ЖЗЛ (ВЗЛЕТЫ И ПАДЕНИЕ ВЕЛИКОГО ОРЕСТА - ЧАСТЬ 1)

Понедельник, 21 Апреля 2008 г. 16:11 + в цитатник

На днях прочитал замечательный рассказ Константина Паустовского "Орест Кипренский". Был заворожен слогом писателя и подробностями некоторых событий, знакомых по биографии художника. Понятно, что кое-что автор, скорее всего, дофантазировал: я имею ввиду диалоги, описание погоды в конкретный день и т.д. Но от этих милых подробностей жизнь Кипренского стала еще объемнее. Сразу пришла мысль рассмотреть биографию Ореста Адамовича Кипренского с точки зрения рассказа Паустовского и полотен самого художника. Сразу оговорюсь, что рассказ Паустовского я взял не полностью, а цитатно, выбрав то, что показалось мне наиболее интересным. Ну, а полотна я собрал по нескольким сайтам, таким образом, будет представлена наиболее полная галерея художника в одном посте.
Итак, в путь!

ПРОЛОГ.

Поздней осенью 1836 года в устье Невы против Галерного острова бросил якорь грязный итальянский корабль. Он пришел из Ливорно.
Корабль привез редкий груз - последние картины русских художников, живших в то время в Риме. Полотна Брюллова и Бруни, портреты Кипренского и гравюры Иордана были бережно завернуты и сложены в пустой каюте. Первым на пристань приехал писатель Нестор Кукольник.

(307x446, 16Kb)

Карл Брюллов Портрет писателя Н.В.Кукольника 1836 г.
Орест Кипренский Автопортрет (рисунок) 1828 г.

Он стряхнул сырой снег с плаща и цилиндра и прошел в каюту капитана. Капитан протянул Кукольнику письмо. Кукольник вскрыл конверт и начал читать.
"В конце сентября, - читал Кукольник, - Орест Кипренский занемог жестокой горячкой, от которой усердием доктора начал было оправляться и стал
выходить, как простудился снова, и горячка возвратилась. Художник не вставал
более. Он скончался здесь, в Риме, третьего прошедшего октября".
Ни одна газета и ни один журнал не откликнулись на смерть Кипренского.
Трудно было понять причины молчания, окружившего смерть этого мастера.
А причина была проста. Кипренский был не нужен тогдашней николаевской
России, как были ей не нужны Федотов и Пушкин, Рылеев и Лермонтов, Гоголь и
Иванов.

Кипренский прожил короткую жизнь. Она началась блестяще, но окончилась глупо и печально. Россия сжала его за шею и медленно пригибала к земле, пока не поставила на колени перед знатью, перед царем и Бенкендорфом.
И Кипренский-художник сбился с пути и умер гораздо раньше, чем спился и умер
Кипренский-человек.

ГЛАВА 1. ВОСХОЖДЕНИЕ

Кипренский неохотно вспоминал о своем детстве. Оно прошло на мызе под Ораниенбаумом. "Ораниенбаум" по-немецки означает "оранжевое, или апельсиновое дерево".
При основателе Ораниенбаума Меншикове в теплицах тамошнего дворца
вызревали апельсины. Даже на гербе Ораниенбаума было изображено серебряное
поле с апельсиновым деревом, усыпанным созревшими плодами.
Мальчик Кипренский - побочный сын бригадира Дьяконова, отданный отцом
на воспитание своему крепостному Адаму Швальбе, - был с ранних лет
предоставлен себе.

(558x429, 69Kb)

О.Кипренский Вид из окна на усадебный двор мызы Нежинской близ Копорья 1807 г.

Матросы из морской богадельни в Ораниенбауме были первыми наставниками и учителями мальчика Кипренского. Их звали "сурками". Они все время проводили в неторопливых беседах и сне. Мальчик мог часами слушать рассказы матросов или бегать из дому в ораниенбаумские сады и прятаться там от сторожей и садовников.
Театр и дворец, построенные Растрелли, давно пустовали. Мальчик был волен населять эти залы выдуманными героями и прекрасными женщинами. Он делал это со страстью и с полной верой в их существование. Так с детства Кипренский привык мечтать.
В Ораниенбауме Кипренскому изредка удавалось пробираться мимо полосатой будки гренадера к самому дворцу. Мальчик осторожно подымался на террасу и, прижав лоб к холодному стеклу дверей, долго, до ломоты в висках, рассматривал старинные портреты, висевшие в залах. Дома Кипренский по памяти рисовал эти портреты, а добродушный Адам Швальбе тайком от него показывал их своему барину Дьяконову. Рисунки были хорошие, и Дьяконов решил отдать совсем еще маленького мальчика в Академию художеств.
Несмотря на то, что Кипренский был сыном Дьяконова, по казенным бумагам
отцом его считался Швальбе. Тотчас после рождения мальчика Дьяконов приказал
Швальбе усыновить его и дать ему при крещении фамилию Копорский - по месту
рождения мальчика в городке Копорье, вблизи Ораниенбаума. Под этой фамилией
Кипренский и жил вплоть до поступления в Академию. В Академии ему переменили фамилию на Кипренский. В то время "незаконным" детям можно было выдумывать и менять фамилии сколько угодно. Это считалось в порядке вещей. В Академии художеств прошли детство и вся юность Кипренского.

Во время учения в Академии Кипренский был покорен романтикой. Он искал ее всюду. После утомительного сидения в классах за срисовыванием гипсовых Зевсов и Афродит Кипренский уходил на набережную Невы, бродил по ней, читая нараспев стихи.
Учителя Кипренского по Академии Угрюмов и Дойен относились к живописи со страстью и строгостью. Они требовали от учеников умения рисовать с закрытыми глазами. Дойен заставлял воспитанников Академии накладывать краски на полотно так, чтобы даже под лупой почти не было заметно следов кисти. Поверхность картины должна была быть гладкой, как полированная кость. Только после этого Дойен разрешал молодым художникам работать широкими и свободными мазками. Все время уходило на рисование. Кипренский научился владеть карандашом
с такой точностью, как хирург работает скальпелем. На чтение не оставалось
времени.

(546x455, 92Kb)

О.Кипренский Исцеление Товита (эскиз композиции) 1800 г. Третьяковка

Над умами художников властвовал тогда Левицкий - хитрый и добродушный украинец, создавший гениальные портреты кавалеров и дам екатерининской
эпохи. Все пытались подражать золотистому теплому топу его картин. Этот тон
молодые художники ловили и изучали всюду - в пыльных классах Академии, когда
закатное солнце бросало косые лучи на паркет, в отблесках куполов и игре
бронзовых шандалов, в зрачках красавиц, позлащенных пламенем свечей.
На последних картинах Левицкого золотистый тон исчез. Он сменился
фиолетовым и малиновым - холодным и старческим тоном. Это дало повод Дойену произнести перед учениками речь о различном ощущении красок в юности, зрелом возрасте и старости.
- Юности свойственна пестрота красок, зрелости - тонкая мера в
употреблении теплых и глубоких тонов, а старости - синеватые и холодные
краски, столь похожие на цвет жил на старческих руках, - говорил Дойен и
восхищался собственной проницательностью. - Не только каждый возраст
человека имеет свои любимые краски, но также и каждая страна и каждое
столетие на всем протяжении рода человеческого. Изучайте лица людей и краски
своего века, если хотите стать его живописцами.
Кипренский следовал совету Дойена. Он изучал лица людей и краски своего
века с присущей ему горячностью.

(519x429, 64Kb)

О.Кипренский Полулежащий натурщик 1802 г. Третьяковка
О.Кипренский Стоящий натурщик на фоне красной драпировки 1802 г. Русский музей

Подобно Пушкину, только что выпущенному из Лицея, Кипренский вел в то время жизнь петербургского повесы. Но и в беспокойстве легкой жизни, среди балов, бессонных ночей и бесчисленных увлечений красавицами у Кипренского бывали минуты сосредоточенности и внимания. Они приходили внезапно. Они застигали художника то среди улицы, то на извозчике во время возвращения с товарищеской пирушки, то в разгаре беседы с друзьями.

Однажды на зимнем рассвете Кипренский возвращался из гостей. Он шел по мосту через Неву, опустив голову, и ни о чем не думал, - ему хотелось спать.
Запоздалая тройка пронеслась мимо. Колкая морозная пыль посыпалась в лицо.
Кипренский очнулся, поднял голову и остановился. То, что он увидел вокруг, было больше похоже на торжественный сон, чем на петербургское утро.
Кипренский долго смотрел на торжественное падение снега среди немоты и безлюдья петербургских площадей. У себя в комнате Кипренский сбросил мокрую шинель и сел к топившейся печке.
- Где, - сказал он с тоской, - где я возьму красок, чтобы изобразить это зимнее безмолвие, и этот блеск, и дворцы, утратившие объем и тяжесть, и, наконец, волнение своего сердца? Какой божественной кистью я смогу передать
немой восторг этого утра?

А назавтра после этих мыслей молодой художник - снова щеголь и повеса -
забывал обо всем, откладывал кисти и спешил на вахтпарад. Там, стоя на одной
ноге и вытянув носки, замирали под водянистым и бешеным взглядом императора
Павла полки. Там ждала Кипренского знакомая девушка - любительница военных
учений. Сверкание сабель, поднятых к небу, грохот барабанов - все это вызывало
ее восхищение.
- Я могла бы отдать сердце только военному, - сказала она однажды
Кипренскому.
На следующем вахтпараде Кипренский прорвался сквозь строй солдат,
бросился к Павлу и крикнул
- Ваше величество! Я художник, но я хочу променять кисть на саблю. Молю принять меня в армию.
Павел, сморщившись, посмотрел на молодого франта и придержал коня.
- Убрать его, - сказал он сквозь зубы. - Военный парад есть таинство. Никому не вольно нарушать его безрассудными криками.
Кипренский получил жестокий выговор от начальства. Выговор был прочитан
в присутствии всех учеников Академии. Товарищи обидно пожимали плечами.
Трудно было понять, как юноша, обладающий таким талантом, столь легкомысленно хотел променять его на расположение женщины.

(452x550, 36Kb)

О.Кипренский Юпитер и Меркурий, посещающие под видом странников Филимона и Бавклиду. 1802 г. Художественный музей, Рига

Кипренский мучился тяжелым стыдом, но вскоре забыл о случае на
вахтпараде. Он был легкомыслен не только в молодости, но и потом, в зрелые
годы. Детская неустойчивость и погоня за внешним блеском в конце концов
погубили его.
Еще в Академии Кипренский написал пейзаж "Пруд" - один из прекраснейших пейзажей русской живописи. Он полон тишины и прелести.
Друзья Кипренского говорили, что он, как ночная птица, начинал жить только в сумерки.

Почти в то же время Кипренский написал портрет своего отца. Много лет спустя он выставил этот портрет в Неаполе. Неаполитанские художники пришли в величайшее волнение. Кипренский был вызван к президенту Неаполитанской академии художеств Николини.

(378x450, 22Kb)

О.Кипренский Портрет отца художника Адама Карловича Швальбе 1804 г. Русский музей

Старый и желчный итальянец встретил Кипренского подозрительно и сказал, что лучшие знатоки живописи тщательно исследовали портрет и нашли, что он не мог быть написан художником девятнадцатого века. Портрет был признан работой Рубенса, которую Кипренский выдает за свою. Правда, голоса знатоков
разделялись. Иные считали портрет работой Ван-Дейка, другие - Рембрандта.
Кипренский расхохотался в лицо президенту. Николини закричал, что
неаполитанские академики не позволят столь наглым образом обманывать себя
какому-то иностранцу. Конечно, Кипренский без труда доказал, что портрет принадлежит его кисти, и долго потом издевался над неаполитанцами.

В 1803 году Кипренский блестяще окончил Академию. Начались лучшие годы
его жизни.

(660x461, 65Kb)