Все, сегодня мне полный пиздец)) Чрез 50 минут мы будем писать ЕГЭ по алгебре0))) Я напишу на 2)) мне хотя бы на трое4ку наскрести))) Удачи всем тем кто в следующем году сдавать будет))

Весной 1940 года перед призывной комиссией города Перми предстал невысокий и щуплый студент с «бараньим весом» - 47 килограммов.

- Николай Букин, - отрекомендовался он.

- Где хочешь служить, богатырь? В пехоте-матушке или во флоте-батюшке? - участливо спросил его военком. Но, глянув на левую руку призывника, где по тогдашней моде был выколот якорь, ответа дожидаться не стал:

- Значит, во флоте!..

Из военкомата довольный призывник вышел уже иной походкой, немного покачиваясь. И отправился прямо в магазин за тельняшкой.

КОГДА наш герой родился, ночь была грозной, и мать сказала: «У Коленьки будет бурная жизнь». Так и вышло...

Закончив школу, Николай продолжил учебу в Сарапульском сельхозтехникуме. Немного поработал сельским учителем и стал заниматься в Пермском пединституте. На молодежных вечеринках всегда его ждали. Он был веселым человеком, плясал «цыганочку», играл на мандолине, гитаре и балалайке. Позже освоил баян. Сдав на «отлично» в пединституте госэкзамены, Николай съездил на два дня домой к матери в село Дуброво. Неплохое место для житья выбрали предки: на Каме, с лесом и лугом. Сугробы там залегают важные, ключи бьют холодные, а возле них расставлены бани, вышитые мхом. Люди в селе жили голосистые, песни пели так, что замазка на стеклах лопалась. Особенно голосили на Пасху, когда обходили село, величали и славили Христа.

Парень хотел преподавать литературу, но подготовка к войне грубо развернула его жизнь в ином направлении. Новобранцев посадили в эшелон и повезли на полуостров Рыбачий. К мурманским горам Муста-Тунтури. Так Букин сменил сельский ручеек Дубок на Баренцево море. Позже он напишет такие строчки:

Сто спасибо тебе, мама, что я

Не в рубашке рожден, а в тельняшке.

ВСЕ было необычным в тех малообжитых краях для человека, выросшего в лесном засторонке: серенькое небцо, день стремительно темнеет, словно срез на подосиновике, низко ходят тучи, снежный шторм ревет. Место дичее дикого, но провел Букин на нем всю войну. Сначала был рядовым артиллеристом, затем теодолит и топографию сменил на «петиты» и «клише», став корректором дивизионной газеты «Североморец». Война заставила его пройти ускоренный курс газетных наук, и солдат стал корреспондентом, а к концу войны редактором этого издания. А рядом все время были стихи.

Тема у него была одна - горы и море. И писать он учился тоже у моря: строку посылал за строкой, как воды посылают волну за волной. На том клочке земли моряки и красноармейцы стойко держали оборону: на протяжении всей нашей западной границы в 4,5 тысячи километров незахваченным оставался один погранзнак - на Рыбачьем. Немцы за четыре года так и не смогли взять полуостров, чтоб прорваться к Мурманску. Не каждый знает, что моряки прозвали этот легендарный лоскуток суши «гранитным линкором».

У себя на родине Букин хорошо знал песню трав, сейчас же слушает песню волн и переносит ее на бумагу. Получались стихи о морской романтике, и однополчане стали называть его «артиллерийским поэтом». Писал он и о пехотинцах, но особенно любил бывать у катерников. Их сродненность с кораблем и морем всегда волновала до слез.

ОДНАЖДЫ на Рыбачьем появились композитор Константин Листов и поэт Василий Лебедев-Кумач. Вот тогда боец впервые пожал их большие и добрые руки, участвовал в дискуссии о песенном деле. Мимолетная встреча, мимолетный разговор, но они многое дали Николаю для понимания этого жанра.

В 1942 году в одно из посещений катерников при взоре на безбрежную водную даль у Букина родились строчки:

Я знаю, не жить мне без моря,

Как море мертво без меня.

А заметив, с каким ликованием возвращаются моряки из рейса, добавил:

Хоть волны и стонут и плачут,

И плещут на борт корабля,

Но радостно встретит героев Рыбачий...

Образы и слова он находил свободно. Соединил горы и волны, статику и динамику. Горы - незыблемость, море - вечное движение. Поместил в стихах биение жизни, ее прилив и отлив, закончил, сложил бумагу треугольником и с оказией отправил в Мурманск, в газету Северного флота «Краснофлотец». Через некоторое время на полуостров пришел свежий номер, а в нем стихи Букина и приписка от руки писать еще.

Однажды, включив радиоприемник, Букин услышал песню с родными словами. Вот это да! Как так вышло, как получилось?! Взял баян и повторял, повторял наигрыш. Тот день, красным бантом повязанный, полковник Букин помнил всю оставшуюся жизнь.

Музыку к этим стихам первым написал В. Кочетов, и политуправление флота рекомендовало песню Всесоюзному радиокомитету для исполнения и популяризации «в период краснофлотского радиочаса».

Самодеятельный поэт прославил Заполярье, но и Полярный круг прославил поэта. По зову Родины воевал и работал Николай Иванович Букин, по зову сердца написал свои стихи «Ой ты, море», «О скалы, гранитные скалы», которые положены на музыку и стали для фронтовиков душевным боеприпасом, дальнобойным снарядом. Недаром говорил Суворов, что песня удваивает, утраивает армию.

Позже музыку к стихам Букина написал другой композитор - Е. Жарковский. А после того, как В. Бунчиков и П. Киричек исполнили ее по Всесоюзному радио, к песне пришла настоящая популярность.

Далеко от морей и гранитов родился и музыкальный автор песни - заслуженный деятель искусств РСФСР Евгений Эммануилович Жарковский. Его родина - Киев. Там он в 1927 году закончил музыкальный техникум и два семестра музыкально-драматического института им. Лысенко. Наслушавшись от знакомых о музыкальной жизни Ленинграда, переехал туда и стал студентом консерватории. Учебу совмещал с шефской работой, часто бывал в Кронштадте, на кораблях Балтийского флота, выступал перед экипажами, помогал самодеятельным артистам готовить репертуар.

Он сочиняет одноактную оперу, рапсодии, инструментальные концерты, но время само выдвигало на передний план искусства песню. И Жарковский пишет на стихи Николая Асеева первые две миниатюры, которые в 1933 году получили премии на песенном конкурсе ленинградского горкома ВЛКСМ.

После консерватории у Евгения одна за другой появляются песни о советской деревне и даже лирические частушки, но военная тема далеко не отпускает, и он сочиняет «Балладу о неизвестном моряке». Много песен написано специально для Леонида Утесова.

В 1941 году Жарковский добровольно ушел на фронт и стал североморцем. Его поселили в Полярном в маленькой ледяной комнатенке, куда с трудом затолкали видавший виды рояль. Появились песни о миноносце «Гремящем», о подлодке «Малютка». Многим кораблям подарил он тогда  визитные карточки-песни.

Как-то в 1942 году почтальон принес газету «Краснофлотец». Из обилия фронтовых новостей наметанный глаз композитора сразу же выхватил рифмы о боевом походе моряков в тыл врага. Он прочел стих и почувствовал, что в нем тугим калачиком свернулась мелодия. Но как ее извлечь, как распрямить?

Прямо в шинели Жарковский сел к роялю и стал перечитывать строки. И тут его осенило: да это же рифмованный дневник, личная запись о матросском быте. Неизвестный поэт расставил слова уверенно, как вещи в своем кубрике. Где-то тут должна быть и гитара. Да вот же она, в руках баловня экипажа. Опасаясь разбудить тех, кому на вахту, тот приглушенно, раскачиваясь в такт колебаниям судна, выводит медленным вальсом: «Корабль мой упруго качает крутая морская волна...» А товарищи подпевают певцу: «Поднимет и снова бросает

В кипящую бездну она».

Но может ли вальс быть мужественным, с запахом пороха? - терзал себя таким вопросом музыкант. И решил, что может: героическое время требует героических мелодий.

После войны Жарковский пишет оперетты для взрослых, кантаты и сюиты для подрастающего поколения. Но не скудеет и песенный источник. В 1947 году появляется песня на стихи старого знакомого Н. Букина «Когда бушуют ураганы», затем веселая «Трехрядка» (текст Якова Шведова). Большую популярность получила песня «Ласточка- касатка» на слова Осипа Колычева.

Настоящей творческой удачей надо считать его знаменитую «Женьку» на оригинальные трехстишия с одинаковой рифмой Константина Ваншенкина, которую взяла в свой репертуар Людмила Зыкина. А специально для Клавдии Шульженко он создал на слова Дмитрия Седых блистательную юмореску «Немного о себе» («Когда бы сбросить мне года...»).

Произведения Евгения Жарковского - хорошие и разные - можно перечислять долго. Но память возвращает нас к его легендарной «Прощайте, скалистые горы!» Песня всегда триедина. Кроме талантливых поэта и композитора она требует такого же даровитого исполнителя. А эту пели многие большие голоса: Кибкало, Петров, Отс, Кондратюк, флотские ансамбли и самодеятельные коллективы. А с ними пели и мы. Адмирал Арсений Головко знал песню наизусть и вспоминает о ней в книге «Вместе с флотом». А писатель Юлиан Семенов свою повесть так и назвал: «Прощайте, скалистые горы!».

ПОСЛЕ войны некоторые издательства заставили Букина переделать в ней строки «Но хватит для битвы огня» и «Иду я навстречу врагам», объяснив, что в мирное время надо забыть «о боях-пожарищах». Выходит, полиграфисты смотрели на песню как на политический плакат, потому и авторскую акварель подменили грунтовкой. Однако те строки-эрзацы прожили недолго, спустя время привычные фразы вернулись на свое место.

Самозабвенно пел про скалистые горы советский «Робертино Лоретти» Сережа Парамонов. Слушая его, Жарковский - высоченный мужчина под два метра - не мог сдержать слез. Чтобы спрятать их, он опирался грудью на трость и низко склонял голову.

Добавлю, что песня о горах - и об этом мало кто знает - запечатлена в том самом материале, на котором родилась - в граните. Каждые полчаса над Кольским заливом, у памятника Неизвестному матросу, звучит ее мелодия.

Истории о поцелуях

ПОЦЕЛУЙ СО ЗМЕЁЙ

На что только не готовы люди, чтобы вписать свое имя в историю. Так, например, житель Австралии Шахими Абдул Хамид за три минуты и одну секунду в присутствии сотен зрителей поцеловал ядовитую змею 51 раз, дабы попасть в Книгу рекордов Гиннесса.
Прошлый рекорд был установлен американцем, который поцеловал ядовитую змею 30 раз.