Эти слова Христа, произнесенные на последней вечере и теперь произносимые у алтаря, — такое же Евангелие, как если бы я сказал с кафедры: «Объявляю вам, что Христос умер за вас». Слова, звучащие от алтаря, такие же: «Примите, ядите, пейте и т. д.» Разве это не Евангелие? ...Искупление и прощение грехов совершились на кресте. Но они должны быть провозглашены так, чтобы я об этом услышал. Я никогда не испытаю их сам, просто глядя на крест. Многие одновременно стояли у креста и не знали, что на нем будет приобретено прощение грехов, пока не прозвучал голос, направивший их к кресту. Взгляните на крест без слов «за вас», и вы увидите в Христе лишь разбойника на эшафоте. Но эти слова должны объяснить вам, что Он — Спаситель.

Мартин Лютер (1529)

Величие Лютера состоит в том, что у него был дар различения. Он был воспитан в контексте литургии и жил в нем. Он желал сохранить в литургии все, что только можно сохранить. И он никогда не отказывался ни от какой ее части по легкомыслию, но нередко долго колебался, прежде чем, наконец, принимал решение.

У Лютера был дар различения. У него был этот великий дар Святого Духа, без которого Церковь не может существовать, потому что у него были Слово и Таинство, с которыми Дух Божий связал Себя в Церкви. Он мог судить литургию потому, что у него было единственное мерило, относительно которого ее можно судить.

Святое Евангелие, спасительная весть об оправдании грешника одной лишь верой, артикул, в котором ничем нельзя поступиться, даже если рухнут небо и земля, и ничего не останется. От этого артикула зависит не только наше спасение, но и Церковь, и литургия истинной Церкви.

— Германн Зассе

Однако есть кое-что, чем Церковь должна заниматься всегда: проповедовать Закон и Евангелие не в вакууме, но в конкретной ситуации людей, к которым она обращается. И часть этой задачи заключается в том, чтобы знать, во что она верит; чему учит Божье Слово; в чем состоит неизменная, вневременная миссия Церкви.

Одно из самых неприятных изменений в современной лексике связано с обесцениванием слова «евангелие». Некогда это слово мгновенно помещало все в контекст креста и пустой гробницы. Некогда с этим словом было связано конкретное содержание, а не просто отношение или абстрактный принцип. Однако это слово мир украл у нас, и теперь оно означает все, что угодно, а потому не означает ничего. Конкретнейшее слово превратилось в слово без определенного смысла.

Во время одной из пасторских конференций в Австралии был представлен доклад о проповеди. Суть последовавшей за ним дискуссии сводилась к тому, нужно ли проповедовать и Закон, и Евангелие каждый раз. Некий профессор семинарии с пеной у рта кричал, что он всегда, в каждой проповеди говорит о Евангелии. В этот момент с места поднялся Зассе, схватил микрофон и к изумлению присутствующих заявил:

Ни разу в жизни я не говорил о Евангелии ни в одной своей проповеди. И я не буду рассказывать о Евангелии, пока я жив. Я всегда проповедовал Евангелие и всегда буду это делать.

На мой взгляд, в этом — сумма того, как Зассе понимал Евангелие. Для него Евангелие всегда было действием, проповедью, которая сама производит то, о чем говорит. И потому, хотя его проповеди зачастую содержали поучения, он всегда говорил так, чтобы Христос через него даровал верным прощение грехов и все прочие благословения.

Вера в то, что мы получаем прощение грехов единственно ради Христа и верой, была верой отцов, и пророков, и всех святых с начала мира; и таково же было богословие и учение Христа и апостолов, которым было поручено нести его по всему миру. И до сего дня и до конца времен оно будет единодушным пониманием и голосом всей христианской Церкви, которая всегда единомысленно и единодушно исповедовала и отстаивала, что только во имя Господа Иисуса получается и принимается прощение грехов. И пребывая в этой вере, они были оправданы пред Богом и спасены.

— Мартин Лютер

Следующий вопрос — каким образом в человеке возникает вера, единственное средство принятия спасения. Писание отвечает: человек не способен произвести в себе веру ни целиком, ни отчасти. Душевный человек не только абсолютно не способен понять Евангелие («не может разуметь») , но и противится ему («почитает это безумием»), см. 1 Кор. 2:14.  Веру в таком случае производит в нас Бог: «…верующих по действию державной силы Его…» (Еф. 1:19), — и Бог осуществляет Свою силу и власть через само Евангелие. Евангелие, «слово веры» (Рим. 10:8), — это Слово, которое само творит принимающую веру, к которой оно нас призывает: «вера от слышания» (Рим. 10:17). Христос в Своей первосвященнической молитве провозглашает, что все члены Его Церкви до последнего дня будут верить в Него «по слову» апостолов (Ин. 17:20).

Учение о священном служении теснейшим образом связано с учением об оправдании, с «артикулом, от которого зависит, устоит Церковь или падет» (articulus stantis et cadentis ecclesiae). Вопреки распространенному в современном протестантизме мнению, оно не является отголоском католицизма в исповедании евангелическо-лютеранской церкви, чем-то чуждым учению Реформации. Ибо оправдывающей, спасительной веры не было бы в мире, не будь церковного служения (ministerium ecclesiasticum). Утверждение «Для того чтобы мы могли обрести эту веру…» (Ut hanc fidem consequamer) заканчивается не словами «Бог дал нам Священные Писания» (Deus nobis dedit scripturam sacram). Христос не оставил после Себя Своей Церкви книгу подобно тому, как Мухаммед оставил своему народу Коран. Христос учредил служение провозглашения Евангелия, «служение проповеди или устного Слова», как говорилось в седьмом из Швабахских артикулов, предтече V артикула Аугсбургского исповедания. Давайте помнить, что для Лютера — по крайней мере, в первые годы — Священным Писанием в собственном значении слова был Ветхий Завет: «Таким образом, он один именуется Священным Писанием, а Евангелию должно быть не письменным, но устным Словом… Также и по этой причине Сам Христос ничего не написал, но только говорил и называл Свое учение не Писанием, а Евангелием, то есть благой вестью или проповедью, которая должна распространяться не пером, а устами» (Kirchenpostille: Ein klein Unterricht… [1521]). Да, суть Евангелия такова, что оно должно быть не только читаемо, но и ясно проповедуемо и слышимо. Только так оно принимается верой и обретает власть над духами. Миссия, которая только и делает, что рассылает Слово Божье в виде печатных Библий кающимся язычникам, вскоре потерпит крах. Есть две фундаментальные истины, о которых в самом начале сообщает нам V артикул. И мы должны всегда помнить о них, чтобы понять суть лютеранского учения о священном служении: учение о священном служении неразрывно связано с учением об оправдании. И Богу было угодно, чтобы оправдывающая вера пробуждалась устной проповедью Евангелия.

— Hermann Sasse. The Lutheran Doctrine of the Office of the Ministry

Следующий вопрос заключается в том, откуда в человеке появляется вера, единственное средство обретения спасения. Писание отвечает: человек не в состоянии произвести веру в себе, ни в целом, ни частично. Душевный человек не только абсолютно неспособен понять  Евангелие («не может разуметь»), но и противится ему («почитает это безумием»), 1 Коринфянам 2:14. Веру производит в человеке Бог: «…в нас, верующих по действию державной силы Его…» (Ефесянам 1:19), и именно посредством самого Евангелия Бог действует Своей державной силой. Евангелие, «слово веры» (Римлянам 10:8), — это Слово, которое само производит в слушателях веру и принятие, к которым призывает: «вера от слышания» (Римлянам 10:17). Христос в Своей первосвященнической молитве провозглашает, что все члены Его Церкви до последнего дня будут верить в Него по слову апостолов: «по слову их» (Иоанна 17:20).

Это Евангелие вновь представляет нам две мысли, о вере и любви, — как в словах Христа о том, что Ему должно пойти в Иерусалим и быть распяту, так и в том, что Христос служит и помогает слепому. Первая мысль, мысль о вере, доказывает, что Писания исполняются не иначе, как через страдания Христа, а также, что Писания не говорят ни о каком ином предмете, кроме Христа, и они говорят лишь о Христе, Который должен Своей смертью исполнить Писания. Но если Его смерть должна совершить это, тогда наша смерть ничего к этому не добавит, ибо наша смерть есть грех и проклятие. Если же наша смерть — высочайшее и самое страшное страдание и бедствие — это грех и смерть, что мы способны заслужить своими страданиями и смертью? И, раз наши страдания — ничто, если они напрасны, на что же способны наши добрые дела, если принять во внимание, что страдание всегда благороднее и лучше добрых дел? Заслуга здесь должна безраздельно принадлежать Христу, и вера должна твердо держаться за Него.

В этом Евангелии речь идет об учениках и о плодах, которые Слово Божье приносит в мире. Здесь говорится не о Законе и не о человеческих институтах, но, как объясняет Сам Христос, о Слове Божьем, которое Он Сам — Сеятель — проповедует, ибо Закон не приносит плода, равно как и человеческие институты. Христос, однако, описывает здесь четыре вида учеников божественного Слова.

Это Евангелие не говорит о «первых» и «последних» в обычном, повседневном понимании, поскольку великие мира сего ничто пред Богом, подобно язычникам, ничего о Боге не знающим; оно говорит о тех, кто почитает себя первыми или последними в глазах Бога. И потому эти слова доходят до самых высот и адресованы лучшим из людей — да, они устрашают даже величайших святых. Таким образом, это Евангелие указывает на Христа самим апостолам. Ибо в этой жизни случается так, что человек, поистине нищий, слабый, презренный и на самом деле страдающий ради Бога, не имеющий ни вида, ни величия и со смятением и стыдом почитающий себя последним из людей, втайне собой любуется и испытывает удовольствие, считая себя первым перед Богом и полагая, что именно поэтому он последний в глазах людей. Напротив, если человек испытывает подлинное смятение и стыд, почитая себя последним пред Богом, даже если в этот момент у него есть деньги, честь и достоинство в глазах мира, он уже поэтому является первым.

Дорогие друзья, вы знаете, что Евангелие есть не что иное, как проповедь об одной-единственной Личности, имя которой Христос. И хотя там и здесь пишется множество других книг, и множество разных людей произносит много проповедей — как о язычниках, так и о христианах, а также о матери Божией, о св. Петре, об ангелах и о многочисленных святых — все это не Евангелия, ибо истинное Евангелие — только то, которое показывает нам Христа и говорит о тех благах, которые мы можем надеяться обрести у Него.

Начало — ничто, конец — все; именно так Младенец Христос здесь кажется очень малозначимым, однако в конечном итоге становится Спасителем и Светом для всех народов.

Если бы Иосиф и Мария судили по внешности, они бы увидели в Христе лишь бедного ребенка. Однако они закрывают глаза на внешнее и твердой верой прилепляются к словам Симеона, а потому дивятся Его словам. Так и нам, когда мы созерцаем дела Божии, должно не обращать внимания на чувства, но лишь прилепляться к Его словам, дабы наши глаза и чувства не ввели нас в соблазн.

О том, что они дивились словам Симеона, евангелист также упоминает для того, чтобы научить нас: Слово Божье никогда не проповедуется тщетно, как мы читаем в Книге пророка Исаии 55:11: «Так и слово Мое, которое исходит из уст Моих [т. е. из уст Его посланников], - оно не возвращается ко Мне тщетным, но исполняет то, что Мне угодно, и совершает то, для чего Я послал его». Тем самым евангелист говорит, что Симеон произнес искреннюю, прекрасную проповедь, возвестив чистое Евангелие и Слово Божье. Ибо Евангелие есть не что иное, как проповедь о Христе, провозглашающая, что Он есть Спаситель, Свет и Слава всего мира. Такая проповедь, если принимается с верой, наполняет сердце радостью и удивлением при виде столь великой благодати и утешения.

Но хотя эта проповедь и была прекрасной и утешительной, лишь немногие уверовали; люди, сновавшие взад-вперед по храму, презрели ее, сочтя глупой. Кто-то молился, кто-то занимался другими делами, но они не прислушались к словам Симеона. Да, Слово Божье должно было принести плод, и потому были те, кто принял его с радостью и удивлением, — это были Мария и Иосиф. Здесь евангелист также осуждает неверие иудеев, ибо все это происходило в храме, на виду у всех, и при этом присутствовали многие, однако же они не уверовали — то обстоятельство, что Спаситель был всего лишь младенцем, стало для них преткновением. И таким образом мы узнаем отсюда, что нам следует слушать Слово Божье с радостью, ибо оно неизменно произведет добрые плоды.

— Мартин Лютер. Из проповеди на Первое воскресенье после Рождества, 1522 (Текст: Луки 2:33-40).

Во-первых, этот текст дает нам право утверждать, что без благодати невозможно никакое доброе дело, и что все человеческие усилия греховны. Этот принцип утверждается в словах Павла: «Ибо явилась благодать Божия...» Очевидно, что до упомянутого явления никакой благодати среди людей не существовало. Если же никакой благодати не существовало, ясно, что был только гнев. И потому в нас самих — без благодати — нет ничего доброго и вообще ничего, кроме невозрожденной природы и гнева.

И вновь упоминание Павла о спасительной благодати ясно показывает, что всё, в чем нет благодати, уже осуждено и неспособно обрести ни помощи, ни спасения. Где же, в таком случае, свобода воли? Где человеческие добродетели, человеческий разум и человеческая мудрость? Все лишены спасительной благодати, все осуждены, все грешны и постыжены в глазах Бога, даже если в наших глазах они драгоценны.

Да охранит меня милостивый Бог от христианской церкви, в которой каждый человек — святой! Я хочу пребывать в церкви и малом стаде, состоящем из малодушных, немощных и больных, которые ощущают и осознают отвратительность своих грехов и терпят поношения ради Слова, которое они исповедуют и проповедуют чисто и без искажений. Сатана — коварная бестия. Посредством своих фанатиков он хочет заразить простодушных верой в то, что проповедь Евангелия бесполезна. Нужно «сильнее стараться», говорят они. «Мы должны жить святой жизнью, нести крест и терпеть поношения». И это внешнее подобие мнимой святости, идущее вразрез со Словом Божьим, уводит многих в заблуждение. Но наша праведность и наша святость — Христос. В Нем, а не в нас самих, мы имеем совершенство (Кол. 2:10). И я обращаюсь за утешением и прилепляюсь к словам св. Павла, сказанным в 1 Кор. 1:30: «Бог сделал Христа нашей Премудростью, нашей Праведностью, и Освящением, и Искуплением». И потому нет никакого иного способа прийти к вере, нежели через слышание, изучение и осмысление Евангелия.

— Мартин Лютер

Будь диавол поумнее, сохрани он молчание и позволь, чтобы Евангелие проповедовалось, он потерпел бы меньший ущерб. Ибо когда за Евангелие не приходится сражаться, оно покрывается ржавчиной и не находит ни причин, ни повода, чтобы проявить свою жизненность и силу. И потому для Евангелия нет ничего лучше, чем когда мир обрушивается на него со всей своей мощью и коварством.

— Мартин Лютер

Реальность такова, что в природе не существует никакого "нейтрального", "недогматического", "универсального" Евангелия, которое затем можно было бы по вкусу сдобрить конфессиональными добавками —  скажем, сюда чуточку нежного англиканского мятного соуса, а туда густой лютеранской сметанки или баптистской горчицы. Всякое исповедание Евангелия изначально и неизбежно догматично, или "конфессионально". Ибо никакая честная пропоповедь Евангелия не может уйти от необходимости сказать "да" или "нет" основным евангельским ингредиентам — таким, как сила Крещения, спасение одной лишь благодатью, всеобщая благодать, Евангелие как средство благодати или реальное присутствие тела и крови Христа в Святом Причастии.

— Kurt Marquart, “Central Lutheran Thrusts For Today,” Concordia Journal. Vol. 18, Number 3, (May 1982), p. 87