Одинокая птица над полем кружит.
Догоревшее солнце уходит с небес.
Если шкура сера и клыки что ножи,
Не чести меня волком,стремящемся в лес.
Лопоухий щенок любит вкус молока,
А не крови,бегущей из порванных жил.
Если вздыблена шерсть,если страшен оскал,
Расспроси-ка сначала меня,как я жил.
Я в кромешной ночи,как в трясине,тонул,
Забывая,каков над землёй небосвод.
Там я собственной крови с избытком хлебнул-
До чужой лишь потом докатился черёд.
Я сидел на цепи и в капкан попадал,
Но к ярму привыкать не хотел и не мог.
И ошейника нет,чтобы я не сломал,
И цепи,чтобы мой задержала рывок.
Не бывает на свете тропы без конца
И следов,что навеки ушли в темноту.
И еще не бывает,чтоб я стервеца
Не настиг на тропе и не взял на лету.
Я бояться отвык голубого клинка
И стрелы с тетивы за четыре шага.
Я боюсь одного-умереть до прыжка,
Не услышав,как лопнет хребет у врага.
Вот бы где-нибудь в доме светил огонёк,
Вот бы кто-нибудь ждал меня там,вдалеке...
Я бы спрятал клыки и улегся у ног.
Я б тихонько притронулся к детской щеке.
Я бы верно служил,и хранил,и берёг-
Просто так,за любовь!-улыбнувшихся мне...
...Но не ждут,и по-прежнему путь одинок,
И охота завыть,вскинув морду к луне.