Маленькая искорка не заметила, как оторвалась от языков пламени. Самостоятельный полёт стряхнул с неё сонливость и безразличие. Налетевший порыв ветра подхватил и понёс за собой.
«Помни, огонь огня не боится, но, согревая, не…» – догнал искорку затихающий голос костра-отца. Последние слова утонули в шуме ветра, в шелесте трав. Ветер не позволил искорке дослушать наставление до конца. Видно, он посчитал, что слова эти не очень-то и важны для искорки, что остальное она усвоит сама, на своём опыте.

Увлекаемая воздушным потоком, искорка, словно маленькая звёздочка, взметнулась ввысь. Она летела в необозримо огромное тёмное небо. Она летела туда, где ещё не было ни тепла, ни света.
Очень скоро искорка поняла, что мало хотеть оказаться там, куда тебя тянет. Нужно ещё суметь сделать это. Нужно суметь воспользоваться помощью ветра, суметь так опереться на него, чтобы не стать легковесной игрушкой его воли. Ещё искорка поняла, что только те её начинания, которые поддержаны окружающим миром позволяют ей жить в полёте. Горки на земле, направляли на неё потоки воздуха, и те гнали её вверх. Лощинки словно тянули вниз, к земле.
Долго летела маленькая искорка, а может быть, ей это только показалось. В начале полёт окрылял. Потом стал утомлять. Постепенно усталость сказывалась всё больше и больше: очертания окрестностей стали расплываться, а вскоре и вовсе потеряли чёткость. Сил лететь дальше не было. Вместе с силами растворились и слова костра-отца, которые искорка хранила в себе во время полёта. Куда-то улетучились и мечты-картинки, которые манили её некогда в самостоятельный полёт. Сейчас внутри искорки теплилась только надежда. Это была надежда выжить. Ей не нужно было ничего большего, только жить. Жить любой ценой.
Угасающим взглядом искорка поглядела вокруг. Что-то подсказывало ей, что не всё потеряно, пока она жива. Пока жива в ней надежда. Надежда же жила в искорке. Искорка чувствовала это: надежда согревала её, не давала угаснуть окончательно.
Искорка опустилась на первую, попавшую на её пути, травинку.
Лёгкое дуновение ветерка качнуло травинку. Ветерок коснулся и надежды, сдул с неё пепел утрат. Вспыхнула надежда с новой силой. Она разогнала туман обречённости, который готов был поглотить искорку.
Новым, ясным взглядом посмотрела искорка на травинку, на которой сидела. Её вид вызвал в искорке жалость: иссохшая, без признаков жизни, она, похоже, не выдержала невзгод, выпавших на её долю. Следом за жалостью к искорке пришла радость. Это была радость внезапного озарения, посетившего её.
«Вот оно спасение», – промелькнуло в посветлевшем сознании. – «Оно рядом».
Искорка засияла с новой силой. Жар, наполнивший её, воспламенил травинку.
Травинка распрямилась, словно показывая искорке, что она не винит её за столь необдуманное поведение. Травинка словно понимала, что сгореть сейчас – её судьба. С достоинством отдавала травинка искорке остатки сил. Сейчас она делилась ими со слабым. Всем своим видом травинка показывала, что делает это добровольно, без принуждения. Внутренне она даже гордилась своей участью. Раз она нужна сейчас, такая сухая и невзрачная, значит, она не зря жила на белом свете, не зря нежилась и страдала в лучах то ласкового, то палящего солнца.
Сейчас травинка прекрасно понимала, что её жизнь была нужна не только ей. Она жила не только ради себя, но и ради этого мгновения, ради этой бестолковой искорки. Жила ради того, чтобы помочь ей, уставшей, теряющей интерес к жизни. Сейчас травинка понимала, что их случайная встреча вовсе не была случайной. Она была предопределена заранее, предопределена ещё тогда, когда не было ни маленькой искорки, да и самой травинки, вероятно, тоже ещё не было. Их встреча готовилась кем-то свыше. Она готовилась тем, кому всё видно. Настоящее мгновение было лишь точкой пересечения их судеб в огромном сотканном из подобных событий пространстве.
Только сейчас, в этот, казалось бы, страшный миг своей жизни, травинка до конца осознала смысл своего существования. Сейчас она понимала, что исполнение чьей-то высшей воли, делало такое завершение её жизни логичным и даже прекрасным. Ещё бы, ведь она оставляла после себя не тлен и зловоние, а свет и тепло. Понимание миссии, выпавшей на её долю, скрашивало травинке последние мгновения её жизни. Она тянулась вверх, стараясь запомнить мир таким, каким он был сейчас: тёплым, лучезарным, заполненным светом. Незаметно в травинке выросло чувство благодарности за то знание, которое мир сумел дать ей на прощание, наполнив последние мгновения её жизни, тем смыслом, который ей, молодой и зелёной, познать было не дано.
Искорка разгоралась. Она не понимала стойкости травинки, да она особо и не задумывалась над её причинами. Искорку больше волновала собственная участь.
«Зачем упираться из последних сил?» – думала искорка, поглядывая на травинку.
Тем не менее, знаменательность происходящего не обошла и её стороной. Искорка осознавала, что перемены в ней не были простым возрождением к жизни, возрождением маленькой искорки. Нет! Конечно, нет! С ней происходило что-то большее. Она чувствовала в себе новое рождение. Она чувствовала, что внутри разрастается нечто новое. Это новое заполняет её. Искорка была благодарна травинке за эти ощущения. Они приносили ей такую радость, которой она никогда ранее не испытывала.
В знак благодарности искорка направила на травинку весь пыл своей души. В тот момент она не понимала, что этим только сокращает и без того короткий срок жизни, оставшийся у травинки. Травинка же понимала искорку и прощала ей невнимание к себе. Она понимала, что искорка переживает новое рождение, и сейчас она просто радуется большой жизни, ожидающей её впереди. Эта радость и стала последним впечатлением в её жизни.
Что стало дальше с маленькой искоркой, уже отдельная история. Тем более что через мгновение искорки в прежнем её обличье уже не было: в траве суетился маленький любопытный огонёк. Уже не искорка, а он бегал от одной сухой травинки к другой. Для него всё вокруг было в новинку.