Я взяла на работе неделю отпуска за свой счет. Как сейчас помню: я спросила у шефа по фамилии Горазны: «Вы хотите, чтобы я никогда не вышла замуж?» А он мне: «Александра, Вы что, предлагаете мне на Вас жениться? Я, к сожалению, уже женат». Его шутки всегда были исключительно-и-громко-и-убого-солдафонскими. Я получила эту неделю без звука. Мой ангел опять мне помог – в который уже раз, и наверняка со слезами на глазах. И я опять купила билет в Ереван.

И было одно нечаянное колдовство: мы как-то пошли в кафушку, конечно под открытым небом, ели и пили что-то там, слушали выступление местных певцов (ну я-то, понятно, все бы эти песни исполнила бы лучше! – ха-ха!), а потом – через пол-Еревана – мы шли пешком назад домой (к твоей маме) на Баграмяна. И в каком-то скверике, ну здрасьте, я поманила собачку: «А ну, давай, хорошая моя, охраняй нас!». Грязно-белого цвета жесткошерстная сучка с тремя щенками. И она немедленно и беспрекословно пошла за нами. И щенки, само собой – за нами. И, кстати, не ЗА нами, а ПЕРЕД нами. Как настоящие охранники, как чейные собачки, они шли с гордым независимым видом, как хозяйские, как НАШИ собачки. Через весь Ереван! А чуть позже, из какой-то пыльной подворотенки, к этому эскорту привязался еще смешной кобелек на коротких ножках и с хвостом бараночкой. Я немедленно прозвала его «и примкнувший к ним Каменев». Люди на нашем пути удивлялись немало, и иногда спрашивали, зачем это нам столько собак.

А я шла по всему Еревану босиком – босоножки натерли ступни, я несла их в руке, и общалась с древней армянской землей напрямую, через асфальт и более поздние культурные наслоения, нежной кожей пяток – тук-тук - как азбукой Морзе – доносила все свои сомнения до Армянского Центра Вселенной. Я - влюбленная и где-то возлюбленная - русская женщина, страдающая от звериной страсти, и не до конца разделенной ЛЮБВИ.

Мы с тобой даже попытались проверить собачью верность - собаки шли сильно впереди, а мы нырнули в переулок направо….Собаки немедленно вернулись назад и побежали за нами, затем, обогнав нас, они снова сделали вид, что это ОНИ выбирают ДЛЯ НАС дорогу…И растерялись, когда мы снова вернулись на ту же трассу. Но вырулили на нее же, слегка обидевшись, но не подавши вида, и продолжили ту же процессию, как будто ничего не случилось.

Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО ТОГДА ОЩУЩАЛА ТВОЯ ДУША.

А мне тогда было хорошо, ПОЧТИ спокойно, не больно и не страшно.
А моим родным тараканам в голове - было раздольно-забубенно-ведьмовски. Но никак не больно и не страшно. И наверное тоже спокойно.

А потом мы дошли. Сначала ты решил купить коньяка, у подножия твоего дома, в магазинчике. Я осталась на улице, а собачки расселись вокруг меня, и терпеливо ждали в тени фонаря, когда мы тронемся в дальнейший путь. Они не знали, что путь уже окончен.

И тут ты сказал у подъезда: «Ну, эта свора нам явно не нужна». И хлопнул дверью. Или нет. Двери-то в подъезде не было – или она была открыта на века. А вот в лифт собачки зайти не посмели.

Ваш этаж – седьмой. Я расстроилась, но несильно, я понимала, что вариантов немедленного продолжения дружбы нет, собаки-то – дворовые! Каково же было удивление, когда, минут через 40, открыв балконную дверь, я услышала собачий плач – они скулили под окном!!! Я стала вглядываться в темноту с высоты. Собачки паслись внизу и скулили, иногда потявкивая. Они требовали продолжения нашей дружбы. Я кинулась к холодильнику, за едой. Нашла сосиски.

И тут случилось страшное – ты выхватил у меня сосиску, и, ругаясь, прицельно метнул в светлое скулящее пятно – сучку-маму. Она взвизгнула и ушла навсегда. Ты всегда хорошо стрелял, СОБАКА (какая неожиданная тавтология), потому и попал, наверное. Я плакала.

Наверное, я тогда впервые почувствовала себя на месте той собаки.

Самое смешное, что через пару дней мы встретили эту сучку в городе. У нее стало меньше на одного щенка. Я ее конечно, как могла, окликнула. Но она сделала вид, что НКОГДА с нами не встречалась. Она даже не шевельнулась в мою сторону. И щенки тоже.