Я сегодня иду на концерт. Через месяц приедет Паша. Меня ждут дома и ждут в институте. С институтом, кстати, полная жопа. Сейчас декабрь и хорошо.
Так почему же единственное, что я могу почувствовать сейчас, - это ебаное ничего?

Съебись из моей головы, ну пожалуйста! Ну что мне нужно сделать для этого?

Как хорошо, что есть Даша. Я читаю, и мне помогает.
Я читаю такие вещи, только когда не могу понять что-то о себе.
Я не помню вчерашнюю ночь. Помню, что смеялась и рассказывала про Антона, целовалась и признавалась в чем-то очень личном. Но в целом - я не помню. Я даже не помню, как звали человека, с которым я провела эту ночь.
Но я так благодарна.
Наверняка я ужасно себя вела. Наверняка ничего не было. Но он всю ночь говорил, что я восхитительна, называл львенком и ушел, не записав номера. Я действительно всю ночь говорила с ним о Паше.
До Вены осталось пять дней.

Ну вот.
Мне 21, полбутылки джина и ночь со странным парнем в трусах.
Помню только, что постоянно рассказывала ему о Паше. И даже, по-моему, пару раз назвала.
Замечательно.

Я не особо-то и живу сейчас.
За последние два года ни разу не пропустила Формулу. Чтобы помнить тебя.
Я покрасила волосы в фиолетовый. Чтобы помнить тебя. И всех остальных. Все эти машинки. И гитары.
И часы.

Что бы ни происходило, я всегда буду рядом с тобой.
По крайней мере, я буду стараться.
Самое обидное, что единственный человек, с которым я могу о тебе говорить, - Док. Только он за 10 тысяч километров.

"Цветы, земля - это дает спокойствие, помогает ощущать бегущее время, концентрироваться внутри себя, испускать свет.
Помогает оставаться верной себе."

Богородица, дево.
Как же это страшно,как страшно.

приветменязовутаняиявлюбилась

Про-фес-си-о-наль-на-я-де-фор-ма-ци-я. Это особенно странно, когда никакой профессии и нет вовсе.
Я варю кофе, перетирая невкусные, обезличенные обжаркой ягоды в пыль. Ягоды такого не заслужили.
Объяснить, каким я вижу хороший кофе, удается только Коле, который приходит со смешным термометром и ювелирными весами, который знает, что делать и что сказать мне, чтобы я поверила раз навсегда и делала только так. Скажет рисовать - буду рисовать. Кроме Коли никто не объяснит, зачем это нужно.
Здесь все участвовали в чемпионатах, и знают друг друга, говорят, будто здороваются за руку с Айзеком, ругают робусту, рисуют сердечки и птичек. Но как можно верить людям, для которых молоко - просто жидкость для создания пенки на капучино. Которые не отличают одно от другого, льют Валио, чтобы схватилось, и - боже ты мой - сами пьют только черный. Хотя, на домике в деревне и я не пила бы.

В мае распалась пара, по образцу которой я хотела строить свою жизнь.
А сейчас я сижу в ванной.
И хочу к маме.

Дали.
Гера и Алена.
Антон.
Элона.
Даша, Ксюша и Аня.
Максим.
Леша.
Зоя Яковлевна.

Папа, ты был неправ. Меня ничто никогда не будет связывать со школой.
חס וחלילה

Внутри меня, кажется, опять зреют мысли, о которых принято всем рассказывать, чтобы тебя посчитали умным и тонко чувствующим.
Но я опять не рассказываю.
С тех пор, как я стала жить отдельно, многое поменялось. Теперь в кухне живет кенарь, и денег не хватает ни на что, кроме дорогого сыра и ресторанов. Не сказать, что это плохо, хотя организм и сопротивляется, требуя свою порцию овсянки, которую я не ела уже, наверное, лет десять.

Я, по-моему, живу в море.

Приходи ко мне, я тебе расскажу,
что я ем и пью.
Пью, как всегда, вино.

Варю мягкий сыр.
Если ты не приедешь, то
придется допить.

Я буду жить в твоей квартире. В твоей. Квартире.
В комнате с огромным шкафом, в котором лежал мотоциклетный костюм. Комод заберет Инна, а мы с Пашей возьмем диван, по которому бегал Анри.
В твоей квартире.
Это ироничней, чем все, что со мной случалось до этого.
Теперь можно будет ходить в институт и на работу пешком, купить велосипеды, просыпаться от пения кенаря. Но в коридоре будут твои вещи, а за квартиру будет платить тетя Ира.
На неделе мы переклеим обои, и в комнате будет пахнуть нами. Перетащим диван. Повесим зеленые или синие шторы. Потратим кучу денег на новые двери. И новую кофеварку.

Я внезапно подумала, что меня читают Даша и Дали. Может, и не читают.
Но мысль об этом позволяет вываливать сюда все так, будто этого никогда не прочтет никто. Мысль о том, что читают Даша и Дали.
Эта мысль также позволяет думать о просторных парадных, Одессе и морской рыбе, вывяленной на солнце.

19 мая будет Ламбада-маркет, и к этому дню нужно приготовить полноценную лавку. Купить банки. Купить скатерть и ситцевый отрез в клетку. Заказать визитки и этикетки. Привезти мешок с сахаром. Купить завтра сотню апельсинов и яиц. Найти человека, который сможет бесплатно это все отфотографировать. Дописать курсовую. Перестать думать о морской рыбе. О 19 мая очень страшно думать.
Я так счастлива.

Сегодня мне снилась та самая неудобная ситуация из детского лагеря, только с кофе, кассовыми аппаратами и обнаженными гениталиями.
А, когда я проснулась, очень хотелось, чтобы ты держал меня и говорил по-немецки.
За год многое может случиться. У нас за год случился Кенигсберг и Сережа.

Хочется умереть.
Кажется, за год я потеряю всех. Кажется, я уже ничего не понимаю.
Душно и хочется пить. Чтобы он никогда к ней больше не подходил - и перегрызть вены, потому что я не могу, черт возьми, не могу этого сделать. Я плачу от злости, потому что я не могу.
Я, по-моему, второй раз в жизни молюсь. Первый был за Джо.

Оооох.

Вот, вот сейчас, когда пришла домой, заметила, что трясутся руки и тошнит.
Очень жалею, что не купила лак.
Сестре теперь двадцать три.
Три.
Я уже как-то не хочу жить отдельно.
Я хочу, чтобы сестра жила ближе.

Странное ощущение. Когда плачешь из-за того, что далеко.
Хочется в Одинцово, там Яна. Хочется в пашину квартиру, там хорошо и спокойно. Хочется в девяносто восьмой.

Синдром обманутой женщины какой-то.

Я читаю в ЖЖ твою бывшую двушку. Я хожу в кино с другой твоей бывшей девушкой.
И я не могу понять: почему ты умер, а они выходят замуж, покупают слинги, фотографируются? Почему, черт возьми, они выходят замуж?! Почему, когда ты-то умер.
Тебя же нет. А они выходят замуж. А тебя нет, блядь, нет!
Зато есть твой сын. А тебя

Нужно сидеть в темной комнате.
Делать уроки. Писать курсовую. Мало говорить и много думать - я живу так последние полгода. И никаких сюсюканий.
В темной комнате. С ноутбуком. С йогой и идеальной погодой за окном. Может быть, выйти на улицу. Или на балкон.
Пить много чая. Много читать о демографии. Много писать в ЖЖ.
Упаковывать подарки. Искать ответы к зачету по рискам. Интересоваться учебой. Просмотреть презентацию.
В темной комнате.

Блядь, блядь, не плакать, ну только, блядь, не плакать, в 8 утра, в четверг, позвонит Артуру, попросить его позвонить Шире, попросить кого-нибудь сделать что-нибудь, только не плакать, не плакать, не плакать, Яна, ты мне очень-очень-очень нужна!

"А этот дом так и останется моим. С розовой комнатой, Дашей, Яной и Катей, учебниками по английскому, невымытой посудой и Русланом. Сюда я буду приходить в случаях катастроф, войны, чумы и голода, ложиться на одеяло с вечными цветочками, варить кашу и пить растворимый кофе."

Вот оно что.
Вот оно.
Это не ветер, не погода и никакое даже не стечение обстоятельств.
Просто тогда началась новая стройка, новый панцирь и новые детские книжки. У меня нет больше Даши и Кати, пусть они останутся у тебя. Просто тогда я забрала себе, наверное, самое важное, Руслана, и Яну, и одеяло с цветочками. И долгие поздние завтраки.

Написала Юре.
Если Юра ответит, если Юля скажет мне, куда ехать в среду, если Артур не забыл о вечеринке - можно почувствовать себя снова живой.
Не хочу ничего готовить.