В колонках играет - с 1992 по 2005 год в России было закрыто 10 тысяч деревенских школ.Настроение сейчас - ЭкспертизаЗа кулисами русского проекта С президентом Всероссийского фонда образования, доктором педагогических и философских наук, академиком РАЕН Сергеем КОМКОВЫМ мы условились поговорить о Едином государственном экзамене, который, судя по всему, призван окончательно добить русскую школу. В соответствии с циркулярами правительства Фрадкова высшее образование становится уделом избранной когорты, в которую войдут дети олигархов, высокопоставленных государственных чиновников и политических функционеров. Летом 2004 года в пресловутом 122-м законе «О монетизации льгот» при активном продавливании со стороны Мин-обрнауки Госдума кастрировала «Закон об образовании». Из него улетучилось всякое упоминание о государственных гарантиях образования, об ограничении его платности, о господдержке негосударст-венных образовательных учреждений и многое другое. Новый министр, не моргнув глазом, согласился на ликвидацию социальных гарантий и льгот учителям и преподавателям. Не стал протестовать и против сокращения финансирования программ по профилактике детской беспризорности, правонарушений несовершеннолетних, работы с одаренными детьми. В проект «модернизации образования» входит и так называемая реструктуризация сельской школы. По мысли «реформаторов», все «малокомплектные школы» должны быть закрыты, а деревенских ребятишек нужно обучать в неких образовательных центрах, куда свозить их по программе «Школьный автобус». Но мы не Европа. У нас до 80 % дорог вообще непригодны для проезда транспорта, а тем более в распутицу. Какая мать в дождь или метель отпустит своего ребенка? Дети начнут пропускать занятия или будут посещать их, как говорится, через пень колоду. Где тут повышение качества обучения? Во¬вторых, если такая школа закроется, ребенка надо будет перевозить учиться в районный или областной центр, значит, он и жить должен там, где¬то в интернате. Но это будет означать разрушение семьи изнутри. Ясно, что родители потянутся поближе к сыну или дочери, а село останется без рабочих рук. На деле закрытие «малокомплектных школ» стало оборачиваться разрушением всей сельской инфраструктуры. Исчезает очаг обучения, уезжают люди — на опустевшем месте появляются села-призраки. Тем не менее с 1992 по 2005 год в России было закрыто 10 тысяч деревенских школ. Процесс ликвидации идет со скоростью 600 школ в год. ЕГЭ — соревнование кошельков Что такое ЕГЭ? Это замена экзаменов выпускников их тестированием. По каждому предмету ребятам предлагают варианты ответов. Нужно только угадать правильный из них и поставить против него галочку. Так можно набрать до 100 баллов, при этом выпускные экзамены одновременно являются и приемными в вуз. Абитуриент, набравший проходное количество баллов, отсылает свой сертификат в понравившийся ему институт, по которому «могут зачислить парня из самой далекой глубинки». Но все это мифы. Миф первый. Будто ЕГЭ позволит искоренить коррупцию. Мол, «баллы решают все», а берущие взятки учителя школ и члены приемных комиссий останутся с носом. Интересный подход, не правда ли? Значит, мы соглашаемся с тем, что в школах и институтах взяточники остаются на своих местах, только придумали обходные пути, чтобы они не получали на лапу. На деле открываем для них новые лазейки. Мы уже в этом году получили массу сигналов, как «прекрасно» сдавали ЕГЭ в ряде школ. Там помещения классов поделили на платные и бесплатные места. На одни усадили ребят, чьи родители отвалили солидный куш за высокие баллы, на другие — детей неимущих или просто честных родителей. А в тиши соседней аудитории сидела группа специально подобранных учителей, которые начинали выполнять задания, как только распечатывался пакет с экзаменационными вопросами. Потом их ответы тихонечко раздавали «платникам». Тем оставалось только проставить в нужных местах галочки в бланках и получить свои заветные 95 баллов. Известны уже и тарифы: так, по заявлениям учителей и родителей, за выполнение 100-балльного экзамена надо было выложить примерно 2 000 долларов. Второй миф. Мол, теперь ребенок из самой глухой деревеньки, юрты или аймака может поступить в самый престижный московский вуз. Но у вуза, получившего сотни сертификатов, всегда есть выбор. Вот вам и коррупционная дыра: всегда можно содрать с желающего поступить приличную сумму. И даже если ребенок бедных родителей самым честным путем получил 100-балльный сертификат, он ведь должен в московском вузе на что¬то существовать. А на какие средства? Стипендии в 700—900 рублей хватит на то, чтобы два¬три раза пообедать. Общежитий нет, значит, надо платить за комнату или вскладчину за квартиру. А какие это деньги — не мне вам объяснять: минимум, несколько тысяч рублей в месяц. Но еще нужны деньги на питание, учебники, транспорт. Это выливается в такую крупную сумму, что часть отличников вынуждена сразу переводиться на заочное отделение. Сегодня до 60% студентов¬очников вынуждены работать, и нам говорят, как это здорово. Ничего хорошего в этом нет. Если парень учится на физика, а вынужден пропускать занятия, чтобы заработать себе не хлеб, какие знания он получит? Особенно когда торгует в лотке джинсами! Тестовая форма оценки знаний опасна еще и тем, что ведет к банальному натаскиванию учеников. Они уже не стремятся получать глубокие знания, а учатся угадывать. Кроме того, она отсеивает от вузов самых талантливых ребят, имеющих нестандартное мышление. Они-то, как правило, с этим тестированием не справляются. Не идут на махинации, не суют учителям конверты, а рассчитывают на свои способности и терпят поражение. Ни Пушкин, ни Лермонтов, ни Менделеев не справились бы с ЕГЭ. Об этом много раз говорил ректор МГУ Виктор Садовничий, который категорически возражает против введения его на факультетах университета. В принципе тестовая форма оценки знаний может применяться. Но только как промежуточный этап в процессе обучения, чтобы найти пробелы в знаниях учеников и что¬то подкорректировать. Беседу вел Александр ГОЛОВЕНКО
