Шаги над головой

1

                «Подвал» с открытия был сомнительным заведением. Уже на второй день несколько бунтарей-пьянчуг учинили драку и угодили в обезьянник, а через пару месяцев в стенах кабака (так его прозвали жители города) совершили первое убийство. Разъяренная женщина ворвалась в бар и на глазах у бармена порезала мужчину. Насмерть. Как позже установило следствие, та была женой несчастного.

            Вот и сейчас, драка в самом разгаре, а у окна сидят двое и пьют пиво, как ни в чем не бывало.

-Хитрый ты, по глазам вижу. Удумал чего и меня за собою тянешь.

-Дядь Захар, ничего такого я и не думал. Просто помощь очень нужна, ваша помощь,- улыбнулся парень. Старик напротив, почесал бороду и отпил из стакана.

-Интересное местечко. Поди, единственное, где можно купить пинту пива. Где ты еще видел пинты? В Баварии, да и только. Нет, потрясающее место и жалко, если его закроют.

-А есть на то причины?

-Есть,- с горечью произнес дед.

-Давайте все же к делу? Мне нужна эта квартира, хотя бы на одну ночь. Нужна! Понимаете?

-Все я понимаю, Вить,- произнес старик. –Да вот только проблема одна. Соседка

-Вы сами говорили, что там ни кто не живет,- удивился Виктор.

-Говорил. Да только живет на первом, бабка. Марьей звать. Мнимая – беда! Если увидит, повяжут и тебя, и меня.

-Так как увидит?

-Сам покажешься, думаешь, зайдешь в квартиру и все просто? Ляжешь спать, после позавтракаешь и вечерком отдашь мне ключи? Нет, такого не будет. Ты там и ночи не выдержишь.

-Почему?- спросил парень. Он потянулся рукой к зажигалке, что бы дать прикурить Захару.

-Спасибо,- ответил тот на жест.– Я тебе рассказывал всю историю квартиры?

-Только про смерть этого, как его… Николая!

-Именно,- подтвердил тот.- Все это было как вчера, словно не прошло и трех лет.

            В далеком 1997 году дом на Миклухо-Переченке не пустовал как сейчас. Все девять этажей и семь подъездов были обитаемы. Лишь квартира триста семь была пуста. Вот под этой самой квартирой и жил Николай Мышиверов – инженер, работающий на фрезерном станке местного завода Урал.

            Николай, как и любой другой тридцатилетний мужик все еще грезил мечтами о хорошем будущем, о том, что вот-вот съедет со своей однокомнатной квартиры, которую еще два года назад делил со спятившей матерью. Грезил о двенадцатиэтажном доме, седьмом этаже и видом на их местную речку «Речку». Но не сложилось и он, как и любой состоявшийся мужчина понимал, что это только мечты. Не помнится, когда он стал вести себя странно, но одним утром он вышел весь бледный и, не поздоровавшись с еще молодым и сильным дворником Захаром, ушел. Пить. Через несколько дней картина повторилась, Захар, было, окликнул Николая  и тот остановился, только-только выйдя из подъезда. Повернувшись на крик, у него с головы слетел капюшон, а под ним – белесые волосы. От былого брюнета ничего не осталось. Седой Николай скупо улыбнулся дяде Захару и продолжил идти. Пить.

            -И видел я его после этого один раз. С месяц прошел, может больше. Не помню. В общем, выходит он как-то, а лица-то нет! Кожа да кости. Как будто обтянули скелет из кабинета анатомии жвачкой и вдохнули в этого Франкенштейна жизнь. Ужасное зрелище. А на следующий день его нашли мертвым во дворе. Перерезав себе, горло и вены и вырезав на груди крест, он выпрыгнул из окна квартиры над ним.

-Да. Не повезло бедняге.- сетовал Витя.- Над ним?

-Именно. Квартира триста семь. Странное местечко, наверное, самое странное, что вообще есть в этом убогом городище. Где-то в пятьдесят седьмом, когда дом построили, заселилась туда семья. Позже, года два спустя, их нашли мертвыми. При этом закрутили такое громкое дело, мол секта у них была или что-то вроде того! Не знаю, знаю лишь то, что после этого квартира пустует и по сей день.

-И что это могло быть?- спросил Виктор.

-Бесы, нечистое – да что угодно. Знай, если ты и попадешь в квартиру триста три, оттуда уже не вернешься.

-Я этого только и добиваюсь.

-Добьешься,- кинул старик.- Не все так просто,- Захар тщательно затушил сигарету.- Можешь ли ты вообразить себе, что убежденный атеист носит с собой распятие?

-Ну, говорить можно все, что угодно. Может он и вовсе не атеист?

-Атеист, Христом богом клянусь,- дед перекрестился.

-Ну, допустим. Что с того?

-Знаю его с пеленок. И родителей знал. Отца, правда, нет, но вот мать хорошо. Она свихнулась, когда ему было десять, и заладила, что он сын божий и прочее. С того, он и не возненавидел своего отца – Бога,- старик усмехнулся и продолжил.- Смешно звучит. Сын божий. Конечно, эта была не правда и всего лишь россказни полоумный бабы, но это повлияло на ребенка сильно. Было у Николая что-то вроде аллергии на все, что связано с религией. Порой даже на верующих, поэтому и знаю его лично мало. Темный был человек,- старик сделал паузу, что бы отдышаться, в этот момент подошел официант. Он безмолвно поставил перед Витей, заказанный ранее, каппучино и так же, не проронив ни слова, удалился.- И знаешь, Витюнь,- продолжил старик.- Человек, который так ненавидел Бога не мог носить распятие и уж точно за несколько секунд до смерти, не попытался бы вырезать его у себя на груди.

            Драка успела утихнуть. Приехавший наряд с безразличным и усталым видом растащил несколько медведей и увез, их в цирк. Компания пошумела от души. Зеркало, висевшее в прихожей у вешалок, было разбито. Барная стойка мокра от крови и водки. Пол влажен и грязен от сапог людей в форме. Теперь Подвал больше походил на затхлый и разваливающейся сарай, где собрались алкоголики фермеры, чем на дорогой и престижный клуб, для любителей крепко выпить.

-Ну что, по рукам?- предложил паренек, старику напротив. Тот с хитрой улыбкой посмотрел на собеседника.

-Э-е-эх, по рукам!- старик наотмашь ударил по ладони парня и, вытащив из кармана ключи от квартиры, протянул их ему.

            Виктор был пареньком лет двадцати семи. Высокий, подтянутый и вечно поникший. Выйдя из Подвала, он достал «честер» и закурил. Промозглый ветер кидал в лицо снегом, а над головой сгущались сумерки приближающейся ночи. Покурив так с пять минут, он направился к своему Святогору. Завел старый и давно уже изживший свои ресурсы мотор и поехал к улице Миклухо-Переченке, к дому номер три, стоящего торцом к темному лесу когда-то процветавшего Реченского лесопарка.

            Подвал находился на смежном проспекте и поэтому путь до Миклухо-Переченки занял не больше пяти минут.

            Дом номер три был серый, и казалось, поглотил всю городскую пыль, все стрессы и злобу в свои стены. Возвышаясь камнем и бетоном над Витей, он гнал от себя, предупреждал. Виктор заглушил мотор и, выйдя из машины, достал из багажника спортивную потрепанную сумку с вещами и направился к подъезду.

            Дверь открыта, воздух пробирал холодом в легкие. Под ногами хрустели стекла некогда образцового дома третьего микрорайона. Шахты лифта голы, а в порядке держится только одна дверь, из глазка которой проходил тусклый свет прихожей. Подниматься нужно было на пятый этаж. Наступивший зимний вечер не сулил ничего кроме переломанных ног – на лестничной площадке сам черт глаз бы выколол. Поднявшись на нужный этаж, Витя удивился: более-менее ухоженный пролет, целые стекла и запертые двери. Казалось, что вот еще одно мгновение и квартира триста три откроется. Из нее выйдет инженер-фрезеровщик завода Урал и, улыбнувшись, кинет приветствие. Ни через минуту, ни через десять Николай Мышиверов не вышел из своей квартиры и Виктор с задумчивым видом вставил ключ в замок. Хруст: механизмы скрепя открыли замок, и парень вошел внутрь.

            Пройдя в коридор, слева была кухня, а чуть дальше единственная комната, Виктор скинул с плеча сумку. Затхлый и пыльный воздух не давал дышать и первое, что пришло на ум молодому человеку, так это открыть все окна, а уж потом как-нибудь согреться. Хоть костер развести.

            В раскрытые окна весело ворвался сквозняк, освежая все нутро жилплощади и пока свежело, парень осмотрелся. Совковая кухня отдавала социалистическим прошлым страны и нагоняла хандру, а комната казалась интересной. Посреди нее стояла двуспальная кровать, а вокруг нее мелом очерчен круг. У ног большое зеркало. На единственном стуле висит черный плащ, а на сиденье лежит книга. Библия. Она была в твердом черном переплете с выгравированным золотым крестом. Нагая комната давила бетоном стен и вгоняла в тоску оголенными окнами. Старый серый паркет скрипел под каждым шагом Виктора. Единственно, что представляло интерес – раскрытая библия с окровавленными страницами, которые колыхались под дуновением ветра.

            Закрыв окна, Витя к радости обнаружил, что в квартиру проведены газ и вода. Света все же не было. Достав и помыв старый чайник, он наполнил его водой и поставил на огонь. Хотелось чая. Чай был наркотиком для Вити, желанным и опасным. Он доставлял блаженство, но медленно убивал упивающегося парня.

            Сев на табурет Виктор достал газетные вырезки. «Жестокая поножовщина в баре Подвал», гласила одна, «Мужчина спрыгнул с крыши собственного дома, находясь под влиянием секты» - говорила другая. Виктор недовольно перебирал всю эту макулатуру, пока не наткнулся на нечто любопытное. «Кровавый ритуал на Миклухо-Переченке».

Закипел чайник, от неожиданности парень дернулся, а затем, отложив газетный листок, снял кипяток с плиты.

            В доме номер три по улице Миклухо-Переченке совершенно зверское убийство. Газнар Степан убил и распял свою жену. Читая, Виктор потянулся за кружечкой чая. Дальше вырезка блекла, и выцветшие буквы читались плохо. Хотя и так читалось, что порядочный семьянин Степа распял жену и их детей. Произошло это у них дома. После, Газнар сжег самого себя. Милиция закрыла дело сразу же после возбуждения.

            Допив чай, Виктор налил новую кружку и стал ею смаковать. На часах нет и девяти, а на улице уже виднеются лишь реденькие прохожие. Мимо дома вообще ни кто не ходил. Странно все, ведь дорога около дома связует большую улицу и протяженный проспект. Люди делают огромный крюк в четыреста метров до развилки, вместо того, что бы попросту пройти мимо дома. Усмехнувшись над мыслью, парень продолжал потягивать чай.

            Из головы все ни как не выходила библия, лежавшая на стуле. Поднявшись, Виктор пошел в комнату и склонился над ней. Глаза спотыкнулись об кусочек текста:

 «Ты убил, и еще вступаешь в наследство? Так говорит Господь: на том месте, где псы лизали кровь Навуфея, псы будут лизать и твою кровь.

            И сказал Ахав Илии: нашел ты меня, враг мой!

            Он сказал: нашел, ибо ты предался тому, чтобы делать неугодное перед очами Господа и раздражать Его. Так говорит Господь: вот, Я наведу на тебя беды, и поступлю с домом твоим, как поступил Я с домом Иеровоама, сына Наватова, и с домом Ваасы, сына Ахиина, за оскорбление, которым ты раздражал Меня…»

-Редкий бред,- он твердой рукой смахнул книгу, та, ударившись о стену, упала. В отчаянии, Виктор сел на освободившийся стул и закрыв уши ладонями, стал бормотать.

            Еще в детстве его мать свихнулась, говоря о каком-то пророке, который и оказался его отцом. Все конечно было бредом больной алкоголички, но юнец съехал с катушек и на следующий же день задушил в подъезде кошку. Побои и расправы над сыном, которые учиняла пьяная мать, выливались в побои и расправы над его девушками в будущем. Виктор был одинок по жизни. Не мог он удержать около себя кого-то дольше месяца, а все из-за своего неуравновешенного характера и чрезмерной любви к чаю. Да-да, именно любовь к чаю, маниакальная и одержимая, рушили все его планы на будущее с той или иной девушкой. Когда чая не было, он заменялся кофе, но это не позволяло избежать ломки и страданий.

            Свою первую сожительницу, когда та отказывала ему в чае по той простой причине, что его не было, он бил ее до крови и обморока. А запасливые рисковали видеть своего возлюбленного в необъяснимом трансе, вызванным тем самым чаем. Объяснить явление ни кто не мог: ни психологи, ни представители нетрадиционной медицины, в частности медиумы и маги. Как итог, одна за другой девушки возвращались из травмпункта к мужчине-зомби и собирали вещи. Он оставался один в своей однокомнатной квартире триста три, дома номер три в городе Москве.

            На кухне засвистел вновь заполненный водой чайник. Виктор встал и заварил себе еще одну кружечку любимого напитка. Улица погруженная во мрак ночи уже не освещала квартиры, а свечек, что зажег Витя, явно не хватало. Порывшись в чулане, парень нашел кирасиновую лампу, заполненную до середины. И зажег, поставив на стол в кухне. Нужно было достать чистое белье для кровати умершего, застелить и готовиться ко сну – моменту, которого Виктор ждал с особым противоречивым страху азартом. Но так же была и лень, которая держала молодого человека на табурете и заставляла выпивать стакан за стаканом до тех пор, пока организм не скажет стоп. В конце концов, организм запротестовал и вынудил парня наконец-то постелить кровать.

            Простыни покойного Николая не менялись с 1997 года и при малейшем прикосновении поднимали сноп пыли, который тут же норовил осесть в легких. С горем по полам, собрав простыни, наволочки и пододеяльник в один моток, Виктор выкинул его в угол и застелил кровать новым: чистым и свежим комплектом. Лампа догорала на полу, кидая тусклые блики на стены и ярко освещая паркет. В окно стучался продолжительный снегопад и ветки березы растущей под ним же.

            Виктор взглянул на часы. Те показали одиннадцать часов и восемь минут. Унылое лицо парня сейчас было особенно расстроенным, говоря о неоправданных надеждах и несбыточных мечтах. Мечты и надежды были, причем весомые и любой ученый, бьющийся над новым открытием, мог бы им позавидовать. Виктор ходил все вокруг да около чего-то неизвестного, но именно того, что он и хотел. Время от времени парень кидал обиженный взгляд на библию.

            Эта квартира – ответ на все происходящее в его жизни. Он так же жил с полоумной матерью, как и Николай. Так же рос сыном Господа и так же, как и умерший, ненавидел религию. Ненавидел все, что было связано с ней. Он призирал это слово. Религия, самый грандиозный спектакль, когда-либо поставленный человеком в театре нашей жизни, думал парень. Наверное он был атеистом. Да, так оно и было – он бы мог быть основателем новой религии опирающейся на атеист-движение, ибо его веру в то, что нету наимудрейшего была непоколебима. Ничем. Пожалуй, с Николаем они братья. Нет – близнецы, ведомые одной и той же рекой жизни. Жизнь одного тесно связана с другим. Вопросы первого находили ответы в жизни второго. Но Виктор был разочарован. Ответ так и не пришел к нему.

2

            Виктор лежал в кровати, изучая серый потолок. В центре виднелось небольшое цилиндрическое отверстие, из которого торчали провода – видимо под люстру. От него шла маленькая и тоненькая бороздка для проводки. Она тянулась шлейфом к стене и разрасталась на той паутиной. В правом углу возле окна, рыцарь смерти свел свою паутину. Она играла в свете уличных фонарей, и каждая ниточка подобно миражу, вспыхивала белым, отражая. Среди симфонии, в самом углу, виднелась черная точка, закутанная в шелковистую шубу до весны.

-И что я здесь делаю?- задал себе вопрос Виктор, ища на него ответ.- Забрался в какую-то глухомань и ради чего? Посмотреть как жила еще одна семья параноиков? Потратил пару тысяч, что бы перегнать свой Москвич. Раскошелился в самом роскошном баре города, что бы угодить подворному пьянице. Ради чего? Сейчас я лежу в кровати и слушаю. Слушаю себя, свой внутренний голос, который велит валить отсюда ко всем. Слушаю улицу, которой почти и не слышно и слушаю этот топот. Ужасный, монотонный топот.

Тут Виктор осек себя. Дом пустовал около года и жильцов, кроме бабки снизу, не было. Однако сверху отчетливо слышались шаги наряду с необъяснимым звуком: будто перекатывалось что-то тяжелое. Что-то вроде бильярдного шара, увеличенного в несколько раз. Существо сверху жило своей жизнью. Оно то предсказуемо передвигалось от края до края комнаты, то вдруг замирало на пол пути, меняя направление и двигаясь хаотично. Порой оно переходило на четко слышимый бег, а где-то на заднем плане катался бильярдный шар.

            Виктор напряженно всматривался в потолок, пытаясь осмыслить происходящее. В голове крутились всевозможные гипотезы и объяснения. Может бомжи, передвигали мебель строя себе зимовку. Быть может парень уже в полудреме и все это только чудится. На худой конец нужно выпить чая, не исключена ломка. Тут он обратил внимание на частые перебежки у стены противоположной окну. Что-то бегало по потолку, шурша и часто переставляя лапы. Что-то размером с крупную крысу или даже кошку. Но кроме звуков ничего и не было. Пустота. Виктор судорожно мотал головой, вглядываясь и пытаясь выловить невиданное существо, но все что он видел так это потолок и стену. На лбу проступили первые капли пота, а в душу закрался страх. Страх перед неизвестностью.

            Редко человек испытывал настоящий страх, сравнимый с тем, когда он не обладает знанием. В подворотне мы не столь боимся грабежа, изнасилования, сколь боимся, когда стоим в темной комнате и чувствуем на себе взгляд. Хочется повернуться, но одергиваешь себя, уверяя тем, что это твоя квартира и ты в ней один. Но ты отчетливо чувствуешь, как сзади стоит нечто и изучает тебя. Ни это ли тот истинный страх? Быть может.

            Парень часто дышал и лежал, облокотившись на локти. Руки он сжал в кулаки, а глазами все впивался в пространство. Пустота. На мгновение все прекратилось и, расслабившись, он снова прислушался. Абсолютной тишины не бывает. Отсутствие посторонних шумов дает возможность услышать звук нашего мира - монотонный еле уловимый звон, который и слышал Виктор. В ушах звенело, нарастая и нарастая. Когда же это стало нестерпимым, Виктор раскрыл рот от боли и не схватился за уши. Кричали. Кричали звоном по ушам прогоняя, а может и зазывая.

            В порыве, Виктор вскочил с кровати и, держась за уши, со стоном побежал на кухню. Звуки под потолком за ним. Существо в соседней квартире следом. Думая, что происходящее очередной припадок, парень  открыл кран с холодной водой и сунул под поток голову. Простояв так около минуты, он выключил воду и обнаружил тишину. Не было более барабашек в углах и существа сверху. Померещилось.

             С удивительным в этой ситуации спокойствием Виктор вернулся в комнату и зажег тусклый огонь лампы. Все же спокойней, подумал парень и улегся на кровать. В голове крутились мысли о произошедшем и, казалось, все было дурным сном и не больше чем плод воображения больного разума.

-Я жду тебя, Виктор,- вдруг сказал кто-то.- Жду и уже давно.

Сверху проснулось существо и хаотично забегало по полу. Шарик следовал за ним, а под потолком бегали невидимые твари. Голос говорил тихо и смерено, делая ровные паузы меж слов. Он звучал из ниоткуда и доносился отовсюду. Он звал Виктора.

            Оглянувшись, Виктор убедился, что он в комнате один. В ушах тем временем снова загудело то переливаясь в звон, то обратно в гул. Не стерпев, парень выбежал из квартиры и поднялся этажом выше. Он шел к триста седьмой квартире.

            Дверь с номером триста семь была полуоткрыта и зазывала озадаченного парня. Она как бы говорила ему, что открыта лишь для него и исключительно ему. Эта исключительность и привлекала, манила и подкупала. Парень в недоумении вошел в раскрытую дверь.

            Квартира оказалась трехкомнатной и олицетворяла мечту советского человека. В коридоре стояли деревянные шкафы, кухня сияла убранством из белой мебели. Прямо по коридору, в конце, висело старое квадратное зеркало. Двухкомнатная квартира казалась покинутой, если бы не мерцание в самой дальней комнате. Виктор, собрав остатки разбитой воли, двинулся на отблески света. По всей видимости, горели свечи или что-то вроде того. По приближении воздух теплел и становился по-домашнему мягким и приветливым. В нем можно было различить запахи печеных яблок и молока. Небрежно толкнув дверь, Виктор оказался в комнате и его сразу связали цепи страха и ужаса. Темная, зашторенная черным сукном, комната озарялась от свечей на полу. Они окружали рисованную красными красками пиктограмму и стояли на острых углах рисунка. На стене было четыре деревянных креста. Два больших и два помельче. На одном из больших была распята женщина. Она смотрела в пол, а из ее ладоней струилась кровь от вогнанных в них кольев. Ноги были перекрещены и опирались на балку. Остальные два, помельче, служили распятием для детей лет девяти. Мальчик и девочка повторяли позу матери, истекали кровью и плакали. Второй, большой крест пустовал.

-Ты пришел,- напуганного Виктора осек голос, затем кто-то положил свои руки ему на плечи и приблизился нашептывая.- Мы ждали тебя, ждали, пожалуй, слишком долго, что бы все это было взаправду. Но это на яву и я счастлив, что ты пришел.

Виктор тяжело дышал, разглядывая женщину. Тоненькие струйки крови текли из ее ран. Они стекали по стене, вливаясь в широкую кровавую линию, которая текла дальше до пола, а на полу рассыпалась на маленькие ручейки и те подпитывали пиктограмму. Да, Виктор понял, никакая это не краска – пиктограмма рисована кровью. Человечьей кровью.

            Дети плакали, но с каждым новым всхлипом их плач становился все тише и тише пока не умолк. Но они продолжали плакать, беззвучно. Словно призраки.

-Знаешь, что тебя привело сюда, Виктор?- добродушно спросил человек сзади.

-Нет,- неуверенно ответил парень. Он знал что все что видит и то, что происходит, перечит здравому. Такого не может быть. Только не с ним, не здесь и не сейчас.

-Тебя привел твой брат. Колей звали его. Он пришел сюда, так же как и ты, три года назад. У него были те же самые вопросы, что мучают тебя. Я расскажу тебе обо всем. Ты ведь хочешь знать правду?

            В ответ молчание.

            -Существует две семьи,- человек запнулся и убрал свои руки с плеч Виктора. Он прошел вперед и встал в центр пиктограммы. Одет мужчина был в серо-коричневый балахон с капюшоном. Он медленно снял капюшон со своей головы, оголяя серую кожу, покрытую желтыми волдырями гноя. Когда же он повернулся, Виктор мог разглядеть, что лица у человека нет. Есть лишь кровавое месиво и гниющая плоть. Но Виктор этого не видел, он с ужасом смотрел на женщину.- две семьи и ты принадлежишь одной из них. Считается, что Господь создал человека по своему образу и подобию и это наглая ложь. В те времена, когда земля только зарождалась и наполнялась жизнью Бог и Дьявол заключили перемирие и создали высшее существо – человека. И было две семьи, рожденные от Бога и рожденные от Дьявола. Спустя многие века, Господь нарушил данный обет перед Дьяволом и пошатнул шаткий баланс двух семей, создав и распространив веру. Ты, Виктор, ты сын Дьявола и рожден ты от рода, тянувшегося от самого Хозяина. И ты избранный, твоя вера должна помочь нам восстановить равновесие мира.

            Виктор внимательно слушал существо, попутно оглядывая комнату. Она была исписана рунами и прочей оккультной ахинеей. Везде были ошметки крови, плоти и кровью рисованные лики.

-Принеси себя в жертву во имя Хозяина,- продолжало существо, поднимая руки к верху.

-Нет,- неожиданно для человека без лица возразил Виктор.

-Это твой долг перед Отцом.

-Нет никакого Отца и не было,- найдя в себе силы возразил паренек.

-Но ты глубоко заблуждаешься. Вот, возьми,- человек без лица протянул парню кинжал. Тот взял его и покрутил в руках.

-Я долго искал ответ на вопросы о своей судьбе и ни как не смерюсь с тем, что я исчадие ада.

-Но так оно и есть! Вспомни свою жалкую жизнь, ты был монстром. Настоящим монстром и заслуживаешь высшей награды – вечную жизнь в царстве Отца своего. Исполни миссию, принеси себя в жертву, да придет в этот мир Моам, брат твой!

-А Николай, он принес себя в жертву?- спросил Виктор, изучая в руках оружие.

-Да!- воскликнул человек.

            Николай не приносил себя в жертву, он пытался спасти свою душу искуплением. Он умер во имя имени Господа, в которого не верил до последнего своего вздоха. Распятие, он вырезал у себя на груди распятие и погиб, не следуя цели этих сумасшедших, размышлял Виктор.

-Он погиб не зря,- Виктор сделал паузу, а человек без лица одобрительно покивал головой.- Но он погиб не за вашу веру,- продолжил парень.- Он погиб за свою душу, искупив ее и очистив. Не будет жизни ни какому Моаму, а уж тем более за мой счет.

            Человек без лица печально вздохнул и полушепотом молвил.

-Мне очень жаль, но ты умрешь, и твой брат войдет в этот мир, хочешь ты этого или нет. Войдет. Ты умрешь, ты умрешь,- начал повторять человек.

Женщина продолжила причитать за своим мужем. Да, это был Степан Газнар жестоко убивший свою супругу и детей. Это он, человек, который должен открыть врата и выпустить прямого сына Дьявола. Дети подняли головы и впились взглядом в Виктора. Второй раз в жизни парень почувствовал страх. Черные и пустые глаза истекали кровью, которая катушками словно слезы, текла по щеке. Черные глаза умоляли – умри. Постепенно простой шепот разлетелся по комнате и Виктор слышал голос уже внутри себя. Он мучил и искушал. Голова парня закружилась, а все вокруг поплыло, заливаясь красным цветом.

-Нет!- закричал Виктор и метнулся в сторону Степана, выставив перед собой клинок. Но человек без лица растворился в воздухе и в туже минуту оказался позади парня.

-Ты умрешь. Ты обязан, такова судьба,- доносилось из головы и Витя не выдержав, зажал уши руками, пытаясь приглушить этот зов. Бесполезно. Слова были вперемежку с нестерпимым звоном и гудением, голова раскалывалась и умоляла о смерти.

            В сумасшествии Виктор переложил кинжал в правую руку и проткнул свою плоть. Он кромсал и резал свои уши. Потом, откинув железяку, рвал их руками, крича от боли. Рвал до тех пор, пока все вокруг не потемнело, и он не потерял сознание.

            Очнулся Виктор уже в больнице с перебинтованной головой. Справа в палате сидела медсестра и приветливо улыбалась пациенту.

-Вам что-нибудь нужно?- любезно спросила та.

-Там, там люди распятые и, и Газнар. Он. Его нужно остановить,- речь Виктора была несвязной и медсестра, улыбнувшись, подошла к нему. Ее нежная ручка коснулась его лба.

-Все будет хорошо. Вы проспали больше недели, все будет хорошо.

-Неделя,- будто под гипнозом повторил Виктор. Он безразлично смотрел в потолок.

-Давайте я включу вам телевизор? Все же лучше, а я пойду на обход.

Виктор одобрительно кивнул. Несмотря на увечье и марлевую повязку на голове, слышал он хорошо.

            По телевизору крутили новости городка.

- Несколько дней назад был зверски убит известный архитектор Аркадий Рупков,- спокойным, слегка игристым голосом начала брюнетка в малиновом пиджачке.- Он умер в собственной квартире от ножевых ранений. Прибывшая на место милиция обнаружила Аркадия с перерезанными венами и вырезанным крестом на груди. Органы пока отказываются комментировать случившееся.  В свою очередь, мэр пояснил дальнейшую судьбу проекта Рупкова о сносе жилого здания на Миклухо-Переченке и строительстве на этом месте крупного торгового комплекса. Он уверил нас, что сноса не будет, а напротив, здание будет подвержено реставрации и вскоре его снова заселят.