ВЕРБОВКА С НАУЧНЫМ ЛЕГЕНДИРОВАНИЕМ

Материалы относятся к не столь давнему времени (середина 90-х годов прошлого века – начало нынешнего), когда старые устои рушились, будущее представлялось весьма туманным, жизнь у большинства граждан РФ была безденежной и полуголодной, а предложения иностранцев казались подарком судьбы. Именно в эти годы в России сформировались внутри- и межведомственные узко корпоративные структуры, установившие с США взаимоотношения на качественно новом неофициальном уровне. Характерно, что все эти многочисленные научно-технические, экономические и общественные структуры, как правило, в своем названии применяли (и применяют сегодня) слово «Центр». Это обстоятельство, по утверждению российской контрразведки, можно считать отличительным признаком использования их американцами или кем-то еще в реализации политики глобализации экономики, безопасности и информации.

Выдавали назначение Центров и проблемы, которыми они занимались: разработка вооружений, в том числе нелетального действия, использование технологий двойного назначения, сбор и анализ оборонной информации, организация научно-технической экспертизы, координация взаимодействия предприятий ВПК разных стран в создании эффективных военно-технических средств.

Представителями США в этих российских организациях были, в основном, бывшие и действующие военные, высокопоставленные чиновники, кадровые разведчики. Раньше они, как правило, трудились в структурах Министерства обороны США – в Консультативном совете, Управлении по оборонным исследованиям и разработкам, специальным вооружениям, в Агентстве по передовым исследовательским проектам (ARPA), Научно-исследовательском и инженерном центре Стратегического командования армии США, НАСА, Сандийской, Ливерморской и Тартанской национальных лабораториях.

Персонал Центров с российской стороны тоже состоял отнюдь не из либеральных интеллигентов, мало что смыслящих в военном деле. Там тоже были сплошь ушедшие в отставку высокопоставленные чиновники из различных структурных подразделений Министерства обороны РФ: Главных штабов видов Вооруженных Сил, центральных НИИ, военных академий, ядерного полигона, аппарата заместителя министра обороны и так далее. И все больше академики, адмиралы и генералы, доктора военных и других наук. Они регулярно ездили в Штаты, читали там лекции, принимали участие в симпозиумах и конференциях под безобидными для многих названиями, которые только специалист прочитывал правильно и понимал, что за этим стоит. А наши отставники были специалистами и понимали, что делают.

Невольно вспоминается одна история, рассказанная генерал-лейтенантом Службы внешней разведки Вадимом Алексеевичем Кирпиченко, ныне покойным. На встрече (в разгар «перестройки») наших и американских бывших разведчиков штатовцы пооткровенничали: если б вы знали, сколь высокие посты занимали в России наши агенты… Видимо, далеко не все сегодня известно и о работе научно-общественных Центров. Мы – о том, что известно. На базе одного из них даже планировали создать совместное российско-американское предприятие в форме закрытого акционерного общества. Такая форма обеспечивала наибольшую свободу действий на коммерческом рынке вне жесткой зависимости от государственного финансирования и контроля. Создание СП позволило бы аккумулировать многочисленные «сателлитные» образования, уже созданные при режимных предприятиях, НИИ, КБ и учебных заведениях – как самостоятельные юридические лица.

Основным препятствием для неофициального сотрудничества стал госпосредник в торговле вооружением и военной техникой (ВВТ) – «Росвооружение» (нынешний «Рособоронэкспорт»). Ему законом определялся статус монопольного посредника между российским ОПК и иностранным заказчиком. Работа через «Росвооружение» американцев никак не устраивала. Это привело бы к удорожанию контрактов на 40-60%, снизило роль и значение Центров и доходы их функционеров. Кроме того, расширился бы круг лиц, осведомленных о существовании военно-технических контрактов, часть из которых противоречила международным нормам по распространению ракетно-ядерных и других военных технологий. И вместо СП заработал механизм трехсторонних отношений представителей российского ОПК и иностранных военных партнеров – при промежуточной роли одной авторитетной российской академии и тех же Центров.

Посмотрим, чем легендировалась такая совместная работа. Конечно же, как «сотрудничество в интересах взаимной и международной безопасности, противодействие террористам», под сквозящую озабоченность распространением военных технологий, решение проблем, связанных с разработкой и боевым применением современных видов вооружений. «Доверчивым» россиянам вдалбливали: на современном этапе вопрос об использовании высокоточных и интеллектуальных систем вооружений перестал быть абстрактным, перешел в область принятия решений, и для этого назрела необходимость конструктивного диалога ведущих специалистов из США и России.

Американские «коллеги» объясняли российским «партнерам», что им предоставлена возможность заявить о себе на западном рынке и заработать деньги. Если, конечно, они продемонстрируют свой творческий потенциал. Взаимодействие предлагалось на уровнях «ученый с ученым, инженер с инженером», которые, будучи экспертами в своей области, должны сами определять наиболее подходящие способы научно-технических разработок, придавая им конструктивность и результативность.

Выглядит мило и вполне безобидно, однако стоит вчитаться в требования к принимаемым на экспертизу материалам российских ученых, как эта благостность улетучивается. Итак, разработки должны были сочетать описание того, что уже сделано и, более подробно, ожидаемые результаты; иметь сравнение каждой из предложенных технологий с существующими или традиционными методами – чтобы выделить конкурентные преимущества этих новых подходов; иметь свидетельства действительного применения и экспериментальных результатов.

Требовали «коллеги» из США указать и «точные стоимостные оценки». Финансировались военно-политические и военно-технические программы США в России через грантовую систему по линии международных фондов и в рамках программ помощи в осуществлении модной тогда конверсии оборонно-промышленного комплекса. Все это оказалось возможным при, увы, отсутствии законодательного федерального регулирования и контроля.

Прижимистые заказчики прибегали к шулерским методам – нередко принимаемые на экспертизу материалы от российских специалистов не оплачивали и обосновывали это тем, что большинство российских специалистов «знает очень немного в структурировании технологических и деловых предложений, чтобы разрабатывать и реализовывать технологии, отвечающие потребностям мирового рынка». Платежи российской стороне шли поэтапно, и только группы, дающие ценную информацию, демонстрирующие существенные способности, получали полное и постоянное финансирование.

При острой же заинтересованности американцев деньги текли рекой. Отдельные совместные проекты имели объемы финансирования в $100000 и более. Деньги российские специалисты получали наличными, кредитными карточками различных банков, перечислением на открытые личные счета в зарубежных банках. Единым было только то, что появившиеся неофициальные доходы юридических и физических лиц не декларировались, и налоги на территории России не уплачивались.

ОТМЫВАНИЕ СЕКРЕТОВ

Механизм действия оплачиваемых из-за рубежа общественно-научных Центров и подобных структур был независимым от воли политического руководства России, от принимаемых им военно-политических решений и действующего федерального законодательства. Наоборот, эти структуры выполняли функции влияния. В конечном результате Россия превратилась, по существу, в объект одностороннего разоружения без учета интересов ее национальной безопасности.

На территории России сотрудники этих структур искали носителей важной информации. И находили. Это были полномочные представители исполнительной власти, оборонно-промышленного комплекса, сотрудники ведущих НИИ и КБ, высокопоставленные лица из министерств, ведомств, органов федерального управления, представители аппаратов ключевых комитетов палат Федерального Собрания (в документах есть конкретные фамилии). С ними устанавливались, а затем и развивались когда прямые, когда опосредованные контакты. Этих людей постепенно привлекали к работе в нужных направлениях – естественно, при финансировании через различного рода международные фонды. В первую очередь заказчиков интересовали сведения о состоянии ракетно-ядерного потенциала России, стратегических ядерных вооружений наземного, морского и воздушного базирования, военно-космических систем различного назначения.

«Привлеченных» российских чиновников, экспертов и ученых нацеливали на сбор, обработку и анализ именно такой информации – под видом проведения научных изысканий. Вот пример официального выуживания информации. В письме к заместителю председателя правительства РФ руководитель одного из Центров (весьма известная фигура) писал: «Поскольку одной из важнейших задач нашей работы является помощь государственным и межправительственным структурам в борьбе с терроризмом», то просим дать нам возможность ознакомиться с такими-то планами.

А дальше, в порядке «информирования общественности по проблемам разоружения» собранная закрытая информация массированно сбрасывалась в открытое обращение через СМИ. Напомним, что цензура тогда отсутствовала как таковая, пришедшие ей на смену структуры информационной безопасности еще не стали на ноги, к тому же были запуганы постоянно атакующими их либеральными изданиями. Вот откуда, частично, многие «сенсационные» статьи, публикации, брошюры и книги. Через них конфиденциальная информация становилась несекретной, удобной для передачи заказчикам. Процесс, очень похожий на отмывание денег.

Методика публикаций по закрытой тематике была достаточно хитра. Использовалась тактика «от обратного». Специфическими способами Центры получали необходимые объективные данные, затем подбирались, в некотором приближении, открытые публикации, а имеющиеся «пробелы» заполнялись данными, якобы полученными в результате научного анализа. Именно такую линию защиты выбирают и сегодня арестованные «ученые».

Практика работы российской контрразведки по делам о разглашении закрытых сведений показывала: закон «О средствах массовой информации» не позволял даже в уголовно-процессуальном порядке установить конкретный источник информации в случае опубликования в СМИ сведений, составляющих государственную тайну. А закон «О государственной тайне» и даже Уголовный кодекс РФ не позволяли гарантировать неприкосновенность любых федеральных информационных ресурсов.

Центры задействовали целый контингент штатных корреспондентов отечественных и зарубежных изданий с их конфиденциальными источниками. Таких журналистов подпитывали профильной разведывательной информацией, добытой, в том числе, и техническими средствами. При обыске в одном из Центров были обнаружены даже информационные сводки о наличии российских спутников на эллиптических орбитах и геостационарных спутников системы предупреждения о ракетном нападении. Сотрудниками Центров была создана разветвленная сеть «консультантов» из числа секретоносителей, услуги которых также оплачивались. Однако неофициальные отношения по схеме «информация – деньги» подкреплялись, как это делается в агентурной разведке, отбором подписок. Их затем приобщали к отчетным финансовым документам.

Публикации в СМИ закрытых сведений позволяли повышать официальный статус специалистов в данной области и быть востребованными в ранге независимых экспертов в высших российских законодательных инстанциях. Последнее, в свою очередь, позволяло расширять диапазон возможностей по доступу к интересуемой информации. Например, один из таких экспертов привлекался к работе по подготовке парламентских слушаний по вопросу о радиационной аварии на химическом комбинате и официально получил доступ к информации, связанной с нормативно-правовым обеспечением, соблюдением технологического регламента, функционированием и достаточностью систем защиты на особорежимном объекте Минатома. Полученная им информация использовалась затем в подготовке открытых информационных статей.

Были разработаны обязательные принципы взаимодействия американских и российских исследователей, чтобы при передаче информации на Запад избежать возможных проблем с российской контрразведкой. Эти принципы, изложенные в различных отчетах, предусматривали получение всеми американскими участниками согласования контрразведки США до любого взаимодействия с российскими коллегами. Все взаимодействия должны быть на несекретном уровне, а материалы или информация, предоставленная им, «очищены» соответствующими экспертными процедурами. Кроме того, Центры и творческие группы сотрудничали подчеркнуто «неофициально», как частные компании или общественные организации, не представляющие интересов американских правительственных структур. Проинструктированные американцами российские научные коллективы для прикрытия своей неблаговидной работы оформляли заявки на выполнение государственного оборонного заказа по НИОКР, полностью идентичных тем, которые ими выполнялись для американцев. И получалось, что по документам они работали на Россию, а на деле – на США.

За идеологическую основу неофициального сотрудничества была взята декларируемая необходимость обеспечения совместной безопасности России и США перед общей угрозой со стороны стран третьего мира, проповедующих международный терроризм. Как это знакомо! В основу некоторых совместных конференций был положен принцип: «Официальные российско-американские отношения – величина не постоянная, тогда как неофициальные и частные взаимообмены наиболее полно отвечают интересам мировой общественности по проблемам всеобщей безопасности». Подобная откровенная «лажа» то и дело встречается в документах, характеризующих неофициальное военно-техническое сотрудничество. Иногда просто оторопь берет: ведь за идиотов, за Иванушек-дурачков держали некоторых наших адмиралов и докторов наук!

И в дальнейшем американцы продолжали такую же политику. Например, тексты Договора СНВ-2 на английском и русском языках оказались неидентичными. В русском тексте значится «глобальная система защиты» – Global Protection System со ссылкой на совместное заявление президентов и является производной от полного названия системы по-английски: Global Protection Against Limited Ballistic Missile Stikes System. На русский язык эта фраза правильно переводится как «система глобальной защиты от ограниченных ударов баллистических ракет». То есть, речь идет о «системе глобальной защиты», а не «глобальной системе защиты», как это в русском переводе.

В первом случае все делается на законном основании: обе стороны договариваются о создании некой системы, способной осуществлять глобальную защиту от ударов баллистических ракет. Но создавать глобальную систему защиты остальных государств мира их никто не обязывал, однако в этом заключена конечная стратегическая цель США.

ДЯДЯ СЭМ САМЫХ ЧЕСТНЫХ ПРАВИЛ

Сегодня это кажется диким и невозможным, но еще несколько лет назад на основании профинансированных из-за рубежа разработок «научно-обоснованных» приоритетов военно-технической политики были сформулированы ни много, ни мало Концепция национальной безопасности и Военная доктрина России. Основными составляющими этих документов, подсказанными или навязанными американцами, стали, в частности, снижение роли стратегического ядерного оружия и, в силу геостратегического положения России, значительное возрастание роли тактического ядерного оружия (ТЯО), необходимость формирования политики сдерживания одной из третьих стран с правом проведения «демонстрационного» взрыва ТЯО. И, естественно, переход к партнерским отношениям между Россией и США.

«Помогли» партнеры также обосновать основные направления и приоритеты военно-технической политики Министерства обороны России. Различными общественными Центрами совместно с аналогичными зарубежными структурами были разработаны математические модели, позволяющие, якобы, произвести расчеты стратегического равновесия в многополярном мире в области ядерных вооружений. Российскому высшему политическому руководству было иезуитски «подсказано»: мол, ошибочно не учитываете фактор высокоточного оружия (ВТО). Он гораздо более значим в обеспечении стратегического паритета, нежели потенциальные возможности будущей системы национальной ПРО США, которая в обозримом будущем не будет способной предотвратить ответный ядерный удар России. Налицо обычный способ переключения внимания с более значимой темы на менее значимую. И в документы, определяющие уровень национальной безопасности страны, вносились соответствующие коррективы, часто вредные для РФ.

В рамках научного проекта (шифр «АЛЬФА») разрабатывались предложения по созданию информационной инфраструктуры (базы данных, компьютерные системы и др.) по проблеме глобальной защиты мирового сообщества от баллистических ракет. В результате была поставлена под сомнение действующая нормативная база, связанная с обеспечением сохранности государственных секретов. В частности, закон РФ «О государственной тайне» и перечни сведений, отнесенных к государственной тайне. Внесенные в них поправки привели к прямому, целенаправленному подрыву информационной безопасности страны.

Навязывались невыгодные России направления научно-промышленной политики, чем, конечно, ослаблялась наша фундаментальная наука – ресурс национальной безопасности. Спецслужбы США легально, с позиций различного рода Центров на территории России, создавали для своих военных ведомств и военно-промышленных компаний реальные условия по проникновению на российский рынок высоких технологий. Причем на долговременную перспективу и без существенных финансовых затрат. Спецслужбы США сумели организовать на территории России на неофициальной основе научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы (НИОКР) по созданию собственных наступательных и оборонительных вооружений нового поколения.

Контрразведчики изъяли переписку заказчиков и исполнителей. Из нее можно сделать вывод: на территории России в рамках разработанной американцами Концепции создания и совместной эксплуатации глобальной системы защиты (ГСЗ) планомерно реализовывались военно-стратегические задачи США. Это снижение военно-политического статуса России, получение информации об ее военно-стратегическом потенциале, оказание негативного влияния на темпы и направленность важнейших российских программ в области обороны. Американцы неожиданно для себя выходили на такие уникальные российские научно-технические разработки, что испытывали затруднения по формированию технических заданий нашим специалистам по их дальнейшему совершенствованию и прикладному применению.

В частности, проект «Изучение поражаемости живой силы» предусматривал анализ данных, полученных в результате испытаний оружия и военных действий, чтобы предсказать обстановку (давление, время, импульс) за пределами объемно-детонирующего облака. Предлагалось также определить, какие физиологические эффекты (поражение легких, разрыв барабанной перегородки, потеря слуха и т.д.) используются для создания норм безопасности, какой уровень травмы влияет на ухудшение выполнения боевых задач. Никакими деньгами нельзя расплатиться за такой опыт, однако цена была названа, и приводить ее просто неловко из-за мизерности.

С использованием новейших российских военных технологий США решали свои научно-технические, экономические и организационные проблемы. Например, создавали и затем вписывали в архитектуру своей национальной ПРО стратегические системы контроля космического пространства, технические средства достоверной оценки и классификации ракетно-космической обстановки, обнаружения российских МБР. Такое «сотрудничество» принесло США колоссальные политические и экономические дивиденды в ущерб обороноспособности России.

Обход законодательных ограничений различными Центрами, группами и общественными организациями под эгидой США привел к смещению центра тяжести решения задач военного строительства в неправительственную сферу и в интересах иностранного государства. Кроме того, неофициальное военно-техническое сотрудничество на территории России приняло массовый характер и вовлекло в свою орбиту сотни должностных лиц из многих десятков особорежимных и режимных объектов, чем вызвало массовое нарушение уголовного законодательства.

При той ситуации вполне можно было ожидать, что при появлении в ближайшей перспективе финансируемых федеральных оборонных программ, от российского ОПК поступили бы уже готовые, но морально устаревшие технологии и образцы вооружения, а наиболее уникальные разработки оказались бы запатентованы в США. Утверждать, что сегодня все иначе, увы, нельзя.

ПОКУШЕНИЕ НА ЯДЕРНЫЙ ЩИТ

США, среди прочего, финансировали и совместные научные проекты в области изучения воздействий ядерных взрывов. Они особенно нуждались в этом в условиях моратория на испытания ядерного оружия. И хотели решить проблемы чужими руками. А проблемы весьма серьезные. Например, каково воздействие высотных ядерных взрывов на российские сети электропередач и телекоммуникаций, на конструкции и материалы, расположенные на большой глубине под землей, на сухопутные и воздушные военные системы. Интересовались работой радаров и распространением радиоволн, воздействием на людей доз излучения высокого и низкого уровня, и многим другим.

Под пристальным вниманием американцев оказались и способы усовершенствования обычных боеголовок. В частности, по увеличению их бронебойной и иной разрушающей способности в зависимости от классификации целей – подземные бункеры, бронированные движущиеся средства, подвижные пусковые установки и «мягкие», распределенные по площади, цели. Были попытки усовершенствовать системы наведения с повышением точности доставки боезарядов и сопротивляемости помехам, модернизировать пусковые платформы высокоточного оружия.

Однако из широкого диапазона разведывательно-информационных устремлений спецслужб США, как следует из имеющихся материалов, в приоритетной плоскости лежали проблемы по совершенствованию собственных арсеналов ядерного вооружения. В этом они преуспели, почерпнув немало ценной информации от «коллег» из российских военных НИИ, научных Центров. Американцам тогда стало известно, что, например, конструкция почти двухметровой толщины броневой плиты, закрывающей ракетную шахту, многослойная. В ней применяются материалы, более стойкие к воздействию снаряда с высокой кинетической энергией и кумулятивной струей. В сочетании со слоями стали стойкость урановой керамики может быть выше, чем стойкость стали в 2,5 раза при кинетическом воздействии, и в 4 раза – при кумулятивном.

В результате в качестве «нулевого приближения» исследователи предположили: защищенность крышки шахтной пусковой установки (ШПУ) при прямом попадании эквивалентна прочности плиты из катаной брони толщиной не более 2-3 м. По подвижным грунтовым ракетным комплексам «Тополь-М» в расчетах есть предположение, что толщина стенок транспортно-пускового контейнера не превышает 70 мм. То есть все, что нарабатывалось годами трудом многих людей и при огромных тратах, США получали даром.

К тому времени Министерство обороны США вело около 30 программ по разработке и совершенствованию ВТО. Планировалось тогда (и осуществляется сегодня) развернуть более 100 тысяч крылатых ракет для поражения различных типов целей: подземных бункеров, укрепленных сооружений, мостов, зданий, промышленных предприятий, дорог, танков, бронированных машин, артиллерии, радиолокационных станций.

Согласно расчетам, при достаточной кинетической энергии боезаряда, мощности кумулятивной струи или их совокупного эффекта возможно сквозное пробивание защитной крыши ШПУ. Это приведет к повреждению контейнера МБР и самой ракеты, так, что пуск ее перестанет быть возможным. Шахта может быть выведена из строя и при попадании боезаряда в критически важные узлы. К примеру, заклинить крышку, что также приведет к невозможности пуска ракеты.

Помогали наши ученые и в проведении НИОКР, направленных на развертывание обычных боеголовок на стратегических МБР. Это тоже нужно было, чтобы пробить защиту ШПУ. Проведенные в США эксперименты показали: боеголовка со скоростью 1,2 км/c и массой около 270 кг прошла через слой гранита толщиной 13 м. Для надежного поражения ШПУ одной-двумя боеголовками необходима точность не хуже 1-2 метра. Существовавшие типы высокоточного оружия столь высокой точности не обеспечивали. И тогда остановились на управляемых авиационных бомбах (УАБ) с лазерным наведением – они обладали наибольшей точностью. Поразить подвижный грунтовой ракетный комплекс (ПГРК) «Тополь-М» УАБ может с точностью 40 метров при применении с высоты до 6-7 км. То есть, вероятность поражения ПГРК здесь близка к единице, поскольку каждая бомба содержит 40 боевых элементов. Так что и сегодня надо иметь в виду: Россия может остаться без ядерного оружия еще до начала ядерной войны. Эти выводы сделаны российскими специалистами, знающими, о чем они говорят.

Благодаря доброхотам, в распоряжении американцев оказались сведения о забрасываемом весе на развернутых межконтинентальных баллистических ракетах каждого типа. Были указаны точные географические координаты 47 шахт управления пуском и 366 шахтных пусковых установок МБР, 353 развернутых мобильных пусковых установок МБР с указанием координат, 10 мест их базирования и районов развертывания. Подобные сведения были переданы и о российских подводных лодках, тяжелых бомбардировщиках, оснащенных ядерным оружием. Была раскрыта организационная структура группировки РВСН, порядок применения стратегической авиации и систем ПВО и ПРО, и многое другое.

Всмотримся пристальнее в проект «Предотвращение возможного захвата ядерного оружия». По легенде, разумеется, террористами. Но стоит вчитаться в поставленные перед российскими учеными вопросы, как становится очевидным – «коллеги» заинтересованы в развединформации для себя. Сотрудникам секретных российских НИИ предлагалось рассказать о создании позиционных районов ракетных дивизий с учетом дислокации сухопутных войск округа, о размерах боевых позиций межконтинентальных баллистических ракет шахтного базирования типа «одиночный старт». Интересовались заказчики и мобильными ракетными комплексами, и местами хранения ядерного оружия (объектами «С»). Вопросы ставились очень профессионально: критерии выбора маршрутов боевого развертывания и боевого патрулирования, охрана на маршрутах и так далее.

Или вот такая «скромная» научно-исследовательская проблема: «Система противоракетной обороны Москвы и ее возможности». В результате российские исполнители провели оценочный анализ таких возможностей в сравнении с аналогичной американской системой «Сэйфгард» и сформулировали это в работе «Оценка высоты перехвата системы ПРО». Они «всего-навсего» исследовали возможности российских противоракет типа Gazelle (и в России-то о них мало кто знал), которые обладают способностью достигать очень больших ускорений и предназначены для перехвата баллистических целей. Ответили также на вопросы об архитектуре, характеристиках и параметрах компонентов системы ПРО Москвы – описали режимы работы радиолокационных станций, скорости противоракет, методы выделения боеголовок МБР противника из облака ложных целей, средства преодоления ПРО.

Из вброшенных в открытую печать сведений можно было узнать много любопытного. Скажем, описание стартовой позиции и емкостной системы технического контроля периметра, которая при приближении к ней выдает сигнал тревоги. Рассказано о том, что там есть электрофицированная сетка под напряжением около 800 вольт, а при поступлении сигнала напряжение поднимается до 1500-1600 вольт. Минно-взрывное заграждение, глубины залегания подземных бункеров, запасы продовольствия – обо всем американцы были осведомлены. Даже о том, что для охлаждения дизелей используется запас льда, намороженного в горловине шахты.

8-е управление российского Генштаба признало: все эти сведения составляют государственную тайну. Но и это мелочи, если учесть, что проводилась разработка «математического и программного обеспечения научного анализа, описывающего ход и результаты гипотетического столкновения России и США с использованием высокоточного оружия, в том числе и ядерного».

РАКЕТНАЯ БЕРЛОГА

В северных районах у российских границ американцы создали универсальную комплексную мониторинговую систему, работающую в сочетании с элементами космического базирования. Система нацелена на сбор детальной информации о российских межконтинентальных баллистических ракетах во время их испытаний при старте из районов Северного моря, Плесецка (Архангельская область), а также Татищево (Саратовская область). Сбор данных шел со всей траектории полета, включая участки маневрирования платформы разведения и само разведение разделяющихся головных частей индивидуального наведения (РГЧ ИН), средства преодоления ПРО, вход боевых блоков в атмосферу в районе полигона на Камчатке. Кроме того, этот комплекс одновременно мог наводить системы высокоточного оружия для нанесения ударов по стратегическим объектам в России – как ядерными боеголовками, так и в обычном снаряжении.

Эта система – результат совместной разработки элементов стратегической ПРО США в рамках американо-российского сотрудничества в военно-космической области по программе РАМОС. Организована она была при посредничестве неправительственных научно-общественных структур на территории России. В качестве политического обоснования такого сотрудничества служили аргументы о якобы неспособности российской системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН) безошибочно определять атакующего противника. А это может привести к неадекватному ответному удару. Американцы считали, что такая ситуация позволяет им взять под контроль российские системы связи и боевого управления стратегическими силами – с возможностью дублирования либо блокирования.

Основная цель разработки стратегической противоракетной обороны США – не совсем то, что декларируется ныне. Истинная, главная цель – защита собственных Вооруженных Сил во время операций в различных регионах мира. Однако практически все разрабатываемые американцами системы вооружений принципиально нового поколения имеют не оборонительный, а ярко выраженный наступательный характер. Поэтому и выстраиваемая система ПРО США в приоритетном порядке решает задачи наведения и целеуказания.

Самая эффективная охота на медведя – при выходе его из берлоги, когда животное разбудят от спячки. Так и МБР легче перехватить на начальном участке полета: меньше скорость, больше облучаемая локатором площадь, поскольку не отделилась и первая ступень. Поэтому американский противоракетный «зонтик» будет разворачиваться в космическом пространстве вовсе не над территорией США, как это пытаются внушить международной общественности, а над территориями их вероятного противника! И Минобороны США под флагом совместной борьбы с международным терроризмом и при прямом взаимодействии с разработчиками российских средств ПРО в тех же КБ и НИИ создали современные системы по их эффективному боевому подавлению. Это, увы, так.

В случае обострения российско-американских отношений США, не нарушая международных обязательств, имеют возможность оперативно развернуть мобильную систему ПРО вблизи границ Российской Федерации. Кроме того, направить боевые корабли и самолеты в акватории Баренцева и Охотского морей и заблокировать районы боевого патрулирования российских РПЛСН, не способных достаточно скрытно, и в значительном количестве, находиться в море.

ОРУЖЕЙНАЯ ЭКЗОТИКА

В одном из навязанных США проектов речь шла о создании технологий по активной защите автобронетехники от современных снарядов с высокой пробивающей кинетической энергией, а также кумулятивного оружия и высокотехнологических суббоеприпасов с самоформирующимися осколками при атаке с воздуха. Проблема настолько тонкая, что использовались два независимых российских источника для сравнения технических решений и использования лучших показателей каждого из них.

Очень много внимания было уделено высокоточному оружию (ВТО). В том числе при исследовании выживаемости группировки стратегических сил при превентивном ударе неядерного ВТО. Тогда американцы исходили вот из чего. С учетом существующих тенденций, к 2010 г. Россия будет способна развернуть не более 500-600 наземных межконтинентальных баллистических ракет (МБР). И тут они не промахнулись. Возможно, считали они, что количество МБР будет еще меньше из-за сокращений стратегических наступательных вооружений (СНВ) в соответствии с новыми договоренностями РФ с США.

Боевая готовность значительной части стратегических комплексов будет снижена, и, таким образом, последние станут более уязвимы по отношению к высокоточному неядерному оружию. ВТО будет совершенствоваться, и, возможно, в перспективе обладать даже большим контрсиловым потенциалом, чем ядерное оружие США, поскольку развитие и развертывание ВТО не регулируется никакими международными соглашениями. Кстати, до сегодняшнего дня.

Ухудшающееся состояние российских сил общего назначения, вероятнее всего, не позволит адекватно реагировать на повышение стратегических контрсиловых возможностей США. Если бы Вашингтон получил возможность нанесения первым обезоруживающего удара с помощью обычного ВТО, такой шаг был бы весьма притягательным для американцев, поскольку он не вызвал бы тех негативных последствий, которые непременно будут иметь место в результате применения ядерного оружия. Расчет эффективности ВТО против российских наземных МБР строился с учетом таких факторов: большая разрушающая способность этого оружия, рассекреченность позиций МБР к моменту нанесения удара, способность нанести удар сразу по всей группировке.

Предложенный российскими учеными проект «Методы борьбы с высокоточным оружием» обосновывался «озабоченностью распространением ВТО на мировом рынке», угрозой мировому сообществу, возросшей активностью террористов. Все это диктовало необходимость разработки специальных (в том числе нелетальных) вооружений избирательного действия, снабженных средствами высокоточного наведения и целеуказания. Отсюда (это уже следующий шаг) необходимость передовых технологий, относящихся к микроволновым боеприпасам для эффективной борьбы с высокоточным оружием. Эта технология должна быть сравнена с другими мерами против ВТО для определения преимуществ и недостатков.

Тут же была запланирована американо-российская конференция, где предполагалось обсудить, в том числе, тандемные высокомощные противотанковые боеголовки, «умные» (smart) боеприпасы, полуактивные лазеры, портативные системы запуска ВТО, снаряжение российских противотанковых управляемых снарядов бронебойными либо термобарическими БЧ. Были рассмотрены и меры противодействия: реактивная броня, активная танковая защита, электрооптические контрмеры – «ослепители» и технологии-«невидимки». Исследовалась и проблема преобразования обычного оружия, имеющего суббоеприпасы, в специальное оружие. В сфере нелетального оружия собирались применить электромагнитные и оптические технологии.

Занимались российские ученые и разработкой нейросетевых алгоритмов для сопровождения множества целей, нейрокомпьютеров для обработки аэрокосмической информации, нейронных сетей для распознавания образов. Нейронными методами планировалось обрабатывать оптические изображения, создавать системы обработки речевой информации. При разработке систем наведения высокоточного оружия американцы проявляли интерес к автоматическому выделению информации от радаров, инфракрасных и оптических формирователей изображений с использованием нейронных сетей. Они позволяют улучшить разрешающую способность и сжатие изображения в реальном времени.

Был даже проект «Распознавание ключевых слов в потоке слитной речи в телефонном канале с помощью нейронных сетей транспьютеров». Российским специалистам было предложено создать транспьютерные комплексы, основу которых составляют запоминающие устройства из множества параллельно включенных нейроподобных элементов. Они позволяют нарастить словарь эталонов, увеличить число групп дикторов, увеличить число каналов.

Научно-исследовательский и инженерный центр одного из командований армии США интересовала легкая плечевая индивидуальная переносная одноразовая система оружия для поражения разнообразных целей при ведении огня в городских условиях. Проект «Термобарические взрывчатые вещества» предполагал поражение укрепленных сложных подземных сооружений, предназначенных для производства и складирования специального оружия. При этом подразумевались подземные сооружения различной конфигурации. Условие – малый разрушительный эффект для самих сооружений.

Все это даже сегодня кажется экзотикой. Тем не менее, множество перспективных наработок сливались американцам практически бесплатно. Видимо, когда-то они всплывут – направленные против России.

КАК ВЗОРВАТЬ МОСКОВСКОЕ МЕТРО

Понятно, что говорить о морали, порядочности при описываемом нами сотрудничестве нет смысла. Но верхом цинизма в истории с иностранными грантами можно считать контракт с россиянами Управления по специальным видам вооружений Министерства обороны США на проведение научной работы по проблеме «Метро». Общая стоимость $34500. Российские специалисты должны были смоделировать возможные последствия террористического ядерного взрыва в системе тоннелей большой протяженности и получить количественные оценки «эффектов возникновения и распространения сейсмических ударных волн в геологическом массив