Бессонниц белые глаза
смотрели жадно в наши окна,
гремела в Киеве гроза
и дождь сплетал воды волокна
в одну сверкающую ткань,
что колыхалась над домами,
шептали губы:
«перестань...»
и тикал старыми часами
этюд сплетения чудес,
набросок медленного бреда,
и снова умер и воскрес
на кухне Карлос Кастанеда,
и подливал себе коньяк,
о чём-то споря с Рамакришной,
твердили мне, что я –
маньяк,
я соглашался еле слышно,
пытаясь всё связать в одно –
событий цепь и истин нити,
но осознав,
что – не дано,
устав от верениц открытий,
дальше

Это сильнее желанья уснуть.
Не заглушу в себе, не успокою.
Прямо от полночи –
сумрачный путь...
Как в паутину неловко рукою
в пыльном углу неожиданно влез,
слышно –
паук побежал по ладони
и не стряхнуть.
Подсознания срез –
снова спешить так, как будто - погоня,
ватные ноги, никак не уйти,
воздуху мало,
он вязко струится
и не вдохнуть его.
дальше

Прозрачен день и сквозь него
видна изнанка мутной ночи,
рассудок всё никак не хочет
принять всего лишь одного -
здесь ничего лет сто как нет,
а то, что есть -
кому-то снится,
наступит утро, включат свет,
и в коридорах психбольницы
пустынно.
Шляются врачи,
что побезумней тех, кто болен,
моя сиделка учит роли
от леди Макбет - к Медичи,
и варит яд тайком.
Для всех.
И разливает по стаканам:
дальше