Я снова много хожу, пропускаю под ногами не один километр. Я увожу себя так далеко, что уже не чувствую усталости, только легкая горечь где-то за сердцем подсказывает, что я не роллинг стон. Часами выхаживаю из себя слепоту, ненависть, усталость, злые мысли и дурные предчувствия. Город поет, подталкивает колокольным звоном, словно потоком ветра поддевая и унося до следующей церкви. Он звучит, живет и начинает задыхаться. Постепенно он густеет вместе с воздухом и людьми, становится словно туман над болотом.

Еще до того, как выложить «Твой город», я начала писать его конец. Долго не могла придумать, чем же все закончится. А потом в середине марта меня как обухом ударили: зима убила этот город, ему, чтобы возродить, нужна чужая жизнь. Тогда, наконец, поняла, что нужно писать. Ходила в обнимку с этой мыслью, знала точно, кто не вернется в эту весну.

А потом написали археологи, и теперь почти незнакомый, но родной до врастания в судьбу человек лежит в деревянных досках в двух метрах под землей с дырой от пули в затылке. Это был четверг, ветер стоял такой, что курить было невозможно, пальцы сводило сразу же. А через два дня пришло солнце. Такое яркое и теплое, что сложно было поверить. Только жидкая глина под ногами да снег еще кое-где лежавший напоминали о зиме, которая только неделю назад бушевала.

И винить некого, и прощать нечего.

Глупо, конечно, что там говорить, но в такое время начинаешь искать во всем свою вину. Мол, ты, дурацкий вершитель наоборот, чертов удачник, когда дело не касается твоего мира. Что ты сделал, чтобы этого не случилось? Я не успела убить свою героиню. Зима получила свои жертвы. Сполна.

А весна, знаете ли, во всю идет. Ну, просто так получилось.