ПАСЕ высказалось по голоду тридцатых, инициированному коммунистами, думаю, не мешало бы дать аналогичную оценку и голоду двадцатых годов, искуственно созданному большевиками для борьбы с русским крестьянством. Об этом еще напишу, а пока по тридцатым.
В преддверии 9 мая получил заказ одной из газет взять интервью у ветерана. Дедушка попался очень милый, разговорчивый, в течении двух часов общения расказал практически всю свою жизнь :-) Ну и голодное детство - тоже. Вот небольшие выдержки, наглдно иллюстрирующие жизнь в сталинском совдеповском раю. Оговорюсь - то был еще не самый жуткий пример.
"Гильман Валишин родился в селе Кызыл-Миша Сабинского района. Она никогда не осуждал правящий в стране режим, принимая мир таким, каков он есть. Хотя именно благодаря коллективизации с ранних лет вкусил все лишения социалистического рая. Именно отрабатывая трудодни на колхозном поле его отец увяз в грязи, был вынужден снять лапти и продолжить весенний сев босиком. После чего быстро слег и скончался от воспаления легких. Оставшись без кормильца семья жила впроголодь, их корова также принадлежала колхозу, и чтобы иметь возможность оставить себе хотя бы немного молока нужно было сдавать план, отливая надоенное у буренки государству. Денег колхозникам естественно не платили и единственной наградой от хозяйства, которую помнил маленький Гильман, стали 11 кг ржи выданные матери в конце 1936 года. Закончив семилетку юноша начал работать заместителем бригадира, на эту должность его рекомендовал местный ветеринар, сказав, что «сын Валиша с любой задачей справится». Мальчишке предстояло организовать работу по обмолоту гороха и сбору картошки. Не управиться в срок – означало попасть прямиком в руки карательной тройки, откуда было только два выхода – десять лет лагерей или смертная казнь (в те годы к расстрелам приговаривали начиная с двенадцатилетнего возраста). Поэтому ходил по дворам, умолял женщин помочь в работе, плакался. И добился своего. Затем успешно справился и с весенним севом.
В сентябре 1941 года в райцентр Шемордан привезли эвакуированных из Москвы – двенадцать человек. Гильман лично встречал их и привозил в родное село, распределял по пустующим домам – благо их в некогда большой деревне на 264 двора теперь хватало, работы в колхозе для всех не было, личного хозяйства иметь не позволялось и многие мужики подались на заработки в Свердловск".
Вот такие реалии: нищета, перманентный голод, жизнь на грани выживания. Совсем не похоже на бутафорское изобилие фильма "Свинарка и пастух".
А вот еще нашел кое-что харктерное для того периода - суициды колхозников, совершавшиеся от безысходности:
http://d-v-sokolov.livejournal.com/149165.html?format=light
"Самоубийство как способ протеста против советского крепостничества
Сталинскую коллективизацию в полной мере можно назвать реанимацией крепостного права (в ту пору даже ходил такой анекдот - за него, кстати, сажали: как расшифровывается ВКП (б) - Второе крепостное право (большевиков). Колхозники не имели собственных паспортов, и вследствие этого не могли покинуть деревню без разрешения председателя и за исключением нескольких строго оговоренных обстоятельств, таких как призыв в армию, по спецнабору на стройки или выезд на учебу. Кроме того, над колхозниками постоянно нависала угроза репрессий за невыполнение плана по хлебозаготовкам или невыработку трудодней. То есть по сути - сталинские крестьяне были лишены элементарных прав и возможностей. Неудивительно, что многие всеми правдами и неправдами пытались избавиться от этого бесправного статуса, покинув родные места и перейдя в разряд горожан.
В результате в деревне разыгрывались настоящие драмы, достойные Шекспировского пера. Описание одной из таких житейских трагедий приведено в книге военного историка О.Ф.Сувенирова 1937. Трагедия Красной армии (М.: Яуза, Эксмо, 2009).
«…Ощущение какой-то безнадежности, беспомощности перед надвигавшимися событиями, невозможности изменить свою жизнь охватывало и некоторые слои лишенной паспортов сельской молодежи. Вот лишь одна российская вариация вечной темы о Ромео и Джульетте образца Тридцать седьмого года. В деревне Заозерье Лужского района Ленинградской области работала младшим конюхом колхоза А.А. Пожарнова. 26 марта 1937 г. она подала заявление с просьбой отпустить ее «в школу летного дела». Но правление колхоза отказало ей «за отсутствием средств и рабсилы в колхозе». В это время в краткосрочный отпуск прибыл ее друг-краснофлотец М.А. Багров. 1 апреля они пошли якобы на охоту, а в действительности, как говорилось в спецсообщении особого отдела НКВД, «легли, обнялись и Багров сначала выстрелил в сердце и убил Пожарнову, а вторым выстрелом убил себя». И был-то у них лишь ста проржавевший наган с тремя патронами. На месте их гибели нашли пять предсмертных записок. Миша и Тося просили похоронить их в одном гробу. Краснофлотец Багров, имевший за время службы лишь благодарности, писал своему другу Васе: «Навсегда до свиданья, я больше жить не хочу». В одной из записок Тоси Пожарновой говорилось: «Дорогие родители, почему я вас покидаю, этом колхозе жить продолжать не могу. Неужели я за шесть лет не заслужила справки, и я больше кончаю жить на свете…» И подобная трагедия не была исключением. Только в одном этом сельсовете за год с небольшим зарегистрировано 13 самоубийств, из них лишь одно без смертельного исхода».