Совет - Готовим валерьянку и носовые платки....все колющие и режущие предметы убираем подальше...........


Глава 35.

Чарльз вспоминал, как раньше просыпался среди ночи или вообще не засыпал, боясь, что Джима не окажется рядом. Он глядел на спящую фигуру, прислушиваясь к мерному дыханию, впитывая всем своим естеством тепло от присутствия Джима.

Теперь Чарльзу казалось, что его заживо погребли в склепе. Пустая постель была мертвенно-холодной, темнота – тоскливой и непроницаемой. От отчаяния и безысходности Чарльз сходил с ума. Он почти месяц разыскивал Джима по всему Лондону, расспрашивая всех его знакомых, каких только сумел найти. Но никто ничего не знал. Художник хорошо скрывал свое убежище. Чарльз даже не знал, был ли он сейчас в Лондоне. Джим мог быть за тысячи миль от него, а Чарльз не мог даже знать этого.

Все казалось бессмысленным. Чарльз утратил прежнюю свою беззаботность и любовь к жизни. Томительное ожидание сменилось беспросветной тоской, накрепко завладевшей всеми чувствами Чарльза. Прежняя жизнь, приемы, беседы, общение с богемой, верховые прогулки потеряли всякий интерес, теперь они казались бесцветными декорациями в пустом театре. Все расплывалось, зыбкие очертания ускользали от Чарльза, он погружался во мрак безразличия. Единственное, что волновало его теперь – небрежный карандашный рисунок и его неотправленные письма. Чарльз знал, что эти бессильные послания просто безумие, отчаянный крик в пустоту, но они были нужны Чарльзу, чтобы выразить всю свою боль, выплеснуть на бумагу мрачные мысли, в надежде, что они будут меньше терзать и без того измученный рассудок.

Позолоченное перо легко касалось бумаги, тихо шурша и оставляя ровные чернильные завитки букв. Чарльз не замечал, что он пишет, слова сами вырывались из сердца и ложились на бумагу. Лишь когда он перечитывал их, то понимал, какими нелепыми и печальными они были. Вначале это были обычные письма – грустные любовные послания, но постепенно, с течением времени каждое слово превращалось в безумный крик души.

“Дорогой Джим. Нет, не дорогой, любимый, единственный, неповторимый, восхитительный, жестокий. Зачем ты заставляешь меня так страдать? Я совсем отчаялся найти тебя. Джим, как ты не поймешь, что был не прав, решая за меня, что для меня лучше. Я знаю, что потеряю, но я готов отказаться от всего. Я люблю тебя. Это чувство настолько сильно, что я просто не могу с ним справиться. Оно заменило мне все. Теперь прежние привязанности, увлечения не значат для меня ничего. Я не знал, что в жизни может быть такое чувство, я и представить не мог, что оно коснется меня. А оно захватило меня полностью, безвозвратно. Я теперь даже мыслить не могу ни о чем, только о тебе. Я словно вижу тебя во всем - твои голубые глаза в высоком небе, твои соломенные волосы в солнечных лучах, твою улыбку в ласковом ветерке, твои поцелуи в утреннем солнце … Я стал таким сентиментальным, но что же делать, если твой образ преследует меня повсюду. Я пытаюсь догнать его, ухватить, а он ускользает, чтобы вновь появиться, надсмехаясь и издеваясь. Как это похоже на тебя, Джим…”

“…Я сегодня вновь не мог заснуть, все вспоминал, надеясь вернуть себе хоть частичку того счастья, которое ты подарил мне. Но воспоминания приносят только разочарования и тоску. Зачем они теперь мне? Зачем все это? Весь этот глупый мир, я в нем одинок и потерян и даже не знаю, где ты. Ты всегда был слишком независим, чтобы привязаться ко мне, но ведь мы были счастливы, по-настоящему. Наверное, это наказание за сладкий грех. Рано или поздно за все приходится расплачиваться. Раньше я не верил в ад, а теперь он повсюду, и я живу в нем…”

“…Этот дом, этот город, это небо, облака – все душит меня… Джим, мне так страшно, я и не знал, что одиночество может быть таким страшным. Наверное, я вообще не знал, что одиночество, пока не потерял тебя. Знаю, ты тоже одинок, ты тоже страдаешь. Я знаю, что ты любишь меня. Глупый, мой глупый Джимми, ты хотел спасти меня, а сам только погубил. Я не знаю, что мне делать, куда идти. Я не могу сделать ни шагу и вовсе не из-за соглядатаев отца, приставленных следить за мной, просто, я как корабль без руля – ветер бросает меня по жестоким волнам, рвет, как парус, мое сердце… Я не могу найти свою землю и потонуть не могу. Куда меня несет? Джим, помоги мне, вернись. Разве ты не знаешь, как мне тяжело?…”

“…не смейся надо мной, Джим, я похож на глупую барышню из сентиментального романа, изнывающую от любовной тоски. Мне впору самому писать роман о себе. Ты бы посмеялся, ты всегда смеялся над чувствительностью и трепетными порывами. Ты не мечтал, ты действовал… Джим, ты был прав, ты грубо ворвался в мою жизнь, не спрашивая позволения, не церемонясь, – ты лишь хотел получить то, что было тебе недоступно, а получил больше, чем ожидал. Не только мое обнаженное тело, но и обнаженную душу… Но ловушка захлопнулась, мне не выбраться. Посмотри на меня, вот он я весь – жалкий, рыдающий, с кровоточащим сердцем и раненой душой. Ты хочешь посмотреть на меня, Джим? От прежнего лорда Честертона ничего не осталось. Теперь я живу только тобой. Как я желаю тебя, Джим, совсем, как тогда… Помнишь? Ты мог одним жестом, словом или взглядом подчинить меня, и я готов был безропотно повиноваться. Я вновь хочу этого, безумно, жестоко, отчаянно, хочу, чтобы ты взял меня… всего… хочу быть в тебе, быть в твоем разуме… теле… душе, хочу принадлежать тебе, подчиняться каждому твоему капризу. Я так слаб, я потерял всякую гордость и мужество, растратив последние силы на тщетные попытки найти тебя. Иногда в голову приходит безумная мысль, что тебя и не существовало вовсе, и я придумал тебя себе… Я схожу с ума, кажется. Кажется, весь мир становится безумным вместе со мной. Мне все равно, Джим, что будет теперь со мной, без тебя для меня нет ничего. Я не просто люблю тебя, я болен тобой, Джим…я безумен, я брежу, я одержим тобой, Джим… Джим… Джим… Джим… Джим… Джим… Джим… Джим…”

Слезы скатывались по щекам, Чарльз, не замечая, стирал их ладонью, размазывая чернила по лицу и на бумаге. Исписанные листы валялись повсюду, на столе, на полу кабинета, на кушетке, на подоконнике, но Чарльз не обращал внимания на беспорядок. Его перо продолжало выводить три буквы вновь и вновь, как заклинание, обращенное к листу бумаги - Jim…

Растерянные слуги тревожно переглядывались, не зная, что и делать. С тех пор, как из дома уехал художник, хозяин был сам не свой. Он бродил по дому, как тень, как призрак, потерянный взгляд был обращен куда-то в другой мир. Слуги только шептали молитвы, прося Бога защитить их лорда от безумия. Но с каждым днем хозяин все больше уходил от реальности погружаясь в себя. Они знали, конечно, о постыдной связи лорда с художником, но, видя, как он страдает, могли лишь сочувствовать, вместо упреков и разочарований. Сэр Чарльз был безумно влюблен и умирал от этой любви. И никто не мог достучаться до него, вразумить, вернуть здравый рассудок. Чарльз никого не слушал. Он жил, как во сне, механически ел, умывался, брился, даже сон был каким-то страшным забытьем. Чарльз перестал встречаться с друзьями и избегал их, когда они приходили. Никто бы не узнал в этом бледном, осунувшемся, потерянном человеке прежнего веселого, уверенного, жизнерадостного лорда Чарльза. Он и сам себя не узнавал. Все пошло кувырком, покатилось в пропасть. И не было видно конца и края этому безумию.

Глава 36.

Саймон и Джордж лишь беспомощно глядели друг на друга, словно ища поддержки. “Как же мы можем помочь Чарльзу, если сами растеряны и не знаем, что сказать?” – словно думали они. Состояние друга их очень тревожило, казалось, он был в шаге от безумия или самоубийства. Они смотрели на Чарльза, как на чужака, не узнавая его. Джордж вспомнил, каким счастливым был Чарльз, когда ездил с Джимом в охотничий домик. Он тогда весь светился, излучая радость. А теперь перед ним сидел разбитый, равнодушный ко всему человек. Джордж и не предполагал, что что-то может сломить Чарльза. “Неужели, он и вправду так любит Джима?” - недоумевал Слейтер, который даже поверить не мог, что чувство может быть таким сильным и всепоглощающим.

-Нужно жить дальше, Чарльз, - говорил Саймон, пытаясь придать голосу уверенную бодрость, - все скоро уладится и встанет на свои места.

МакГрегор никогда особо не верил в серьезность чувств Чарльза к Паркеру. Разве можно любить мужчину? Саймон считал, что устав от женщин, его друг просто ищет новых ощущений, которые наскучат ему, когда он в полной мере удовлетворится и пресытится. Но, глядя на Чарльза, Саймон уже не был уверен в этом. “Он всегда был слишком чувствительным и впечатлительным”,- с грустью думал МакГрегор.

Чарльз печально смотрел на друзей, искренне желающих помочь ему. Он был очень благодарен им за поддержку.

-Спасибо, что волнуетесь за меня, но не стоит, это бесполезно, - грустно сказал Чарльз. В его голосе звучала какая-то обреченность, рассердившая Джорджа.

Он крепко встряхнул Чарльза и сурово сказал:

-А ну не смей хоронить себя заживо. Ты всегда был сильным, не смей же превращаться в тряпку! Думаешь, ради этого Джим исчез из твоей жизни? Он хотел, чтобы ты был настоящим лордом и пользовался тем, что принадлежит тебе по праву. Не смей предавать его и себя. Это трусость, Чарльз. Найди в себе мужество.

Решительные слова Джорджа падали в пустой разум Чарльза, как горошины в горшок – с гулким стуком, но без всякого эффекта.

-Я знаю, Джордж, жизнь продолжается, - тихо произнес Чарльз, - я знаю. Что ж, буду жить дальше. Буду делать то, чего от меня ждут. Но прежним Чарльзом я уже не буду. Такое разочарование не проходит бесследно.

Саймон и Джордж облегченно вздохнули. По крайней мере, Чарльз не сошел с ума и не намерен свести счеты с жизнью. Да, он испытал сильное потрясение и любовное разочарование, но с кем не бывает? Разве это повод ставить на себе крест?

В доме Честертона-старшего появился новый Чарльз – холодный, равнодушный, чужой. Отец не видел его около двух месяцев. Нанятые им люди сообщали, что сын вначале пытался найти художника, но потом оставил эти попытки - тот как сквозь землю провалился. Лорд Альфред смог вздохнуть с облегчением, считая, что сын наконец избавился от позорной страсти к другому мужчине. Правда, теперь сын был холоден с ним из-за решительных мер, которые принял лорд Альфред. Но отец считал, что поступил правильно, спас сына и честь семьи от позора. Он боялся, что все это выплывет наружу, но, слава Богу, он ничего такого не слышал, и Гарретсы – тоже. Лорд Альфред пытался возобновить попытки свести сына с девицей Виолой. Он сказал им, что Чарльз на некоторое время покинул Лондон и отправился в Глазго, чтобы погостить у друга, благо, Чарльз нигде не появлялся, а Гарретсы верили лорду Честертону.

Теперь Чарльз покорно выслушивал отца, безразлично глядя на него. Лорд Альфред уже давно простил сына. Так как любил его, к тому же тот осознал свою ошибку, но Чарльз не мог простить отцу подлости, которой никак не ожидал от него. Конечно, юный лорд знал, что отец не виноват в том, что Джим уехал – тот сделал это добровольно, просто Чарльз не мог забыть, что его отец показал себя как бездушного, холодного человека, не гнушающегося ничем, чтобы добиться своего.

Впрочем, отдаление сына не слишком обеспокоило лорда Альфреда. Сейчас его больше заботила мысль, как заставить Чарльза возобновить ухаживания за леди Виолой.

-Отец, вы хотите, чтобы я женился на дочери Гарретсов? – сухо спросил Чарльз.

-Конечно, - улыбнулся лорд Альфред, - я всегда этого хотел.

-Ведь это мой долг – женится на достойной леди, завести семью, управлять делами, - в том же тоне продолжал Чарльз.

Его отец кивнул.

-Тогда я выполню свой долг, - твердо сказал Чарльз, - и не буду больше навлекать позор на нашу семью. Вы же этого хотели? – Чарльз яростно сузил глаза.

-Конечно, - кивнул его отец.

-Но не ждите после свадьбы, что я буду примерным, верным мужем.

-Да ради Бога, Чарльз, - торопливо согласился отец, - но только без скандалов.

-Разумеется, - холодно ответил Чарльз, он помолчал немного и добавил, - мне жаль вас, отец. Вы всегда пеклись о чести и достоинстве фамилии, но так и не узнали, что такое счастье. Что вам дало ваше доброе имя? Друзей, знакомых, связи, карьеру, место в обществе? Но все это ничто по сравнению с настоящей страстью, которая захватывает тебя всего и с головой окунает в пучину наслаждения. Я счастлив, что мне довелось испытать это. Ничто не заменит подобного ощущения.

Лорд Альфред растерянно смотрел на сына, не зная, что и сказать. Мрачный тон Чарльза сбивал его с толку. Он постарался выкинуть из головы эти странные слова, полностью отдавшись мыслям о предстоящей свадьбе.

Глава 37.

Сияющий лорд Альфред Честертон раздаривал улыбки гостям, приглашенным на прием в честь помолвки его сына и леди Гарретс. Он не мог скрыть своей радости, но брови его хмурились, когда он бросал взгляд на сына. Чарльз был равнодушен и безразличен ко всему окружающему, словно праздник был устроен не в его честь. Он машинально кивал гостям, улыбался, благодаря за поздравления. Он даже не смотрел на свою невесту, девушки будто не существовало. Чарльзу казалось, что он со стороны наблюдает за происходящим, и оно его ничуть не трогало. Он словно пустил жизнь по течению, не заботясь о том, куда его занесет. Все стало безразличным для Чарльза, бессмысленная жизнь его превратилась в жалкое существование. Он примирился с выбором отца, со своей судьбой, покорно принимая то, что она приносит ему. Было больно смотреть на этого молодого, красивого человека, потерявшего интерес к жизни. Тяжело вздыхая, Чарльз смотрел на гостей, желая, чтобы они поскорее ушли вместе со своими фальшивыми улыбками и поздравлениями, общество людей стало угнетать его, он предпочитал оставаться один в тишине и предаваться грустным раздумьям.

Отец Чарльза устроил великолепный праздник в своем особняке. Весьма довольный, он стоял под руку с улыбающейся нарядной леди Кэролайн, которая блистала на вечере, затмевая свою скромную будущую невестку.

Виола чувствовала себя одинокой и потерянной, ей казалось, что она случайно оказалась на этом приеме, ее поздравляли какие-то малознакомые люди, желали счастья и благополучия в семейной жизни, а девушка не верила до сих пор, что стала невестой лорда Чарльза. Она посмотрела на красивое кольцо с бриллиантами, которое надел ей на палец жених, делая предложение. Она должна быть самой счастливой девушкой на свете, ведь сбылась ее мечта, но леди Виоле становилось грустно и страшно, когда она глядела в равнодушное и почти незнакомое лицо жениха. Он редко смотрел на нее, и его взгляд скользил по ней, как по пустому месту. Виоле захотелось убежать с этого праздника, который ничуть не радовал ее. Чарльз торжественно и элегантно вел ее в танце, но теперь леди Виола не чувствовала той восхитительной легкости и восторга, когда Чарльз приглашал ее раньше. Потом Чарльз танцевал с другими дамами, но к ним он был так же безразличен, как и к ней.

P>“Зачем он сделал мне предложение? – недоумевала Виола, - ведь он ко мне совершено равнодушен”. Виола могла бы сказать, что ей повезло, не каждой девушке удается выйти замуж за того, кого они сами желают. Похоже, сейчас было все несколько иначе, казалось, что это Чарльз женится по принуждению. “Он ведь может отказать, если не хочет жениться на мне. Он мужчина и свободен выбирать. Зачем же он идет на это?”

Только два человека знали, что происходит с Чарльзом, Джордж и Саймон, его самые близкие друзья. Чарльз был благодарен за то, что они не желают ему счастья, так как знали, что счастлив Чарльз уже не будет. Безмерная тоска в его глазах заставляла беспокоиться за друга, но они не могли сказать даже слов утешения, которые прозвучали бы нелепо и жестоко.

Чарльз вышел на веранду, увешанную гирляндами огней и цветов. Он вдохнул аромат августовской ночи и с тоской посмотрел в небо. Далекие звезды тонули в чернеющей пустоте, они притягивали, как магнит. Хотелось полететь к ним, растаять в тусклом мерцании далеких светил. Сердце больно сжалось, стало тяжело дышать. Чарльз прислонился к балюстраде, пытаясь прийти в себя от внезапного приступа тоски и боли.

“Где ты, Джим? – безмолвно вопрошал Чарльз, закрывая глаза, - видишь, без тебя все не так. Мне все безразлично. Я сам не знаю, что делаю. Я живу, как в тумане”.

Джордж тихо подошел и участливо положил руку на плечо Чарльза. Сейчас ему нужны были не поздравления, а сочувствие.

-Как тебе праздник? – спросил Чарльз, пытаясь улыбнуться.

-Какой же это праздник, если ты несчастлив? – грустно произнес Джордж.

Чарльз вновь посмотрел в ночное небо, тяжело вздыхая. Он не мог возразить Джорджу, перед другом он не мог притворяться и скрывать свои чувства.

-Я устал от всех этих искусственных лиц, - тихо сказал Чарльз, - решил немного побыть один.

-Я мешаю тебе? – участливо спросил Джордж.

-Конечно, нет, - улыбнулся Чарльз, - тебя я всегда рад видеть. Только тебя и Саймона, все остальные люди на этом вечере мне чужие, а больше всего – мои родители.

-А твоя невеста?

Чарльз пожал плечами.

-Мне ее жаль. Она влюблена в меня и ждет, что я сделаю ее счастливой. Но, к сожалению, я не смогу этого сделать. Она для меня ничего не значит.

-Совсем? – удивился Джордж.

Чарльз согласно кивнул.

-Тогда зачем ты женишься на ней?

-Не знаю. Этого хочет мой отец, это мой долг, - безразлично произнес Чарльз.

-Я думал, что ты возненавидел отца за то, как он поступил.

-Нет, я забыл об этом, - тихо произнес Чарльз, - он считал, что поступает правильно. Я могу его понять. Даже могу понять своего мстительного и расчетливого братца. В конце концов, я нарушил нормы морали, переступил нравственные законы…

-Только не говори, что раскаялся в этом, - недовольно сказал Джордж.

Чарльз печально посмотрел на друга.

-Нет, но и бунтовать у меня нет желания. Если бы Джим не ушел, я бы боролся со всем светом, чтобы быть с ним, но он решил иначе.

-Ты все еще любишь его?

-Я всегда буду любить его.

-Вы все равно не смогли бы быть вместе, Чарльз, - печально произнес Слейтер.

-Только не говори мне этого, Джордж, - отчаянно сказал Чарльз, - я бы пошел на все, если бы он позволил быть с ним.

-Ты бы бросил все? – изумился Слейтер,- отказался от титула, от наследства, от завидной невесты?

-Я хоть сейчас бы бросил все это, чтобы побежать к нему, если бы знал, где он.

-Он в Лондоне, - тихо произнес Слейтер.

-Что? – Чарльз с недоверием посмотрел на друга.

-Сегодня я видел его, он только что приехал.

-И ты молчал? – изумился Чарльз.

-Джим просил не говорить тебе, что я его видел. Он спрашивал о тебе и был рад, что у тебя все в порядке, и ты собираешься жениться… Он собирался остаться сегодня в своей мастерской, - добавил Джордж.

Он знал, что Чарльз сейчас бросит и невесту, и гостей, чтобы помчаться к Джиму. Джордж хотел лишь, чтобы его друг был счастлив, а раз он может быть счастлив только с Джимом, то пусть знает, что может найти и увидеть его.

Чарльз с надеждой смотрел на Джорджа, будто не зная, что сделать.

-Уверен, что сейчас ты бросишься к нему.

Чарльз кивнул.

-Я в этом и не сомневался, - усмехнулся Джордж, он крепко обнял Чарльза и ободряюще похлопал по спине, - придется Джиму простить меня за то, что я проболтался.

-Спасибо, Джордж, - прошептал Чарльз, - ты не представляешь, что сделал для меня.

Джордж усмехнулся:

-Чего же ты ждешь? Ты всегда был решительным парнем и не любил признавать правил и условностей. Похоже, Джиму придется смириться с тем, что ты готов бороться со всем светом ради него. Ты хоть знаешь, на что ты идешь? – подозрительно спросил Джордж, - тебе будет очень непросто…

-Мне все равно, - улыбнулся Чарльз, - я уеду с ним отсюда, мы спрячемся от всего мира, если он будет против нас.

-Безумец, счастливый безумец, - покачал головой Джордж, - ты всегда хотел совершить что-то невероятное…

Чарльз еще раз крепко обнял друга.

-Спасибо тебе, Джордж, ты вернул мне жизнь!

Джордж с сомнением посмотрел вслед Чарльзу и нахмурился. Его охватило непонятное и пугающее предчувствие, что он погубил своего друга.

Глава 38.

С бешено стучащим сердцем Чарльз вошел в мастерскую, освещенную тусклыми лампами. Он обвел взглядом просторное помещение и увидел тонкую фигуру, сидящую на полу с папкой на коленях.

-Джим, - еле слышно выдохнул Чарльз.

Словно услышав его, а может, почувствовав, юноша поднял глаза и даже вскрикнул от неожиданности, оказавшись в сильных объятиях.

-Чарли? – удивленно прошептал Джим.

Чарльз взял ладонями его лицо – такое красивое, такое родное, и впился в губы сладострастным поцелуем. Все мгновения, проведенные в разлуке, растворились и забылись. Чарльз крепко сжимал Джима, боясь ослабить хватку и вновь позволить ему ускользнуть, но Джим и не пытался, отдавшись во власть сильных губ, жадно сливающихся с его собственными.

Джим с трудом оторвался от Чарльза и посмотрел в его лицо с тоской и радостью, он знал, что Чарльзу не нужно было приходить, но как хорошо вновь оказаться в его руках. Джим не стал спрашивать, как Чарльз его нашел, это было очевидно, и злиться на Джорджа он не хотел. Сейчас он был просто счастлив, глядя в сияющие глаза Чарли.

Чарльзу так хотелось сказать Джиму, что он пережил без него, но он только мочал, глядя в любимое лицо и запуская пальцы в густые волосы.

-Ты все-таки нашел меня, - прошептал Джим.

Чарльз только улыбнулся, он готов был целую вечность вот так сидеть на полу и обнимать Джима, блаженно прикасаясь к его губам своими, награждая себя долгожданными поцелуями. Он прижал свой лоб ко лбу Джима и сказал с улыбкой:

-Я жить без тебя не могу, Джим. Теперь я тебя никуда не отпущу. Джим, - Чарльз отстранился от него и серьезно посмотрел в нежные голубые глаза, - я хочу быть с тобой, и мне все равно, что ты об этом думаешь. Я сам знаю, что лучше для меня.

-Как ты не поймешь, Чарли, - прошептал Джим, - мы не можем быть вместе… слишком многое нас разделяет, слишком много преград…

-Тсс, - Чарльз прижал палец к его губам, - все будет хорошо. Я обещаю, мы не останемся здесь, где наша любовь обречена. Мы уедем отсюда подальше, куда хочешь – во Францию, в Италию, в Америку, куда угодно… туда, где нас никто не знает.

Джим не разделял восторженного оптимизма Чарльза.

-Не обольщайся, Чарли, там все точно так же. Но я не о том, как к нам отнесутся другие люди, мне наплевать на это. Я говорю о тебе, Чарли. Ты пленник своего положения, семьи, общества… Тебе не дадут поступать, как вздумается, и позорить свою семью.

-Но что они могут сделать? – неуверенно спросил Чарльз.

Джим встал с пола и подошел к зашторенному окну, он приоткрыл занавеску и посмотрел в темноту.

-Они не оставляли меня ни на минуту, - произнес тревожно Джим.

-Кто?

-Люди, следившие за мной. Думаю, их нанял кто-то из твоей родни. Они следили за тем, чтобы мы не встречались. Они и сейчас наблюдают за этим домом, думая, что я их не вижу.

Чарльз подошел к Джиму и беспокойно выглянул в окно.

-Я думал, что они давно перестали следить, - растерянно произнес он.

Джим повернулся к Чарльзу и тихо сказал:

-Если ты уйдешь сейчас, то никогда больше не сможешь вернуться сюда, - тревожный голос Джима очень расстроил Чарльза, но в нем звучала твердая уверенность.

-Мой отец пообещал, что убьет тебя, если мы будем встречаться, - с болью сказал Чарльз.

Джим кивнул.

-Думаю, ничто не помешает ему выполнить это. Для таких, как твой отец честь семьи превыше всего.

-Что же делать, Джим? – отчаянно спросил Чарльз, сильно сжимая хрупкую фигуру.

Объятия Чарльза были настолько мощными, что причиняли боль, но Джим ни за что не хотел бы освободится от них сейчас.

-Я останусь с тобой, в этой комнате, - сказал Чарльз, вдыхая пьянящий аромат волос Джима, - я не могу допустить, чтобы чья-то беспощадная нога растоптала наши чувства.

-А ведь это твой отец, Чарли, - напомнил с грустью Джим.

-У меня нет отца, я не могу считать им человека, который способен распоряжаться и играть чужими чувствами и жизнями ради какого-то никому не нужного блага.

-Нам не позволят даже выйти отсюда вместе, - опять грустно прошептал Джим, - пряча лицо в изгибе шеи Чарльза и пытаясь подавить бессильные слезы, - но мы можем уйти вместе, Чарли, - прошептал он, глядя в глаза, - уйти туда, где никто не сможет нас разлучить, где мы будем вместе навсегда, и не будет никого…

-Ты говоришь о смерти, Джим? – обречено спросил Чарльз.

Джим кивнул.

-О вечном покое. Уж этого нам никто не сможет запретить. Если мы не можем жить вместе, то можем вместе умереть, ради нашей любви…

-Ты никогда не говорил, что любишь меня, - печально произнес лорд.

-Я боялся. Боялся зависеть от тебя так сильно, как сейчас. Послушай, Чарли. Мы бросим вызов им всем, - горячая слеза потекла по щеке, но Джим этого не замечал, - только ты и я, назло всем. И никто не сможет нам помешать…

Чарльз целовал мокрые веки Джима, он хотел возразить, отринуть безнадежные слова юноши, но разум заволок туман. Он не боялся, он готов был пойти за Джимом куда угодно и умереть вместе с ним.

-Скажи, Джим…

-Я люблю тебя, Чарли, - услышал он горячий шепот.

Больше Чарльзу не нужно было ничего в этом мире. Только эти слова, ради них он готов был оставить все. Если он не может быть с Джимом, он умрет с ним, без него жизнь теряет всякий смысл…

-Ты уйдешь со мной, Чарли? –спросил Джим, глядя на него пронзительными лучистыми глазами.

“Уйти вместе с Джимом, умереть… оставить эту бессмысленную, жестокую жизнь. Я никому не позволю управлять мной, я сам выбираю свою судьбу. Я выбираю Джима…”

-Да, Джим, - ответил Чарльз, - я пойду за тобой…

Этот портрет был не просто последней работой Джима, он был его прощанием, признанием, вызовом – он умрет в объятиях Чарли…

Обнаженный Джим стоял перед мольбертом, нанося торопливые штрихи мягким карандашом с широким грифелем. Это был самый быстрый, самый отчаянный и красивый рисунок художника, который он когда-либо создавал. Гладкий белый лист, на нем изображение двух обнявшихся любовников, смотрящих друг на друга с бесконечной любовью и сияющих ею. Джим глубоко вздохнул и нанес последний штрих, обмакнув палец в ярко-красную краску и намазав ею губы людей на рисунке. Два красных пятна алели, как кровавые раны.

Джим сильнее обмакнул палец в ядовитую, горькую краску и намазал ей свои губы. Он подошел к Чарльзу, лежавшего на кушетке с закрытыми глазами. Чарльз услышал приближение Джима и открыл глаза. Взгляд тут же выхватил кроваво-красные губы художника.

-Ты можешь еще передумать, Чарли, - сказал художник.

Лорд приподнялся, взял его за руку и притянул себе. Джим лег сверху и припал к губам Чарльза, разделяя смертоносный поцелуй. Горький, неестественный вкус краски заполнил рот Чарльза, он слизывал и глотал ее, чтобы добраться до губ Джима и почувствовать их настоящий вкус.

Вкус последнего смертельного поцелуя, особенно сладострастного, опасного, волнующего. Во рту и груди все горело, но Чарльз и Джим не обращали на это внимание, поглощенные друг другом. Ядовитый туман дурманил мозг, как и их собственные прикосновения к пылающей коже.

Джим оторвался от губ Чарльза всего на дюйм, чтобы прошептать: “Я люблю тебя…” и вновь припасть к ним. Больше уже ничего не существовало вокруг, горячие волны страсти и боли опьяняли и душили, заглушая друг друга, бросая два сплетенных тела в мучительную агонию, которая держала их на краю блаженства и смерти…

Они смотрели в глаза друг другу, совсем как на портрете, торопливо нарисованном Джимом, но в отличие от людей рисунок замер, и любовники навечно сплелись в объятиях, заявляя всему миру, что и после смерти они будут вместе, разрушая временные рамки и растягивая свою любовь в вечность. На картине Джим так же лежал на Чарльзе и шептал, глядя в его глаза:

-Я люблю тебя…

“Я люблю тебя, Чарли, - заявляла подпись в нижнем углу картины, как бы оповещавшая всему миру о последних словах Джима, который скромно подписал рисунок – Дж. Паркер. Он знал что тот, кто увидит этот рисунок может и не знать людей, изображенных на нем, но он поймет, что они любили друг друга вопреки всему.

Всего три неровных торопливых строчки, заключавших в себе две сплетенных друг с другом судьбы, две жизни и смерти…

I love you, Charley

J. Parker

The 29th of august 1837