На экране, стоя посреди языков пламени, пела рыжеволосая девушка, и ее ослепительные волосы сливались с огнем в один сияющий вихрь. Другая девушка, одетая в черную кожаную куртку и синие джинсы сидела в кресле, чуть подавшись вперед и внимательно смотрела в экран небольшого телевизора, стоящего на подставке, привинченной к стене. Клипы сменялся один другим, но исполнительница оставалась прежней, менялось только ее амплуа и как разительно менялось! Нельзя даже было сказать, что это одна и та же девушка, если бы не удивительные зеленые глаза и потрясающие огненные волосы, а еще голос. Да, как она пела! Этот голос не спутаешь ни с чьим другим. Потом запись кончилась, экран стал синим, еще с минуту сидевшая в кресле девушка смотрела в него, затем резко встала и пошла к двери. В эту самую минуту дверь распахнулась снаружи и в комнату вошел молодой человек, с длинными волосами и едва начавший зарастать светлой бородкой. В руках он держал кружку чая.
- Зем, ты нам нужна, - произнес он, ставя кружку на стол, заваленный журналами и коробками с DVD.
- Я всем нужна, - хрипло сказала Земфира и шмыгнула носом.
- Барабаны никак не хотят ложиться ровно, - виновато ответил музыкант.
- Макс, вечно у вас проблемы! - произнесла она, отходя к темному окну и начаная закипать. – Вы уже второй день пишете только одни барабаны к одной песне! Охренеть можно! Эдак к лету мы закончим!
Земфира сложила руки на груди и принялась смотреть на расстилающийся внизу и мерцающий бесчисленными огнями ночной город.
- А кто виноват, что тебе захотелось не только петь по-французски, но и так, чтобы это не только звучало как русский рок, а было при этом необычно! При этом, что значит «необычно» ты нам не объяснила! К тому же у нас нет голоса, на который можно наложить дорожку.
- А что я могу сделать, у меня насморк! – развела руками Земфира.
- Ну обратись к фониатору!
- Да, он напичкает меня всякой гадостью, два часа я попою, потом голос сядет совсем да и запись будет не лучшего качества. Голос, как из старого, расколотого унитаза, как написала критика о предыдущем альбоме!
- Ну тогда нечего здесь сидеть целыми днями! Ехала бы ты лучше домой, приняла аспирин, выпила бы чай и легла в постель.
- Я морально поддерживаю вас! – ответила Земфира.
- Да? Твоя поддержка музыкантов вероятно заключается в том, что ты периодически врываешься в студию и швыряешь в звукооператора чем-нибудь!
- А я что виновата, что это не звукооператор, а глухарь на токовище!
- Вот именно: на токовище! Весь день токует по телефону!
- Надо было ехать в Англию к Илье, там были бы нормальные специалисты, а тут одни понты! – вздохнула Земфираю
- Кто ж виноват, что у тебя начался острый приступ патриотизма, мол, сейчас нормально можно и в Москве записаться!
- Так, я не поняла, мне что, снова состав группы менять? – повысила голос Земфира.
- А, причем здесь это? – устало махнул рукой барабанщик. – У тебя одна панацея от всех бед: менять состав группы!
- Слушай, я сейчас не могу орать: у меня горло болит, так что не зли меня!
- Макс, ну ты скоро? – в открывшемся проеме звуконепроницаемой двери появилась голова басиста.
- Да, практически все, - ответил барабанщик. – А ты послушай моего совета: поезжай домой!
- Пожалуй, я так и сделаю, - миролюбиво заявила Земфира. – А ты облажи матом этого нашего Бетховена, скажи, что если он еще будет болтать по телефону, то ты засунешь трубку ему в … гм… ухо! Счастливо, ребята!
- Шапку надень, на улице мороз! Только твоего отита нам сейчас не хватало, вообще до лета тогда не запишемся! – крикнул ей в догонку барабанщик.
- Да пошел ты! – ответила Земфира, уже спускаясь по лестнице.
Дома Земфира разогрела в микроволновке оставленные домработницей резиновые полуфабрикатные котлеты, поела, не чувствуя вкуса и стала думать, чем бы занять остаток вечера. Зажгла свет во всех комнатах, прошлась по квартире туда-сюда пару раз, так и не раздеваясь. Нашла на полу раскрытую «Пармскую обитель» в подлиннике, с отвращением подняла ее, захлопнула и швырнула на диван. Посмотрев на стоящий посреди комнаты синтезатор «Ямаха» и произнеся хрипло: «Ну, дела!», села на софу. Посидев так немного, подошла к полке с дисками и принялась их перебирать, приговаривая:
- В баню «Радиохэд» сегодня, Яхонсона сами слушайте, - извлекла компакт «Вoney M». Взяла плеер и так отправилась в постель.
Долго лежала в темноте, напевая: «Ra-ra-rasputin russian crazy sex machin». Сон давил ей на веки, но она всеми силами боролась с ним, зная, что стоит ей только закрыть глаза, как снова придут мысли о провальности альбома и изначальной бредовости. Но это было еще не самое страшное, пусть хоть все ее следующие альбомы станут провальными, было еще кое-что, гораздо более неотвязное – образ изящной рыжеволосой девушки из клипа, приходящий всякий раз, стоило ей только закрыть глаза. Вот уже несколько лет Она стала для нее не только идеалом для подражания в творчестве, но и неотступной мечтой. Земфира отложила плеер в сторону и натянула одеяло почти до затылка.
- Моя прелестная фея, если бы ты была со мной сейчас и позволила мне коснуться губами твоих рук, счастливее меня не было б в целой Вселенной! – прошептала она и соленые слезы потекли на подушку. – Если бы ты просто позволила несколько минут побыть рядом с тобой и дышать одним воздухом! Желать от тебя нечто большего кажется мне кощунством, ведь для меня ты кажешься небесным существом. Звук твоего голоса кажется мне райским пением, как ужасно, что он звучит, пока сытые самодовольные люди пережевывают что-то в кафе, покупают моющие средства в супермаркете, едут в такси. Даже в кабине мусороуборочной машины могут играть твои песни. На твое тело тысячи людей взирают с вожделением, а я стыжусь своего чувства, потому, что по-настоящему люблю тебя. Напрасно я изучала столько лет твой родной язык с надеждой переброситься с тобой хоть парой фраз. Мне осталось лишь горько повторять твое имя: Милен!
Измученнная слезами Земфира уснула. Ей снилися языки пламени, сквозь которые шла Милен в развевающихся прозрачных одеждах. Земфира пошла ей навстречу, но девушка шагнув в сторону бесследно исчезла. Земфира шла сквозь огонь, чувствуя жар. Внезапно огонь кончился и она заблудилась в бесчисленных коридорах темных коридорах. Найдя какую-то дверь она толкнула ее и очутилась лицом к лицу с Милен, одетую в белую кружевную рубашку, ботфорты и мужской парик. На боку у нее была шпага. Милен шагнула к ней и … опустилась перед ней на колено. Земфире стало неловко и она опустилась на колени тоже. Губы Милен оказались в соблазнительной близости от ее губ. Милен улыбнулась, провела языком по своим губам и внезапно с силой толкнула ее в грудь. Земфира полетела в какую-то бездну, а когда пришла в себя, снова оказалась в каких-то каменных коридорах, соединенных прогнившими деревянными лестницами. Потом ей удалось найти какую-то комнату, посреди которой в алом шелковом одеянии стояла Милен. Земфира подошла к ней и взяла ее ладони в свои руки. Она высвободила ладони и одним движением скинула с себя одежды, которые легко скользнули по безупречному телу на каменный пол. Теперь милен стояла перед ней абсолютно обнаженная и насмешливо смотрела на нее, затем подошла к ней и закинув одну ногу ей на талию, обвила руками ее шею. Земфира чувствовала на своем лице ее дыхание и чувствовала сквозь одежду жар ее тела.
- Скажи мне, что ты хочешь сделать со мной, - прошептала Милен ей на ухо и лизнула мочку.
- Я хочу тебя, хочу, чтобы ты стала моей! – задыхаясь крикнула Земфира что было сил.
В этот момент Милен засмеялась, обнажая острые клыки, а глаза ее были соверщенно зеленые, с продольными кошачьими зрачками.
- Я никогда не буду твоей, запомни!
В поту Земфира проснулась. За окном был серый московский рассвет. Кости ломило нещадно, болела голова, а в легких появился противный сухой свист. Смерив температуру она прсвистнула: 38`8! Покашатываясь, она прошла в гостиную к телефону.
- Макс, у меня 38`8!
- Поздравляю! По этому поводу пойду и разопью пару бутылок коньяка. Кто тебя просил сидеть в неотапливаемой студии целыми днями с больным горлом.
- Прошу, не начинай, мне так ху… худо, вобщем, мне!
- Сейчас привезем тебе врача и приедем сами. Держись!
Приехавший врач установил крупозную пневмонию и воспаление среднего уха на почве гриппа. К вечеру температура перевалила за сорок и Земфиру увезли на «Скорой». Ночью в полузабытью она разговаривала с кем-то невидимым по-французски…
Прошло почти полгода. Альбом уже давно был записан, на две песни сняли два клипа, которые показывали даже по зарубежному MTV. Сам альбом имел оглушительный успех по всему миру, но к сожалению для группы, не в самой России. Между тем Земфира казалось совсем не радовалась оглушительному успеху, продолжая ходить мрачной.
Из Лондона позвонил Илья Лагутенко.
- Поздравляю! О тебе вновь заговорила вся мировая пресса! Потрясающе, я горжусь тобой, вот не понимаю, почему ты решила запеть по-французски?
- Потому, что являюсь тайным поклонником Ива Монтана и Далиды, - ответила Земфира довольно мрачно.
- Да ладно, я сам периодически слушаю Азнавура! – не понял сарказма Лагутенко. – Ты себя не боишься – знать четыре языка?
- С тебя беру пример! – усмехнулась она.
Положив трубку она включила диск с клипами Милен Фармер. Слезы сами собой привычно заструились по щекам Земфиры. В это время зазвонил телефон и судя по звонку, это был ее продюсер.
Между тем месяцем ранее, сидя у себя в студии, Милен Фармер как всегда пила утренний кофе и смотрела MTV - ей хотелось быть в курсе всех музыкальных новостей. Увидев клип, где короткостриженная девушка со слегка раскосыми глазами пела по-французски, она подозвала своего продюсера.
- Она канадка или француженка и почему я ничего прежде о ней не знала? – спросила Милен.
- Нет, мадмуазель, она из России. Ее зовут Земфира.
Милен нахмурилась.
- Я бы хотела пообщаться с ней поближе. Она поет так, словно воскресла сама Пиаф! И какое имя, немного варварское и в то же время.
- Организовать ее концерты в Монреале и Оттаве – мечта не одного продюсеера. Думаю, в ближайшее время я этим займусь.
Земфира сначала не захотела брать трубку, но звонки шли один за другим. Вытерев слезы, она взяла телефон.
- Ты не представляешь, какое пердложение мы только что получили, - задыхаясь от радости кричали на другом конце телефонного провода. – Сам продюсер Милен Фармер собирается организовать для нас гастроли в Канаде, Британии и Японии. Сама Милен хочет с тобой пообщаться, оставила номер телефона и просила звонить в любое время.
- Номер! Срочно дай мне номер! – закричала Земфира в трубку. Ее сердце до боли гулко забилось о ребра, в голове зашумело, а сама она была близка к обмороку от неожиданной радости.
Негнущимися пальцами она набрала чрезвычайно длинный номер, боясь спутать цифры.
- Мадемуазель Фармер?
- Да. Вы Земфира? Вам уже передавали мое предложение? Прилетайте в любой момент, я буду с нетерпением вас ждать и побеседовать с таким талантливым музыкантом, как вы – честь для меня.
Земфира бросилась немедленно звонить в аэропорт заказать билеты. Через два дня она уже летела рейсом «Мостква – Монреаль», и вот уже сама мадмуазель Фармер встречает ее в аэропорту. Гостеприимная Милен предложила ей остановиться на своей недавно отстроенной вилле в готическом стиле. Особняк поражал обилием башенок, каменной облицовкой, придававшей ему вид настоящего средневекового замка, наличием каминного зала и настоящими витражными окнами. В комнатах и коридорах помимо электрического освещения присутствовали свечи в бронзовых канделябрах и напольных подставках. Сама хозяйка предпочитала их взамен обычному прозаическому освещению.
По приезду состоялся обед, потом хозяйка показала гостье настоящий клавесин и даже попросила ее сыграть на нем что-нибудь. Привыкшая к классическому пианино Земфира немного растерялась, а потом они обе смеялись над ее первыми опытами.
Прошла неделя в разговорах, творческих планах и экскурсиях по достопримечательностям. Земфира крепко хранила свою тайну и похоже золотоволосая красавица ни о чем не догадывалась. И вот как-то утром они сидели в гостиной Милен.
- Ты написала свой альбом и посвятила его мне, зачем? Ведь ты еще меня не знала, - спросила Милен, садясь на диван.
- Твое творчество вдохновило меня на изучение твоего языка, и знаешь, после этого я как-то по-иному стала воспринимать музыку. Ты стала моей вдохновительницей уже давно. Моя рыжеволосая муза! Благодаря тебе я поднялась до таких творческих высот. – Земфира отвела взгляд и долго смотрела в сторону.
- Твои песни всегда были хорошими. Мне иногда жаль, что они посвящены не мне, - вздохнула Милен.
- А хочешь я спою тебе свои ранние песни? – спросила Земфира, садясь за пианино.
Она запела «Не отпускай».
- Красивая песня, хотя я и не знаю русского.
Земфира перевела ей текст и помолчав прибавила:
- Эту песни я писала просто так, а теперь мне бы хотелось ее тоже посвятить тебе, - сказала это и запнулась, боясь, что Милен сейчас все поймет.
Милен молчала и тоже смотрела в сторону.
- Пойдем обедать, - предложила Фармер.
Вообще-то Милен Земфира очень понравилась своей цельностью и талантом, а так же своей жизненной энергией, которой было пропитано все вокруг этой девушки несмортя на ее постоянную депрессию и подавленное настроение. Что эта девушка не для нее, Милен дала себе слово сразу, она вообще зареклась иметь с кем бы то ни было дело, тем более влюбляться. Мужчины постоянно вели игру на несколько фронтов, изначально не умея быть верными, девушки устраивали истерики, требуя к себе внимания, изводили ее капризами. И те и другие хронически врали, забирая больше, чем умели давать сами. В конце концов Милен решила, что люди не стоят того, чего они требуют взамен. Вот уже лет пять длился ее самоназначенный целибат и прерывать его она не собиралась, зная, что за минутным удовольствием последуют месяцы боли и разочарования, как это бывало прежде. К тому же для Милен Земфира казалась слишком независимой и жесткой, хотя ее сразу подкупили полные печали глаза девушки.
Оставалось два дня до отлета Земфиры в Москву. С каждым часом, приближайщий час отлета, она становилась все мрачнее. Тоска по несбыточности и в то же время такой близкой возможности счастья, разрывала ей сердце напопалам. «Раньше прелелом своей мечты я считала простую встречу с ней и думала, что воспоминаний о ней мне хватит чтобы быть счастливой весь остаток своей жизни. Сейчас же, когда она рядом, мне этого невозможно мало, все время тянет дать волю чувствам и высказаться, но тогда уж точно она оттолкнет меня навсегда. А я умру без нее!» - растерянно и потрясенно думала Земфира, сидя в гримерке Милен. В этот день они должны были давать совместный концерт. Фармер подбирала ей наряд для концерта.
- Нет, я конечно уважаю твой выбор, но мне хочется, чтобы твой образ стал более мягким и романтическим, это более соответствует твоему образу. Советую тебе все же надеть платье. К тому же у тебя очень красивые ноги.
Милен стояла так близко, что Земфира могла ощущать тепло ее тела. Это кружило ей голову и сводило с ума. Из последних сил она сдерживалась.
- Примерь это, - Милен протянула ей платье на плечиках. – Ах, как оно хорошо сидит! Я заранее узнала твой размер, сама придумала несколько фасонов, заказала их, а ты уж выбирай на свой вкус. По-моему, это платье наиболее тебе понравится.
Зайдя за ширму, Земфира переоделась в платье.
- Чудесно! – вскричала Милен, расправляя сборки сзади.
От ее прикосновений Земфиру бросило в жар. Хотелось повернуться и впиться поцелуем в уста золотоволосой фее, благоухающей пряно-сладким ароматом. Эти духи, которыми пользовалась Милен, вызывал в памяти ассоциации с весенним цветущим садом. Волосы Милен касались шеи Земфиры, когда она наклонялась, чтобы получше посмотреть, как сидит платье.
- Вот тут сбоку придется чуть забрать, - озабоченно произнесла Фармер.
Руки Земфиры дрожали. Она чуть слышно вскрикнула.
- Я тебя уколола? – удивилась Милен.
Земфира молча смотрела на нее расширенными глазами. Ничего не говоря она переоделась в обычную одежду и они поехали готовить оборудование к сегодняшнему концерту. Но пожар, возникший в груди девушки, настойчиво требовал выхода. Сидя в лимузине рядом с Фармер, Земфира нервно заламывала пальцы.
- Ты чрезвычайно бледна, ты в порядке? – спросила Милен, сидящая рядом.
- Мне что-то в самом деле нехорошо. Такое ошущение, что я сейчас лишусь чувств.
- Очень жарко, - ответила Милен, включая кондиционер. – Давай я растегну тебе рубашку.
Тонкие пальцы Милен расстегнули три верхние пуговицы и она с удивлением обнаружила, что под рубашкой у нее не было ничего. Внезапно ей захотелось расстегнуть и четвертую и пятую пуговичку. Не успела она отогнать эту мысль от себя как нелепую, как Земфира уже схватила ее руки, принявшись судорожно целовать пальцы. Потом она внезапно прекратила свои действия, выпустила ее руки из своих и властно обняла ее за шею. Губами она жестко впилась в рот Милен, требовательно проникая языком вглубь. Фармер почувствовала внезапную слабость и сладость во всем теле, так, что если бы она уже не сидела, то неприменно бы упала. Руки Земфиры гладили ее по затянутым в шелк чулков ногам, проникая под платье, стеремясь найти то место, где за шелковистой гладкостью начинается бархат бедра. Навалившись на Милен всем телом, Земфира повалила ее на сиденье лимузина, ложась сверху. Внезапность и и сила этого натиска приятно возбудил Милен, заставив ее забыть обещание, данное самой себе.
- Тебе ведь этого хочется? – нежно прошептала Земфира ей в ухо.
- Даа! – застонала Милен, выгибаясь ей навстречу.
Земфира сдернула бретельки с плеч и спустила ее красное платье до талии, затем чуть отстранилась от нее, любуясь совершенством линий этой сладкоголосой нимфы.
- Ну что же ты медлишь! – взмолилась Милен.
Земфира спустилась с сиденья на пол салона и опустилась перед ней на колени.
- Если бы ты знала, какое кощунство для меня желать тебя! Ты земное воплощение Афродиты, не меньше! Не смейся надо мной! Я люблю тебя безнадежно уже много лет и все, что я делаю, делаю во имя твое, чтобы стать хоть на шаг ближе к тебе! Я должна была сказать тебе это раньше. Не думай, что я сделала это из чистой похоти. Мне страшно прикасаться к тебе!
Милен поднялась с сиденья, наклонилась и нежно поцеловала Земфиру в губы.
- Бедная моя девочка! Не относись ко мне так, я всего лишь человек и тоже жажду нежности.
Милен попыталась расстегнуть дальше ее рубашку, но та оттолкнула ее руку. Тогда Милен приподняла край длинного платья, сняла с себя черные кружевные трусики и отшвырнула их прочь. Затем поставила на плечо Земфиры ножку в изящной туфельке на шпильке, давая ей возможность любоваться прекасным видом. Бледно-розовые лепестки шиповника блестели от медовой дурманящей росы. Она наклонилась и слизнула каплю солоноватого меда, стекающего меж ее бедер, затем ее губы обхватили створки морской раковинки , меж тем как язык стремился отыскать ускользающую розовую жемчужинку. Тело Милен дрожало в такт пульсирующим прикосновениям земфириного языка, внезапно она сильно вздрогнула и издав протяжный полустон-полувздох расслабленно откинулась на спинку сидения, закрыв глаза. Почти в это же время огромный лимузин, в котором они ехали, затормозил. Милен быстро привела макияж в порядок, припудрив щеки и накрасив губки яркой помадой и вышла из салона как ни в чем ни бывало. Земфира стояла возле автомобиля, опираясь на его полированный борт, тщетно борясь с головокружением.
Милен ходила по сцене, о чем-то беседуя со звукотехником, проверяла готовность концертного зала по части спецэффектов. Земфира тихо сидела в гримерке. День и вечерний концерт прошли для нее как в дыму от обилия пережитых впечатлений. Домой ее пораньше отвез шофер Милен, сама же Фармер давала интервью прессе. Земфира легла в постель, долго не могла заснуть и как раз в тот момент, когда она уже находилась на грани между сном и явью, в комнату вошла Милен, зажгла стоящие на камине канделябры, скинула прозрачную ночную сорочку и легла рядом с ней под покрывало. Земфира ощущала, как изящное щелковистое тело скользит в ее объятиях, как руки Милен проникают ей под маечку, отыскивая пару небольших, но упругих грудей. Зубами она слегка укусила Земфиру за плечо.
- Мне очень понравилось то, что ты сделала со мной в машине. У тебя такой нежный язычок… Знаешь, а мне тоже хотелось бы узнать, какова ты на вкус.
Руки Милен уже сняли с Земфиры белую майку и теперь она покрывала поцелуями тело девушки. Земфира показалась себе до ужаса некрасивой по сравнению с утонченной красотой Фармер, поэтому она стыдливо закрывала руками свою грудь. Милен убрала ее руки прочь и слегка прикусив губами сососк, легонько проводя по нему языком. Земфира перестала дышать, закрыла глаза, упиваясь нахлынувшими на нее ощущениями, пытаясь освободиться от последней, насквозь промокшей детали нижнего белья. Милен поняла ее желание, просунула руку под ткань трусиков. Затем Милен придумала новую пытку: ухватив зубами край ткани, она мучительно долго снимала ставшую вдруг ненужной деталь одежды. Потом влажный язычок рыжеволосой соблазнительницы нежно заскользил между раздвинутых бедер Земфиры. Она лизнула вдоль всей щели, дразня кончиком языка, пробуя ее на вкус. Соленая… Обрисовывала влажным и упругим языком круги вокруг комочка плоти, пока Земфира не начала всхлипывать, силясь что-то сказать… Периодически она поднимала говову, глядя затуманившимися поволокой страсти глазами на поверженную девушку, облизывая при этом блестевшие от любовной влаги чувственные губы. Земфира боялась издать слишком громкий стон или резко пошевелиться, чтобы не спугнуть видения, как ей все время казалось. «Неужели это не сон!» - потрясенно думала Земфира. Внезапно Милен резко ввела два пальца в ее нежную влажность, отыскивая в глубине чрезвычайно чувствительную точку, не отравая при этом языка. Она хотела запротесовать, крикнуть «нет!», обычно ей это не нравилось, но вместо этого она подалась вперед.
- Тебе нравится, когда тебя имеют, не так ли?
Грубость и откровенность ее вопроса внезапно вызвала у Земфиры волну предельного возбуждения. Через несколько секунд она забилась в судорогах блаженства, до боли сжимая в себе пальцы Милен. Затем Милен сидя на постели и прикрыв глаза слизывала любовный нектар со своих пальцев.
- Все еще хочешь меня? – спросила Милен.
Вместо ответа Земфира повалила ее на постель…
Потом они лежали, переплетясь нагими телами на влажных смятых простынях.
- Феечка, моя рыжеволосая феечка, дева огня, - шептала Земфира, перебирая ее золотые волосы.
Затем они заснули, а когда Земфира проснулась, был уже полдень. Солнечные лучи заливали постель и мрачную готическую комнату. Милен рядом не было, лишь оплывшие свечи, тонкий запах духов Фармер, смешавшийся с ее собственным ароматом, исходящим от простынь, да приятная тяжесть меж бедер говорили о том, что это был не сон. И был день ее возвращения в Москву. Земфира быстро оделась и вышла в гостиную. Одетая в черное платье Милен стояла у окна.
- Ты знаешь почему на мне черный цвет? – не поворачиваясь к ней спросила Фармер. Не дожидаясь ответа она продолжила: - Потому что сегодня я убила и похоронила едва начавшую зарождаться любовь, может быть последнюю в моей жизни!
- Нет! – закричала Земфира, простираясь у ее ног. – Я думала ты так не поступишь со мной! Твое поведение вчера дало мне надежду, как видно совершенно необоснованную.
Она разрыдалась. Милен спокойно смотрела как Земфира корчится от самой страшной душевной боли у ее ног.
- Позволь мне остаться еще на пару дней и насладиться нашей любовью еще раз.
- Нет, уезжай сегодня, так будет лучше для нас обеих.
Земфира встала, смахивая слезы тыльной стороной ладони.
- Благодарю тебя, моя чародейка за подаренную сказку. Я уеду, но буду всегда помнить каждое мгновение, проведенное с тобой, запомню каждый миллиметр твоей кожи, каждую родинку. Твой образ сохраню запечатанным на дне души. Пусть от света твоих волос цвета расплавленного золота мне становится теплее в зимние одинокие ночи, моя божественная демоница.
Ни слова ни говоря, Милен подошла к ней и молча поцеловала на прощание в губы, долгим чувственным поцелуем.
Несмотря на горечь своего разочарования, она вернулась в Москву более жизнерадостной, чем покидала. Проходили месяцы. Промелькнула рыжелистая осень, так напоминающая о волосах Милен, прошел декабрь, новогодние праздники, которые она првела запершись в своей квартире. Осуществив свою мечту, она совершенно потеряла смысл жизни, понимая, что теперь уже никакое чудо не соединит их с Милен. Ведь за все это время она не давала никаких вестей о себе. Однажды, в начале осени, перед самыми гастролями в Японии, Земфира, забросив свою гордость все же позвонила ей, на что она попросила не терзать ей сердце напрасными воспоминаниями.
В этот день жизнь Земфире показалась оконченной. Она не захотела больше никогда писать песен и петь.
В ту январскую ночь она всерьез задумалась над тем, стоит ли дальше продолжать жить. Она вышла на балкон с желанием в последний раз посмотреть на звезды. Небо над столицей было затянуто облаками и вместо звезд оттуда сыпались белые кристаллики снежинок. Она подставляла им ладони и они едва коснувшись рук, превращались в капельки воды. Ей стало жаль расставаться со снежинками. «Если уж решила уходить, то надо действовать сейчас. В конце концов мы жывем не ради каких-то там снежинок». В этот момент во входную дверь позвонили. «Кто бы это мог быть в два часа ночи?» - удивилась Земфира и на всякий случай решил не открывать, вдруг это кто-то из знакамых явился ее утешать?
В дверь звонили все настойчивей, затем стали стучать в нее, похоже, ногой. Пришлось все же открыть. На пороге стояла Милен, а на ее пальто таяли все те же снежинки.
- Я к тебе, - вымолвила она.
Земфира на минуту опешила.
- Понятно, что ко мне, к кому бы еще ты могла прийти в мою квартиру?
Вместо ответа она сказала:
- Знаешь, я много думала и поняла, что без тебя не могу, а мои идеи насчет того, что без любви спокойнее – полный бред! Я пришла, чтобы остаться с тобой навсегда. Простишь ли ты меня за мое жестокосердечие и будешь ли навсегда со мной? – промолвила Милен, протягивая Земфире маленькую коробочку в которой блестело золотое колечко.
- Мне не в чем упрекнуть тебя! – воскликнула Земфира, бросаясь ей на шею.
Так и стояли они, обе безмерно счастливые, посреди вихря из нот и бумаг, летающих по квартире в струе сквозняка, порожденной распахнутой дверью балкона и входной. На полу рядом с ними валялось черное пальто Фармер, похожее на убитого медведя, на котором дотаяли уже все снежинки.

Видеть тебя каждый день и осознавать, что я не имею права тебя любить – это самое мучительное, что со мной происходит. Ты даришь мне свой взгляд и улыбку, ты иногда нежно прикасаешься ко мне и целуешь с силой в губы, ты позволяешь мне гладить твою спину и трогать волосы… Я украдкой пытаюсь целовать тебя в виски, лоб, щеки, макушку и делаю вид, что это дружеский поцелуй, который я дарю со всей нежностью и заботой. Ты даже не представляешь, что я в этот момент чувствую. Я постоянно подавляю в себе желание обнять тебя и больше не отпускать.

В колонках играет - тишина
Настроение сейчас - тихое

«Если людям без конца твердить, что их жизнь не имеет смысла, они в какой-то момент впадают в полное безумие, начинают метаться и кричать; им трудно представить себе, что их существование абсолютно бесцельно: как же это, неужели мы рождаемся на свет и живем ни за чем; а потом умираем и все?! Неудивительно, что все обитатели земли свихнулись вчистую».
Фредерик Бегбедер «99 франков»

Человек сидит совершенно один, на полу в пустой квартире

В колонках играет - Янка
Настроение сейчас - Всем ржать!

Прочитала в интернете высказывания о готах (написанное простым гражданином), которое прокомментировал настоящий гот. Вы ляжете от смеха!

Ваш сын гот, если"
1) Носит черную одежду
Я знал, что священники - готы.
2) Делает пирсинг или татуировки
Блин, значит мне в пирсинг-салоне ухо прокалывал гот??!
3) Носит пентаграмму или анк (символ древних египтян, используемый ими в сатанинских ритуалах)
Родители, не волнуйтесь! Может быть ваш сын в металлолом их несет, чтобы заработать... и купить себе черную одежду.
4) Носит рок-футболки.
Просто Поп и Шансон футболок не было на складе.
5) Слушает ГОТИЧЕСКИЕ группы, такие как Мэрлин Мэнсон, и прочую антисоциальную музыку.
Ну да, Мэрлин Мэнсон - это группа... квартет даже!!! Мэр на баранах, Лин на басухе фигачит, Мэн, как самый мэн, солирует, ну а Сон - ясное дело, спит.
6) "Зависает" с новыми подозрительными друзьями.
Зависать опасно! Веревка может порваться. Картина маслом: висит ваш сын-гот на елке, а рядом с ним пять подозрительных друзей болтаются.
7) Не проявляет интереса к церкви, молитвам, спорту.
Но в то же время бегает в черной одежде по утрам.
8 ) Принимает наркотики.
Скажи наркотикам и готам "нет"!
9) Убивает людей для забавы.
Нормальное времяпрепровождение такое. Хобби, так сказать.
Встречаются два гота:
-Дарова. Скока седня людей убил для забавы?
-Пицот, а ты?
-Симсод. Эх, скукота.
10) Гуляет по ночам и пьет кровь.
...но сначала убивает людей для забавы. Ночь - время готов. Ночью все аптеки меняют цвет креста с зеленого на красный и начинают продавать кровь литрами.
11) Смотрит кабельное телевидение.
ГОТ-ТВ.
Оставайтесь с нами и вы узнаете:
- как перекрасить синюю одежду в черную,
- у каких людей самая вкусная кровь,
и, наконец,
- КТО в черном ящике.
12) Жалуется на головные боли, скуку, тошноту.
Ну если вы заперли сына в четырех стенах, сняв все плакаты, забрав компьютер и все книги, то неудивительно, что у него трещит башня, его бянет блевать, и ему совершенно нечем заняться.
13) Стал скрытным.
Готы, делайте вид, что вы очень открыты и общительны. Тогда вас не примут за готов, и вы сможете убивать людей для забавы, а потом пить кровь.
14) Проводит большую часть времени в одиночестве.
Потому что убил со скуки большинство друзей.
15) Плохо ведет себя в школе.
Вывод: не отдавайте сына в школу. Он там будет себя плохо вести и станет готом!
16) Забывает делать уроки, возможно под влиянием наркотиков или алкоголя
Мля, такое правда бывает. Ладно, оставим)))
17) Слушает музыку на полной громкости, возможно под влиянием наркотиков или алкоголя.
А возможно у его китайского плеера сломался регулятор громкости.
18 ) Пользуется компьютером или Интернетом
Верно. У нас уже давно все "готично" и "гламурно".
19) Читает научную фантастику или приключения.
Прально. Детективы, детективы надо читать!
20) Ведет злобные записи в личном дневнике (вы сможете найти его, если обыщете комнату ребенка).
Все ЖЖ-исты - готы.
21) У него появляются пароноидальные фантазии (много ГОТОВ обвиняют их родителей в шпионаже за ними).
"Аааа! Эти люди хотят, чтобы я убил их для забавы и выпил их кровь!!!"
22) Исследует опасные религии культа типа WICCA, SATANISM, ИНДУИЗМА и БУДДИЗМА.
Ну окей, ваш сын правда гот. Только отвалите.
23) Использует кровь Христианских младенцев, чтобы надписать pentagrams или другие символы на церквях и школах.
Идиот! Мелками цветными - куда дешевле.
24) Спит слишком много или слишком мало.
Или слишком средне.
25) Ест слишком много или слишком мало.
Козлы, не повторяйтесь. У меня шутки кончились.
26) Смотрит порнографию или иным образом проявляет интерес к сексу.
Иным образом проявляет интерес к сексу - это трахается что ли?
27) Является гомосексуалистом, bisexual, или "pansexual".
БИГОТ - а ведь звучит!
28 ) Курит.
Мля, я сын гота((( Я готеныш((
29) Разбрасывает по дому шприцы или другие подозрительные предметы.
-Мам, где мой шприиииииц? Пойду еще вколю Несквик!
30) Ест ГОТИЧЕСКУЮ еду, типа Макдональдса, шоколада, или овсяных хлопьев.
Готичная неделя в McDonalds - черный бигмак в подарок!
31) Говорит: «Я - ГОТ».
Гот, очень приятно. Очень приятно, Гот!
32) Носит значок с надписью «Я ГОТ».
Специально для клубной обстановки, где ничего не слышно. Чувак видит значок и понимает: с тобой можно покурить, можно посмотреть за компанию порнуху, съесть бигмак, а также поразбрасывать по дому шприцы или другие подозрительные предметы!
33) Ходит по подозрительным клубам и местам.
И днем и ночью ГОТ ученый все ходит по цепи кругом
34) Собирает чугунные котлы.
Новая акция! Собери двести чугунных котлов, привези к нам в офис и заработай бесплатную ГРЫЖУ!
35) Танцует под музыку.
Ну блин, если он танцует под стихи, то всяко не гот!
36) Ведет себя любым другим странным и пугающим образом.
Ага, нет ничего более пугающего, чем потанцевать!


ну что, вы еще не собираете чугунные котлы?? тогда мы идем к вам)))))))

Мой рассказ, навеянный одноименной песней "Мельницы"
Той, что некогда пестовала драконят.
Помнится, потом она была хозяйкой единственного в мире драконозаповедника.

Прозрачный воздух уже наполнен стеклянной осенней прохладой. Уже несколько дней подряд по утрам все покрыто инеем, значит со дня на день должен пойти снег, ведь к вечеру появляются тяжелые фиолетовые тучи, медленно ползущие из-за гор со стороны севера. Мои немигающие янтарные глаза наблюдают, как огромный красный шар скрывается в их гущи. Значит я не увижу последнего заката солнца в своей жизни, как жаль, я так любил греть на солнце золотистую чешую и провожать его в вечерние часы, когда оно медленно опускалось за базальтовые скалы. С тех пор как я на слабых неуверенных лапах впервые выполз из темной пещеры первое что меня поразило было оно – огромное сияющее светило и роса, серебрящаяся повсюду в его свете. Мое сердце приисполнилось такого восторга и ликования, что захотелось немедленно взмыть в воздух и приблизиться к солнцу. Я нелепо захлопал перепончатыми крыльями, подпрыгнул и попытался взлететь, разбрасывая во все стороны мелкие камни и поднимая пыль. С тех пор каждое утро я вылезая из пещеры пытался взлететь, бегал вдоль плато, подскакивая и махая крыльями, и один раз я так увлекся, что не заметив обрыва свалился с его края и полетел! Я летел! Затем я спланировал прямо в ущелье, не смог развернуться, зацепился крылом за отвесную стену и роняя золотые чешуйки кувырнылся в пропасть, где застрял кверху лапами и проторчал так, оглашая окрестности криком, пока один из моих родичей не вытащил меня. Смешно вспомнить! Потом, когда научился летать как следует неоднократно пытался долететь до солнца. Захватывающее чувство: ветер поет в ушах, солнечные пятна танцуют в глазах и ощущение безграничной свободы, кажется, вот еще пара взмахов крыла и ты уже рядом с олнцем…
Но это было безмерно давно, в то время когда мое племя было огромным, небеса – высокими, а горы - неприступными. Сейчас я последний из племени золотых драконов и на мне обязанность и проклятие рода сторожить злато. Огромные горы драгоценного желтого металла похожего на солнце лежит в моей пещере, а так же самоцветов, переливающихся всеми цветами радуги. Золото похоже на капельки застывшего солнца, столь мною любимого, с тою лишь разницей, что оно не греет. Очень неудобно лежать на груде холодного металла, который холодит мою лапы, а драгоценные камни впиваются в бока. В этой пещере так холодно и сыро, неприветливо и одиноко, особенно долгими северными зимами. Хорошо, что прошлой зимой у меня был друг, единственный за всю мою долгую жизнь. Это Мышка, которая пришла ко мне в пещеру, спасаясь от лютого холода. Сейчас она живет во дворце конунга со своими детьми и внуками. Наверное, это ее последняя зима. Мышки живут очень недолго, не то, что мы, драконы, которые почти бессмертны…
В ту зиму нам не было холодно или скучно, мы подолгу беседовали о жизни. Вернее, ярассказывал моей Мышке о том, что видел в юности за морями и горами, я пел ей о героях и богах, феях и колдунах, о том, что начертано на древних рунах. Мышка слушала меня очень внимательно и потирала мордочку лапками. Потом по весне она нашла себе возлюбленного, который жил при дворце конунга в кухне и ушла из моей пещеры. И вот сегодня она пришла навестить меня со всем своим почтенным семейством. Им пришлось бежать сюда целый день и всю ночь, через вересковые пустоши и по тропам меж гранитных скал, рискуя попасться на глаза филину или сове. Мышка явилась сюда, чтобы предупредить меня о грозящей опасности. Она слышала, как конунг и его воины обсуждали план моей смерти. Конунг посулил смельчаку одну треть от моих богатств и руку своей сереброволосой дочери. Официальной причиной моего устранения стало то, что я, якобы, разоряю селения , ворую скот и ем девстенниц в немеренных колическвах. Все это неправда, никогда я не разорял селений, зачам это мне? А девстенниц не ем оттого, что они невскусные. Один раз, в юности, поддавшись расхожим стереотипам, я сцапал одну и съел, было очень невкусно. Или это была недевстенница? Потом мне пришлось съесть одного рыцаря, тот был тоже очень невкусным, в добавок я подавился его кольчугой, но не пропадать же свежему мясу?
Что касается скота, то я предпочитал есть свежую травку и только в зимнее время утаскивал овцу-другую, а вот сейчас, когда ослабевшие крылья больше не могут поднять меня в воздух, я вынужден ползать по сконам, выискивая хоть что-то съедобное. Эту зиму мне не пережить по-любому.
Только вот обидно, что эти герои собираются делать якобы благое дело, хотя на сомом деле ими движет обыкновенная жадность и похоть. После ухода Мышки я проплакал целый день от несправедливости, мои слезы катились и застывали драгоценными камнями у моюх лап. Мне жаль, что я больше не увижу Мышку, а больше мне не жаль ничего. Завтра, когда придут они, блистая кольчугами, я даже не стану сопротивляться, просто положу голову на камень. После этого они будут радоваться и пировать, что убили опасное чудовище и растащут мое тело на магические ингридиенты – кровь дракона, чешуя дракона, зубы дркаона.
Такова будет кончина последнего из рода Золотых драконов, последнего дракона на земле.

В колонках играет - Арматус (хорошая группа, но мало кто знает...)
Настроение сейчас - Злобно-веселое (респект Валкойнен)

Венечка Ерофеев бредил на почве белой горячки… А Борхес сослепу перепутал мыльницу с тетрисом, Павич Милорад от шизофрении начал склеивать разные страницы чужих книг, что потом выдавал за свои романы, сволочЬ (а дураки ему Нобелевскую всучили, вот уроды)! Петрушевская впав в детство, разучилась говорить нормальным языком, агукает про бусек бятых, Кастанеда, нажравшись галлюциногенного кактуса, долго гнал пургу про Нагуаль (конечно переть будет еще и не так!), Пруст вообще, приняв пурген, написал «В поисках утраченного времени», пока сидел на толчке в ожидании ни то Годо, ни то того, пока колики утихнут, чтобы принять рвотного…
Вообще зачем вам литература здалась? Там же полно метафор, а какой здоровый человек вообразит себе «коралловые губы»? Правильно, при оральных забавах о них можно здорово покарябаться. Лучше все говорить прямым текстом, без всякого «алкогольного бреда», товарищ Огурцов из «Карнавальной ночи» тоже к этому призывал, не признавая басен.
Все вышесказанное – не мои мысли, оно логически вытекает из вашего высказывания про «алкобред». С какого Олимпа вы рухнули, чтобы анализировать постмодернистическое произведение по критериям соцреализма, хренолог вы наш соцантичный?
«Я «Доктора Живаго» не читал лично, но однозначно осуждаю», говаривали писатели на одном из съездов во время травли Пастернака. Как можно осуждать то, чего в глаза не видел или видел в цитатах?
[SIZE=1][SIZE=4][SIZE=4][FONT=arial][FONT=arial][COLOR=darkblue]

День, свинцовый, с налитыми хмарью улицами, какой может быть только в Москве в конце ноября, тянулся муторно и долго, и уж не вериться, что он катится к вечеру. В такое время хочется залечь в зимнюю спячку куда-нибудь под батарею, а так взора некуда кинуть, чтобы он радовался, кругом полумрак офисного кабинета с безупречно изначально белыми, сейчас из-за освещения грязно-серыми стенами, квадрат окна с куском мокро-слякотного проспекта, и противно-веселенькая, до тошноты, заставка монитора с лазоревой морской лагуной, которая в такие дни не только не радовала, нет, нагоняла еще большую тоску своей недостижимостью. Временами на моем столе позвякивал телефон внутренней связи и мне приходилось идти в отделы нашего банка, если там что-то случалось с компьютерами, поднимаясь на другие этажи.
Вот и сейчас меня вызвали в аналитический отдел – проблема с локалкой, которая живет своей тайной, как у Сальвадора Дали, жизнью и теряется по совсем непонятным причинам, но всегда в самые ответственные и напряженные моменты работы. Который раз за неделю уж.
Работа так себе, многие бывшие коллеги по мехмату, сделавшие карьеру в этой области удивляются, почему бы мне со своими исключительными способностями не поехать за границу. Как мне часто доводилось слышать: «Как бы мне хотелось быть на твоем месте, с твоими способностями…», «вот радуйтесь, что вы на своем месте, а не на моем»... «Как же, - отвечают, - там такие деньжищи!».
При входе в отдел на меня почти налетела Юленька, наша стажерка, небесной красоты создание с наивными и невинными глазками, за один взгляд которых полмира не жалко отдать. Почти налетела и ойкнула, я галантно придерживаю перед ней дверь и она бочком, осторожно шмыгнула туда.
В отделе царила праздничная приподнятость, которая всегда бывает при неожиданных срывах работы и которую обычно маскируют под деланной озабоченность и обеспокоенностью происходящей задержкой. Непрерывно хлопала дверь, сотрудники, получившие моральную индульгенцию на ничегонеделание ринулись в курилку. По отделу поплыл манящий запах кофе. Сотрудницы начали группироваться парочками-троечками.
Становлюсь на колени и лезу под стол, ковыряюсь с кабелем, скорее всего дело в нем. Ох, не нравится мне, как его проложили, вечно по нем топчутся, а потом жалуются.
- …салат: ананас, зеленое яблоко, ешь сколько хочешь, такая диета… а вот быстро приготовить утку… пятна на гардине не выведет… мужу говорю, мою тоже на автомойку отгони… а говорили – сверхустойчивая, водостойкая… финансовый отчет за первый квартал лежит… - слышалось мне обрывки знакомых, но ничем не интересных разговоров. - …синоптики белых, стыдливых ночей, сумевшие выжить на лютом морозе, вы сделали нас чуть добрей…
Это уже Бутусов в радиоприемнике. Эт точно, сумели выжить на лютом морозе, но вот тех, кто стал «чуть добрей» что-то не замечаю.
- Люсенька, переключите это дерьмо пожалуйста, сил нет слушать, - заявляет Зоя Петровна.
- … я робот, и нет у меня сердца, - безапелляционно заявляет Катя Чехова. Дитя мое, что вы об этом знаете?
Кто-то проходя спотыкается о мои ноги, ойкает и извиняется.
- Готово, - заявляю я начальнице отдела, той самой Зое Петровне.
- А ты надёжно…
- Не волнуйтесь, надежно расстрелял, товарищ Сталин, - отвечаю я. Зоя Петровна женщина в летах, полнеющая с пергидрольным перманентом, с золочеными очками. Похожа на мою завуча, когда я давным-давно, в такой же мрачный ноябрьский день стою перед ней в кабинете и в который раз оправдывалась, что стекло в школьном коридоре разбилось случайно, и мы не дрались, мы боролись, и этого больше не повторится. Чувства юмора у нее не было никакого и у этой тоже нет. Наверное за это время вывелась особая порода женщин. Хотя кто б уж об этом рассуждал!…
- А? – недоумевает она.
- Анекдот такой есть, - отвечаю я.
- А-а-а, - уже определенно тянет она. – Понятно.
Ничего-то ей не понятно. Хотя может быть, уже пора прекратить шутить с людьми, у которых нет чувства юмора.
Иду к себе. В лифте встречаю Саню.
- Идем пить пиво с Витькой?
- У него сегодня свидание наметилось.
- А ты?
- Мы с женой за продуктами едем. Может с нами?
Я представляю себе тёщу Саньки и как мы заходим вместе, ее взгляд, словно она хочет произнести: «Да японский же городовой!» и отказываюсь.
Возвращаюсь к себе в кабинет. За окном уже темно-синё. День прошел, а его результатов – только полная пепельница окурков.
Заходит Лена, сама директорская секретарша.
- Дискета не раскрывается, - говорит она почтительно.
- А ты проверку и восстановление поврежденных секторов делала? – спрашиваю, глядя на лаковые носки ее обалденных и дорогих сапожек.
Объясняю, в глазах Леночки вспыхивает восхищение и полное непонимание объясненного. Через неделю снова придет…
Вот и сгорел рабочий день, а вместе с ним и обычный день моей жизни...
На выходе говорю охраннику Витьке:
- Цветы на свиданье не забудь купить, оболтус, - и смеюсь, Витька тоже смеется, весело. А я нет, я в раздумьях – замышляю убийство святого – своего времени. Сегодня среда, значит тренажерка закрыта. На Арбатский не поеду. Остается два выхода: бар или недочитанный Мураками.
«В Ключи или в Потеряиху?», помнится все размышляли герои пьесы Вампилова. Размышляли-то они размышляли, результат заведомо один…
Одно знаю, через Кольцевую не поеду, пусть мне «некуда больше спешить и некого больше любить», тем не менее, не улыбается просидеть полвечера в пробке, пусть даже с «Нашим радио».
Пробка все же была даже на объезде. Решаю послушать романсы Вертинского, очень даже хорошо для заторов, настраивает на лирический лад. Диск куда-то запропастился, включаю свет в салоне, немыслимо изогнувшись, лезу на заднее сидение, люди из соседних машин явно развлекаются, размышляя, зачем человеку понадобилось проделывать все немыслимые кульбиты, может он хочет вылезть через заднее стекло?
Возвращаясь со стоянки, натыкаюсь на соседа, прогуливающего собачку. Маленькая, противная, гавкучая сволочь, бестолковая как пробка. Нам было по пути, поэтому разговора оказалось не избежать - соседа явно тянуло поговорить.
- Машинку свою ставили? Хорошая у вас комплектация. А я вот свою собираюсь менять… Вы или ваши знакомые в моторах не шарят случайно?
О нет, спасите меня Высшие силы, только бы не начал просить советов! Мне хватило с головой моей помощи ему в сборке компьютера. А случилось все вот как: собственно всему виной была Майка. Наша новостойка в ту пору была совсем новой, полгода не прошло с момента сдачи, еще царил запах краски в коридоре и остатки въевшейся побелки в бетоне лестничных маршей. В нашей квартире шел самостийный евроремонт, Майка, приехав из своего Ухрюкинска и намыкавшись со мной по съемным хатам, предавалась буйной радости обладания двухкомнатным дворцом, а посему врубила микроволновку, в которой что-то запекала к моему приходу, компьютер, стиральную машинку и музыкальный центр. Когда к этой компании добавился фен, пробки в распределительном щите не выдержали такого издевательства, и вылетели, а следом на лестничную клетку вылетела моя Майка, с мокрыми волосами и в коротеньком халатике, принявшись прыгать вокруг щитка. В это самое время по лестнице шел наш сосед со своей пресловутой собачкой, панически боящейся лифта. Так они и познакомились, и он предложил, мол, если что нужно, то обращайтесь, завсегда будем рады. На следующих выходных мы с ребятами стелили паркет и нам срочно понадобился уровень, вот Майка и предложила: мол, этажом выше живет такой добрый человек… Мы сдуру поверили и пошли. В дверь позвонила Майка.
- Познакомьтесь, ребята, это наш сосед Георгий Аполлонович, - отрекомендовала она.
Витька и Сашка, испытывая известную долю неловкости, протягивают руки и представляются: «Виктор. Александр», я тоже протягиваю руку и говорю: «Саша».
Уровень нам дал, даже вызвался помочь, мне даже как-то неловко стало. Затем, правда, достал нас с ребятами по полной программе: то компьютер ему собери, то что-то из электроники почини. Одна Майка не чествует неловкости (она вообще не знает, что это), бегает туда-сюда в своем халатике, что-то напевая и смущая нас всех, сама при этом даже нас не замечает.
Вот почему пришлось честно соврать, что нет, не шарим-с в моторах…
Открыв входную дверь, и даже не включив свет, я принимаю решение - нет, дома мне сегодня оставаться нельзя, ибо тоска, затаившаяся в этой квартире с того момента, как ее покинула Майя, готова броситься на меня с новой силой. Ушла, так буднично, поцеловав меня на прощанье в лоб, оставляя меня лежать на диване.
- Если ты вдруг уйдешь, я умру, - цитирую я Ахматову.
- А Анна Андреевна здесь вообще не причем, там совершенно иная ситуация, - заявляет Майка. – И не строй из себя Васисуалия Лоханкина, это тебе не идет. А, ч-черт, колготки снова поползли!
Это были ее предпоследние слова. Ушла. Ну и хрен с ней! «Дикобразу дикобразово», - помниться говорил Сталкер в фильме Тарковского. Хренолюбом по хрену!
Хрен-то конечно у нее теперь был, а вот мне стало, мягко говоря, хреновато… Даже вставать не хотелось долгое время с дивана, так что пришлось взять отпуск. Лежишь так и понимаешь: все пройдет, надо только дать пройти времени, и ты встанешь снова, поверишь людям, солнце засияет вновь. Но пока-то ты в дерьме и это надо принять как данность. Где-то под водой обязательное есть дно, только утопающему от этого не легче.
И надо придумывать себе новые цели, ставить подпорки, чтобы подняться. Интересно, из-за одного человека обрушивается все твое мировоззрение, наступает Апокалипсис личного масштаба. Людей, нейтрально или положительно относящимся к нам всегда больше, чем наших врагов или недругов, но последние оказывают на жизнь человека несоизмеримо большее действие.
Скольких людей, считающихся моими друзьями приходилось терять в жизни. И всегда я испытываю ни с чем не сравнимую боль. Буддисты правы насчет привязанностей.
Два дня не хотелось есть, не даже тянуло выпить, разве что хлорофоса. Оставалось лишь курить до горечи во рту. Прижигать свою боль и обиду сигаретами в прямом и переносном смысле. Не было даже боли от ожогов, она пришла позднее.
Первыми явились Сашка и Витька, притащив с две бутыли «Звезды Улугбека», влили пару стаканов мне в глотку практически насильно. Посочувствовали.
- Чего же ей не хватало-то, а? – произнес Сашка.
- Признаю вопрос не политкорректным и снимаю с повестки, - отвечаю заплетающимся языком.
Признав, что мое чувство юмора осталось при мне, поняли – мои дела не так уж плохи и сами покинули меня, хоть и далеко за полночь.
Утром явились родители.
- А, вот меня надо было слушать и делать научную карьеру, тогда этого бы не случилось, - с ходу накинулась на меня мать.
- На моих похоронах ты тоже будешь читать мне лекции?
Мать дернулась всем телом, подняла с полу мои сигареты и закурила, хотя делала она это два раза в жизни при обстоятельствах, зафиксированных в семейных анналах.
- Да тебе к психиатру давно пора! Только подумать, страдать такой ерундой! – заявляет она.
- Да? А на мой взгляд, всем остальным пора.
- Там в баночке суп тебе принесла. Ты ведь пожрать себе не приготовишь. – (Интересно, откуда у нее такие познания?). И из кухни голос отца: - Саша, разогрей мне супчика-а.
Делать нечего, иду. Отец выпивает остатки «Улугбека», заедает подогретым мною супом.
- Мы расписались с матерью когда нам было по 18, жизнь прожили без всяких там депрессий и истерик.
Не понимаю, к чему это? Где моя вина, что не те люди попадаются на моем пути.
В комнате мать наводит порядок – мои вещи, разложенные в нужных местах хаотично рассовывая по шкафам, согласно своей логики. Я присоединяюсь к ней, а именно складываю все оставленные Майкины вещи в мусорное ведро, и, вдруг – такая удача: Майка забыла паспорт, почему-то на подзеркальнике в ванной. Ничто так не радует душу человеческую, как злое дело, сделанное ближнему своему. В мусоропровод паспортину!
К вечеру явилась Людмила, с пирогом и мужем. Не надо было о ней плохо думать! Одна из моих давних друзей, хоть интересы у нас давно разные, а если быть совсем честным – никогда не были общими. Помню, как в детском садике она подошла ко мне и сказала: «Меня зовут Людка, давай дружить?», а я отвечаю едва слышно: «А я Сашенька». Меня все так дома звали. Людка тотчас увлекла меня строить что-то из кубиков. Потом оказалось, что мы живем с ней в одном шестнадцатиподъездном доме, на окраине Новых Черемушек. В школе мы снова оказались с ней в одном классе, только меня, как самого высокого ребенка в классе сажают на заднюю парту, вместе с Андреем Соколовым, будущим отпетым хулиганом школы. Естественно, на первом же уроке получаю от него линейкой по уху, неизвестно почему (до этого в детском саду меня били все, кому не лень) это до такой степени возмущает меня, что Соколов оказывается избит букварем. Этот мой поступок положил начало нашей дружбе, и он научил меня плеваться жеваными бумажками через трубочку ручки. Последующие школьные годы проходили весело и с пользой – то выдергиваем стулья из-под сидящих учеников, то дергаем всех проходящих девчонок за косички, делали подножки. Ах, эти подсечки, просто поэма, моя гордость, затем неоднократно она без ложной скромности мне жизнь спасали. Никто уже не скажет, что это было – желание выделиться и самоутвердиться или же бессознательный бунт против системы образования, калечащей детские души. Только после каждой нашей выходки нас с Андреем ставили по разные углы и стыдили, меня, Андрея не стыдили, может понимали, что это уже бесполезно?
- Киселенко, тебе должно быть стыдно втройне! – заявляла учительница.
Почему втройне мне тогда было непонятно. Ну, мои родители, в отличие от андреевых, являлись младшими научными сотрудниками, я тяну на отличника, если бы не мои выкрутасы, ну а третья? Способности у меня были такие, что в прямом смысле на троих хватило. С моей помощью Людмила и Андрей окончили школу, а Люда чуть университет не закончила. Приходилось писать три варианта контрольных, прикидывая, какого рода ошибки можно допустить ровно на «трояк», иначе не поверят в авторство! Андрей был не то чтобы без способностей, просто разгильдяй и ничего учить не хотел, а вот Люда, не то чтобы не хотела, просто была без способностей, точнее ее состояние мозга приближалось к состоянию пробки – легкое, пористое и совсем без извилин. Бесконечным источником ее переживаний были лишь тряпки и мальчики. Ох, помню, как ее постоянно прорабатывали за этот самый «вещизм» на наших собраниях и классных часах! Ее, у которой был сногсшибательный перманент уже в четырнадцать лет, ее, которая в выпускном классе, пусть даже и в последний перестроечный год пришла в обтягивающей гипюровой кофточке, расстегнутой на три пуговицы и это при красном галстуке! Естественно, при таких условиях начнут прорабатывать! Прорабатывали и Андрея, но меньше, в основном за непосещение уроков. Значит, забыто его хулиганское прошлое и настоящее, учет в детской комнате милиции? Ну да, после того как мы с ним начали принимать участие в обеспечении порядка на школьных дискотеках и скрутили до прихода милиции десяток хулиганов с улицы, врывающихся по такому делу на дискотеку. О нас даже в районной газете написали и фото пометили – без фингалов, естественно! Сладостны те воспоминания, когда мы, под «Белые розы» и «Солнечное лето» провожаем отпетых башибузуков к бобику, вся дискотека, звездой которой мне стать не грозило, изумленно смотрит на нас. Лавры Брюса Ли, о которых так давно мечталось, обеспечены. Наш комсомольский активист Костя оказался горазд только двоечников прорабатывать, а посему когда он подошел к ворвавшимся хулиганам улещать их уходить подобру-поздорову, то получил заточкой в плечо. Дружинники, привыкшие лишь перепившим пива школьникам, растерялись, и неизвестно, чем закончилось бы дело если бы не наши с Андреем занятие карате и самбо. Трое были нейтрализованы мною, остальных разложил на полу Андрей, дружине осталось лишь скрутить их. Конечно, за такое многое простят.
Представляю, как удивился тогда наш тренер, не желавший брать нас с Андреем в секцию по боксу, его- за излишне агрессивный характер, меня – за хрупкость телосложения и болезненный вид. После полугода доставания тренер сдался и пустил меня в зал, поставив в спарринг с заведомо более старшим и крупным партнером, в надежде, что мне наваляют по первое число и отобьют охоту отнимать его время.
- Настырная ты все-таки бестия, - заявил тренер и записал в секцию.
Меня так и вовсе не трогали теперь на собраниях: еще бы, помимо подвига у меня еще кой-что в активах имелось – третье место в городской олимпиаде по физике, первое место в районном соревновании в беге на стометровку, организация драмкружка, художественная самодеятельность. Вот Людке той доставалось за нарушение школьной формы! А она сидит и только накрашенными глазками хлопает, мол, я тут ни при чем. И сходило все с рук, и Людка продолжала гнуть классово чуждую политику, строить всем глазки, красить ноготки и носить ажурные колготки. На физре ей тоже все сходило с рук: и неумение стать на мостик и лазить по канату, зато нас с Андреем физрук гонял аки сидоровых коз – видать не мог простить моего дурацкого падения на соревнованиях в беге с препятствиями на финишной прямой, и того, что Андрей пришел на соревнования прихрамывая – неудачно зарядил кому-то в зуб ногой днем раньше.
Так мы и росли: Людка – вся в мыслях о принцах и дорогой косметике, Андрей – дворовой жизнью, я – разрываясь между кружком радиоэлектроники, двором, тренировкой и помощи родителям в воспитании младшего брата и сестры. Огорчало только одно: ни Людмила, ни Андрей, в отличие от меня, нисколько не походили на гадких гусят. Это были скорее добрый молодец и красна девица, без всяких там подростковых неприятностей.
И вот подошел день окончания школы, нам выдали аттестаты, мне при этом швырнули серебряную медаль (а светила золотая), Людка получила корку с двумя пятерками – по пению и физре и остальными тройками, и Андрей – со всеми трояками. Встал вопрос – куда дальше? У меня такого вопроса не возникало: конечно, программирование ЭВМ. Людка пошла со мной, и … прошла! Благодаря мне. Исхитрилась даже проучиться два курса, потом залетела, вышла замуж, ушла в академ и больше к нам на факультет не вернулась. А мне там прочили большое будущее, даже оставили преподавать!
Андрей вообще никуда не пошел и через полтора года его загреб военкомат, впрочем, он этого хотел. Андрей любил оружие и вечно таскал с собой сначала рогатку, затем финки и кастеты. Иногда мы ходили с ними пострелять в тир, но его мечтой было заиметь собственное огнестрельное оружие. До этого мы в гараже моего отца сделали два кастета и все время таскали их с собой. Андрюха – для понтов, перед девчонками хвастать, я – из более практических целей. Каждый вечер, нам с Людмилой, приходилось возвращаться через парк, где постоянно что-то случалось: то вырывали сумку, то кому-то пробивали голову кирпичом. От станции метро до дома через парк двадцать минут, а так – четыре остановки автобусом с другой стороны. И идти через пустырь до дому. Шикарный выбор.
Помню, как возникли они передо мной, материализовавшись из темноты аллеи. Пятеро. Вот такие темные аллеи! Хорошо, хоть Людки в тот вечер не было, вместо занятий она отправилась на занятия.
- Куда спешим? - пропел один, остальные заржали и уставились на меня.
- А молчать на вопрос вообще не вежливо, ты знаешь об этом? – спросил другой, выступивший вперед.
Нащупываю в кармане спасительную тяжесть, продеваю пальцы в отверстие. При этом улыбаюсь как можно простодушней и наивней. Отклоняюсь назад и резко выдергиваю руку из кармана. Удар получился такой силы, что казалось, кулак вошел через рот до самого затылка. Еще бы, в этот удар были вложены годы тренировок и моя генетическая ненависть интеллигента к воинствующему быдлу. От моего удара он мгновенно грохнулся на дорожку. Не давая никому опомниться, я делаю подсечку ближайшему и бегу, бегу туда в темноту. Сейчас не до геройства, их больше и они сильнее. Сворачиваю в сторону, под ногами мягкая почва и прелая листва, шаги бегущего за мной человека и крик:
- Все равно мы тебя теперь убьем, сука!
А кто б сомневался! Перемахиваю через двухметровый забор, приземляюсь на левую руку и чувствую – сломана! Дорогу домой помню плохо, помню только как лежу и объясняю родителям, что на меня напали в парке.
Мама плачет, отец хочет вызвать милицию.
- Не надо… скорую… рука.
Оказался открытый перелом.
- Да ты хоть знаешь, кому тебе приспичило вломить по роже? – спрашивает потом Андрей. – Они тебя и впрямь в живых не оставят.
- Смутно догадываюсь.
Потом мы с Людмилой по вечерам ходили, сопровождаемые Андреем и целым эскортом шпаны. Пока Андрея не загребли в армию, мы были в безопасности. Потом, через год меня все же нашли, так же вечером, почти возле дома, случилось это как в песне «Иду с дружком, гляжу – стоят. Они стояли молча в ряд, они стояли молча в ряд, их было восемь». Этих тоже было восемь, а рядом со мной шла Людка. Это был мой первый перелом носа и четырех ребер.
- Беги! – до сих пор слышу я свой срывающейся голос. И мне ничего не оставалось, как бежать в более людное место – к универсаму. Потом, лежа под осенним дождем, чувствуя, как вода просачивается за шиворот, а сознание медленно покидает меня, думаю, как там Людка, неужели ее тоже поймали? Очень странное ощущение, когда снизу одежда пропитывается холодным, а сверху – теплым и липким… Но с Людкой ничего не случилось, через два часа, она вся заплаканная приехала с моими родителями ко мне в «Склиф».
Что-что, а на друзей мне повезло, хотя так раньше не казалось: в лучших друзьях натуральный бандюган и дама, в мыслях у которой лишь кому бы построить глазки, желательно не без выгоды. Но именно они поддерживали меня в трудную минуту, а я - их. Все три Людкиных развода, все болезни трех ее детей, эти кори-ангины-свинки мы пережили вместе. И выхаживать Андрея после раны, когда его машину прошили из «калаша», досталось мне вместе с его матерью, и чуть раньше, когда он, всеми покинутый сидел на своей заснеженной даче, предчувствуя покушение.
- Все оставили меня, эти мои липовые друзья, перо им в задницу, и бабы эти мои… Все разбежались, как тараканы, трясутся, падлы, за свои шкуренки. А ты уходи, не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
Был он пьян и сильно надломлен. До этого мы сильно поссорились из-за моего совета уходить в легальный бизнес:
- Сейчас уже не то время, год-два и все закончится. Тебя или пришлепнут или все собаки будут потом висеть на тебе! Всё припомнят, даже то, чего не было!
- Не тебе меня учить, Ванга хренова! Хочешь сказать, ты лучше меня соображаешь? Забирай, забирай мое дело, моих ребят и попробуй крышевать рынки, тебя завтра же в порошок сотрут! Не успеешь оглянуться!
Андрей занимался тем, что в отличие от остальных, действительно защищал коммерсантов двух рынков, нескольких автосервисов и заправок от остальной мелкой шантрапы, криминала покрупнее и даже Ментов продажных. Потом он напоролся на очень сильную криминальную структуру, для которых объекты Андрея были лакомыми кусками и было понятно – они пойдут на все. И они пошли…
После ранения Андрей создал частное охранное предприятие, выкупил два автосервиса и несколько заправок, а вот собак на него повесили безмерно, что было и чего не было, как и было предсказано. В основном повесили несуществующее, и два года его паскали по прокуратурам, окончательно подмочив репутацию. Мне пришлось употребить все свои связи и полезные знакомства, которых оказалось предостаточно.
- Вот что значит: переспать с половиной города, - иронизировал Андрей. – Везде эти дамы твои!
- Некоторым из них пришлось помочь чисто по человечески, а в основном – пришлось им компьютеры налаживать. Между прочим там не просто дамы, два прокурора и три адвоката.
- Ну, тогда я спасен, - ухмыльнулся Андрей.
Андрей был спасен, а меня опасность только поджидала. Случилось это так: Людмила со своим третьим мужем и детьми отправилась в Крым, но не одна, а для компании решила захватить подругу медсестру Майку с ее тогдашнем бойфрендом и меня без никого, в единственном экземпляре, то бишь. С первого взгляда на нее мое сердце оказалось разбитым, совершенно без всякой надежды. Солнце, море, все счастливы, кроме меня... Людка смеется.
- Ну хочешь, я с ней поговорю?
- Да ты еще дурнее, чем все про тебя думают! – отвечаю ей.
Отпуск проходит крайне хреново, и вот у ее френда заканчивается отпуск и он уезжает, а у Людкиного мужа настает день рождения, по поводу которого мы закатываем небольшую вечеринку, перерастающую в большую попойку. Приходят хозяева и другие квартиросъемщики, вернее, флигелесъемщики. У хозяев находится гитара, которую мучают все по очереди, и сыграв пару песен откладывают. Потом она переходит ко мне, и начинается! – весь вечер пою и пью. И как пою! С соседних дач приходят послушать, затем присоединяются к нашему празднованию. За вечер была спета изрядная часть репертуара Высоцкого, Визбора, романсов Вертинского, русского рока и шансона. Глаза более чем пятидесяти присутствующих прикованы ко мне, пою до хрипоты, после каждой песни выпиваю, а хмель не берет меня, в такую минуту, когда смертельно хочется нажраться. Ну почему?
Потом кто-то ставит музыку, все идут танцевать, а меня Майка отводит наверх.
- Мне кажется, тебе хватит пить, иначе умрешь от алкогольной интоксикации, - говорит Майка и взяв меня под локоть ведет ко мне в комнату, помогает лечь и снимает с меня кроссовки, затем садится на кровать, спиной ко мне.
- Как кружится голова, - говорит она. И у меня тоже все плывет перед глазами, то ли от ее присутствия, то ли алкоголь начал действовать. Я вижу ее загорелую спину в вырезе сарафана и мои руки начинают снимать его лямки.
- Что ты делае-е-шь? – тянет она. Я тяну ее за руку, вынуждая лечь рядом. К моей чести, мне все же удается раздеть Майку, и даже пару раз поцеловать, она не сопротивляется, но это было всё – дальше на меня навалился пьяный сон.
Утром она лежала на моей руке, но проворно вскочила от моего пристального взгляда.
- Уй, как болит голова! – застонала она, во что, по правде говоря, верилось с трудом, судя по ее сияющему виду.
- Пить, - с трудом просипели мои губы.
- А, раненый боец очнулся! – прокричала она и побежала вниз в чем была. По потолку плавали солнечные зайчики.
Майка протянула мне огромную жестяную кружку и я пью, стараясь поймать ее руку для поцелуя.
- Молодой человек, то, что мы с вами переспали, еще не повод для знакомства, - внушительно говорит она.
- В моих правилах после первого поцелуя предлагать скомпрометированной девушке руку и сердце, - довольно галантно заявляю я.
- Ну ты и фру-уукт! – с этими словами она подхватывает валяющийся на полу сарафан и выходит из комнаты.
Через два дня мы уезжаем: сперва автобусом, а затем поездом. Едем в разных вагонах: Людмила и дети в купе со мной, Людкин муж и Майка – в плацкарте. Людка мечется туда-сюда, я лежу на верхней полке, наблюдая, как ее дети сооружают себе домик, занавесив простыней нижнюю полку. Спрашиваю про Майку у Людмилы, не хочет ли она поменяться со мной на купе.
- Ей и там хорошо. Познакомилась с какими-то хмырями, в карты сидят играют. Да не волнуйся ты, она трахается со всем что движется! Дойдет и до тебя очередь.
Опасливо кошусь на ее возящихся детей.
- Но я хочу чтобы она меня полюбила! – восклицаю я страдальчески. Людка делает такие глаза, которые у нее были на первом курсе после первой лекции по матанализу.
Дома, в Москве, первым делом навещаю Андрея и жалуюсь на Майку.
- Да, ты никогда не жалуешься, вижу: дело серьезно, придется принимать меры.
Он критически осматривает меня:
- С одеждой у тебя все в порядке, даже я завидую твоим костюмам, а носишь ты их с природным шиком. Обаяние у тебя ого-го, только что фонарные столбы в тебя не влюбляются. Даже знаешь, на меня действует…
- Но-но, - грожу я.
- Так, знаю в чем дело, тебе нужна тачка!
- Но у меня же есть!
- То ездящая рухлядь! Возьмешь мою, красную.
- Гоночную «Феррари»? Но это будет уже пижонство!
- Будет, если не сменишь костюм. Поехали, подберем что-нибудь из новой коллекции и к моему парикмахеру заедем.
Через несколько часов входим в квартиру Андрея.
- Вот теперь совсем другое дело, глянь на себя в зеркало! – сияет Андрей.
Из огромного зеркала на меня смотрит юный обаятельный гангстер с темными бархатными глазами и бриллиантовой серьгой в ухе. Короткие волосы гангстера, уложенные в виде торчащих перьев, слегка удлиненные на висках блестят от геля. Юный развратник явно собрался посетить гей-клуб.
- Ну и что это? Они же из меня натурального педика сделали!
- Ирка, на твой женский взгляд, - кричит Андрей проходящей жене, - правда, очаровательный юноша получился?
Ирка смотрит в мою сторону и плюется. В этот момент у меня в кармане предательски звонит мобильник.
- Андрей, - говорю я срывающимся голосом, - звонят с работы, у какой-то фирме в компах вирус. И как я поеду таким павлином?
- Не ссы, поедем вместе.
Сотрудники фирмы явно испытали шок, стараясь определить мою половозрастноориентационную принадлежность.
- По-моему полный успех! – заявляет Андрей.
- А это точно мужская одежда? – спрашиваю я, теребя какие-то кружевные рюши на воротнике рубашки.
Едем к районной поликлинике, паркуемся возле тротуара и терпеливо ждем выхода Майи. Выходящие из двери старушки неодобрительно косятся на ярко-кричащую буржуинскую машину, выглядящую нелепо среди этих обшарпанных стен. Показывается Майка, идет вдоль кромки тротуара, трогаю машину и медленно еду рядом. Она оглядывается, чуть улыбается, однако же, отступает подальше от машины к стенам домов. Опускаю тонированное стекло и машу ей. Не узнает, идет дальше. Выхожу из машины на тротуар.
- Здравствуй, Майя, не желаешь прокатиться?
- А, Сашка, привет! Под пидора маскируемся? И машинка к костюму напрокат?
И пошла к остановке.
- Нет, Андрей, но ты слышал? Она все просекла!
- Да слышал! Я уже готов подарить тебе эту тачку, но этим делу не поможешь! Может ей подать завтра лимузин? Слушай, а может драку организовать с твоим участием, это должно произвести на нее впечатление!
- Какая драка, я у нее в полном игноре! В таком виде только в гей-клуб ходить!
Дома, перед зеркалом, прикидываю, насколько был пугающим мой вид для нормальных граждан.
- Мать, Фредди Меркьюри реианкарнировал! – кричит проходящий отец в кухню матери. – Теперь у нас в доме будет жить педик!
У отца своеобразное чувство юмора, передавшееся и мне: точным, правда весьма жестким. Он всегда говорил, что у меня две ипостаси: помесь лагерной коблы с казанским гопником образца 70-х и гибрид Терминатора с хиппаном.
- А поворотись-ка сынку! – продолжает ерничать он. – Нет, пожалуй, это гангстер в гламуре!
Пожалуй до этого никто моим стилем не возмущался, кроме менеджера одной из фирм, торгующей компьютерами, где мне довелось подрабатывать во время преподавания. Нас было трое: я, в то время гибрид Терминатора с хиппаном, некое подобие битника в потертом свитере, и молодой программист, чей стиль походил на мой нынешний. Кроме этого, была еще клубная девица из информационного отдела с любовью к высоченной платформе, синей туши для волос и блесткам для ресниц. Менеджер заглянул, ужаснулся и приказал к завтрашнему дню прийти в белых рубашках и галстуках.
- А этого постричь! – заявил он, тыкая в меня пальцем. Наверное его смутили мои длинные мелированные волосы.
Автосервис Андрея оказывал услугу аренды автомобилей и среди них был настоящий лимузин, и именно его мы посылали каждый вечер вместе с корзиной роз. На третий раз она позвонила и вместо благодарности устроила скандал.
- Из-за тебя я поссорилась… - рыдала она в трубку, - все ты…
- Со своим хахалем? Ты же его не любишь и он тебе ровным счетом ничего не дает!
- Откуда ты это знаешь?
- Интуиция. Такие как я чувствуют других лучше, чем обычные люди, но, черт побери, даже мне не ясно, почему из всех мужчин ты выбрала этого хрыча? На том конце телефона призадумались, было слышно только тяжелое от недавних рыданий дыхание Майи.
- Ну, надо же мне с кем-то спать, - глубокомысленно изрекла она.
- Скажи, что такое есть у него, чего нет у меня?
- Навязались на мою голову одни идиоты! - истерически завизжала она и швырнула трубку.
Нет, в самом деле, что она в нем нашла, в этом Сан Саныче, мелкой чинушке, серой моли с брюшком и проплешкой, скучном, сером, скупом и мелком душою человечке с бесцветными глазками; она – яркая, красивая и пробивная женщина? Оказалось, всему виной были прописка в Москве и ведомственная квартира.
Через три недели позвонила Людмила, сообщая драматическим голосом новости:
- Майку бросил Сан Саныч! – мое сердце радостно дрогнуло. – С его почину ее уволили и отобрали ведомственную квартиру. Она сидит у меня и плачет. Может ты ее заберешь себе?
- Куда же я ее заберу, - пугаюсь я, - мои родители будут против. А она согласна?
- Я у нее не спрашивала, но, скорее всего – нет.
Пришлось срочно просить у Андрея грузовик и пару рабочих, чтобы перевезти Майкины вещи к нам.
- Не может быть и речи, чтобы она жила у нас! – заявили родители. – Мы ради этой квартиры всю жизнь работали и троих детей воспитали!
Нет, не такие они уж прагматичные люди, мои родители и не угла им жаль, просто им не понравилась Майка и мой поступок.
Грузчики понесли разобранные Майкины шкафы обратно, вниз. И я начинаю собирать свои вещи.
- Ты что, тоже уходишь? – спрашивает мама.
- Отныне мое место рядом с ней. Я ее люблю по настоящему и это мой выбор.
Лицо матери чернеет, затем бледнеет, в комнату врывается отец, принимаясь кричать, что человеку в моем возрасте уже надлежит мыслить более рационально. Мне ничего не остается, как молча отодвинуть их.
Едем в ночь к Андреевой даче: грузовик и гоночный «Феррари» позади, со мной за рулем, Майкой на переднем сидении и одним из грузчиков, который не влез в кабину. По радио играет: «Ты не ангел, но для меня ты стала святой…». Прожигаю Майю взглядом, отчего грузчик на заднем сидении почему-то краснеет и опускает глаза.
Разгружаем то, что называется мебелью, складываем у Андрея в гараже (наверное, она там лежит и по сей день, надо будет у Андрея спросить). Обстраиваемся всю ночь и весь последующий день.
Так Майка вместо скучной административной моли и тихой жизни приобрела программиста с внешностью юного обаятельного гангстера, с которым не соскучишься, да чужую дачу в качестве жилья, правда очень крутую: с сауной, двумя бассейнами – крытым и обычным, бильярдной, камином и домработницей.
Следующий день отсыпаемся в разных комнатах – Майка наверху, а я рядом со столовой и просвещаем день изучению окрестностей. Обычный дачный поселок полузакрытого типа в часе езды от Москвы, все дорожки в тротуарной плитке, солидная охрана - из Андреевой конторы – на выезде, шлагбаум, а дальше – асфальт в ближайшую деревушку.
В три часа – обед, во время которого Майка принялась меня дразнить: проводить ступней по моей ноге под столом, отчего что-то оборвалось в моей груди и сладко запело. А она берет и роняет вишню из варенья себе в вырез блузки.
- Ай, она холодная, достань ее, - кричит она и смеется.
Я, перестав что-либо соображать, шарю у нее рукой под кофточкой.
- Да не так вытащи, губами!
В этот момент злополучный фрукт шмякается на пол.
- Надо застирать, - говорит она. – Ты мне поможешь.
И мы идем наверх...
Выхожу из комнаты в Майкином халате, где-то глубокой ночью, когда понимаю, что смертельно хочу есть и курить. Иду, почти не чувствуя под собой пола и… натыкаюсь в столовой на Андрея, который стоит, отвернувшись к окну и курит. Официант и горничная убирают объедки и разбитые тарелки.
- Когда ты приехал?
- Мы с ребятами приехали в четыре.
- Кто у нас?
- Гости. Мои друзья с девками, хотели в баньке попариться.
- Где они?
- Спят. Третий час ночи.
- А ты?
- Не спиться, - отвечает. – Тоска это все, люди – свиньи! Я вот тебе поражаюсь, Сашка, твоей вере в людей и умению все превращать в праздник. До сих пор помню, как сдуру согласился пойти с тобой на байдарках! Крупа намокла, как мы ее ни упаковывали, хлеб раскис, консервы куда-то уплыли, я сижу мокрый и злой как черт, зубами у костра лязгаю, а ты орешь песни под мокрую гитару и хоть бы хны. И все начинают улыбаться… Как же повезло Майке, а она даже своего счастья не понимает. И мне повезло, что у меня такой друг. Но я тебе завидую… Должен это признать. И боюсь за тебя. Да, Майка будет с тобой, мы тут всё слышали, что творилось у вас в комнате, ее крики по всему дому были слышны. Вот мне бы любая баба за два часа надоела хуже редьки, а твоя Майка не совсем понимает свое счастье. И уйдет от тебя как только наступят первые трудности, что разобьет тебе сердце, а это убьет тебя. Это не тот человек, что будет с тобой всю жизнь!
И она ушла от меня, но когда уже все трудности были позади. Всю осень мы прожили на даче Андрея, но с первым снегом, часовая езда до города превратилась в трехчасовую, что для работающего в Москве человека является катастрофой. Пришлось подыскивать квартиру в городе. Два года мы мыкались по съемным углам, не задерживаясь иногда даже недели на одном месте. И все это время у меня даже мысли не возникало о собственной квартире, сама мысль мне казалась невозможной из-за постоянных соседей, необходимости строить с ними контакты. Необходимость политкорректности помешала бы мне быть собой. Помню одну коммуналку, которая тоже запомнит нас надолго, потому что именно там отмечался мой день рождения. Объясняю, так я человек разноплановый, то у меня очень много друзей и знакомых с различными вкусами и взглядами, поэтому редкий мой день рождения обходился без драки или крупного скандала. В этот раз собралось человек пятьдесят. Самыми взрывоопасными были двое: девушка, которую все звали Барсик, колоритная особа с короткоподстриженными ярко-рыжими волосами, вся в татуировках, с пирсингованным ухом и неизменным желанием начистить кому-либо пятак, а так – яркая и неординарная личность; второй – Гриня, бас-гитарист одной из малоизвестной группы, детина метра под два, с окладистой бородой и пышной шевелюрой.
- Так, - говорю я Людке, - Гриню я беру на себя, ты следи за Барсиком.
Через час Людмила подлетает ко мне с ужасом в глазах.
- Там твоя Барсик!... Убери ее от меня! Она пыталась затащить меня в душевую!
- Риточка, - обращаюсь я к девушке-журналистке, похожей на Марлен Дитрих, в сером облегающем костюмчике и узких очках без оправы, - возьмите Барсика на себя, чтобы она у меня не распугала половину народу.
В результате драка все же была: соседи по коммуналки пытались побить Аникеева, бывшего моего коллегу по преподаванию в институте, тихого интеллигентного человека, за то, что он пытался курить в коридоре.
В два ночи, когда все дошли до кондиции, мы устроили концерт на коммуналкиной кухне: я и Гриня – электро-бас и акустик. В это время в комнате шли танцы. Внезапно раздался ужасный шум: из нашего окна выбросили стол, по предложению все того же Аникеева! Тот воспринял буквально мои слова о том, что «стол нужно выкинуть в окно на фиг». Вообще-то имелось ввиду вынести его в коридор.
Естественно, после всего этого нам было отказано от квартиры.
Вскоре меня уволили и из магазина, причиной чего послужило мое нежелание больше выполнять работу за пятерых. Вообще-то у меня нехорошая черта: браться сразу за много поручений, даже те которые не входят в мои обязанности и везти весь это воз, пока не начинаю крениться под их тяжестью. Тогда я все это бросаю, оставляя лишь свои обязанности, что возмущает моих сослуживцев и они доходят до белого каления – как, Сашка Киселенко имеет наглость не освобождать от работы целый офис, а сидит и играет в стрелялки в свободное время! Поэтому пришлось взбрыкнуть и уйти. Хорошооплачиваемой работы по специальности не нашлось, пришлось идти работать в автосервис, чтобы оплачивать съемную квартиру. Майка, несмотря на мои протесты, работала на Черкизовском рынке, а вечером шла в мединститут. Мне приходилось встречать ее у станции метро, потом мы шли по заснеженному району к нашей коммуналке, выдыхая вместе со словами облачка белого пара. Потом мы садились на кухоньке пить чай, ты гладила меня по руке, заходили соседи, зло гремели кастрюлями, чашками и несли еду в комнаты. А мы все сидели и сидели, курили, разговаривали, и тесная кухня с висящей на пололке жирной паутиной и тусклой лампочкой уплывала куда-то, растворяясь. И не было людей, более счастливых, чем мы. Если бы все магнаты мира скинулись, то не смогли бы купить даже минуту нашего счастья. А между тем мы каждый день танцевали на битом стекле, пытаясь дышать в полном вакууме…
И все же, несмотря на всю мою любовь к ней, Майка не была тем человеком, которого я ищу всю жизнь, это было понятно уже тогда. Смешно сказать, но все началось, когда мне было лет десять, и на глаза в школьной библиотеке попался сборник стихов и баллад Алексея Толстого. Там была, позже зачитанная мною до дыр, а затем вырванная из книжки «Песня о Гаральде и Ярославне». Там описывалось как Гаральд, будущий норвежский король, сватается к киевской княжне Ярославне, получает отказ, идет сражается чтобы забыться, но каждый удар боевого топора посвящает славе Ярославны. Добыв славу и власть, он вновь возвращается в Киев и теперь уж дева благосклонно относится к нему, а он трон и богатство, добытое в бою, бросает к ее ногам. Тотчас перед глазами у меня встал ее образ. Это лицо… Именно его я ищу все эти годы. У моей Ярославны были длинные светлые волосы, непременно волнистые. Поэтому длинные волосы превратились в мой фетиш. Конечно, у Майки длинные волосы, но темные и прямые. Но не это качество отличало Ярославну: она верила в Гаральда и ждала его. Потом, будучи его женой, провожала на смертельную битву… Майка никогда в меня не верила, относясь ко мне со снисходительностью. Ах, Гаральд с Ярославной, мои эротические фантазии детства… Эти листики прошли со мною весь ужас переселения и до сих пор лежат в письменном столе.
Но в тот момент мы были счастливы и не задумывались о будущем. На другой день было воскресенье, друзья Андрея собрались за столом и все с завистью смотрели на нас. Девчата вздыхали и косились на меня со смесью восхищения и опаски. Вечером мы с Андреем поехали выбирать кольцо для Майки. Он даже хотел позвать Ирину на помощь.
- Мы тут обручальные кольца для Майки и Саши выбираем, так не поможешь ли нам, а то мы оба плохо в этом шарим.
- Да вы оба сдурели! – ответила она, однако приехала – женщины, во всем, что касается колец, особенно обручальных, пусть даже чужих, всегда готовы принять участие.
- Нужно непременно с бриллиантиками, - заявила Ирина. – И тебе тоже!
В результате мы объездили полгорода и купили Майке сногсшибательное кольцо с бриллиантами, а мне самое обычное.
- Все равно это ваше мероприятие сплошное скоморошество, - заявила Ирина.
В субботу, без моего ведома и согласия Андрей созвал гостей, арендовал ресторан и заказал лимузины. Получилось, что без меня, меня женили. Увидев все это, едва не лишаюсь чувств.
- Не пойду! – заявляю я. – Не надо из этого делать дешевого шоу!
И со мной едва не делается истерика. Почти всегда Андреевы попытки сделать мне приятный сюрприз заканчивались нашей ссорой. Один раз, он помогал получить номера на мою новую машину: «э 696 ух» - по-вашему это смешно или престижно?
- Но я же хотел тебе сделать приятный подарок! – оправдывается он. – Собрал гостей, пригласил артистов, привез стилиста и парикмахера, арендовал вам номера-люкс, украсил их цветами, все розы пришлось скупить на двух рынках, а ты не ценишь! Хотел даже Лещенко пригласить, да он на гастролях, и ты его не любишь, еще чего доброго, пивной бутылкой в него швырнешь! Позвал «Виагру» и «Сливки».
- Дурак! Ты что, издеваешься? Мне ваша «Виагра» не нужна, сам ее жри! Ненавижу гламурных дур! Не мог хотя бы «Сплинов» заказать!
- Зато там будет Маршалл. Тебе же «Парк Горького» в школе нравился.
Эта его память о нашей общей юности меня растрогала до слез.
Вопреки ожиданиям, все прошло замечательно, только Майка сначала тоже упрямилась, отказываясь ехать, но когда узнала про артистов и номер с розами, расплакалась от умиления. Вообще, на этом празднике много кто не сдержал слез, только до сих пор не знаю – были то слезы радости, жалости или зависти. У всех, наверное, по разному. Моих родителей не было. Андрей их звал – додумался! – но они отказались. Зато была его мать, которая тоже плакала, но то были слезы радости.
- Дай тебе бог счастья, Сашенька, ведь ты его заслуживаешь, как никто другой! Если бы не ты, Андрей бы гнил в тюрьме, если бы вообще был жив! Я всегда поощряла вашу дружбу, и то, кем он стал, полностью твоя заслуга.
Из-за нее у меня произошла ссора с родителями и сестрой. Сдуру мы пришли вместе на день рождения моего отца, мать попросила меня сбегать за продуктами. Возвращаюсь и застаю Майку в слезах: ну чего можно сказать такого самому пофигистичному в мире человеку, чтобы он рыдал такими крокодиловыми слезами, а? Спрашиваю Маринку – молчит, спрашиваю Майку – молча плачет и тянет меня за руку уходить.
- Да что у вас тут произошло?
Тут Маринка и брякнула:
- Совесть поимей, Саша, блядь эту убери из-за семейного стола!
Мне очень хочется ударить Маринку, но она же младшая! Поэтому высыпаю весь знакомый запас отборной матерщины на ее голову. А вот Пашка, ее муж, был менее сдержан и все-таки ударил меня, да так, что мне пришлось лететь через всю комнату, приземляясь аккуратно на праздничный стол.
- Павлик, прекрати, ты убьешь Сашеньку! – заплакала моя мать. Она понимала, что «Павлик» здоровенный мужик, почти в центнер веса с эдакой ряхой, а ее «Сашенька» вовсе не здоровенный мужик, хоть роста приличного, и физиономия у меня вполне благообразная. Но она не учла, что Павел изрядно нализался, а у меня еще в крови ни грамма, и он чешет кулаки время от времени ради скуки, а я делаю это почти профессионально уже семнадцать лет.
Ко мне побежали Майка, чтобы помочь подняться, и Павел, с намерением ударить меня еще раз. По дороге он отпихнул Майку. Зря он это сделал!
- Пойдем, выйдем! – ору я, уже представляя, как падает опрокинутый нами буфет с посудой.
Так или иначе, мне удалось спустить его с лестницы, хоть он до этого приложил меня об дверцу лифта. Затем он получил тяжелым «гриндером» в ухо, сложился пополам, прижимая окровавленное ухо, затем несколько пинков, гнавших его к лестнице, затем подсечка и он летит, считая ступеньки-пеньки-пеньки. Пока он не опомнился бью его снова, лежащего, ногой по почкам и лицу. На верху площадки стоят родители, брат, Марина и Майка. Она уже улыбается, соседи с любопытством приоткрывают на цепочках двери и тотчас же прячутся. Крик матери:
- Ты убьешь Павла! Хватит!
Брат произносит одно лишь слово: «Охренеть!!!»
Поднимаюсь в квартиру, смываю кровь с рук и лица, свою и Павла, и ухожу из этого дома навсегда. В такси Майка держит меня за руку и восторженно заглядывает мне в глаза. Да, Андрей был прав, драка на нее произвела впечатление.
Потом… Потом что-то стало уходить из наших отношений. С ее стороны, не с моей. Она больше не смеялась, ее глаза не блестят. Чувствую, как лежит она ночью без сна, отодвинувшись от меня подтянув колени к подбородку, с открытыми глазами, черные мысли копошатся в ее голове. Протягиваю к ней в темноте руку, и она не переплетает со мной пальцы, как делала это раньше, а резко переворачивается на другой бок. Иду курить на кухню, долго смотрю в темноту окна.
- Ты чего не спишь? – спрашиваю.
- С тобой заснешь – всю ночь там где-то ходишь! – зло отвечает она.
Наступило время уклоняться от объятий. Напряжена как струна и опустевшие глаза смотрят сквозь меня. Телевизор смотрит не так как раньше – положив голову мне на колени, а, сгруппировавшись в углу дивана, и лучше ее не трогать. Я начинаю побаиваться Майку, вернее, ее внезапно начинающихся истерик. Это теперь ее обычная реакция на мои прикосновения.
Так и сидим по разным комнатам (если она вообще дома), даже едим в разных местах: я на кухне, она обычно все утаскивает в комнату. Даже не разговариваем: за каждым моим вопросом следует ее обвинительный крик. У нас не может быть детей никогда, но где здесь моя вина? Так долго продолжаться не может, вот почему в первый момент, когда она сообщает, что собралась уходить, на меня нахлынула волна облегчения. Ужас неопределенности закончился и началось моя битва с собой.
- Ты хоть меня любила? – кричу из комнаты.
- Нет.
Дверь захлопывается.
Ах, моя любовь, ядовитое ракообразное разрастание души, почто твои ростки, некогда непрочные и слабые взлелеяли мои руки, не вырвав вас с корнем? Моя любовь к тебе – ужасная серая тварь, присосавшаяся к сердцу, пьющая мою жизнь и отравляющая мозг процессом своей жизнедеятельности. Убить тебя можно двумя способами: убив мою душу или скинув предмет обожания с пьедестала. Почти год пришлась потратить на борьбу с чувствами, в результате от райских кущ любви в моем сердце остались лишь накорчеванные пни, о которые спотыкаешься всякий раз, когда туда заглядываешь.
Потом пришла пустота. Самое страшное не абсолютно белая пустота – полное отсутствие цвета, а ртутно-серая. Серая, давящая пустота, бесконечная и всепоглощающая. Но она пришла только через год, когда все чувства были мертвы, а пока приходилось бороться.
Так вот, к вечеру того дня приехала Людка и ее муж, причинявшись меня утешать. Эти ее пироги помню до сих пор. Так она ко мне и ездила целую неделю по вечерам, невзирая на протесты мужа и возмущение голодных детей. Насильно кормила, болтала о всяких глупостях, чем сильно помогала мне: априори глупость бессмертна, эрго – жизнь существует за пределами этих стен.
Приходил и Андрей, только мне не совсем хотелось, чтобы он видел мою слабость. Именно он был для меня с детством образцом для подражания, и между нами существовала негласная борьба, он это понимал и зачастую давал мне фору, на что с моей стороны следовали не совсем честные средства борьбы. Иными словами, все приемы хороши, лишь бы победить. Каюсь!
- Хватит прокисать! Едем играть в бильярд!
- Уйди, красотка, я в печали!
- Не пойдешь, на руках вынесу! – грозиться он, натягивая на меня носки.
- Я драться буду, - вяло сопротивляюсь я.
- Знаю, поэтому прихватил двух ребят для помощи. Ни в какой ты не в печали, человека в депрессии можно двигать как шкаф и он даже не пикнет!
- Кто не пикнет – шкаф?
- Вот сейчас поедем, развеселим тебя, кутнем с ребятами как в старые добрые времена! Даже моя Ирка поедет, ради тебя согласилась!
- Ну вот, ты будешь сидеть с Ирой, она тебе слова не даст вставить, кроме тебя я никого не знаю… - пытаюсь отмазаться я.
- Ничего, найдем тебе какое-нибудь тело, чтобы сопровождало тебя.
- Но зачем мне тело? У меня свое есть, мне нужна душа человека!
- Ну извини, я не этот черт, как его, Фауст, который души скупал!
- Андрюша, это Мефистофель скупал! – этим высказыванием он меня веселит да невозможности.
Вечером того же дня звонит Майка.
- Представляешь, я оказывается, выбросила в мусор свой паспорт, сегодня приходил какой-то бомж, нашел его в баке! Как только нашел меня! Есть же еще честные люди! Теперь паспорт воняет, его менять не хотят, как же мне жить с грязным паспортом? Так ты придешь к нам в гости? – кричит она радостным голосом. Вот детская непосредственность сволочи! При этом даже сама не осознает своей сволочности.
- А как жить с грязной душой?
- А? – недоумевает она.
Бросаю трубку.
Нет, мы продолжаем общаться, она до сих пор считает что мы лучшие друзья с ней, а я не считаю. Я до сих пор не понимаю, что делаю у этой странной чужой женщины в гостях или зачем она приходит ко мне, говорит о чем-то. Майка раздвоилась для меня на два совершенно самостоятельных человека: одна - медсестра с длинными волосами, учащаяся на вечернем и скитающаяся со мной по съемным квартирам, безудержно хохочущая над любой шуткой , богемная звезда, отдававшая по ночам мне свою нежность, другая – врач-кардиолог Майя Викторовна, строгая, чуть располневшая после родов, с черным каре, говорящая каждое слово обдуманно и веско. Нет, доктор Поликарпова, не с вами мы бродили обнявшись в ту осень по дачному поселку, напевая «Листья желтые по городу кружатся…» и не нам завистиливо-испуганно глядели жители деревушки и пассажиры бронированных машин, едущих в наш дачный поселок… И не вы помогли мне тогда в барной драке, ударив одного из амбалов табуретом по голове. Один из них подвалил тогда к Майке и пригласил ее танцевать, два других стояли чуть поодаль. Она отказалась, он тянул ее за руку, Майка с ужасом смотрела на меня, и во взгляде была мольба не ввязываться. Майка поднялась, собираясь идти.
- Она со мной! - поднимаюсь со своего места я.
- Чего-о? Повтори!, - амбал смотрит на меня с интересом, как энтомолог на редкостный экземпляр насекомого.
- Оставь в покое мою жену, вот что! – ору я на весь бар. Официант мигает вышибалам, и те спешат к нашему столику, но прежде чем они его достигают я лечу к противоположной стене вместе со столиком. Вот тогда-то мне и сломали нос второй раз. Черт бы побрал мою природную тягу к пацифизму – никогда не бить первым! Еще говорят, я люблю драться: обратно же ж неправда – все любят бить меня с самого садика, просто теперь иногда я даю сдачи чуть сильнее, чем следовало. То недобор, то перебор…
Прежде, чем кто-то успел опомниться, Майка обрушивает на голову одного из них стул, что приводит их в ступор до такой степени, что подоспевшие вышибалы выводят их, как малых детей. Это была моя самая бесславная стычка, позволившая узнать, зато майку получше.
Да, ту Майку я продолжаю любить, жаль, что она умерла, наследница ее тела и имени меня совершенно не волнует. Иногда ее призрак приходит ко мне ночами и вечерами и шепчет: «Помнишь меня?», вот почему оставаться дома было невозможно. Ни Мураками, ни булгаковская «Белая гвардия», лежащая на обеденном столе с ее кремовыми шторами, отделяющими жестокий внешний мир от турбинского уюта, не могли спасти меня от него.
Окна спальни выходят во двор, где уже зажглись конфетные фонари, от чего комната приобретает праздничный оттенок. Зажигаю свет, романтический флёр исчезает, зато тоска остается. Решено, еду в клуб, родное, порядком поднадоевшее место, где все до боли знакомо.
В восемь вечера тут пусто и скучно, хорошо хоть нет никого из знакомых, и нет необходимости поддерживать разговор. Смотрю на дальний столик и замечаю девушку, которую вижу тут впервые. Выглядит она вполне обычно: светлые волосы, заплетенные в косичку, толстый шерстяной свитер, темная юбка до колен. Она сидит боком, и я вижу лишь ее профиль, но мне кажется, что она немного испугана или смущена. Пригласить бы ее на танец и рассмотреть поближе.
Что меня убивает в подобных клубах, так это музыка! Направляюсь к барной стойке.
- Мариш, ну что у вас за музыка? Тебя еще не тошнит от жуткого коктейля из «Тату» и «Ночных снайперов»?
- Изрядно подташнивает, а что делать остается? Может ты чего нового сыграешь?
Иду к синтезатору, играю «Серегу Санина», «Милую мою» и «Девочку-пай». Мимоходом пытаюсь рассмотреть девушку: все же она очень похожа на воображаемую некогда мною Ярославну. Только бы видеть ее глаза, по ним можно понять многое. Именно по взгляду нахожу я своих. Годы практики, интуиция, вкупе с логикой, привели к тому, что я читаю людей как открытые книги. Один взгляд в ее глаза, одно прикосновение позволили бы мне понять, кто она и что здесь делает. Играет «Эл амор» и я решаюсь: встаю, подхожу к ее столику и молча стою, протягивая ей руку. Она вскидывает глаза, в которых испуг и радость и протягивает узкую ладошку. Танцую, стараясь даже не коснуться ее. Садимся за столик, и я поражаюсь, как просто и безыскусно она говорит, не выделываясь, как некоторые клубные девицы, не пытаясь создать вокруг себя тайну и интригу. Смотрит на меня с интересом, хотя в глазах ее робость и осторожность. За пять минут она рассказала о себе почти все. Оказалось, что и рассказывать-то у нее особо нечего: за двадцать лет она успела закончить две школы - музыкальную и обычную, поступить в консерваторию и приехать в Москву из Одинцово. Что здесь на съемной квартире, и работает в садике музработником, по клубам не ходит, сюда пришла впервые и ей не особо здесь нравиться, и что зовут ее Леной. Предлагаю ей поехать еще куда-нибудь, она отказывается, так мы и просидели весь вечер, проговорив о разном, в основном о кино и музыке.
- О, уже два часа! – ужасается она.
- Позвольте мне вызвать вам такси.
- Не стоит, - отвечает она, - тут до моего дома двадцать минут ходьбы.
Идем по улице, и я все же отваживаюсь почитать стихи, первый раз, хоть иногда тоже хотелось, но девушки были не те.
- Позвольте, - говорю, - почитать вам Анненского.
Она удивленно смотрит на меня, хотя это удивление скорее радостное.
- Вообще-то я больше Блока с Бродским люблю…
А потом начинает читать сама… «Гаральда»!
- Это мое любимое, с детства!
Меня словно током ударило! Да она же сама похожа на Ярославну, это именно та, кого я ищу уже много лет! Она держит себя немного отстранено, словно пришла сюда из далеких времен и есть в ней особая таинственность, которой не было ни в Майке, ни в Рите, несмотря на всю их внешнюю экзальтированность. Майка была просто девушкой, рядом с которой воздух наполнялся чувственностью, человеком, грешившим с невинностью ребенка. Рита, несмотря на всю утонченность – всегда шпильки, кружевное белье, тонкий позолоченный мундштук в тонких наманикюренных пальчиках, была настоящим офицером СС. Вся редакция перед ней трепетала, она могла словом размазать человека по стенке так, что ложкой потом не отскребешь! Вот что значит настоящий филолог!
Нет, это совершенно другая, а какая, не могу определить.
Мы расстались возле ее дома, договорившись вместе пойти слушать Генделя в субботу. С тех пор мы часто виделись по вечерам, ходили гулять по городу. Пару раз она даже приглашала меня и моих друзей на свои выступления в консерватории. И когда она вышла на сцену в длинном платье и распушенные светлые волосы Андрей сказал:
- Да это же просто принцесса!
Потом я вызываюсь отвезти Леночку домой. Она садится на заднее сидение и протягивает мне розы.
- Это тебе! – говорит она.
Я вздрагиваю и слегка отстраняюсь.
Леночка садится на заднее сидение и начинает всхлипывать.
- Ну почему ты не похожа на женщину! Мне нравятся женщины, понимаешь, а ты выглядишь как мужик! Каждый раз я вздрагиваю, глядя на тебя, прежде чем нахожу в тебе что-то от женщины. Иногда очень долго искать приходится! Мне всегда хотелось быть на твоем месте, мне, понимаешь! У тебя же даже имя почти мужское!
- Вообще-то по паспорту я Александрина, - отвечаю я и начинаю хохотать до слез.
- Чего, чего я такого смешного сказала! – кипятиться Леночка.
- А то, что мне много раз говорили: ну почему ты не мужчина? А теперь подвергают сомнению то, что все-таки я женщина.
Я завожу машину и она едет сквозь снежную пелену, унося по Котельнической набережной двух Гаральдов и ни одной Ярославны. Что остается делать, если наш мир стал настолько жестким, что стало невозможно просто провожать кого-то на битву, а потом сидеть и ждать? Остается только действовать… Принцессы не выжили, остались лишь стервы, герои и серая масса.
29 ноября-7 дек. 2006 г. Ростов-на-Дону

(Записки постмодерниста)

Виктор Пелевин проснулся в залитой утренним светом спальне, с минуту лежал с закрытыми глазами, представляя чудесный летный день за окном… Когда он открыл глаза, то первым делом увидел кремовую штукатурку на стенах и огромную белую кровать, застеленную шелковыми простынями в мелкий розовый цветочек. «Что это еще за гадость? Я вообще где?» - первым делом подумал. «Нет, пора завязывать с пьянками, а то не понимаешь, у кого проснулся! Стой, так я вчера не пил, а допоздна работал над новым романом!». Он прошелся по комнате, заглянул в ящики комода, но ничего интересного он там не обнаружил, кроме своей повседневной одежды и спортивного костюма. Пелевин вышел из спальни, надеясь хоть там найти разгадку.
Огромная гостиная была пустой и молчаливой и все так же залита сияющим солнечным светом. В углу стоял огромный музыкальный центр, на стене висела плазменная панель телевизора. Он вышел на улицу, надеясь там найти разгадку. Возле дома росло одинокое дерево, напротив стояли такие же аккуратные коттеджи, по виду нежилые, вдаль улицы уходило пустое асфальтовое шоссе. В бездонном синем небе кружили стрижи, тоненько попискивая.
- Нет, это однозначно не Москва и не Подмосковье, - задумчиво произнес Пелевин.
Он вернулся в дом и включил телевизор. «Диванчик бы» -подумал он. В этот момент откуда-то с потолка свалился диван. Пелевен ойкнул, но тотчас забыв про неизвестно откуда сваливающиеся диваны, с интересом уставился в экран.
- Передаем «Симс-ньюс», - сообщила миловидная ведущая. – В городе началось претворение в жизнь Эксперимента, спущенного Высшими Существами Извне, заключенный во внедрении Существ Извне в виртуальное пространство Сим-города. Первые жители…
- Нет, ерунда какая-то получается, - помотал головой Пелевин. – Не надо было мешать Кастанеду с мухоморами, коньяком и марихуаной! Вот вам и результат! Вот сейчас выйду, пройдусь и меня отпустит.
Он снова вышел на улицу и медленно побрел вдоль пустых коттеджей. Так он прошел довольно большое расстояние, когда увидел идущего ему навстречу человека (до этого он никого не встречал).
- Добрый день, - доброжелательно поздоровался человек. Он был с тонкими чуть монголоидными чертами лица и в темно-сером костюме. – Разрешите представится: Карлос Кастанеда.
- Тот самый? – обалдело спросил Пелевин.
- А вы какого имеете ввиду? – дружелюбно оседомился человек, назвавшийся Кастанедой.
- Того самого, который знал дона Хуана.
- Нет, такого я не знаю, зато знаю дона Хуана. А вам он нужен?
- Мне сейчас никто не нужен! – страдальчески вскричал Пелевин. – Я домой, в Москву хочу!
- Почему-то мне кажется, туда вы не скоро попадете, - ответил Карлос. – Пойдемте лучше в гости со мной.
- К кому это еще?
- К Сартру!
Пелевин обалдело уставился на Кастанеду.
- Кто еще тут есть? – спросил он.
- Точно не знаю, но вскоре, я думаю, мы со многими перезнакомимся.
Пелевину ничего не оставалось, как пойти за ним следом в надежде что-то выяснить.
- Скажите, Карлос, а мы сейчас в Тонале или Нагуале?
- Внешняя часть меня всегда в Тонале, а насчет вас ничего не могу сказать.
Пелевен понял, что Кастанеда знает не больше него, а если и знает, то ни за что не скажет понятным языком. По пути их нагнал человек, одетый в толстовку поверх кимоно, в руках у него был ситар, а подмышкой он сжимал кальян.
- Рад вам представить моего коллегу Бориса Гребенщикова, - сказал Кастанеда.
- Я не люблю, когда меня зовут БГ. Зовите меня просто или Б или Г. Или гуру Боб, - ответил человек.
Они пришли к Жан-Поль Сартру, который первым делом пригласил их пить кофе. Все сели за стол, а БГ нет.
- Где же БГ? – переживает Сартр.
- Не волнуйтесь, он за стол не садится, пока не воскурит фимиам.
- Мне? – спросил Пелевин.
- Ага, размечтался! – ответил БГ из соседней комнаты. – А кофе я не пью, предпочитаю обходится кальяном. – Кстати, Виктор, зачем вы в реальности написали про меня гадость?
- Какую, Б?
- А вот эту: «Меня зовут последний аватар, меня узнайте сами, по чаше с кровью, девяти ногам и скальпу с волосами»? Скажете не вы писали?
- Я! Но это же постмодернизм, симулякр реальности, к тому же в тексте наступает так называемая смерть автора! – оправдался Пелевин.
- Смерть автора? Это можно устроить! – задумчиво произнес БГ, беря в руку тяжелый кальян.
- Ой! – пискнул Пелевин, когда на него обрушился первый удар.
- Не ври: не больно! Это же симулякр реальности, как ты говоришь!
- Это симулякр! – ответил Пелевин, пиная БГ в живот и уворачиваясь от очередного удара кальяном.

********
Как-то Пелевин, Сартр, Кастанеда и БГ пришли в гости к Светлане Сургановой.
- Что же нам теперь делать? – с ужасом произнес Пелевин.
- Внедрять в жизнь принцип у-вей, - равнодушно произнес БГ.
- Чего? – переспросила Сурганова.
- Говорю, Дао непостижимо как Махамудра.
- Что-то я не совсем понимаю, о чем идет речь, - произнесла Светлана, нахмурившись.
- Что не удивительно, - хмыкнул Пелевин. – Восточных философов читать надо!
- Я не люблю прозу, тем более философскую, стихи лучше. А из японских мудрецов я только Мураками читала. Вы ни посоветуете, с чего начать читать восточную философию.
- А ты лучше Юкио Мисиму почитай, как раз по твоему уму будет, - съязвил Пелевин.
- Думаю, в условиях данной экзистенциальной парадигмы, вопрос о приоритетах в области философской литературы априори является исчерпанным, - прокричал вслед Светлане Сартр.
- Вы хотите сказать, обычные законы экзистенциальной этики не применимы по отношению к данному пространству?
- Да! – резко ответил Сартр.
- Ойёёё! – заголосил Пелевин. – Как страшно жить!
- А вы думаете, после ваших произведений читателям легче становилось? – резко спросил БГ.
- А ваших песен, - проблеял Пелевин.
- Мои песни хоть никого не пугали.
С минуту они злобно смотрели друг на друга.
- Но как же нам жить? – продолжил Пелевин.
- Джа нам даст ключи от любых дверей, и хлеб, и вино, и чай, - промолвил БГ.
- Держите Кастанеду, он сейчас упадет в обморок! – прокричал Сартр, подбегая к Карлосу, стоящему чуть поодаль. Зрачки его глаз расплывались в стороны.
- Никуда я падать не собираюсь, просто использую этот способ для остановки мира, так я могу понять, где здесь Тональ и Нагваль.
- Если ты все же достигнешь успеха, постарайся не налететь лбом на внезапно остановившийся мир, - посоветовал БГ.
И они разошлись. Через неделю, они почти тем же составом встретились вечером возле домика Сургановой. К ним вышла сияющая хозяйка.
- Добрый вечер, джентльмены! Знаете, а мне Мисима понравился. Я не только приняла его эстетику, но и поняла его диалектику. Кстати, добро пожаловать ко мне в дом! Вы все выглядите сегодня просто очаровательно!
- Как страшно жить на свете! – пробормотал Пелевин. – Врач, разделяющий эстетику Мисимы меня реально пугает! Черт, а кроме нее здесь больше нет врачей! Что я натворил? Хоть Рю Муруками не читайте!
- Правильно, почитайте лучше Чарльза Буковски! – посоветовал проходящий мимо поручик Ржевский.
- Ну вы и хам, советовать даме читать такие вещи! – закричали хором все собравшиеся.
- А что? Это единственный писатель, который серьезно писал обо мне!
*******
- О, Петрушевская идет! – произнесла Светлана. – Добрый день, госпожа Петрушевская.
- Какой к пускам бятым добрый? – захлебываясь от рыданий, произнесла она. – Сначала ко мне присяпала Калуша с калушатами, Ляпупа, трямкающая бутявку, затем, проломив крышу с потолка свалился кролик Роджер, безумно хохоча, как спятивший Вуди, а теперь еще и хливкие момзики ползают по всему дому! Это вообще не мое, зачем они ко мне прися… приперлись?
- А давайте позовем Гарри Поттера, пусть он их магией уберет, - предложил Шнур.
- У меня манна закончилась! – буркнул Поттер, ковыряясь в носу. – Пусть им Осборн бошки пооткусывает!
- Не, он не согласится. У него все лицо забинтовано после того, как его искусал сенбернар Арбениной.
- Но я же его лечил! – возмутился Поттер.
- Во-во, лечил, а на месте ран у него рога выросли, прям на лице! Погребижская ему рога пообломала, теперь там снова раны, на лице бинты, он поехал пробоваться на роль Человека без лица! – прорыдала Петрушевская. – Никто мне не поможет! – воскликнула она, удаляясь от домика Сургановой.
- Зато польза – зверюшки будут целы! – подытожила Светлана.
- …ля, грнинписевка выискалась, - пьяно рыгнул Шнур. – А кстати, тля, - обратился он к Поттеру, - что это за саботаж – рога на рыле? Это что за дела, думаешь, как маг, так над маглами уродоваться можно? – заплетающимся языком произнес Шнур.
- Это не я, это батарейки в волшебной палочке садятся, кстати, вы мне напомнили – сменить надо, - спешно произнес Поттер, удаляясь.
Шнур сделал вослед ему несколько нетвердых шагов и пошатнувшись, свалился на лужайку перед домом. Через пару минут раздался пьяный храп. Прикрыв Шнура собачьим ковриком, Сурганова пошла к телескопу.

*******
В Сим-сити были две церкви: баптистская и методистская, хотя методистов там было раз два и обчелся. Настоятелем методистской церкви стал Дориан Грей, который приходил на воскресные службы в безупречном сюртуке, с завитыми напомаженными волосами и накраденными губами он был чудо как хорош, когда бичевал пороки горожан, размахивая длинной кожаной плетью. К Гомеру Симпсону в баптистскую церковь никто не ходил, потому что он обычно наливался пивом во время воскресной проповеди, пытаясь попутно объяснить заплетающимся языком, что название «баптисты» произошло от названия ткани «батист», пока не сваливался совершенно пьяным под кафедру. Естественно, что горожане валом поперли посмотреть на хорошенького проповедника, но они здорово просчитались – проповедник оказался жутко агрессивным. Только симы пришли сюда, расселись по деревянным скамьям, хрустя поп-корном и приготовились с комфортом послушать часок-другой как им будут бухтеть про царствие небесное, как на кафедру выскочил разъяренный Дориан Грей и в гневе заорал:
- И чего вы сюда притерлись? Ослы, остолопы, грешники вонючие! Как вы вообще сюда посмели припереться? Посмотрите на меня, какой я праведный, а вы? Вот ты например! – он ткнул в Макаревича.
- Я? – удивился он. – Я владелец «Рок-н-ролльного погребка» кормлю людей обедами.
- А, презренной пищей мирской, вместо духовной! А рок –н- ролл вообще сатанинская музыка!
- А вот ты! – он ткнул в Билла Гейтса. – Вообще занимаешься неблаговидным делом!
- Ах, до чего он хорош в своем праведном гневе! – едва слышно прошептал Йоонне Аарон.
- А что, все человеческие проповедники так орут? – на ухо спросила Арвен Диану.
- Не знаю, я вообще атеист. У нас даже предмет такой был – атеизм, мне пять поставили по нему в свое время, – равнодушно ответила она и отправила в рот горсть поп-корна.
- А вот вы, дамочка, как-то слишком роскошно одеты! – ткнул он в Арвен.
- Мне полагается – я эльфийская принцесса!
- А, только грязной эльфийской нечисти мне тут не хватало! Вон, тварь ушастая!
- Я бы вас попросила все-таки! А то ведь и колдануть могу!
- А – а, колдануть!? Забыла, как вас на кострах-то сжигали!
- А в морду? – спросила Диана.
- Нет, не дам! – вскочил Йонне, заслоняя собой Дориана. – Это ангельское личико нельзя бить! Эти губки созданы для поцелуев.
- Ай, тут одни пидоры! – в ужасе шарахнулся Дориан.
- Почему это – одни пидоры? – спокойно возразил из угла Джеймс Бонд, на коленях которого сидели и распивали «Мартини» две блондинки. – Я бы вас все же попросил…
- Разврат и похабщина! – метнулся к нему Дориан, замахиваясь плетью, на что Бонд молниеносно вытащил «берету» и прищурясь выстрелил в грудь Дориана, который через секунду распластался в медленно расползающейся красной луже.
- Я забочусь о ближнем своем, которым не досталось сидячего места. – с достоинством сказал Бонд, вставая над телом поверженного врага. – Пойдемте, беби, в более достойное место!
Пока Дориан находился дома, оправляясь от полученной раны и вынашивая планы самозащиты, он получил еще два замаскированных удара. Дело в том, что почти все в доме Дориана находилось под управлением компьютера, когда разозленный Гейтс запустил ему в компьютер вирус, отчего вся бытовая техника в доме сбесилась, сваливалась со стола, ломалась, летала по комнате, а железные ролл-ворота в гараже придавили бедного Дориана, едва не перерубив пополам. Не отстал и Макаревич, щедро приправив заказанную на дом пиццу пургеном, отчего Дориан целую неделю мучился жесточайшим приступом .головной боли. А чем еще может страдать достойнейший викторианский джентльмен? (Разве что от домогательств другого джентльмена). Йоне Аарон всю неделю доставал Дориана своей опекой.
Оправившись от раны он появился за кафедрой вновь, принявшись опять поносить граждан Сим-сити, на что Джеймс снова достал «беретту» принявшись ей поигрывать. В ответ на это, нервный Дориан достал из-под кафедры ручной пулемет и выпустил очередь по прихожанам. Все в ужасе поползли к выходу, закрывая головы руками от кусков падающей штукатурки. Один только Йонне Аарон встал в полный рост и крикнул:
- Убей меня, любовь моя (так как между нами говоря, был мазохистом) и получил пулю в живот.
- О, жестокосердечный, я умираю! – закатил свои прекрасные глаза Йоне. – И тебе меня не жаль!
- Жаль! – зарыдал Дориан.
- Тогда исполни мою последнюю просьбу – трахни меня!
- Что? – сразу перестал рыдать Дориан.
- Исполни мою последнюю волю, вот что!
- Но я не знаю как!
- Знаешь! – хитро улыбнулся соблазнительными окровавленными губами Йонне.
Дориан принялся за дело сперва с отвращением, затем с все большим энтузиазмом. Йоне стонал не то от боли, не то от наслаждения. Наконец Аарон дернулся в последний раз и навеки затих.
- Вот ужас-то! – холодела полиция, наблюдая в прицелы лазерных винтовок, как Дориан надругивается над холодеющим телом Йоне.
- Дайте я ему башку размозжу из снайперской винтовки, у меня это хорошо получается! – ныла Диана, попадаясь под руку.
- Да пальните вы в него транквилизатором! – посоветовала сердобольная Арвен.
Когда полиция ворвалась к Дориану, тот сидел рядом с телом Йоне, держа на коленях его голову.
- Так, убийство, изнасилование и некрофилия! – зачитала приговор полиция. – Уберите труп!
- Кто это труп? За оскорбление ответите! – поднял голову Йоне, у которого от мазохизма выработался иммунитет к иаким мелким телесным повреждениям как пуля в живот, разрыв селезенки и перелом основания черепа.
- Скорее грузите его на носилки, пока он не окреп окончательно, а то мы его теряем! – заорал доктор Ватсон и он был прав, потому что тотчас Йоне вскочил, схватил свои штаны и только его и видели, даже с вертолета не догнать!
Дома, дрожа от пережитых сладострастных ощущений, он написал целую книгу «Как я соблазнил Дориана Грея», которая стала бестселлером. Дориан не знал, куда деваться от стыда и не знал, застрелиться ли ему или лучше отравиться. Он все же остановился на отравлении, как наиболее эстетичном виде самоубийства (в самом деле, нельзя же портить такую красоту). За советом он пошел к Ватсону, который в ужасе от него сбежал. В то же самое время туда пришел Йоне, который жаловался на бессонницу от влюбленности. Его встретил доктор Геббельс.
- А, красавчик! Вижу тебе нужна моя помощь! Фамилия?
- Аарон.
- Аарон? Обрезан? Нет? Непорядок! Это мы сейчас исправим! Как говорится, семь раз отмерь… Кроме этого, у тебя ногти вросшие и волосы тоже.
С этими словами от принялся вырывать волосы и ногти у пищащего Йоне. В этот момент в кабинет ворвался Дориан…
Он спас Йоне и они конечно же жили долго и счастливо. Тем более, что после геббельсова «семь раз отмерь» никто уже не мог усомниться, что Йоне – девушка, а не молодой человек…
Между тем из священников остался только Гомер да БГ, самовольно избравший себя далай-ламой, меж тем в городе объявилась неопознанная нечисть с белым лицом и токими же белыми глазами, которая заходила в дома, пугая Симов до полусмерти. Один раз ее у себя обнаружил граф Дракула.
- А, святой воды и распятье! У меня в доме вампир сидит на диване и пьет что-то красное из бокала! – орал он, выскочив на улицу.
- Окстись, Влад, ты сам вампир! – сказал БГ.
- Да-а! Но кроме себя я вампиров не встречал, а люди говорят они страшные и кусаются! – пятился Дракула.
БГ вошел в дом, там в темноте на диване сидело существо и лупало на его белесыми глазами.
- Лой быканах! – сказал БГ.
- Чего? – удивилось существо.
- Ты кто?
- Микаэль Драу.
- Я спрашиваю, ты мальчик или девочка?
- Я само еще не решило.
- Когда решишь, придешь к нам.
С тех пор Микаэль Драу слонялось никому не нужное и сумрачное по городу. Осборн и Тило Вольф поспорили, кто это мальчик или девочка. Мэнсон даже грозился съесть свой анкх, если это окажется мальчик, а Осборн собаку.
Однажды Светлана Сурганова услышала на кухне возню, она привыкла, что вся рок-тусовка ест у нее, но с тех пор как Басков слопал весь борщ, а БГ сторого-настрого запретил откармливать попсу, она пошла проверить, кто там был. На кастрюлей стоял Драу и уплетал котлеты за обе щеки.
- А! А ты говорил, готы не едят не готическую пищу!
От неожиданности Драу уронил на ногу кастрюлю и подовился котлетой.
Светлана стукнула его по спине.
Драу сел на пол и заплакал, размывая слезами грим.
- Тебе-то хорошо! А вот нам готам, очень тяжело в жизни приходится, все нас боятся!
- А ты смой грим, оденься в обычную одежду, веди здоровый образ жизни…
Драу так и сделал, только почему-то, когда он делал утреннюю пробежку в шортах и с косой за плечами, его все равно пугались…
А Тило Вольф подавился анкхом при попытке его съесть, что было очень не готично.

*****
Когда в городе появились Арвен и Арагорн Элессар, то все сразу же стали говорить только об удивительной красоте эльфийской принцессе. Те, кто видел ее впервые, просто немели от ее красоты и не могли вымолвить ни слова, а потом молча изнывали от влюбленности. И никому даже в голову не приходило сказать ей об этом. При этом все только и говорили что о несравненной красоте Арвен.
Примерно в то же время в городе появилась Диана Арбенина. В надежде на халяву бухнуть, к ней пришел знакомится Шнур. Диана разбирала вещи.
- Я сегодня Арвен впервые увидел! – мечтательно сказал Шнур Диане Арбениной. – Она такая красавица, что в моей душе зародилось что-то высокое, мне даже матом ругаться не хочется, бля!
- Подумаешь, Арвен! – хмыкнула Диана. – Кстати, что это за гадость валяется в футляре из-под моей снайперской винтовки? Скрипка?! Откуда в моем доме эта гадость? – с этими словами она выкинула скрипку на помойку.
Удрученный Шнур пошел к Сургановой. Та была не в духе и грустила, глядя в окно.
- Давай лучше бухнём!
- Какой «бухнём»! У меня трагедия: в Сим-сити, оказывается, нет скрипок! Барабаны есть, гитары, рояли, синтезаторы, а скрипок нету!
- А если я принесу тебе скрипку, ты нальешь мне выпить? – подозрительно спросил Шнур.
- Да я тебе разрешу жить в моем баре!
Шнур убежал и через минуту вернулся со скрипкой.
- Вот те раз! Это же моя скрипочка! Где ты ее нашел?
- Возле арбенинского дома на помойке валялась!
В это самое время Арвен пошла в клуб «Склеп» вместе с Арогорном, который пошел играть в дартс, оставив ее скучать за столиком. Диана, даже не зная кто это, подошла и пригласила ее на танец.
********
Как-то раз Арагорн вернулся домой раньше обычного и застукал свою Арвен с Дианой. Минуту он стоял, как громом пораженный, а затем вскричал:
- Арвен, что здесь происходит, объясни!
- Я же тебе говорила, что он еще и дурак! – сказала Диана.
Арагорн, не зная, как действовать в подобных случаях, вышел из комнаты (ибо был воспитанным человеком) и сел размышлять, как ему поступать дальше. Он не знал, как действовать в случае, если тебе наставила рога дама. Пока он размышлял, Арвен собрала вещи и заявила, что уходит от него к Диане.
Таким образом Арвен Элессар стала Арвен Арбениной, а Арагорн понял, что если уж тебе досталась в жены эльфийская принцесса, то надо хотя бы почаще мыться и бриться.
******
БГ готовил завтрак, когда к нему ворвался полуобезумевший Беовульф.
- Спаси, у меня тараканы!
- Вызови санэпидемслужбу, - равнодушно произнес гуру, переворачивая омлет.
- Уже вызвал! Разреши мне побыть у тебя, пока они ни приедут.
- Ты же Гренделя голыми руками задушил, а тараканы это тьфу!
- Так то ж Грендель! Он большой, его можно взять и задушить, а эти маленькие и бегают! Страа-шно!
*****

Как-то к доктору Сургановой на прием пришла Бритни Спирс.
- Доктор, что у меня, посмотрите? – в ужасе рыдала она.
- А, это у вас геморрой, проктолог в соседнем кабинете, - скала Светлана.
- Доктор, как же геморрой может быть на ЛИЦЕ!
- Ой! Так это ваше лицо? Ну тут мы вам бессильны помочь! – ответила Сурганова.
*******
Гламурный подонок Павел-Снежок Волин любил прикалываться и стебаться, поэтому попав в город и увидев столько знаменитостей, сразу начал по-жесткому стебаться.
Как-то его, завязанного в двойной морской узел, принесли на носилках в госпиталь.
- Как это вас угораздило?
- Над Еленой Погребижской прикололся! - ответил Воля.
- Кстати, там еще Дима Билан, застрявший в рояле! – сказал ее ассистент Аллукард Хелсинг.
- Предайте ему, что я врач, а не ветеринар! Горилл мы не лечим! – ответила Сурганова.
*******
В госпитале Сим-сити шла утренняя планерка. В ожидании главврача доктора собрались в ординаторской.
- Слушайте, Розенбаум, у вас бывало так, что лечите пациента от одного заболевания, а он умирает от другого?
- Нет, - с достоинством ответил он. – У меня обычно пациенты умирают от того заболевания, от которого я их лечу.
- А у меня, представляете, был случай: год лечил пациента антибиотиками от ОРЗ, а он умер от цирроза!
- Я б тоже умер от цирроза! – вставил доктор Геббельс. – Что у него было на самом деле?
- А, так на самом деле он пришел на геморрой пожаловаться! Зачем только я начал лечить сопутствующие заболевания!
- Не переживайте, Ватсон, вот я год лечил Фроду Бэггинса от карликового нанизма, а он просто хоббитом оказался! – сказал Розенбаум.
- И как, удачно? – спросили все хором.
- Нет! Он вымахал ростом в два метра, не смог влезть в хоббичью нору, проломил потолок головой, а затем явился ко мне и со злости выбил два зуба!
- Это еще что! У меня полгода лечился пациент от желтухи и расходящегося косоглазия! А потом выяснилось, что он просто Карлос Кастанеда! – сказал Ватсон.
- Да это что! Я два года лечил Елену Погребижскую от простатита!
- А потом?
- Потом я посоветовал ей сходить к гинекологу и пошел сам лечиться от сотрясения мозга и перелома ноги!
- Не, а что на самом деле с ней было? – поинтересовался Ватсон.
- Я же говорю: ЕЛЕНА ПОГРЕБИЖСКАЯ! – раздраженно сказал доктор Геббельс.
В этот момент вошла главврач.
- Ах, какой чудесный день, какое солнышко! – сказала она, вешая скрипку на вешалку и надевая стетоскоп.
- У нас пациент скончался, между прочим! – едко сказал Геббельс.
- Вечно вы со своей чернухой, Геббельс, прям не можете без этого! Давайте лучше об положительном или о рационализаторских предложениях. - Сказала Сурганова, садясь за стол.
- У меня рацпредложение: переведите меня лаборантом на кровь! – выкрикнул Аллукард Хелсинг.
- Да вы уже нарационализировали! В прошлый раз кинулись пациенту кровь переливать, а там в пакетах вместо крови томатный сок! – закричала Светлана.
- Ну вы же любите томатный сок!
- Предположим…
- Ну я думал, вам будет приятно. Я кровь люблю пить, вы – сок, все при своих интересах, так о чем спор? – вкрадчиво промолвил Аллукард.
В этот момент вышибив дверь, в кабинет ворвался Шварценеггер с симом на руках.
- Помогите, у него рак! – завопил Щварц.
- Ему уже не поможешь! – печально констатировал Ватсон.
- У него настоящий рак! В горле и гм… прямой кишке! – ответил Арни.
- Как это случилось? – спросила Светлана.
- В «Рок-н-ролльном погребке» ему не понравились раки, он сказал менеджеру, что они могут засунуть этих раков… гм… Сэр Пол позвал вышибалу Дюка Нюкема, тот попросил повторить, что он сказал… И вот!...
*********
Шварценеггер шел мимо соседнего домика, куда недавно кто-то въехал, но он не знал кто. Вдруг он увидел Вито Корлеоне, выскочившего в диком испуге из домика и голосящего: «Мама мия!» истерическим голосом.
- А, Арни, спаси меня! – Вито спрятался за широкой спиной Шварца. – Представляешь, сегодня зашел поздороваться с новым соседом, а он оказался активным пидорасом, грозился … меня! Представляешь, как это может отразится на моей криминальной карьере! А этот гад говорит, мол, если я еще один раз к нему сунусь, то он … меня, затем порвет на две части и выкинет в окно! После этого даже шестерки меня всерьез принимать не будут!
- Да, никто не будет всерьез принимать человека, которого пидор выкинул в окно, - задумчиво произнес Арни. – Знаешь, ты иди отсюда, а я постараюсь его победить. Никогда еще не видел живого пидора! – с этими словами он вошел в дом.
Первое, что он увидел, была груда телеграмм и цветов, которые стояли на первом этаже повсюду: в вазах, банках, ведрах и просто лежали, сваленные кучей на столе, диванах и полу.
- Эй, пидор вонючий, выходи на честный бой! – крикнул Арни. Никто не отозвался. Он поднялся на второй этаж. Там он увидел девушку в тренировочных штанах и черном топике, с темными короткими волосами, которая изо всех сил старалась разогнуть завязанную в узел штангу.
Арни посмотрел на девушку, на ее полное упорства лицо с карими глазами, на блестящую от испарины кожу с вздувшимися под ней бицепсами и пришел в полнейшее восхищение.
- Ты пидораса тут не видела? – взяв себя в руки спросил он.
- Был тут один, но он уже ушел, - ответила она, не поднимая головы.
- А ты кто?
- Я певец.
- А зачем тебе штанга?
- А я сублимирую.
- Чивоо? – удивился Шварц.
- Энергию куда-то деваю – пояснила она. – Мне петь теперь не дают. Был у нас недавно концерт, так я как спел им, что у них пробки вырубились, тогда я решил спеть чуть погромче без микрофона и здание дало трещину. Киркоров, узнав, что ему придется петь без микрофона, повесился в своей гримерке! Бритни Спирс отравилась, Басков сорвал голос, пытаясь спеть как я и застрелился. Мэр, узнав про все это запретил мне выступать, мотивируя тем, что у нас в городе артистов не останется скоро. Зато зрители в благодарность за Киркорова шлют мне цветы и телеграммы. Но мне-то петь охота, вот я штанги в узел со злости и завязываю, а развязывать у меня пока плохо получается!
- А звать тебя как?
- Еленой Погребижской.
- Выходи за меня, Елена Прекрасная! – в экстазе пав на одно колено произнес Шварц, доставая из кармана тренировочных штанов колечко с бриллиантом.
- Помогите, извращенец! – закричала она. – Да я тебе, пидору, руку сломаю!
- Ах, ломайте, моя душенька, от ваших рук мне и смерть прекрасна!
… Доктор Сурганова только что вышла из операционной и собиралась попить кофе, как в кабинет к ней ввалился Шварценеггер с двумя сломанными руками.
- Как это вас угораздило? – поинтересовалась Светлана.
- К Погребижской хотел посвататься! – пожаловался Арни.
Светлана наложила ему гипс и задумчиво стала возле окна.
- Не, не пойду я свататься к Погребижской! – решила она.

******
Один раз Шнур пришел в гости к Арбениным, а те как раз собирались на выставку-инсталляцию художника-постмодерниста концептуалиста Пелевина (драные ботинки, раскисшие макароны, пачки из-под стирального порошка под стеклом).
- О, здорово, дамы! Куды намылиссь?
- На выставку концептуального искусства, - ответила Арвен, потупив глазки.
- Культурные девчонки, …ля, попались. Ты вот мне лучше скажи, Диана, на Лесбосе что, началась война, что ты постоянно ходишь в камуфляже?
- Каждый рок-музыкант это боец с социальными и нравственными пороками, и мой вид, это показатель моего отношения к року! – с достоинством произнесла Диана. – Идем, Арвен! – они вышли из дома, закрыв стеклянную входную дверь.
- Эвона как! – пробормотал Шнур, покачнулся, согнулся и его стошнило прямо на резной столик Арвен в позднеэльфийском стиле.
На следующий день он появился в «Рок-н-ролльном погребке», владельцем которого был известный кулинар Макаревич. Шнур был полностью одет в камуфляжную форму, кроме двух грязных полуразвалившихся башмаков и помятой серой шляпы. Он подошел к ближайшему столику, взобрался на него, наступив на чей-то бутерброд и принялся ораторствовать:
- Товарищи, рок-музыкант должен быть бойцом, искореняющим социальное зло. Я решил стать таковым и принять бой с самым страшным явлением – алкоголизмом, посредством уничтожения его причины – алкоголя! Отныне, каждый вечер я буду собирать свою армию и вести войну. Ура, товарищи! – с этими словами он спрыгнул со стола, подошел в пивному крану и приложился к нему.
В тот вечер он победил все пиво, имевшееся в том кафе, молодые вина и алкогольные коктейли. Он бы победил еще и коллекционные коньяки, но у него закончились деньги. С тех пор, каждый вечер он приходил сюда, выпивал почти весь алкоголь и уходил домой. Но приходя сюда вечером, он обнаруживал, что его усилия проходили впустую, так как каждое утро запасы «Погребка» пополнялись!
Шнур собрал целый отряд уничтожителей алкоголя, куда он позвал чету Шварценеггеров, которые оба работали супергероями, гнома Гимли, как бездонную бочку, способную уничтожить не одно ведро пива; эльфа Леголаса, эльфы, как известно, не пьянеют; Венечку Ерофеева, который пил все, что горит, и поручика Ржевского, известного любителя выпить на халяву. С криком «Я победю тебя с такой армией, демон алкоголь!» он сел за стол. Но идея потерпела провал. Выпив пять бочек пива, Гимли все же захмелел, разнес топором пол кафе, распугав при этом всех посетителей. Ржевский, одолев пол ящика водки, пошел по бабам, Венечка пришел к выводу, что ему не хватает его знаменитых коктейлей, пошел за ингредиентами, а там пришел к выводу, что они вреднее, чем алкоголь в чистом виде, поэтому решил выпить весь растворитель и клей БФ. В Леголаса влезало очень мало алкоголя, ввиду его эльфийской тщедушности, поэтому он пил исключительно коллекционные коньяки с лимоном и устрицами. За три рюмки он пропил больше, чем все остальные вместе взятые. Дольше всех держались супергерои, налегая преимущественно на ром и виски. Первой свалилась под стол Елена с воплем: «Все, щас точно спою!». Остатки посетителей, в ужасе оттого, что на них может свалится еще и потолок, выскочили на улицу.
- Ой, то не вечер! – запела Елена из-под стола. Вскоре в кафе стало тихо, только раздавался храп двух супергероев, которых не удалось отнести домой, ввиду их далеко не маленького веса, помноженного на вес всего выпитого.
На следующий день супергерои страдали суперпохмельем и не смогли выполнять своих обязанностей, ввиду этого, дон Корлеоне так распоясался, что посреди белого дня ограбил Центробанк Сим-сити, обрушив всю экономику города.
Шнур не унывал, он продолжал нелегкий путь борца с алкоголем в одиночестве, в течении многих лет в двоичном летоисчислении он приходил в кафе каждый вечер, выпивая все, за что мог заплатить, при этом он шептал: «Алкоголь, я прикончу тебя и не дам тебе отравить еще кого-нибудь!». В конце-концов, Жан-Поль Сартр, ставший к тому времени мэром Сим-сити, вручил ему медаль «За борьбу с алкоголизмом».
*****
Один раз Сурганова поехала все-таки отдохнуть в ночной клуб и познакомилась там с очень красивой длинноногой блондинкой. Познакомилась, а телефон взять не успела, даже имя свое назвать не успела, всего один танец протанцевать успели, потом ее вызвали к больному и она, как человек дававший клятву Гиппократа, поехала спасать сима, забыв о личном. Теперь она лежала на диване и тосковала о ее пронзительно-голубых глазах. Рядом сидели Шнур и Ржевский.
- Как можно быть такой растяпой! – выговаривал ей Шнур. – Забыть взять телефон!
- Даже если бы у меня был телефон, то что бы я ей сказала?
- Ну предложила бы ей ето самое…, - замялся Ржевский, подбирая слова.
- Он хочет сказать, прогуляться в парке, - перевел Шнур.
- А потом бы это…
- Он хочет сказать, подарила бы ей коробку шоколадных конфет.
- Да все равно я ее уже никогда не найду! – вздохнула Светлана. – Я только и знаю, что ее зовут Йонне, у нее розовая кофточка с оборочками, кружевные чулочки и красивый маникюрчик!
- Да плюнь ты на нее! Что тебе, баб мало, что ли? – удивился Ржевский. – С любой можно познакомится, надо только подход иметь! Вот подходишь к бабе и говоришь: «Мадам, разрешите вам..»
- …впердолить! Ага, пошляк ты, Ржевский! Как можно такое ляпнуть при даме, … твою мать!
- Это не дама, а…
- Ржевский, молчать!
- Медицинский работник, я хотел сказать! А там я хотел сказать: «Разрешите вам предложить чашечку чая»! А ты что подумал?
- Ты извращенец! – выкрикнул Шнур. – Даме нужно предлагать только чистый спирт!
- Кстати, а может пойти поискать эту девушку? – предложил Ржевский.
- Да где же мы ее найдем?
- Ну там же, где ты в прошлый раз нашел скрипку – на поймойке возле арбенинского дома.
- Да я так тоже сначала подумал, но там только две сгоревшие плиты и мешок бутылок из-под абсента лежат, - ответил Шнур.
- Да ну вас! – отмахнулась Светлана. - У меня от вас…
- Критические дни начались? – ляпнул Шнур.
- Нет, голова разболелась, - ответила Светлана, вставая с дивана.
Ржевский дал пощечину Шнуру.
- Я вызываю вас на дуэль, нельзя при дамах говорить пошлости, даже если она гм, … того… медицинский работник! Я швыряю вам свою перчатку!
Оглянувшись вокруг, Ржевский не обнаружил никаких перчаток поблизости, поэтому снял с ноги свой дырявый вонючий носок и кинул его в лицо Шнуру.
- Ребята, а где моя фляжка с коньяком? – крикнула Сурганова из соседней комнаты.
- Под роялем валяется! – крикнул Шнур.
- Это не моя! – ответила Сурганова. – Моя была с коньяком, а эта пустая!
- Ну, куда делся коньяк, мы не знаем, но это точно твоя фляжка! – выкрикнул Ржевский.
- А, ну вас! – произнесла Светлана, беря томик Гумилева и зачехленную скрипку. – Я пошла на поиски девушки, а когда ее найду, то почитаю ей стихи и сыграю на скрипке.
- Дуэль! – закричал Ржевский.
- У меня нет пистолетов, - ответил Шнур. – Прелагаю биться на том оружии, которое есть у нас обоих – грязных носках!
- Идет! – ответил Ржевский. – К барьеру!
Светлана вышла на улицу, совсем не представляя, с чего ей надо начинать поиски, поэтому она прошла несколько улиц, расспрашивая прохожих, но никто ей не смог сказать ничего вразумительного. Тогда, дойдя до парка, она присела на скамейку и заиграла очень грустную мелодию на скрипочке. Доиграть ей не дали, позвонили из госпиталя, сообщив, что в реанимацию доставлены два человека, отравленных неизвестным ядом.
В это время на другом конце города, в очень модном районе, на красном кожаном диване лежал и плакал Йонне Аарон.
- А-а-а, мне не везет! Я несчастный! Меня никто не любит и не хочет! Я потерял свою любовь!
Рядом с ним сидели и утешали два его друга – Макс Штирлиц и Джеймс Бонд.
- Все тебя любят, тебя нельзя не любить, Йонне! – утешал его Бонд.
- Да-а-а, ты меня не любишь! Когда познакомился, то думал, что я блондинка, а когда оказалось, что блондин, ты меня бросил, пра-ативный!
- Мне по рангу не положено!
- А ты, Штирлиц, мужчина моей мечты, почему ты меня не любишь?
- Мне нельзя быть замеченным в порочащих меня связях! – гордо отчеканил Штирлиц.
- Так никто и не узнает, если Джеймс не разболтает, милый! – проворковал Йонне, подвигаясь ближе к Штирлицу. Тот проворно вскочил.
- Джеймс, я думаю у нас есть только один выход: помочь найти Йонне его любовь! Что ты о нем знаешь?
- Только то, что он играет на скрипке. Я даже имени его не знаю! Но у него такая лучезарная улыбка! Ах, помогите мне, друзья!
- Макс, насколько я знаю, в нашем городе всего два человека играют на скрипке, - произнес Бонд, выходя из дома.
Через час они вернулись втроем, ведя изумленного Холмса к дому Йонне.
Холмс и Йонне изумленно уставились друг на друга.
- Я так и не понял, зачем вы меня сюда привели? – спросил Холмс. – И где обещанный сюрприз?
- Кто это? – изумился Йонне, глядя на Холмса.
Настала пора удивиться Штирлицу и Бонду.
- Разве это не он? – хором спросили они у Йонне.
- Нет, конечно! Тот был маленького роста, а это великан какой-то!
- Так кто же это? – удивился Штирлиц. – В нашем городе всего два человека играют на скрипке, Сурганова и Холмс. Сурганова не мальчик, значит это Холмс!
- Штирлиц, вы хорошо боксируете?
- Изрядно, а что?
- А то, что я джентльмен и не могу вам морду бить! Вы к кому меня привели? – завопил Холмс.
- В чем же наша ошибка? – разом завопили Бонд и Штирлиц.
- Элементарно, Штирлиц! – Холмс вытащил из кармана фотографию, на которой он был заснят вместе со Светланой на концерте. – Смотрите! – он сунул фото Йонне под нос. – Это ваш мальчик?
- Да! – радостно завопил Йонне. – Где он и как его зовут ????!!!!
- Светлана Сурганова, главврач нашего госпиталя.
- О, какой позор! Меня угораздило влюбиться в женщину! – зарыдал Йонне, упал на тахту и сломал ноготь.
******
Как-то вечером Веничка Ерофеев пришел в «Рок-н-ролльный погребок» и сев за столик, начал приготавливать один из своих знаменитых коктейлей. Вокруг собралась толпа зрителей и почитателей его таланта.
- Ну, кто отважится продегустировать мой новоизобретенный коктейль?
Веничка поднял глаза и узрел Ее, ослепительно сиявшую в ореоле неземной красоты.
- Разрешите, я попробую? – произнесла Королева, протягивая руку. Сказала так, взяла стакан и выпила залпом, предварительно выдохнув.
- Ничего коктейльчик, рулит! Сразу видно, душевно приготовлено, но абсент лучше! – сказавши так, она гордо проследовала к своему столику.
- О, моя прекрасная Королева, не покидай меня, мое лучезарное видение! – вскричал Веничка, опускаясь на колено перед своей вновь обретенной королевой сердца. – Конечно, я недостоин вас, я жалок и ничтожен, но все ж заклинаю: будьте моей супругой! Вы будете сидеть в саду и обонять розы и лилии, а я буду любоваться вашим гордым профилем!
- Тут одна проблема: я занята!
- Ах, понимаю! – с горечью воскликнул Веничка, - как же я не понял, тупица: такая красивая женщина обязательно должна быть замужем! Кто этот счастливец?
- Арвен Ундомиель, Вечерняя звезда!
Как громом пораженный Веничка сполз по стенке.
- Ах, я буду думать о тебе вечно, прекрасная дева, и сочинять в твою честь коктейли всю ночь!
Диана взяла под ручку Арвен и вместе они вышли на стоянку автомобилей возле бара.
- Дина, почему от тебя вдруг женским парфюмом пахнет? – поинтересовалась Арвен.
- А, это Веничка в коктейль «Шанель №5» налил. А что, эльфы умеют шевелить ушами?
- Только если на них перегаром дыхнуть, - ответила Арвен.
- Черт, стоить оставить машину на пару часов, как у нее крадут руль! Куда только охрана стоянки смотрит!
- Диана, на заднем сидении руля не может быть! Ах, Элберет Гильтониэль, видно, мне снова придется вести машину!
Между тем Веничка всю ночь готовил знаменитые коктейли и пил за здоровье прекрасной дамы сердца. Под утро бар закрылся, так как был ночным. Мучимый похмельем Веничка побрел в круглосуточный «Рок-н-ролльный погребок».
- Хересу у вас нету?
- Почему же? Есть! – ответила подоспевшая худощавая официантка в деловом костюме и лаковых туфельках на шпильке.
- Как! У вас продают херес раньше двух дня?
- Да, а что вас удивляет?
- Нет, ничего! – пробормотал Веничка. – А «Каберне» у вас есть?
- И каберне. Так вам херес или каберне?
- А полусухое за рупь двадцать у вас есть? – не сдавался Веничка.
- У нас все есть, тут же демократия и рыночная экономика в чистом виде, а не какой-нибудь застой! Херес, квас, пиво всех сортов, коньяк, мартини, ром, виски, холодный «Ред Девил» в банках!
- А вымя под соусом есть? – осенило Веничку.
- Нет, вымени нет! – поджала губы официантка.
- Как так? Все есть, а вымени, под соусом, значит, нет? Может я сюда не похмеляться пришел, а съесть вымя и послушать Козловского! А у вас тут постоянно «Биттлз» крутят, интересно, почему?
- Наверно, потому что у нас администратором Пол Маккартни работает! – невозмутимо ответила официантка. Неприятная какая-то баба, не нашенская, прям английская леди. Где они таких официанток берут, что человеку тошно смотреть на них?
- Так вы будете заказывать? – спросила Маргарет Тэтчер.
- Нет, из принципа не буду! – вскричал Веничка, – меня всю ночь тошнило со всех трех сторон: из уст и двух ноздрей, а теперь меня мутит от изобилия, ибо душа требует полета.
- Что ж, будет тебе полет! Нюкем! – крикнула она охраннику. – Проводите этого кренделя на улицу!
******

Появившись в Сим-сити, Зигмунд Фрейд устроился работать психиатром в госпиталь, но ему категорически не везло с первого дня работы, пациенты попадалась какие-то нервные, и все время норовили дать ему в глаз во время сеанса психоанализа. Первым его пациентом стал король Арагорн.
- Тэк-с, на что жалуемся? – бодренько спросил Фрейд.
- На депрессию, доктор! И еще, мне кажется, что у меня комплекс неполноценности. Моя жена, эльфийская принцесса Вечерняя звезда, ушла от меня, меня никуда не принимают на работу, меня, короля Эльфийского камня! Я никому не нужен и делать ничего не умею, кроме как воевать и быть следопытом.
- Спешу вас успокоить, никакого комплекса неполноценности у вас нет! Вы того, действительно, какой-то неполноценный! Кроме этого у вас наблюдается пароноидальный парафренный бред, затемнение сознания, мания величия и явные галлюцинации.
- Да ты хоть понимаешь, с кем разговариваешь, человек? – спросил Арагорн, вставая в полный рост и доставая меч из ножен.
Фрейд понял, что имеет дело с буйнопомешанным и, выпрыгнув в окно, сломал руку.
Арагорн горделиво расправил плечи.
- А моежет, зря я так с этим доктором? Благодаря ему я ведь понял, что не я такой неполноценный, а место где я живу не нуждается во мне! Пойду я в дикие края вновь искать приключений и добывать славу!
В другой раз Фрейда позвала в гости сама главврач госпиталя. Фрейд был большим ценителем искусства, поэтому Светлана показала ему большую коллекцию абстрактной и сюрреалистической живописи (подлинники).
- Ах, дайте мне адреса этих художников!
- Зачем вам? Хотите заказать картину?
- Да нет, найти новых пациентов!
- Ах, вы не любите абстрактной живописи, тогда посмотрите репродукции классиков. Вот это «Боярыня Морозова».
- Н-да! Символично! Только почему такая неприличная картина у вас в гостиной висит?
- Доктор Фрейд! Не ищите неприличного подтекста там, где его нет, это картина вообще про другое! А вы о чем думаете? Ешьте лучше салат из омара!
Гость съел салат и подошел к другой картине – «Данае».
- А что это она валяется в неглиже? – спросил он.
- На нее изливается золотой дождь.
- Н-да! Золотой дождь… - произнес Фрейд задумчиво. – Так вы еще и к этому роду извращений склонны?
- Какому? – ответила Светлана из соседней комнате. Фрейд успел съесть вторую миску салата, когда Светлана подошла и отвесила Фрейду пощечину.
- За что?
- Да до меня только что дошло, что вы имеете ввиду!
Фрейд потер щеку.
- А вы давно проверяли ваш Ай-Кью?
- Доктор! – угрожающе произнесла она. – Иногда лучше жевать, чем говорить! Ешьте лучше салат!
- Так салата не осталось! Пойду-ка я домой!
- Идите! А «Мишек в лесу» я вам не покажу, а то вы меня еще и в зоофилии обвините!
********
Все было в Сим-сити гладко и благополучно, пока не появился некто, который по ночам переворачивал мусорники и взрывал динамитными шашками почтовые ящики. Особенно страдали жители центральной улицы. Главврач госпиталя Светлана Сурганова каждое утро собирала разбросанный мусор обратно в бак и прибивала новый ящик, она даже не жаловалась, в отличие от Жан-Поль Сартра и БГ, которые увидев подобный разгром на своем участке, громко выражались нецензурными словами, грозя переломать руки-ноги виновнику.
В один прекрасный день Светлана обнаружила свой новенький «Ягуар» закиданный тухлыми яйцами и гнилыми помидорами. Она не выдержала и поставила на участке замаскированные капканы. Каково же было ее удивление, когда в них попался ни кто иной, как Эрнесто Че Геварра собственной персоной.
- Че, вам должно быть стыдно, заниматься такой чепухой! – выговаривала она ему.
- Почему же? Таким образом я протестую против бесполезной буржуазной роскоши и мещанства. Вот тут сплошные обыватели, этот город нуждается в революционных преобразованиях!
- Да не в чем он не нуждается! А вот мне в госпиталь нам нужен врач. Займитесь лучше полезной деятельностью, а не вашим этим анархизмом! Вот вы думаете, что я мещанка какая-то буржуазная, а эту машину я приобрела на деньги, заработанные в госпитале! А что полезного для Сим-сити сделали вы?
Эрнесто задумался.
- Ладно, я понял нецелесообразность своих действий, я буду работать в госпитале.
- Вот и славно! Пирожков хотите? И партию в шахматы?
- А пирожки с мясом? – подозрительно спросил Че.
- С мясом, с мясом! Только не переворачивай больше мусорников, ладно?
С тех пор Светлана и Эрнесто подружились, играли в шахматы, ездили на совместные велосипедные прогулки, беседовали об искусстве. В один прекрасный день, Че явился одетый во фрак, опустился на одно колено и протянул ей колечко в коробочке. От неожиданности Светлана ойкнула и замахала руками.
- Нет, нет, нет! Я не могу за тебя выйти, ну просто никак!
- Ах, ну почему, неужели я такой отвратительный и ты меня совсем не уважаешь?
- Дело не в этом! Понимаешь… - она села, явно намереваясь рассказать какую-то длинную историю, но Эрнесто не дал ей этого сделать. Он встал с колен, намереваясь уйти.
- Ладно, я ухожу отсюда навсегда! Прочь из этого города! Я уйду в Эрафию и сгину там без вести! – сказавши эту тираду он повернулся к выходу.
- Постой! – крикнула Светлана. – Сыграй хотя бы шахматную партию со мной на прощание!
- Нет! – ответил он гордо. – Я отправлюсь в Эрафию поднимать восстание среди закрепощенных чертей, потерплю поражение и умру с твоим именем на устах!
- Ладно! Я согласна! Только, чур, я буду без фаты и во фраке!
Так город получил целых два доктора Че Геварра.
- Только давай домик перекрасим! – сказал Эрнесто. – А то перед коллегами неудобно – смеются, мол, ты в домике Барби живешь! Зачем только ты его покрасила в розовый цвет?
- А чтоб все задолбались спрашивать! – ответила Светлана. – В какой цвет будем перекрашивать дом?
- В красный конечно!
- Да зачем?
- Чтоб все задолбались спрашивать! – ответил Че.
Через неделю он прибил на дом табличку: «Штаб кружка марксистов. Часы заседаний: пятница с 18-00»
- Эрнесто, зачем ты табличку прибил? – спросила Светлана.
- Да задолбался объяснять.
Так они и зажили. По вечерам в пятницу бывало не скучно, зато остальные вечера надо было чем-то заполнить, поэтому супруги отправились на концерт. В концертном зале в тот раз выступал дуэт «Туточки» одетый в малоросские расшитые рубахи с программой «Хорошо в стране сим-ситской жить». Закрывала концерт Катя Лель одетая в рабочую робу с песней «Полезно есть сырые огурцы». Светлана решила пойти к министру культуры.
- Здравствуйте, моя фамилия Че Геварра.
- Где-то я эту фамилию слышал, - почесал затылок Шандыбин.
- У меня есть концертная программа, не хотите послушать? На стихи поэтов серебряного века.
- Не надо нам! Народу нужно понятное искусство. Вот например, мы ставим балет «Черная металлургия», не желаете поучаствовать?
- Нет, - сдержанно ответила Светлана.
- Вы по профессии кто7
- Врач.
- Вот и напишите нам песню про профилактику глистных заболеваний.
- Давайте я лучше на скрипке Паганини сыграю. А еще я могу спеть гимн «Боже, царя храни» на английском, - сказала Светлана и подумала, а не ляпнула ли она чего лишнего.
- Послушайте, товарищ Че Герарра, имени вашего вспомнить не могу…
- Меня зовут Светлана.
- Что Светлана, это я понял, а вы женщина или мужчина?
- Я – доктор и я рок-музыкант!
- Ах, так вы один из этих прозападных гадов, что страну развалили, - заорал Шандыбин, хватая со стола пресс-папье. Тут Светлана поняла, что тут явно перегнула палку и бросилась к выходу. Она бежала по улице, следом за ней несся Шандыбин с двумя стульями (он промахнулся, бросив в нее пресс-папье и теперь взял на вооружения стулья). – Сюрреалисты вонючие! Имажинисты декадентские, я вас научу сим-реализм любить!
Светлана вбежала в первое попавшееся здание с вращающейся стеклянной дверью. Перед ней оказался изящный молодой человек в драной тельняшке и сантиметром на шее.
- Стилист Егор Летов, глава дома моделей «Летоff Style».
- Похоже на рок-музыкантов снова начались преследования. – промолвила Светлана, прислоняясь к стене.
- Так оно и есть, мне пришлось в модельеры переквалифицироваться. А вы шикарный типаж для моей новой коллекции.
- Нет, ну что вы, какая из меня фотомодель!
- Просто отличная! Хотите посмотреть коллекцию?
Коллекция представляла собой различные вариации из драных джинсов, тельняшки, порванной на плече, вытянутой кофты, обрезанной белой футболки, косухи в заклепках и кирзовых сапог. Светлана восхищенно ахнула. С тех пор она и Эрнесто стали лицом моделей «Летоff Style», а в коллекцию добавилась еще одна фирменная фишка – фуражка со звездочкой.
Светлана долго думала как спасти погибающее искусство Сим-сити и прибила с другой стороны двери табличку «Симский рок-клуб, ежедневно с 20-00 до 04-00, кроме пятницы. Вход бесплатный, (исполнителям желательно иметь при себе инструменты)». С этих пор дом семьи Че Геварра сделался культурным центром для непризнанных музыкантов, которым министр культуры Шандыбин запретил выступать на большой сцене.
В один из таких вечеров, точнее, под самый конец, часа в три к ним заявился профессор Преображенский. Он с достоинством достал карманные часы на цепочке и постучал по циферблату.
- Ну хорошие у вас часы, так зачем этим хвастать? – сказала Светлана.
- Нет, но они еще будут мне хамить! – взорвался Преображенский. – Три часа ночи, а они поют хором «Мураками»!
- Так это значит, что мы заканчиваем.
- Хорошенькое «заканчиваем»! Потом ваши гости еще будут петь на бис!
- Это не гости, а полноправные члены рок-клуба. Им негде больше петь. Поэтому мы собираемся у меня и поем рок, джаз, альтернативу.
- Альтернативу чему? Музыке? – съязвил Преображенский.
- Ну хорошо, профессор, вы не любите такую музыку…
- Да, не люблю! Мне близка опера и романсы, знаете ли…
- Вот приходите и послушайте как Елена Шварцнеггер их поет.
- Нет уж, увольте! – почему-то обиделся Профессор. – Вы –решительно невыносимые соседи! Доктор Борменталь, например, из-за вашего гама совершенно не высыпается и не может работать совершенно.
- Доктор Борменталь работает в нашем госпитале венерологом и спит весь день на работе. В Сим-сити отродясь не было венерических заболеваний…
- А вы проверяли?
- Не надо мне хамить, профессор, я вам не Швондер!
Преображенский посмотрел на Светлану.
- Да-а? А по виду не скажешь… Хамят пролетарии, а мы – интеллигенция…
- Вы бы лучше смотрели за вашим пролетарским Лёшкой Кошкиным. Ваше подопытное животное затерроризировало весь район! Давеча оно у меня влезло в окно, украло селедку, а когда я гонялась за ним со скалкой, вспрыгнуло на штору и оборвало ее вместе с карнизом. Вчера он вбежал, сожрал весь корм у собаки, вспрыгнул на рояль, проломил его, попытался лизнуть свои яйца, упал с рояля и разбил при этом коллекционную вазу. Я заставлю вас платить, профессор. У вас дурацкая идея – если из собаки не получился человек, то с чего вы решили, что кот – лучший претендент?

******
Как-то Арнольд явился домой, сжимая в руках оторванную руку. Вместо левого глаза на его лице красовалась красная пустая дыра. Елена с криком бросилась к мужу.
- Кто это сделал? Я зарою его!!!
- Ерунда, милый, просто мы с Беовульфом поспорили по пьяни, что он не оторвет мне руку!
- Ну?
- Как видишь, результат на лицо! – печально констатировал Шварц.
- А с глазом у тебя что?
- Я же говорю, результат на лицо! Мы ж с ним на глаз спорили! Осторожно, не обнимай меня, вытащи сначала глаз из кармана!
Елена бросилась к телефону, едва не сбив с ног сына.
- Пап, а что с папиной ручкой?
- Не спрашивай, потом тебе объясню, лучше принеси льда и запри сестру наверху в детской! Лучше ей всего этого не видеть! Алла, дайте мне к телефону доктора Че Геварру.
- Вам какого? – спросили в трубке.
- Давайте Светлану. Свет, это Лена, тут Беовульф отвинтил руку и глаз моему Арни, сделайте там с Эрнесто все в лучшем виде! Я же помогла поймать вам того маньяка, выпивавшего за ночь весь ваш формалин, когда полиция была уже бессильна.
- Я конечно тебе благодарна, хотя им оказался Веничка, мне его еще от цирроза потом лечить пришлось! Но я тебя уважаю, как… талантли…вого супергероя, и Арни обожаю, уважаю то есть, как… ну, просто уважаю, короче!
- Аллукард, готовьте операционную! Эрнесто, представляешь, эта дубина Беовульф придал нам работки – покалечил Шварца! Мало нам того, что он со всеми лезет обниматься, а потом к нам доставляют Симов с поломанными ребрами!
******
Утром на лужайке перед арбенинским домом появилась бочка, из которой доносилось сопение.
- Интересно, кто там сидит? – удивилась Арвен и просунула туда лембас.
Из бочки донеслось хрустение.
- Интересно, а если просунуть туда колбасы? – задумчиво произнесла Арвен.
- Лучше мне колбасы просунь! – закричала Диана.
- Ты и сама ее можешь взять, а тот, кто сидит в бочке, вылезти оттуда не может, он, верно, нас боится!
Арвен скормила целый пакет нарезки, просовывая ломтики в щель.
- Тебе сыру принести? – спросила Арвен.
- Угу! – ответили из бочки.
Прошла неделя. Арвен на ночь оставляла миску с едой, по утрам миска оказывалась пустой. Кроме этого, каждое утро она просовывала в щель лембасы, колбасу и сыр.
- Да кто у вас там живет? – спрашивали соседи.
- Не знаю, но лембасы страшно любит!
- Ням, ням, ням! – доносилось из бочки.
Как-то утром к ним пришла делегация, состоящая из БГ – ректора Университета Сим-сити и судебного пристава Сартра.
- Вылезай, тварь бочкотарная! – завопил БГ. – Лекции по философии кто за тебя будет читать?
В бочке молчали. Не добившись никакого результата, делегация ушла, споткнувшись по пути об сенбернара Робеспьера, задремавшего на солнышке.
Утреннее солнце било в большие стрельчатые окна арбенинского дома. Диана, одетая в расстегнутую рубашку, семейные трусы и носки, сидела в кресле, наигрывая на гитаре уже целое утро. Снизу доносился запах жженой резины и дивное эльфийское пение. Все это мешало сосредоточиться на творчестве.
- Милая, а что там резиной воняет? – крикнула она Арвен.
- Это пицца сгорела! – ответил мелодичный голос снизу.
- А почему резиной воняет?
- Это вас, людей, надо спрашивать, что вы там в свои полуфабрикаты пихаете! – сказала Арвен.
Арбенина не ответила, а вновь принялась играть на гитаре. Голод не давал ей покоя. Через пять минут она поднялась с кресла, отложила гитару и подошла к лестнице, ведущей на первый этаж.
- Так я не поняла: у нас завтрак сегодня будет? – крикнула она, наклонившись вниз.
- А ты будешь пиццу, намертво приставшую к тефлоновой сковородке?
- Думаю, нет!
- Тогда завтрака у нас не будет!
- Почему?
- Пиццы закончились! Было три, но все сгорели и все воняют резиной.
- А ты целлофан с них снимала?
- А что, надо было?
Вместо ответа Диана спросила:
- А кошку ты кормила?
- А что, кошка сама поесть не может? К тому же я ее не видела уже пару дней.
- А сенбернара ты кормила?
- Он сам что-то уже нашел и поел.
- Угу, судя по всему, нашу кошку, - пробормотала Диана, возвращаясь к креслу, пихнув по пути пустую пивную бутылку.
В этот момент во входную дверь позвонили.
- Арвен, открой, я в домашней одежде!
- Кого это назгулы принесли? – удивилась Арвен. – А, многоуважаемый мастер Боб и его поверенный стряпчий мастер Достоевский! Милости прошу!
- Диана, это БГ пришел!
Через минуту Диана чинно спускалась по лестнице, одетая во фрак, в руках у нее дымилась гавайская сигара.
- Чем обязана такой честью видеть вас у себя? – великосветским тоном произнесла она, небрежно облокотившись о перила лестницы. – А, господин Гребенщиков, господин Достоевский, вы желаете получить мой автограф, понимаю! Это обременительно для меня, но лично для вас я сделаю исключение!
- Дина, сходи ты к Фрейду, у тебя мания величия что-то разыгралась! – промолвил Боб. – Мы хотим не твой автограф, а автограф Арвен в деловом договоре. У нас намечается деловая сделка, поэтому мы были бы благодарны, если бы ты очистила помещение.
Диана с достоинством удалилась, думая по пути наверх, каким это таким бизнесом занялась Арвен. «Наверное БГ покупает у нее большую партию приворотного зелья» - решила она и успокоилась.
Через час в комнату влетела сияющая Арвен.
- Поздравь меня, теперь мы будем богаты! Только что я собрала 54% акций «Первой мифрильной компании», которой принадлежат рудники в северной части Авлии и западе Эрафии.
- Ну и что?
- Как? Скоро там найдут мифрил и мы будем богаты!
- Ты хочешь сказать, что там мифрил еще не нашли? – в ужасе произнесла Диана.
- Нет, конечно! Если б он там был, то у меня бы не хватило денег приобрести контрольный пакет акций.
- Подожди, а так ты откуда взяла деньги?
- Продала свои драгоценности, твою машину и коллекцию гитар, заложила наш дом и взяла кредит в два миллиона.
- О-о-о, - простонала Диана, берясь за голову. – А что мы будем есть?
- Я устроилась работать на биржу, а по вечерам буду выступать в «Рок-н-ролльном погребке», играя на свирели! Потом, когда мы разбогатеем, я подарю тебе хоть «Бентли» ручной сборки! - сказав это, она переоделась в синий деловой костюм, туфельки и схватив ноутбук вышла на улицу, где ее ждал автомобиль.
- Какой кошмар! – произнесла Диана. – Ну кто меня тянул за палец жениться на эльфийке! От них ну никакой пользы в хозяйстве!
Она оглядела кухню: сквозь дым различались лежащие на столе три сгоревшие пиццы, грязная посуда в забитой мойке, лужи грязной воды на полу, пучки каких-то трав, развешанных под потолком… И никакой жратвы в округе!
Диана побрела к лужайке и пнула бочку.
- Вылезай, у нас жратва закончилась! Мы с голоду помираем, иди преподавать в университет! Вечером нам поесть принесешь!
Из бочки выполз заросший мужик, одетый в простыню.
- Рад представиться: Диоген Лаэртский! Видно, придется работать!
- Хм! А что ж ты раньше не шел на работу?
- А зачем? Я ж философ! А ты почему не идешь работать?
- Я – богема! – гордо сказала Диана и удалилась.
- Скажите пожалуйста! – удивился Диоген и побрел к университету.
Две недели Диоген приносил им деньги и продукты. Между тем, Арвен взяла еще кредит, скупив почти все акции «Первой мифрильной». Диана перестала не только разговаривать с Арвен, но и принципиально не замечала ее, как только эльфийка ни старалась. Впрочем, стараться ей особо было некогда, приходя домой с двух работ, она вываливалась из машины и тут же засыпала прям на лужайке. Диана ходила вокруг нее кругами, размышляя, а не настало ли время смыться отсюда, пока Арвен не вздумала заложить еще что-то, например, ее, Дианы, почку или печень.
- Нет, слава абсенту, мои почки никто не заложит! – произнесла она. Ее взгляд упал на хрупкую распростертую фигурку, скользнул по полураскрытым во сне губкам Арвен и белой нежной шеей. Диана присела рядом с ней на землю. Темное небо было усеяно крупными звездами, вокруг царила всеобъемлющая тишина, нарушаемая только треском многочисленных цикад, да хрустением лембаса, доносящимся из бочки. В воздухе разливалось благоухание цветущего сада. Диана наклонилась над Арвен и … в этот момент все телефоны в доме зазвонили. Арвен обалдело вскочила, выхватывая мобилу из кармана. По мере разговора выражение лица Арвен все больше и больше менялось. Под конец она захлопнула телефон и произнеся: «Нет, этого не может быть! Я отправляюсь в сады Мандоса!» упала в продолжительный обморок.
В этот момент из-за угла улицы выскочил БГ в одном нижнем белье, который бежал с безумным криком: «Вот я дурак! Ну кретин и дебил!» и рвал на себе волосы. Бородка его вся была вырвана.
- Да что случилось? – спросила Диана у появившегося из бочки Диогена.
- А, да сейчас по спутниковому телевидению передали, что на ваших шахтах не только мифрил нашли, но и месторождение сильмариллов!
- Ну и что это означает?
- Да вы, ребята, олигархами стали, вот что это означает!
Диана упала в обморок вслед за Арвен. Диаген пожал плечами.
- Не понимаю, чего столько эмоций вокруг каких-то денег! – сказавши так, он пошел в бочку, смотреть по спутниковому канал «Сим- Дискавери».
Что за жизнь началась! Арвен приобрела длиннющий лимузин, самолет и вертолет. С утра до вечера она участвовала то в делах управления своей компанией, то давала многочисленные интервью.
Диана между тем сидела в своей комнате, не желая выходить оттуда. Чтобы ее выманить из дома, Арвен, как и было обещано, купила ей «Бентли» ручной сборки и грузовик абсента.
- Диана, там твой новый «Бентли» стоит, хоть взгляни на него!
- Некогда мне, не видишь – новую песню пишу! – буркнула она.
- Ну и где твои новые песни? А то у меня намечается торжественный прием, так все просили тебя спеть! Представляешь, целый вечер ты поешь свои новые песни! – мечтательно произнесла Арвен. – Тогда все увидят, насколько ты талантлива!
- Нет! – завопила Диана – я стесняюсь, моя скромность не позволит мне этого сделать!
- У тебя что, творческий кризис? – спросила Арвен Диану.
- Нет, все нормально! Не лезь ко мне! – зло ответила она. – Вот моя новая песня… ну…, да, черт побери, у меня творческий кризис!
- Не переживай, у меня есть такой эликсир, от которого в голову приходят такие замечательные мысли. На, выпей и спускайся к нам!
Все гости были уже в сборе, когда в залу вошел совершенно голый обблеванный поручик Ржевский. На веревке он тащил унитаз, длинные ногти на его ногах царапали паркет. Он сел на унитаз, оправился в него и громко рыгнув, произнес:
- Надеюсь, никто из дам возражать не будет, если я закурю?
- Да откуда вы такой, поручик? – спросила Арвен.
- Простите, мадам, я только что из анекдота!
- Выйдите, поручик, примите душ и войдите, как подобает!
Бормоча под нос: «Устроили, тут, блин, Виндовз!» поручик прошел в душ и вышел оттуда в красном гусарском мундире. Он щелкнул каблуками и поклонился гостям. Ах, какой он стал красавчик! Затем он сел за стол и спросил:
- Вижу, тут собралось самое наипочтеннейшее общество. Надеюсь, никого не смутит, то что я пришел за стол со своей жопой и сижу на ней?
Все промолчали, так как большинство имело ту же проблему, даже Арвен.
Через полчаса к гостям вышла сияющая Диана с гитарой.
- А-а-а, клубничка с чесноком пожаловала! – завопил Шнур.
- Я написала новую песню! «В чистом поле дожди косые. Эх, нищета, за душой ни копья, я не знал, как любить Россию, а куда же я без нея?». Ну как, есть общественно-политическая тематика?
- Кажется, это мы где-то слышали. И причем здесь Россия? - нахмурился БГ.
- Н-да, двусмысленно все как-то звучит, - брякнул Шнур.
- А вот «Меня зовут Последний поворот, меня узнайте сами…»
- Дина, тебя уже никто и никуда не зовет, ты сама всюду припираешься - прокомментировал Шнур.
- Это я тоже, кажется, где-то слышал, - задумчиво вставил БГ.
- «Не зови меня, не ласкай меня, девочка моя, я зайка не твоя!» - пропела Диана, вдруг начиная пританцовывать и в ужасе замерла с открытым ртом.
- Вот мы так и не поняли, что это было, - сказал БГ.
- Да я и сама не поняла!
- Попса-с натуральная, - с достоинством откомментировал Ржевский, ставя стакан на барную стойку.
Ойкнув, Арбенина убежала наверх. Последовала десятиминутная немая сцена. Сверху доносился шум выдвигаемых ящиков и звуки раздалбываемой об пол гитары. Когда Диана спустилась вниз, она была полностью облачена в камуфляж, за спиной висела зачехленная винтовка.
- Я много думала и поняла – рок-музыкант из меня не получится. Поэтому я ухожу!
- Неужели навсегда? Вот радость-то привалила! – вскочил Шнур.
- Нет, в новобранцы записываться! Я родилась в семье военного и там была строгая дисциплина, поэтому моя богемная жизнь была протестом. Отныне в моем доме будет жесткая дисциплина, скажем «нет» абсенту! Поэтому разрешаю вам выпить все мои запасы. А я ухожу в надежде стать великим полководцем.
- Эвона! Если это случится, Арвен, ты ее не люби во сне, а то потом будут ставить тебе в вину поражение, раны, кровавый снег. А в конечном итоге во всем обвинят олигархов! – заплетающимся языком говорил Шнур.
- Что, неужели никто не вступится за честь дамы? – промолвила Арвен, обводя глазами присутствующих.
- Олигархи – кровопийцы рабочего народа! – проревел Шандыбин, просыпаясь и вынимая голову из миски с салатом.
- Кто ж за олигарха вступится! А ты еще и принцесса! – сказал Шнур.
- Ну все, надоело мне это! Жрете тут на мои деньги, развели свинарник, так еще и оскорбляете! – рассвирепела Арвен, хватая со стола вилку и направляя ее на Шнура. – Авада…Впрочем, живи, падала! Кр

Тут возможен интеелектуальный треп на тему литературы, русского рока и компьютерных игр