Беседа с заведующим самой новой в стране научной лаборатории Знаете, какую часть жизни человек проводит во сне? Да, правильно, треть. А знаете, какая часть исследований мозга посвящена его работе во сне? За рубежом — та же треть. У нас — приблизительно два процента. Между тем это область, в которой прогнозируются в XXI веке настоящий научный бум, каскад неожиданных открытий. Беседую с доктором биологических наук, руководителем лаборатории нейробиологии сна и бодрствования. Она только что, в 2007 году, cоздана в академическом Институте высшей нервной деятельности и нейрофизиологии РАН (ИВДНиНФ РАН). Этот человек по праву мог бы называться «внуком» академика Ивана Павлова, так как был последним аспирантом его ученика, член-корреспондента АН СССР Эзраса Асратяна, основателя ИВДНиНФ РАН. Но пошел по иной стезе, проходящей по стыку, где взаимодействуют между собой изучение нейтрофизиологии мозга и закономерностей нашего сознания и подсознания. Кстати, в конце 80-х годов он был руководителем разработки первого отечественного компьютерного электроэнцефалографа. А в 2001-м организовал для молодых ученых школу-конференцию «Сон — окно в мир бодрствования», которая в нынешнем году, уже в четвертый раз, прошла под его руководством. Мой собеседник — Владимир Дорохов. — Владимир Борисович! Мозг — тема необъятная. Каковы в ней координаты вашей лаборатории? — Мозг действительно необъятен, как сама Вселенная. Мы же конкретно занимаемся нейрофизиологией сна, изучением сознания людей во сне и на переходах ко сну и пробуждению. Лет десять, примерно с 1991 года, в России в этой области царило безвременье. В мире нарастала цепная реакция экспериментов с впечатляющими выходами в практику, а у нас проповедовались представление либо о «сне разума, порождающем чудовищ», либо о полной отключке «отдыхающего» мозга (в нем, мол, нечего изучать, кроме бессознательных «шумов»). — Это не так? — Не так, конечно! Мозг в этой самой «отключке» таит в себе и возможность великих открытий (от таблицы Менделеева до рожденных во сне поэтических жемчужин), и немалый прогностический потенциал (те же «вещие сны»). — В свое время я беседовал с академиком П.В. Симоновым об открытиях во сне и о «вещих снах». Он полафгал: такой сон — следствие, а причиной является наш жизненный выбор. Жизнь — цепочка выборов. И каждый ведет к определенным событиям. Только чаще всего мы это не осознаем. А работающий во сне мозг проявляет результат… — Павел Васильевич считал, что во сне мозг более независим от внешних обстоятельств. И те варианты будущих событий, которые днем отбрасываются нами как третьестепенные в силу стереотипов, предрассудков и других причин, во сне, когда усиливается работа подсознания (Фрейд называл сон королевской дорогой в подсознание), прорисуются как существенные и даже определяющие. И, проснувшись, мы получаем эту «новую» информацию в виде «пророческого сна». Я в принципе с этим согласен. Но в последнее время накапливается все больше достоверных данных, демонстрирующих феноменальную точность некоторых «вещих снов». Известен случай, когда журналист увидел во сне извержение вулкана, рассказал об этом в газете. И вскоре оно на самом деле произошло. Но — извержение вулкана Кракатау, а не того, имя которого приснилось газетчику. Его обвинили было в сотворении очередной «сутки». Однако оказалось: ему приснилось древнее название именно Кракатау! А с другой стороны, когда речь заходит о прогностических возможностях работающего во сне мозга, экспериментальные данные все в большей степени говорят о неоднозначности, сложности взаимодействия случайного и закономерного, разных факторов — как зависящих, так и не зависящих от наших жизненных выборов. — Природой сна и сновидений вы заинтересовались с детства, как только начали видеть эти самые сны? — Нет, что вы! Поначалу после биофака МГУ был «классическим» нейрофизиологом. Но в ИВНДиНФ РАН попал в благоприятную «питательную» среду. Благодаря академику П.В. Симонову и его научной школе, поддерживаемой и нынешними руководителями института, у нас, пожалуй, впервые в стране человеческое сознание, в том числе и на его границе с подсознанием, стало предметом глубоких и системных исследований. В 1991 году к нам приехал японский профессор Е. Хирошиге, изучавший… дремоту. Поскольку у меня был один из первых созданных нами компьютерных электроэнцефалографов для картирования мозга, японец стал работать на нем. Каждый вечер мы обсуждали полученные результаты. В 1993 году выполнили в Японии совместную работу. С тех пор пограничье между сном и бодрствованием — адрес моего особого интереса. Здесь близко соприкасаются и новейшие фундаментальные знания о мозге, и перспективные прикладные задачи. — Что вы имеете в виду? — Наши исследования, к примеру, помогают снизить число аварий на транспорте. Ведь «сон разума» рождает не только «чудовищ», но и многочисленные ДТП. Слишком часто они случаются из-за «отключения» машиниста или автоводителя, угасания у них ориентировочной реакции. Причиной могут быть и «недосып», и однообразие, монотонность дороги, и, наоборот, получение неожиданной информации. В большинстве случаев человек не ощущает момент перехода ко сну от дремотного состояния, когда, как ему кажется, он еще контролирует ситуацию. Современная аппаратура, которой располагает наша лаборатория, позволяет с точностью до долей секунды этот момент зафиксировать. На основании проведенных экспериментов научно-производственная фирма «Нейроком» (ее создали нейрофизиолог В. Шахнарович и выпускники МФТИ, работавшие в Институте радиотехники и электроники РАН) сконструировала прибор для контроля уровня бодрствования железнодорожных машинистов. Это браслет, надеваемый на руку. При засыпании происходит неосознаваемый переход от бодрствующего к дремотному состоянию сознания, угасает ориентировочная кожно-гальваническая реакция. Когда угасание достигнет опасного уровня, включается резкий гудок. Чтобы он прекратился, машинист должен встать и нажать кнопку. Но если он на сигнал не реагирует, автоматически включаются тормоза. Там, где это устройство внедрено, число аварий резко сократилось. Сейчас идет работа над подобной системой для автотранспорта. В том же ключе — эксперименты, научно документирующие взаимосвязь между ДТП и разговорами водителей по мобильникам. Американские исследователи утверждают: такие разговоры опаснее крепкого коктейля, выпитого перед дорогой. По мнению представителей «Росгосстраха», до четверти ДТП, которые проходят через страховые компании, могло не случиться, если бы не было телефонных разговоров за рулем. Мы участвовали в эксперименте, который нынешним летом провели ЗАО «Нейроком» и компания мобильной связи «Билайн». В нем использовался автомобильный вариант прибора для контроля уровня бодрствования, для исследования того, как влияют разговоры по мобильнику на концентрацию внимания водителей. Результат: у девяти из десяти испытуемых примерно через 50 секунд после начала разговора приборы отметили ослабление функции внимания. — Вы руководили разработкой первой в нашей стране компьютерной электроэнцефалографической аппаратуры для исследования мозга. За вами последовали и другие. Американцы объявили 1990–2000 годы десятилетием исследования мозга, вложили большие деньги в разработку различных томографов. И что же мы имеем сегодня? — Сейчас уже можно воочию видеть, какие зоны мозга активны при определенных психических состояниях, какого типа нейроны отвечают за эту активность. Наш мозг осознает полученный им сигнал буквально через сотни миллисекунд. Теперь эти скорости доступны и научной аппаратуре. Современные функциональные магниторезонансные томографы способны «видеть» изменяющуюся активность различных участков мозга со скоростями реальных психических процессов. — Тому уже много лет назад ученые Института проблем экологии и эволюции РАН (ИПЭЭ) Лев Мухаметов и Александр Супин установили: дельфины никогда полностью не спят. Если одна половина мозга у них спит, другая бодрствует. И наоборот. У людей такого нет. Но качелеобразная, волновая смена разных стадий сна наблюдается. Не таится ли здесь резерв для усиления восстановительной роли сна? — Таится. Ритмичное чередование разных стадий сна — медленной, когда деятельность мозга глубоко заторможена, и парадоксальной, в которой мозг активно работает и которая является колыбелью всех сновидений, установлено давно. Известно, что в течение ночи мозг, как на качелях, проходит последовательно 5–6 таких циклов с чередованием медленной и парадоксальной стадий сна. Но углубленное изучение этих фаз, начавшееся в последние годы, возможно, принесет не меньше неожиданностей, чем то замечательное открытие однополушарного сна у дельфинов, о котором вы вспомнили. Например, ряд опытов, проведенных нами совместно с коллегами из других институтов В. Логиновым и В. Ковальзоном, позволил высказать гипотезу, что восстановление мозга после инсульта идет в парадоксальной стадии сна. Если гипотеза подтвердится, не исключено, что появится возможность влиять на это восстановление, активизируя парадоксальный сон. Словом, к лечению разных болезней, вплоть до тяжелейших, лекарственно-терапевтическим и хирургическим способами может прибавиться и лечение сном. Причем не в качестве побочных ответвлений, что давно практикуется, а в виде одного из главных направлений врачевания. Это все задачи и сомнологии, которой пока еще нет в официальных списках научных специальностей, и медицины сна, которая тоже отсутствует в наших здравоохранительных реестрах. Беседовал Ким Смирнов 22.08.2007
