими страшными звериными законами. Жребий брошен, и по этому пути мы пойдем бесстрастно и упорно через потоки своей и чужой крови».



Легкий бронепоезд «Генерал Дроздовский» на вокзале в Ростове-на-Дону. 1919 г. (ГА РФ)

Стоит ли удивляться тому, что вскоре большевики заговорили о дроздовцах как о некой карательной экспедиции, блуждающей по южным губерниям. В боях пленных они не брали. А над любыми ставленниками советской власти, схваченными в городах и местечках, через которые пролегал путь бригады, суд вершили более чем скорый. Приговор у дроздовцев был один: красный — значит виновен… Впрочем, доставалось от них не только комиссарам.
Переправившись через Днепр, на просторах Левобережной Таврии Дроздовский в начале апреля вступил в царство бандитских батьков и атаманов. Узнав про некоего Махно, буйствовавшего в окрестностях Гуляй-Поля, решил проучить его. Несколько офицерских рот были посажены в вагоны и двинуты на столицу анархистов. Узнав, что «едут офицеры», махновцы обступили поезд, предвкушая, как было до этого, легкую поживу. А их встретили в упор огнем из пулеметов и винтовочными залпами, многих положив прямо у насыпи и вблизи железнодорожного полотна. Но добивать батькино войско времени не было, и Дроздовский повел бригаду к Мелитополю. А Махно с тех пор офицеров-«добровольцев», особенно дроздовцев, на дух не переносил.
Чем ближе была конечная цель, тем тревожнее поступали сведения: якобы Дон пал, Добровольческая армия разбита и скитается где-то по Северному Кавказу, Корнилов убит… Настроение было мрачным, наваливалась тоска и безысходность. Все усилия казались тщетными, надежды — утраченными. «Мы — блуждающий остров, окруженный врагами: большевики, украинцы, австро-германцы! Трудно и тяжело!!!» — делает запись в своем дневнике Михаил Гордеевич. Но — замкнутый, осунувшийся, мрачный — он упрямо ведет поверивших ему и в него людей вперед, напролом, руководствуясь уже не здравым смыслом, а только собственной интуицией, годами выработанным упорством. И верой, что все их жертвы будут не напрасны.
17 апреля дроздовцы с боем занимают Мелитополь, еще через несколько дней — Бердянск. И там получают радостную весть: Дон восстал, Добровольческая армия жива и сражается! Дроздовский поворачивает к Таганрогу, но он уже занят высадившимися в нем германскими частями. Не вступая с ними в бой, дроздовцы обогнули город с севера и устремились к Ростову.
Его штурмовали в пасхальную ночь. Авангард бригады во главе с полковником Михаилом Войналовичем с ходу прорвался к центру города, занял вокзал, закрепился там и до рассвета отражал ожесточенные попытки красных расправиться с горсткой храбрецов. Сам Войналович погиб, но подоспевшие основные силы дроздовцев вынудили большевиков покинуть Ростов. Но ненадолго: из Новочеркасска подошли бронепоезд и несколько эшелонов с матросами и красногвардейцами. Потеряв около сотни убитыми, Дроздовский вынужден был отступить из города.
Но его усилия не пропали даром. Воспользовавшись ослаблением красных под Новочеркасском, 8 мая Южная группа казачьего полковника Денисова заняла столицу Войска Донского, завязав бои за город. Дроздовский стремительным маршем повел бригаду туда. Подоспел вовремя: казаки, непревзойденные конные воины в чистом поле, не устояли в двухдневных пеших боях в городских кварталах, начали отступать. И тут в тылу у большевиков появились дроздовцы.
Развернувшиеся в цепи, сопровождаемые броневиками офицерские роты, устремились на штурм предместий. Сея смерть и панику, открыли огонь артиллерийские батареи бригады. Заблестели клинки над всадниками офицерского кавалерийского дивизиона… Бежавших красноармейцев и матросов преследовали и били на протяжении пятнадцати верст.
Вечером того же дня дроздовцы, забрасываемые весенними цветами, вступили на улицы Новочеркасска. Казаки, ранее не особо жаловавшие «золотопогонников», встречали их как настоящих героев, с нескрываемым восторгом глядя на эту невесть откуда взявшуюся силу…
Поход «отчаянной тысячи» Дроздовского, длившийся 61 день, завершился.



Экипаж танка «Генерал Дроздовский» (сентябрь 1919 г.)
Примечательная деталь: на правом рукаве одного из офицеров экипажа пришит шеврон в виде английского танка МК V (ГА РФ)
На Дону и Кубани
ВПРОЧЕМ, на Дон Михаил Гордеевич привел уже почти 3000 отлично обмундированных и вооруженных, закаленных в боях бойцов. А вся возглавляемая генералом Деникиным Добровольческая армия, изрядно потрепанная в боях 1-го Кубанского (Ледяного) похода, насчитывала в те дни немногим более 6000 штыков и сабель.
Бригада Дроздовского, кроме стрелковоого оружия и 1 000 000 (!) патронов, располагала тремя артиллерийскими ­батареями, ­несколькими броневиками и аэропланами, собственной автоколонной грузовиков и радиотелеграфными подразделениями.
Понятно, что атаман Петр Краснов, возглавивший в те же майские дни 1918 года Всевеликое Войско Донское, пожелал видеть дроздовцев в своем подчинении, предложив Михаилу Гордеевичу с его людьми стать «Донской пешей гвардией». Но для Дроздовского были неприемлемы политические взгляды атамана, пытавшегося создать на Дону самостоятельное государство и ради этого не брезговавшего союзом с немцами. Дроздовский, державник и монархист по убеждениям, считал свою бригаду частью русской армии, продолжавшей находиться в состоянии войны с Германией. И, в дополнение к этому, обремененной борьбой за единую и неделимую Россию с врагом внутренним. Участвовать в растаскивании страны на уделы он не желал и потому повел своих людей в район станиц Мечетинской и Егорлыкской, где набиралась сил вышедшая из жестоких боев Добровольческая армия.
Подчиненные Михаила Гордеевича влились в ее состав на правах 3-й дивизии и теперь уже вполне официально стали именоваться «дроздовцами». Как и другие «цветные» полки Добрармии — «корниловцы» и «марковцы», — они обзавелись собственной формой: фуражками с белым околышем и малиновой тульей, малиновыми с белым кантом погонами.
23 июня 1918 года начался 2-й Кубанский поход «добровольцев». Первую большую группировку красных они разбили у станции Торговой. После крупной победы Деникин развернул свое воинство на сто восемьдесят градусов и, посадив пехоту на телеги, стремительным маршем двинулся к станции Белая Глина, где сосредоточилась 10 тысячная дивизия краскома Дмитрия Жлобы.
Дроздовцы атаковали в авангарде «добровольцев», пытаясь сбить неприятеля с позиций неожиданной ночной атакой. Но она захлебнулась под убийственным пулеметным огнем. В залегших цепях недосчитались полковника Жебрак-Русановича и почти четырех десятков офицеров. Их судьба прояснилась только к полудню, когда дроздовцы вместе с подошедшими корниловцами и дивизией генерала Боровского заняли Белую Глину: во дворе одного из домов «добровольцы» нашли тридцать шесть обезображенных трупов. Тело полковника Михаила Жебрак-Русановича было обуглено — его пытались сжечь еще живого… В тот день даже Деникину не удалось остановить самосуда над пленными красноармейцами.
Единственный, кто смог унять разъяренных от увиденного офицеров, был полковник Дроздовский. По инициативе Михаила Гордеевича сдавшиеся без боя красноармейцы (а таковых набралось достаточно) были сведены в 1-й Солдатский батальон и включены в состав его дивизии. Через два дня именно этим батальоном он атаковал 39-ю дивизию Красной Армии, занимавшую Тихорецкую. Участник тех событий вспоминал: «В Тихорецкой 1-й Солдатский опрокинул неприятеля, переколол всех, кто сопротивлялся. Солдаты батальона сами расстреляли захваченных ими комиссаров… Среди них не было старых солдат, одни заводские парни, чернорабочие, бывшие красногвардейцы. Любопытно, они искренне уверяли, что советчина им осточертела и что они только здесь поняли, где правда…».
Кажется невероятным, но это факт: с того дня и вплоть до исхода Белых армий из Крыма основным источником комплектования дивизии Дроздовского стали пленные красноармейцы. В сентябре 1920 года их численность доходила до 4000 человек, то есть они составляли более 60 процентов личного состава дроздовцев! Перекопские укрепления в составе дроздовской дивизии защищало 1500 бывших бойцов Красной Армии. Таковы суровые реалии Гражданской войны…
Взяв в Тихорецкой в качестве трофеев три бронепоезда, полсотни орудий, дюжину броневиков, десятки пулеметов, сотни винтовок и тысячи боеприпасов, Добровольческая армия продолжила развивать успех. Все лето ей сопутствовала удача: белые взяли Ставрополь, Екатеринодар, Армавир. Однако после того как на Кубань из Закавказья вырвалась 40 тысячная Таманская армия красных, положение обострилось. 23 октября большевики опять заняли Ставрополь, где устроили настоящую кровавую вакханалию и террор населения. Дивизия Дроздовского оказалась в числе тех частей, которые Деникин двинул с Кубани на помощь ставропольцам.
В начале ноября начались тяжелые бои за город. Большевики были полностью изгнаны из Ставрополя 14 ноября. А днем ранее полковник Дроздовский, как всегда, лично вел свои батальоны в атаку в районе Иоанно-Мартинского монастыря и был ранен пулей в ступню. «Капитан Тер-Азарьев, снимавший вместе с другими офицерами Михаила Гордеевича с коня, — вспоминал один из дроздовцев, — рассказывал, что рана не вызывает опасений: простая царапина. Все мы думали, что Дроздовский вскоре вернется к командованию…».
Однако отсутствие Михаила Гордеевича в дивизии затягивалось. А в середине января наступившего нового, 1919 года дроздовцы получили страшное известие, прозвучавшее словно гром среди ясного неба: их любимый военачальник скончался от заражения крови…

Загадка смерти и тайна погребения
РАНЕНОГО Дроздовского доставили в городскую больницу Екатеринодара, где и прооперировали. Его состояние ни у кого не вызывало опасений. 21 ноября Деникин своим приказом произвел Михаила Гордеевича в генерал-майоры, пожелав от себя лично скорейшего возвращения в строй.
И вдруг состояние раненого резко ухудшилось. Дроздовского перевели в ростовский военный госпиталь, где он перенес еще несколько операций. Но спасти генерала уже ничто не могло…
Непонятную роль во всей этой темной истории сыграл профессор Федор Михайлович Плоткин. Он был первым, кто осматривал Дроздовского после ранения и наблюдал его в екатеринодарской больнице. В Ростов за своим пациентом, несмотря на всю важность его персоны, профессор не последовал. Более того, вскоре после смерти генерала он покинул пределы России, благополучно пересидев за границей весь остаток Гражданской войны. Потом вернулся в РСФСР и, несмотря на свою службу у белых, как ни в чем не бывало приступил к преподавательской работе в Кубанском государственном университете на кафедре хирургии. А в 1930—1931 годах даже заведовал ею. В Советском Союзе профессор Плоткин стал автором ряда научных работ по проблемам полевой хирургии, причем одна из них, написанная в 1933 году, была посвящена послеоперационным осложнениям, вызванным латентной инфекцией… Как-то не очень верится, что специалист такого уровня мог недосмотреть за своим больным.
Как бы там ни было, генерал Дроздовский — один из самых популярных военачальников Белой армии на юге России — скончался и был похоронен с почестями в Екатеринодаре, в Кубанском войсковом соборе Св. Александра Невского.
В январе 1920 года, во время общего отступления белых к Новороссийску, когда Екатеринодар уже практически был занят частями Красной Армии, небольшой отряд, составленный из офицеров-добровольцев дроздовской дивизии, отчаянным броском пробился к центру города. Цель самоубийственного рейда была одна — вывезти из города останки любимого командира. Чтобы они не остались на поругание врагу, десятки дроздовцев заплатили кровью, некоторые — жизнью. Не многие военачальники удостаивались такой чести!
В Новороссийске, когда уходящие в Севастополь пароходы брались штурмом, а ради лишнего свободного места на палубе на берегу оставлялись броневики, орудия и боеприпасы, цинковый гроб с останками Михаила Гордеевича был внесен на корабль торжественно и строго. И никто не решился бросить даже слово упрека сверкающим штыками и взглядами суровым дроздовцам.
Понимая, что и Крыму долго не устоять, командование дивизии приняло решение похоронить останки генерала Дроздовского без огласки и под чужим именем. Место захоронения и фамилию, под которой он будет покоиться, во избежание широкой огласки и для лучшего сохранения тайны, знали лишь шестеро.
Один из этих шестерых — Антон Васильевич Туркул, когда-то капитаном вышедший вместе с Дроздовским из Ясс и впоследствии дослужившийся до генерала, в 1943 году, используя свои связи в абвере, получил разрешение посетить занятый немецкими войсками Севастополь. Увы, найти могилу своего командира ему не удалось: вся местность вокруг Малахова кургана, включая Доковый овраг, где на небольшом кладбище покоился прах «полковника М. И. Гордеева», больше напоминала лунный ландшафт…
К слову: на том же кладбище среди могил сотен русских воинов, павших при защите Севастополя в Крымскую войну, была похоронена и первая русская сестра милосердия Дарья Михайлова — легендарная Даша Севастопольская, ушедшая из жизни в 1910 году.




памятник генералу Дроздовскому и дроздовцам. Сен-Женевьев де Буа



Артем Денисов
Фото из архива автора

http://www.hrono.ru/biograf/bio_m/markov_sl.html


Марков Сергей Леонидович (1878-1918) - генерал-лейтенант Генштаба. Окончил 1-й Московский кадетский корпус, Константиновское артиллерийское училище и Николаевскую академию Генерального штаба (1904). Участник русско-японской и Первой мировой войн. Из училища вышел в Лейб-гвардии 2-ю артиллерийскую бригаду. По Генеральному штабу начал служить по собственному желанию на фронте в Маньчжурии. С 4 июня 1904 г. — старший адъютант штаба 1-го Сибирского армейского корпуса генерала Зарубаева, где оставался до января 1907 г. и был награжден многими боевыми орденами, в том числе орденом Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом. С июня 1907 г. по январь 1908 г. — помощник старшего адъютанта штаба Варшавского военного округа. С июня 1908 г. по 1911 г. — помощник начальника отделения в отделе генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба. Подполковник. С 1911 г.— штатный преподаватель в Николаевской военной академии. В 1915 г.— начальник штаба 4-й («Железной») дивизии генерала Деникина на Австрийском фронте. С марта 1915 г.— командир 13-го стрелкового полка в бригаде, развернутой в дивизию генерала Деникина. Георгиевский кавалер. В декабре 1915 г.— генерал-майор и генерал для поручений при командующем 10-й армией. Затем, после Февральской революции, — 2-й генерал-квартирмейстер Ставки, начальник штаба Западного и Юго-Западного фронтов. Генерал-лейтенант. Вместе с генералом Деникиным был арестован по «делу Корнилова» и заключен в Быховскую тюрьму. После бегства из Быховской тюрьмы 19 ноября 1917 г. прибыл на Дон, где участвовал в создании Добровольческой армии. В 1-м Кубанском походе командовал 1-м офицерским полком, затем 1-й бригадой и 1-й дивизией. Убит в бою у станции Шаблиевка 25 июня 1918 г. в самом начале 2-го Кубанского похода. Его именем был назван 1-й офицерский полк, развернутый потом в Марковскую дивизию.

Использованы материалы кн.: Николай Рутыч Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных Сил Юга России. Материалы к истории Белого движения М., 2002

Фильм Феликса Разумовского из цикла "Кто мы? Кровь на русской равнине". О Белом Омске и трагической фигуре русской истории - адмирале Колчаке.

30 марта 1919 года под Уфой, у деревень Ново-Киевка, Романовка и Петряево ижевцам пришлось идти в беспатронную атаку.

Дело в том, что в ходе целого ряда удачных боев, приведших к освобождению Уфы, бригада понесла большие потери и израсходовала все боеприпасы, а потому была отведена в тыл на отдых. Однако через неделю 26 и 27 стрелковые дивизии красных оправились и нанесли мощный контрудар, сильно потеснив части 12 Уральской стрелковой дивизии. Штаб требовал: "Спасайте Уфу!", и Молчанову не оставалось ничего другого, как только вести свою бригаду в бой практически без патронов.

Бой был очень тяжелым: взяв Романовку, Петряево и Ново- Киевку, ижевцы не смогли в них закрепиться и под сосредоточенным огнем врага должны были покинуть их - лишь для того, чтобы час спустя вновь взять их обратно. Патроны вышли все, и полагаться оставалось только на свои штыки. Цепи шли по колено в снегу, казалось, красные перебьют всех. Но подъем духа у ижевцев был чрезвычайно высок. И вот тогда бойцы батальона поручика Ложкина забросили винтовки за спину, вытащили из голенищ запасные ножи и пошли с ними в атаку. На красных это произвело столь сильное впечатление, что они бежали, не приняв боя.
Рядом другие ижевские роты шли в атаку как на праздник - с песнями и гармошкой. Ижевцы с любовью вспоминали восемнадцатилетнюю сестру Лидию Попову, пустившуюся при этом в пляс перед цепью, пока пулеметная очередь не перебила ей ноги...

А. А. Петров, научный сотрудник сектора военной истории библиотеки-фонда "Русское зарубежье".

на фото знамя Ижевской дивизии

Если увидите эту книгу - не пропустите. Правду о славных сынах русского народа нужно знать. Пока же дам небольшую выжимку этой истории.


http://avi.udm.ru/street/1268/

...Рабочие местных заводов и крестьяне прикамских деревень в августе 1918 года с оружием в руках выступили против большевиков. Сто дней они держались против превосходящих, хорошо вооруженных и экипированных частей Красной армии.

Ноябрь – горький месяц в истории Прикамья, время поражения и исхода, прощания с прошлым, с устоявшимся жизненным укладом. Тысячи рабочих вместе с семьями ушли за Каму и вскоре влились в армию адмирала А. В. Колчака, создав две, по воспоминаниям современников, наиболее боеспособных колчаковских дивизии – Ижевскую и 15-ю Воткинскую.


В истории гражданской войны, в мемуарах ее участников подвиги ижевцев и воткинцев – особая тема. Они сражались под Уфой и Челябинском, на Тоболе и Иртыше, под командованием генерала Каппеля в Великом Сибирском Ледяном походе прошли по льду Кана и Байкала, всегда оказываясь в самых опасных местах походных колонн. Фильм «Адмирал» не показывает и малой доли того, что им пришлось перенести на самом деле – снимали-то лубок для среднего и старшего школьного возраста!

Как и большинство каппелевцев, многие ижевцы и воткинцы так и не сложили оружия, продолжая воевать с большевиками до 1922 года, а затем оказались на чужбине - в Китае, Северо-Американских Соединенных Штатах, Бразилии, Аргентине, Австралии и на Филиппинах…

По всей России, по всему миру ижевские и воткинские могилы. В память обо всех погибших, замученных в чекистских застенках и умерших в изгнании ижевцах и воткинцах в 1973 году в православной церкви Св. Иоанна Крестителя в Беркли (предместье Сан-Франциско) была зажжена неугасимая свеча.

Родина сохранилась в их сердцах на всю жизнь. Меж тем, на родине многое поменялось: Ижевск стал столицей автономной республики, приметы формировавшегося веками особого жизненного уклада ижевцев беспощадно выкорчевывались новой властью. Мало что сохранилось от прошлого, но это лишь на первый взгляд. Посмотришь пристальней на ижевские улицы, почитаешь краеведческие книги и воспоминания, полистаешь семейные фотоальбомы или припомнишь полные недомолвок рассказы стариков – и история заговорит с тобой.

ВЗЯТЬ ГОРОД…

Конечно, восстание в Ижевске планировалось Союзом фронтовиков заранее, а тут и время для вооруженного выступления удачное приспело: Казань захвачена Каппелем и чехословаками, ижевские коммунисты ослаблены… Да и сам основополагающий принцип новой власти: взять все и поделить - пришелся многим ижевцам не по нраву. В своих воспоминаниях бывший командующий Ижевской, а затем Прикамской Народной армией полковник Дмитрий Федичкин очень емко охарактеризовал восставших: «Ижевские рабочие почти все люди семейные, имеют собственные дома, имущество, сады, огороды, покосы, домашний скот и птицу. Они прочно живут на своих местах в Ижевске и крепко держатся за постоянную и хорошо оплачиваемую государственной казной работу».

Еще до восстания на митингах и в прочих многолюдных местах разгорались целые баталии против выкрутасов новой власти. Немаловажную роль в этих идеологических схватках, порой превращавшихся в потасовку, играли ижевские женщины. Вот уж действительно, эти и коня на скаку остановят!.. Так, когда большевики во время Великого поста 1918 года хотели изъять в соборе метрические книги, ижевские женщины устроили на паперти целое сражение, во время которого изрядно побили члена местного исполкома.

Подобную решительность они проявляли не раз. «Однажды на митинге около Михайловского собора обсуждался вопрос о превращении собора в театр; для этого предполагалось убрать иконостас и устроить в алтаре сцену. Во время речи одного «товарища» о ненужности икон на трибуне появилась его жена и со словами «ты с ума сошел» два раза ударила по щеке зарвавшегося реформатора. После столь неожиданного комического оборота весь митинг загремел от смеха и публика разошлась, не окончив вопроса о театре. Собор остался нетронутым», – вспоминал очевидец в омской газете «Военные ведомости» год спустя.







На Михайловской площади и разгорелся особенно ожесточенный бой в первый день восстания – рядом военный отдел, казармы, арсенал, пороховой погреб. Запасы пороха пытался взорвать Степан Холмогоров, но был убит в то самое время, когда перелезал через забор. На своего убитого соратника будет ссылаться на допросах глава местных большевиков Иван Пастухов, утверждая, что захваченную им городскую казну он передал Холмогорову.

Мальчишки недрогнувшей рукой творили суд и расправу над городами и уездами: председателю революционного штаба Степану Холмогорову всего 20 лет, председателю ЧК Александру Бабушкину – 20 лет, военному комиссару Павлу Лихвинцеву – 22 года. Пастухов – «пожилой», этому уже все 30 лет. Их именами в Ижевске назовут улицы, а Пастухову даже поставят памятник, его имя дадут городскому району и общественному саду.
Погибших в тех августовских боях большевиков впоследствии демонстративно похоронят возле Михайловского храма на самом высоком холме Ижевска. Вскоре над их могилой воздвигнут целый мемориал.

ГЕРОИ ИЖЕВСКА


Газета «Ижевский защитник», рассказывая 23 августа 1918 года о совсем недавно произошедшем восстании, писала: «Выяснилось, что бывший председатель ижевского Исполкома И. Д. Пастухов захватил накануне в казначействе 12 700 000 рублей, ключи от кладовой и скрылся. После ревизии казначейства выяснилось, что Пастухов накануне явился в казначейство в сопровождении члена большевистского Военного штаба и потребовал от казначея передачи всех денежных сумм. Под угрозой револьверов они забрали эти 12 (?) миллионов, преимущественно тысячными билетами, а частью золотом и серебром, захватили ключи, закрыли служащих в одной из комнат на замок и скрылись, оставив в казначействе до 14 миллионов рублей, которые забрать им было, очевидно, не по силам. Всего в казначействе было до 30 миллионов рублей».

Очень это описание напоминает прежние «эксы» революционных боевиков. Ивана Пастухова впоследствии будут содержать под арестом в доме Березина на Береговой улице, а затем полуживого закопают в глухом углу Троицкого кладбища, от которого нынче чудом сохранилась одноименная церковь. Жестокое было время, жестокости восставшие во многом учились у своих врагов-большевиков.

Но и чистое было время, когда кидались в бой не ради выгоды. Один из священников кладбищенской Троицкой церкви отец Павел Попов отпевал погибших в боях ижевцев, а его дочка, недавняя гимназистка Лидочка Попова сама ходила в атаки. В одном из последних боев за Ижевск девушка сражалась у старого Казанского вокзала в составе «бессмертного батальона» полковника Власова и была ранена.

Ей еще не раз своим примером предстоит поднимать в атаку ижевские цепи «под кровавой Уфой», куда пробились остатки «бессмертных» после взятия Ижевска. В этих боях Лидия Попова была ранена снова. Ее наградили Георгиевским крестом 3-й степени. Бывший начальник штаба Ижевской бригады (а затем и дивизии) полковник А. Г. Ефимов вспоминал: «При наступлении 2-го полка… Лидия Попова появлялась там, где гремели песни, звучала гармошка и свистели пули. Она выскочила перед цепью и начала танцевать. Пулеметный огонь красных перебил ей обе ноги и надолго выбил из строя».

Сколько таких героев знал восставший Ижевск! Их имена печатались на страницах газеты «Ижевский защитник», редакция которого обосновалась в Генеральском доме по соседству с командованием Народной армии. Ежедневные бои и стычки с красноармейскими частями отражены в оперативных сводках на первой странице каждого номера газеты: Гольянское направление, Воткинское направление, Агрызское направление… Регулярно печатаются списки убитых и раненых бойцов — в каждом номере их десятки. По сути, каждый город, каждые село и деревня стали частью армии, фронта — тыла не было. В критических ситуациях выручал тревожный заводской гудок, и тогда все, кто мог, брали в руки оружие. Становится актуальным лозунг: «Лопата спасет Ижевск!» Вокруг города вырастают постепенно мощные земляные укрепления.

В последний для восставшего Ижевска день его защитники не один раз поднимались и шли в психическую атаку на превосходящего в численности врага: у Пироговских высот, у старого Казанского вокзала, у починка Ключи, где когда-то улица Казанская переходила в Казанскую дорогу.

По улице этой и неслась в Ижевск конница латыша Азина, его именем и назовут Казанскую в июне 1920 года. Азин, конечно, фигура трагическая, одновременно палач и одна из многих жертв Гражданской войны, но порой оторопь берет от его деяний – впрочем, чего под воздействием кокаина и морфия не сделаешь! Особливо любил бывший офицер Азин расстреливать золотопогонников. Да вот воспоминание сподвижника комдива В. Баташева: «Действительно т. Азин для трусов против не приятеля в боях и дезертиров бежавших с позиций красноармейцев, был суров и жесток, в некоторых случаях дело доходило в плодь до расстрела им лично, а в отношении пленных белогвардейских офицеров у т. Азина не было пощады, очень редкий пленный офицер оставался живым, в большинстве случаев расстреливались самим Азиным факт неотрицаемый, что т. Азин работает подсредством какаина. Вечная Памят! т. Азину! И тд.» (ЦГА УР, р-1061, оп.1, д.20, л.7-8).

АДРЕСАТ ВЫБЫЛ

Особое чувство испытываешь, когда просматриваешь в архиве документы 1918 года: метрические книги ижевских храмов, списки личного состава штабов, команд, отрядов… Тут и связисты, и музыканты, и артиллеристы, и рядовые, и офицеры Народной армии. К примеру, только «Ведомость строевых и нестроевых солдат мусульманского отряда» насчитывает 262 фамилии.

Старый Ижевск, знакомый нам лишь по фотографиям и открыткам, будто диктует адреса своих еще не расстрелянных, не сгинувших в безымянных могилах Сибири, не рассеянных по всему миру горожан. Прежние, дореволюционные названия улиц греют душу: Береговая, Базарная, Куренная, Троицкая, Старая, Церковная… Деревянные особняки с дивными деревянными же меандрами и кронштейнами еще не снесены. Ижевский уклад, столь ненавидимый большевиками, еще не ликвидирован как классово чуждый. До сих пор любопытно смотреть домашние адреса руководителей и рядовых участников восстания. Командующий Народной армией полковник Д. И. Федичкин обитал в 118-м доме на Старой улице. Ижевск для Дмитрия Ивановича - город давно знакомый, не зря же в метрической книге Александро-Невского собора за 1912-й год сделана запись о крещении еще у «поручика Дмитрия Иванова Федичкина и законной жены его Евгении Михайловой, оба православные» - сына Евгения. На той же улице Старой проживал начальник штаба поручик Я. М. Зебзиев. А вот председатель Союза фронтовиков С. И. Солдатов жил в заречной Седьмой улице в доме под двойным номером 68/27.

В штабных списках указаны не только должности в Народной армии, но и прежние места работы и службы. Даже одного документа достаточно, чтобы убедиться, как много рабочих оказалось в самом эпицентре восстания – то и дело встречаются названия заводских мастерских, а также частных оружейных фабрик.

Поражает, что даже в столь тревожное время у восставших сохранилось щепетильное и ответственное отношение к оружию. И спустя 90 лет можно узнать, что у часового при штабе Народной армии Н. С. Веселова, прежде работавшего в сверлильно-токарной мастерской и проживавшего в 112-м доме по Госпитальной улице, была винтовка под № 39226. У недавнего ижевского гимназиста Виктора Соломоновича Нижечека, также стоявшего на посту у штаба и проживавшего в доме 172 по Куренной улице, трехлинейка имела № 44223. А вот караульный начальник В. А. Ажгихин, до этого работавший в заводском железнодорожном депо и проживавший в 132-м доме по Старой улице, предпочел более сподручный в городе карабин под № 428.

Интересно, что даже тысячи покинувших город жителей и страшный террор чекистов после поражения восстания не привили ижевцам любви к большевикам. Не зря же 13 апреля 1919 года, когда к Ижевску подошли колчаковские части, красноармеец К. И. Ажимов записал в своем дневнике: «…Мы пошли к военному отделу в Церковную улицу, где простояли один час. После чего началась стрельба, сперва ружейная, а потом заработал пулемет. Значит, вошли белые в город… Через 5 минут была подана команда «отступать». Только мы тронулись с места, по нам стали стрелять из окон домов, пули завизжали около нас…»

И 90 лет спустя не утихают споры об Ижевско-Воткинском восстании. Судьбы некоторых его участников отразили чекистские пометки на полях старых документов: расстрелян, убит, в Китае… Да и уцелевшие и вернувшиеся по амнистии долго еще будут «под колпаком» бдительных органов, многим из них позднее припомнят участие в восстании. В их память в Ижевске не названо ни одной улицы, недавно только «пробили» решение о мемориальной доске на Генеральском доме....