Если худших из грешников должно отлучать от общения, тогда придется начать классифицировать грехи, чтобы определить, какие именно из них достойны отлучения. Как часто предпринимались подобные попытки — и в далеком, и в недавнем прошлом!

Как величественна была суровость древней Церкви, когда люди стремились создать святую и чистую Церковь (как это случается и сегодня). Или вспомните донатистов, которые требовали, чтобы по крайней мере священнослужители были чисты от смертного греха.

Всякий раз, когда предпринимались попытки создать идеальную Церковь, их итогом всегда было горькое разочарование. Община святых превращается в общину фарисеев.

— Германн Зассе. Проповедь по случаю Дня заключения Аугсбургского мира (8 августа 1943 года, Эрланген, Германия).

О том, что христианское собрание или община имеет право и власть судить о любом учении, а также призывать, назначать и увольнять учителей на основании Писания и в соответствии с ним.

Мартин Лютер (1523)

Во-первых, необходимо знать, что такое христианская община, для того чтобы под именем христианской общины люди не занимались человеческой суетой (как это постоянно случается у нехристиан). Христианскую общину можно распознать следующим образом: в ней всегда проповедуется чистое Евангелие. Точно так же, как узнают по флагу, как определенному знаку, что за господин и воинство расположились на поле, также с точностью распознают по Евангелию, где находится Христос и Его воины. Об этом говорится в Божьем обетовании из 55 главы Книги пророка Исаии: «Так и слово Мое, которое исходит из уст Моих, - оно не возвращается ко Мне тщетным, но исполняет то, что Мне угодно, и совершает то, для чего Я послал его». Из этого исходит наша уверенность в том, что невозможно, чтобы там, где было Евангелие, совсем не было христиан, пусть даже они грешны, слабы и немногочисленны. Равно как невозможно и то, чтобы там, где нет Евангелия, а правит человеческое учение, были христиане, а не язычники, как бы много их ни было и какой бы святой и правильной ни была их жизнь.

Если церковь позволяет одному из своих учителей, вопреки клятве, принесенной им при ординации в служители, впасть в лжеучение, можно с уверенностью сказать: надежды на то, что церковь переживет [эти трудные времена], больше нет. Если церковь молчит, когда ее пасторы проповедуют реформатское учение о Таинствах, это может послужить им извинением, поскольку во время обучения они не имели возможности ознакомиться с лютеранским учением. И когда церковь безропотно принимает призвание учителя, преподающего Крещение и Вечерю в кальвинистской манере, она тем самым провозглашает, что по существу готова терпеть подобные учения. В таком случае сама церковь исключает любую возможность доктринальной дисциплины. В таком случае она исключает возможность восстановления дисциплины применительно к тому, каким образом Вечеря Господня совершается в ее пределах. В таком случае она не может двигаться в сторону возрождения конфессионально верной евангелическо-лютеранской церкви. И в таком случае, по существу, возникает общение Алтаря с реформатами. В таком случае церковью можно назвать и «Объединенную евангелическо-лютеранскую церковь», в которой упразднены все границы церковности, в соответствии с нашими вероисповедными книгами отделяющие истинную католическую, ортодоксальную церковь в новозаветном ее понимании от фанатических сект [schwaermerischen Sekten].

— Герман Зассе (1948)

Более того, «верный исповеданиям» синод должен также «c. следить за верностью своих членов исповеданиям».

И потому недостаточно, чтобы синод, так сказать, лишь  официально заявил: «Синод, верный исповеданиям, безоговорочно держащийся всех Символов [т. е. вероисповедных книг]». Недостаточно и того, чтобы он принимал лишь таких пасторов и учителей, чья верность исповеданиям очевидна. Он также должен следить за тем, чтобы пасторы и учителя оставались такими; ибо только тот, кто будет «верным до конца, спасется» (Мф. 10:22, Luther Bibel).

В этом отношении ранняя Церковь мыслила себя и жила не как множество независимых общин, но как единая Церковь. Церковь черпает жизнь из Евангелия. Церковь здорова там, где Евангелие проповедуется правильно. Она больна там, где Евангелие проповедуется нечисто. Если в общину проникает яд, он постепенно отравляет все тело Церкви. Ересь одного пастора разрывает единство всей Церкви. Эта очевидная мысль уже начинает звучать в полемических посланиях Павла, в особенности пастырских, а также в 1-м Иоанна, 2-м Петра и в книге Откровение. И напротив, больной член Церкви может выздороветь лишь в том случае, если исцеляющая сила будет течь к нему от Церкви в целом. Лютер стал Реформатором не только Виттенбергской общины, но и всей Церкви. Исходной посылкой всегда является общение всех общин друг с другом, как это, несомненно, и было в ранней Церкви. В общинах не должно быть конгрегационалистской, независимой жизни, сосредоточенной только на своих заботах.

— Вернер Элерт. Чин визитации (1948) 

Я знаю, что ты желаешь мягкости и доброты. Но что общего у христианина с льстецом? Христианство прямодушно и простодушно. Оно видит вещи такими, какие они есть, и говорит о них соответственно. Даже язычники желают зла тем, кто льстивыми словами отзывается о пороках их друзей. Так как же истине Христовой льстить злу и безбожию? Тем не менее, мы объясним тебе, как мы отстаиваем Евангелие, и расскажем об этом без смущения, представляя наши слова на суд тебе и всему миру. Мы не боимся, что толпа почувствует себя оскорбленной этими «уязвляющими» словами, как ты их называешь. Ибо кто не претыкался о Христа? Кого Он не обличил? Дух истины обличает и не льстит. Он обличает не только некоторых, но и весь мир. И потому мы полагаем, что следует прямо и открыто порицать, обличать, поражать все, и что не следует щадить, обходить молчанием или оправдывать ничего, дабы истина пребывала среди нас победно, не зная уз, в чистоте и ясности.

Когда мы находимся под справедливым и заслуженным отлучением, нам следует уделять больше внимания тому, за что нас подвергли отлучению, — тому, чтобы либо делать, либо не делать этого (в зависимости от ситуации). Ибо отлучение всегда налагается по причине греха (который гораздо хуже любого отлучения). Но и здесь, как и во всем остальном, мы обычно по ошибке размышляем лишь о том, как болезненно наказание, но не о том, почему мы ему подвергаемся. Где ты сегодня найдешь людей, которые так же боятся согрешить и прогневить Бога, как боятся отлучения? И выходит, что мы боимся целительного наказания больше, чем ужасных грехов. Но и к этому следует отнестись с терпением и позволить, чтобы это происходило, — ради нашей чувственной природы, которая не видит духовный вред греха, но лишь чувствует боль наказания. Однако страх перед отлучением стал слишком велик благодаря тиранической власти и угрозам духовных судей, которые заставляют простых людей больше бояться наказания, нежели греха. Если отлучение несправедливо, нам следует особо остерегаться действий или бездействия, слова или молчания, за которые мы подверглись отлучению, — разве что мы делаем это без греха и не причиняем вреда нашему ближнему. Вместо этого нам следует смиренно сносить отлучение и с готовностью умереть в нем, если иначе нельзя. Не следует нам бояться и того, если нас не допустят к Таинству и похоронят на неосвященной земле. Почему? Потому что истина и праведность — это удел внутреннего духовного общения. Тот, кто оставляет их, подвергается отлучению Божьему, которое вечно. И потому их не следует оставлять ради внешнего общения, которое неизмеримо менее важно, или чтобы спастись от отлучения. Более того, возможность приступить к Таинству и быть погребенным в освященной земле отнюдь не стоит того, чтобы оставить ради этого истину и праведность. Чтобы никто не дивился сказанному, я пойду еще дальше и скажу, что человек, умерший справедливо отлученным, не умирает в осуждении — разве только если он не раскаялся в своем грехе и презрел отлучение. Ибо покаяние и печаль исправляют все, даже если твое тело выроют и бросят в воду.

Ubi Christus, ibi ecclesia — «Где Христос, там и Церковь». Этими словами один из самых древних Отцов Церкви объяснял тайну Церкви. Эти слова также являются суммой того, во что Лютер верил относительно Церкви. Церковь созидает не сила нашей веры и не святость нашей жизни, но именно это: «Где Христос, там и Церковь». Когда Церковь именуется народом святым, общением святых, эти названия не следует понимать так, как их часто понимали в истории Церкви: «Церковь должна быть святым народом, а потому к ней могут принадлежать только святые. Долой все несвятое! Честь Христа того требует!» Когда худшие из грешников должны быть отлучены от общения, приходится заниматься классификацией грехов, чтобы определить, какие из них ведут к отлучению. Как часто это пытались сделать, и в давнем, и в недавнем прошлом. Какой впечатляющей была строгость древней Церкви, когда люди пытались создать святую и чистую Церковь (как это бывает и сегодня). Или вспомните донатистов, которые требовали, чтобы хотя бы клирики были чисты от смертных грехов. Всякий раз, когда кто-то пытался создать идеальную Церковь, это всегда заканчивалось горьким разочарованием. Общение святых превращалось в общину фарисеев.

— Герман Зассе

В Кратком Катехизисе Лютера говорится (на основании Иоанна 20:22-23 и т. д.):

Верую, что, когда призванные служители Христовы поступают с нами согласно Его божественному повелению — в частности, когда они отлучают от христианской общины явно нераскаянных грешников и отпускают грехи тем, кто раскаивается в своих грехах и желает исправиться, — это так же действительно и несомненно, даже на небесах, как если бы Христос, наш дорогой Господь, Сам поступал так с нами (Глава V: Власть ключей и исповедь).

Мы, христиане, понимающие, что Христова власть прощать грехи была милостиво дарована Церкви, дорожим этим учением. Оно удостоверяет нас, что нам нет нужды беспокоиться, прощены ли наши грехи, но мы можем точно знать, что они изглажены и в глазах Бога. Однако всякий раз, читая этот раздел Краткого Катехизиса, я не могу не спрашивать себя, на самом ли деле мы усвоили это учение. О, мы, конечно, верим, что «когда призванные служители Христовы поступают с нами согласно Его божественному повелению… это так же действительно и несомненно, даже на небесах, как если бы Христос, наш дорогой Господь, Сам поступал так с нами». Однако мы часто закрываем глаза на оставшуюся часть абзаца: «в частности, когда они отлучают от христианской общины явно нераскаянных грешников и отпускают грехи тем, кто раскаивается в своих грехах и желает исправиться».

Я утверждаю, что неправильно допускать людей к Святой Евхаристии без разбора просто потому, что они физически присутствуют на богослужении, не прилагая никаких усилий к тому, чтобы выяснить, были ли они крещены, не прилагая никаких усилий к тому, чтобы выяснить, остаются ли они по-прежнему членами Церкви, и не имея ни малейшей уверенности в том, что их сердца должным образом расположены к скорби за совершенные проступки и к вере в искупительный труд Господа, который вновь присутствует среди нас в этом Таинстве.

- A.C. Piepkorn. The Church, p. 188

Со всей христианской искренностью я прошу всех, кто совершает Крещение, кто держит детей или присутствует при этом, серьезно относиться к этому достойному восхищения делу и присущей ему серьезности и торжественности. Ибо здесь, в словах этой молитвы, вы слышите, с какой печалью, жалостью и искренностью христианская Церковь скорбит об участи этого ребенка и исповедует пред Богом в недвусмысленных выражениях, не вызывающих сомнения, что он находится во власти сатаны и является чадом греха и осуждения, и молится столь усердно о том, чтобы в Крещении ему были дарованы помощь и благодать, и он сделался чадом Божьим.

И потому, пожалуйста, помните, что это вовсе не пустяк и не шутка — вступить в противоборство с сатаной и не только прогнать его прочь от маленького ребенка, но и взвалить на крохотные плечи младенца столь могущественного и неустанного врага. И помните также, что абсолютно необходимо поддержать бедного ребенка всем вашим сердцем и крепкой верой; искренне ходатайствовать о нем, чтобы Бог, по этой молитве, не только освободил его от власти сатаны, но и укрепил его, дабы он, как добрый рыцарь, противостоять сатане в жизни и смерти. И я подозреваю, что причина, по которой люди после Крещения вырастают столь дурными, заключается в том, что наше отношение к ним было столь безразличным и беспечным, и что во время их Крещения мы молились о них, но неискренне.

Также помните, что внешние атрибуты Крещения — такие как дуновение под глаза, совершение знака креста, вложение соли в уста, вложение слюны и брения в уши и ноздри, помазание груди и плеч маслом, изображение креста маслом на темени, облачение в крестильные одежды, вложение в руку зажженной свечи и все прочие, которые прибавил человек, чтобы украсить (обряд) Крещения, — являются наименее важными. Ибо Крещение, вне всякого сомнения, может совершаться и без них, и это не те средства и меры, которые способны отогнать сатану или прогнать его прочь. Он посмеивается и над более серьезными вещами! Здесь нужна подлинная искренность.

Скорее, позаботьтесь о том, чтобы иметь истинную веру, и слушать Божье Слово, и искренне объединить свои голоса в молитве. Ибо когда священник говорит: «Помолимся», — он призывает вас присоединиться к нему в молитве. И все крестные родители и прочие присутствующие должны в сердцах своих повторять вслед за ним слова этой молитвы к Богу. По этой причине священник должен произносить эту молитву очень ясно и медленно, чтобы крестные родители могли расслышать и понять ее и также единодушно молиться вместе с ним, искренне принося пред Богом нужды этого младенца, выступая всеми своими силами против сатаны от лица ребенка и действуя со всей искренностью, — потому что для сатаны это не пустяк.

По этой причине справедливо и прилично не позволять пьяным и грубым священникам совершать Крещение, а также не допускать распущенных людей к участию в качестве крестных родителей, но выбирать отличных, нравственных, искренних, благочестивых священников и крестных детей, в отношении которых можно быть уверенным, что они подойдут к делу торжественно и с истинной верой, чтобы Святое Таинство не превратилось в сатанинское посмешище и в бесчестие для Бога, в Крещении изливающего на нас преизобильные и неисчерпаемые богатства Своей благодати, которые Он Сам называет рождением свыше, и посредством которых мы обретаем свободу от всякой тирании сатаны, избавляемся от греха, смерти и ада, становимся чадами жизни и наследниками всего Божьего владения, а также чадами Божьими и братьями Христа. О, дорогие христиане, давайте не будем относиться к этому неизъяснимому дару и совершать его с такой ленью и равнодушием; ибо Крещение — наше единственное утешение и дверь ко всем Божьим благословениям и всякой святой жизни. Да поможет нам Бог. Аминь.

— Мартин Лютер. Виттенбергское предисловие к Чину Крещения

Однако в некоторых случаях пастор должен временно отлучить человека от Причастия [Das Suspensionsrecht des Pastors]. Право пастора отлучать было объектом многочисленных споров как в давние, так и в нынешние времена. Однако дискуссия не всегда шла в правильном направлении (см. Walther, Pastorale, p. 163 f.). Необходимо отстаивать принцип, что пастор несет непосредственную и личную ответственность за то, кого он допускает к Вечере Господней, — и не только перед общиной, но и перед Богом. И потому пастор имеет как право, так и обязанность отлучать тех, чье допущение к Таинству противоречило бы Божьей воле и установлению. Вальтер уточняет: «Пастор, хотя у него нет власти отлучить члена общины от общения [in den Bann zu tun], должен отлучить такого человека от Причастия [demselben doch das heilige Abendmahl nicht reichen zu können], если он совершил явный смертный грех или живет в явном смертном грехе [eine offenbare Todsünde] и не желает покаяться; совершил кражу и не желает вернуть украденное; обидел или оскорбил кого-то или общину в целом, или же сам был оскорблен кем-то, однако в любом случае не желает примириться (Мф. 5:23-25; 18:28-35; Лк. 17:3 и др.). В такой ситуации отлучение от Святой Вечери становится необходимостью [die Notwendigkeit der sogenannten Suspension] — иными словами, пастор отказывается причащать такого члена общины до тех пор, пока его преступление не будет устранено, или требует, чтобы член общины отложил участие в Таинстве до тех пор, пока он не предъявит свидетельство своего покаяния [здесь в английском переводе опущено упоминание об Отпущении грехов], или готовности примириться и т. п. Пастор не может и не должен становиться участником чужих грехов (1 Тим. 5:22). В таком случае, у него, несомненно, должно быть право отлучать от Вечери Господней во всех случаях, когда, допустив человека к Столу Господнему, он заведомо будет потворствовать вопиющему греху и тем самым участвовать в чужих грехах. И потому наши старые ортодоксальные богословы отстаивали право пастора отлучать от Причастия столь же категорично, как и отрицали право пасторов отлучать от общения [den Bann zu erkennen] без согласия общины». Необходимо, однако, помнить, что пастор, отлучая человека от Причастия, тем самым не лишает его общения [den Bann], как многие ошибочно утверждали, но всего лишь требует, чтобы человек отложил участие в Таинстве до тех пор, пока он не проявит признаки покаяния и не устранит все, что, согласно Божьему Слову, не позволяет ему прийти к Причастию.

Д-р Вальтер писал: «Решения по вопросам богословия и совести должны приниматься единогласно в соответствии с Божьим Словом и Исповеданием Церкви (Ис. 8:20) …И потому община, которая хочет быть христианской, или, конкретнее говоря, евангелическо-лютеранской, не может брать на себя право определять голосованием, следует ли признать действительным или отвергнуть то или иное положение, уже определенное в Божьем Слове и Исповеданиях Церкви. Как только община отказывается признать символические книги евангелическо-лютеранской Церкви решающим критерием, она перестает быть лютеранской; а когда она больше не желает подчиняться ясным указаниями Святого Писания как Слова вечного Бога, она становится синагогой сатаны (Отк. 3:9)» (The Form of A Christian Congregation, 56-58). Когда участникам конвенции Миссури-Синода в 1881 году пришлось занять позицию за или против библейского, конфессионального учения об избрании по благодати, сформулированного в 13-ти Тезисах д-ра Вальтера, собравшимся ясно объяснили, что голосованием истинность или ложность учения определить нельзя. Скорее, голосование было нужно для того, чтобы выяснить, «кто наш, а кто нет», дабы «если есть лишь небольшое число тех, кто отрицает учение, изложенное в наших публикациях, им пришлось покинуть наш дом; или же, если мы, исповедующие истинное учение об избрании, окажемся в меньшинстве, нам пришлось бы покинуть наш нынешний родной синод» (1881 LCMS Procedings, 32).

— Kurt E. Marquart. The Church and Her Fellowship, Ministry and Governance:
Confessional Lutheran Dogmatics Volume IX, p. 208

Лютеранское богослужение (1525 г.)

Когда женщины носят подобающий головной убор в Церкви, особенно во время богослужения, — это похвальный обычай, основанный на библейском предписании (1 Кор. 11:3-15).

— The Lutheran Liturgy, p. 427

Из всех великих Церквей, обладавших властью преследовать инакомыслящих, одна лишь Лютеранская Церковь не запятнала свои одежды ни единой каплей крови, пролитой из-за мнений. Лютер славно сказал: "Перо, а не огонь должно победить еретиков. Палачи - не учителя богословия. Это не место для силы. Не меч, но слово нужно для этой битвы. Если слово не победит заблуждение, заблуждение устоит, даже если весь мир будет залит кровью". Лютеранская Церковь стояла на этой точке зрения за сотни лет до того, как она стала господствующей, и будет стоять на ней всегда. Тем не менее, она ревностно использует праведные возможности защитить себя и своих детей от проповеди заблуждения, которое прикрывается личиной частных суждений. Она не стала бы сжигать Сервета и даже - ради мнений - не тронула бы и волоска на его голове; но она не позволила бы ему и носить ее имя, проповедовать "иного Иисуса" с ее кафедр, учить заблуждениям в ее университетах или подходить вместе с ее детьми к столу Господа, от которого он отрекся. Ее имя, ее исповедания, ее история, само ее существо протестуют против такого "общения с делами тьмы", против такого снисхождения к ереси, против такого равнодушия по отношению к вере. Она никогда не поступала так. Она никогда не сможет так поступить. Те же, кто воображает, будто право на частные суждения дает людям, принадлежащим к Лютеранской Церкви и носящим ее святое имя, право учить тому, что им вздумается, вопреки ее свидетельству, не понимают ни сути права, на которое претендуют, ни сути Церкви, сама жизнь которой требует, чтобы она отказывала в общении тем, кто пребывает в заблуждении… Принадлежность человека определяется суждениями, к которым он приходит, используя это право… Сами по себе права ничего не дают человеку и не могут изменить природу вещей. Право собирать ничего не собирает; и если, пользуясь этим правом, человек собирает дерево, сено и солому, ни право, ни его использование не превратят их в золото, серебро и драгоценные камни. Церковь не станет употреблять никакого насилия в отношении того, кто решит собирать то, что не устоит перед огнем; но она не примет собранного им как драгоценности и не позволит, чтобы ее детей обманывали этими подделками. Право человека на частное суждение и право Церкви наказывать - это равноценные и согласующиеся друг с другом права, каждое из которых необходимо для того, чтобы предотвратить злоупотребление другим. Разумное использование любого из них - это использование их обоих. Таким образом, мы, протестанты, утверждая право и обязанность людей судить обо всем лично и формулировать свои собственные воззрения, не опасаясь более ни гражданской кары со стороны государства, ни инквизиции со стороны Церкви, утверждаем также право и обязанность Церкви ограждать себя от искажений учения путем изложения истины в своем Исповедании, твердого противостояния ереси, личного предостережения заблуждающихся и, наконец, по отношению к упорствующим, отлучения их от Причастия до тех пор, пока по действию благодати они не увидят заблуждение, которому они присвоили имя истины, и не отрекутся от него.

— Charles Porterfield Krauth. The Conservative Reformation and Its Theology (1872), pp. 174-175

Из сказанного следует та истина, что само по себе отлучение никого не уничтожает, не осуждает и никому не причиняет вреда, но ищет и находит израненную и осужденную душу, чтобы вернуть ее домой. Ибо всякое наказание имеет своей целью исправление греха; отлучение — это всего лишь наказание, исходящее от матери; и потому оно не делает никого хуже или грешнее, но установлено исключительно для того, чтобы восстановить внутреннее духовное общение (если отлучение справедливо), или чтобы это общение углубить (если отлучение несправедливо). Это подтверждает св. Павел, когда говорит во 2 Коринфянам 13:10: «…чтобы в присутствии не употребить строгости по власти, данной мне Господом к созиданию, а не к разорению». И потому, обличая человека, который жил со своей мачехой как с женой, он пишет в 1 Коринфянам 5:5: «…предать [такого человека] сатане во измождение плоти, чтобы дух был спасен в день Господа нашего Иисуса Христа». И потому же в процитированном выше тексте он говорит: «Но не считайте его за врага, а вразумляйте как брата». И даже Сам Христос, будучи Человеком, не имел власти отлучать и придавать какую-либо душу диаволу, как Он и Сам говорит в Иоанна 6:37-39: «Все, что дает Мне Отец, ко Мне придет; и приходящего ко Мне не изгоню вон… Воля же пославшего Меня Отца есть та, чтобы из того, что Он Мне дал, ничего не погубить…» И еще раз говорит: «Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать» [Лк. 9:56]. Если же Сам Христос и все апостолы не имели никакой иной власти, кроме власти спасать души, и не вручили Церкви никакой иной власти, как смеют слепые тираны претендовать (и хвалиться в своей надменности), что у них есть власть проклинать, осуждать и уничтожать, хотя такой власти не дает им даже их собственное каноническое право; ибо в Liber Sextus, где рассматривается положение об отлучении, мы читаем: «Поскольку отлучение — это лекарство, а не яд, лишь наказание, а не уничтожение путем выкорчевывания, до тех пор, пока подвергнутый ему не пренебрегает им; то каждый духовный судья да старается со всяким прилежанием явить себя тем, кто не использует отлучение ни для чего, кроме исправления и исцеления.

— Мартин Лютер. Трактат об отлучении (1519)