Обычно мы говорим (и на то есть здравые библейские и конфессиональные причины), что вера производит добрые дела (Апология [III]:122-182), однако вера — вовсе не автономный, самодостаточный источник добрых дел. Напротив, они берут свое начало в тринитарном бытии Бога, которое мы прежде всего видим в жертве Христа за грех. Добро, которое делают христиане, — это Бог, действующий в них (Евр. 13:20-21).

— Dr. David Scaer. Justification as the Starting Point of Doing Theology?

Иисус

Блистательному, высокородному князю и господину Иоганну, герцогу Саксонскому, ландграфу Тюрингскому, маркграфу Мейссенскому, моему великодушному господину и покровителю.

Блистательный, высокородный князь, милостивый господин! Я всегда помню о своем нижайшем долге перед Вашей милостью и поминаю Вас в своих слабых молитвах!

Уже долгое время, милостивый князь и господин, я хотел выразить свое смиренное уважение и почтение Вашей княжеской милости, представив Вам некоторые духовные соображения, которыми располагаю; однако я всегда считал свои таланты слишком малыми, чтобы отважиться на какое-либо предприятие, достойное внимания Вашей княжеской милости.

Но поскольку мой великодушный господин Фридрих, герцог Саксонский, курфюрст и викарий Священной Римской империи, брат Вашей милости, не презрел, но милостиво принял мое скромное сочинение, посвященное его курфюршей милости, и теперь издал его, хотя это и не входило в мои намерения, я набрался смелости от его великодушного примера и осмелился думать, что в вас обоих, подобно княжеской крови, живет один и тот же княжеский дух, — особенно в том, что касается великодушной доброты и благоволения. Я осмелился надеяться, что Ваша княжеская милость не презрит мое скромное подношение, в издании которого я вижу большую потребность, нежели в издании других моих проповедей или трактатов. Ибо в нем затронут величайший из всех вопросов, вопрос о добрых делах, в которых творится неизмеримо больше хитростей и обмана, чем в чем-либо еще, и в которых простодушного человека так легко сбить с правильного пути, что Господь наш Христос заповедал нам остерегаться овечьих одежд, под которыми скрываются волки.

Ни в серебре, ни в золоте, ни в драгоценных камнях, ни в других редких вещах нет столь многоразличных примесей и изъянов, как в добрых делах, которые должны обладать одной лишь простой благостью, а без нее являются пустоцветом, видимостью и обманом.

И хотя я знаю и ежедневно выслушиваю множество людей, которые с презрением относятся к моей нищете и говорят, что я пишу лишь короткие памфлеты и проповеди на немецком языке для необразованных мирян, это меня не беспокоит. Я был бы благодарен Богу, если бы за всю мою жизнь, со всеми моими способностями, я сумел помочь хотя бы одному мирянину стать лучше! Я был бы доволен, благодарил бы Бога и с готовностью позволил бы после этого всем моим маленьким книжкам сгинуть без следа.

Я оставляю за другими право судить, является ли составление многих больших книг искусством, полезным для Церкви. Но я убежден, что, если бы я вознамерился писать большие книги в соответствии с их искусством, я смог бы, с помощью Божьей, сделать скорее, чем они, вероятно, смогли бы подготовить маленькое рассуждение по моему образцу. Если бы образованность давалась так же легко, как гонения, Христа уже давно бы вновь свергли с небес, перевернув и сам престол Божий. Не все мы можем быть писателями, но все мы хотим быть критиками.

Я с великой радостью оставлю кому-либо другому честь свершения великих дел и не постыжусь проповедовать и писать по-немецки для необразованных мирян. И хотя я не обладаю большим мастерством и в этом, я убежден, что, если бы мы больше занимались подобными вещами в прежние времена, и будем больше заниматься ими в будущем, для христианства это было бы немалым преимуществом, и оно получило бы от этого больше пользы, чем от больших и глубоких книг и исследований, которые имеют хождение только в школах, среди ученых людей.

Ко всему прочему, никогда и никого не принуждал и не умолял слушать меня или читать мои проповеди. Я без принуждения служил в Церкви тем, что Бог дал мне, и чем я обязан Церкви. Кому это не нравится, может слушать и читать то, что говорят другие. И если они не желают, чтобы я был перед ними в долгу, это неважно. Для меня довольно и даже слишком много того, что некоторые миряне снисходят до чтения моих слов. Даже если бы ничто более не побуждало меня, достаточно было бы и одного того, что, как я узнал, Ваша княжеская милость довольны такими немецкими книгами и желаете получить наставление в добрых делах и вере, каковым наставлением смиренно и со всяким усердием служить Вам я почитаю своим долгом.

Потому с должным смирением молю Вашу княжескую милость принять это мое приношение с благосклонностью до тех пор, пока, если Бог дарует мне время, я не составлю на немецком языке разъяснение веры во всей ее полноте. Ибо сейчас я хотел показать, как во всех добрых делах нам следует применять и употреблять веру, позволив вере быть главным делом. Если Бог позволит, в другой раз я напишу о самой вере — как нам ежедневно молиться и упражняться в ней.

Смиренно представляю себя Вашей княжеской милости,

Смиренный капеллан Вашей княжеской милости,

Д-р Мартин Лютер

Из Виттенберга, 29 марта 1520 год по Р. Х.

Девятая и Десятая Заповеди

Последние две Заповеди, которыми запрещаются похоти плоти, направленные на получение удовольствий и земных ценностей, понятны без пояснений; эти похоти не причиняют вреда нашему ближнему, однако они преследуют нас до гробовой доски, и борьба с ними в нас продолжается до самой смерти; поэтому св. Павел сводит эти две Заповеди в одну в Римлянам VII и ставит их перед нами в качестве цели, которой мы не достигаем, но лишь в мыслях стремимся к ней до скончания дней своих. Ибо никто и никогда еще не был настолько свят, чтобы не ощущать в себе никаких греховных наклонностей — в особенности, когда предоставляется возможность, и приходит искушение.  Ибо мы рождаемся с первородным грехом от природы, и кроме как через смерть тела его можно лишь держать в узде, но нельзя полностью от него избавиться; и потому умерщвление плоти полезно и желательно. Да поможет нам в этом Бог. Аминь.

— Мартин Лютер. Трактат о добрых делах. Окончание

Восьмая заповедь

Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего

Эта Заповедь кажется незначительной, однако она настолько велика, что тому, кто будет надлежащим образом исполнять ее, придется рисковать жизнью и здоровьем, имуществом и репутацией, друзьями и всем, что у него есть. Между тем, она включает в себя дело, производимое одним-единственным крохотным членом, языком, и по-немецки именуемое Wahrheit sagen («говорить правду») — что включает в себя и опровержение лжи, когда это необходимо, — и тем самым многие злодеяния языка пресекаются этой Заповедью.

1. Прежде всего, злодеяния, которые мы творим словами, и те, которые мы творим, сохраняя молчание. Возьмем, к примеру, слова. Если человек обратился в суд с заведомо проигрышным делом, намерен отстоять свою правоту и добивается этого с помощью ложных улик, хитро расставляет ближнему ловушки, использует все, что помогает и идет на пользу ему самому, но скрывает и отбрасывает все, что подтверждает справедливые претензии его ближнего, он не поступает с ближним своим так, как хотел бы, чтобы ближний поступил с ним самим. Одни делают это для развлечения, другие — чтобы не потерять деньги или репутацию, и, поступая так, стремятся более к собственной выгоде, нежели к исполнению Божьей Заповеди, оправдывая себя словами vigilanti jura subveniunt («Закон на стороне бдительного»). Как будто они не должны бдеть об интересах своего ближнего с такой же горячностью, как и о своих собственных!  Они сознательно позволяют своему ближнему проиграть дело, даже зная, что он прав в своих требованиях. Это зло сегодня крайне распространено — я боюсь, что ни один суд не происходит и ни один иск не рассматривается без того, чтобы какая-то из сторон согрешила против этой Заповеди. И даже если им не удается это провернуть, они все-таки движимы неправедным духом и желанием того, чтобы справедливое дело их ближнего было проиграно, а их собственное неправедное дело восторжествовало. Этот грех особенно часто творится в тяжбах с известными людьми или врагами. Человек хочет отомстить врагу, но никто не хочет навлечь на себя недовольство влиятельной персоны. И тогда начинаются лесть и раболепство или сокрытие правды. Ради истины никто не хочет навлечь на себя неблагосклонность или недовольство, вред или опасность. И потому Заповедь Божья летит за борт. Так поступают в мире. Тот же, кто намерен исполнять эту Заповедь, увидит, что исполнение ее даже в тех вопросах, которые касаются языка, требует напряжения всех сил. Более того, сколь многие еще позволяют, чтобы им заткнули рот и увели с пути истины с помощью подарков и подношений! Итог таков, что не быть лжесвидетелем против своего ближнего повсюду является благородным, великим и редким делом.

2. Помимо этого есть и другой вид свидетельства об истине. Он еще важнее, и посредством его нам приходится бороться против духов злобы. Он касается не земных дел, но Евангелия и истины веры, которую сатана никогда не мог выносить. Сатана всегда ухитряется обратить вождей народа против истины и побуждает их гнать ее. Сопротивляться этим вождям труднее всего. Именно о них псалмопевец пишет в Псалме 81:3-4: «Избавляйте бедного от руки нечестивых и помогайте всеми оставленному отстоять правое дело».

Но если преследования такого рода стали редкостью, повинны в этом духовные прелаты, которые не возбуждают людей Евангелием, но позволяют ему зарастать пылью. Поступая так, они оставили то самое, ради чего должны совершаться мученичества и гонения. Вместо Евангелия они учат нас своим собственным правилам и всему, что им заблагорассудится. Поэтому сатана и сидит спокойно, ибо, одержав верх над Евангелием, он одержал верх и над верой во Христа, и все идет именно так, как ему угодно. Но если Евангелие оживет и вновь станет слышно, весь мир, без сомнения, восстанет и возмутится. Большая часть королей, князей, епископов, богословов и священников, а также все великие мира сего выступят против Евангелия и придут в ярость, как это всегда бывало, когда Слово Божье выходило их тени, ибо мир не в состоянии терпеть то, что исходит от Бога. Доказательством тому пример Христа, Который был и остается величайшим из всего, любимейшим и лучшим из всего, что есть у Бога. И все-таки мир не только не принял Его, но еще и гнал Его более жестоко, чем всех прочих, когда-либо посланных Богом.

Следовательно, как во дни Христа, так и во все времена, есть немногие, кто твердо стоит за божественную истину и рискует ради нее жизнью и здоровьем, имением и честью и всем, что у них есть. Как предсказывал Христос: «Будете ненавидимы всеми народами за имя Мое» (Матфея 24:9). Или еще раз: «Многие соблазнятся обо Мне» (Мф. 24:10). Но если бы эта истина была гонима крестьянами, пастухами, конюшими и чернью, кто не станет или не сможет исповедовать ее и свидетельствовать о ней? Однако когда на истину нападают папа и епископы, а также князья и короли, тогда все бегут, молчат в тряпочку или делают вид, что ничего не замечают, чтобы не лишиться имения, чести, расположения влиятельных людей и жизни.

3. Почему же они так делают? По той простой причине, что не веруют в Бога и не ожидают от Него ничего доброго. Ибо где такая вера и уверенность есть, там есть и дерзновенное, непокорное, бесстрашное сердце, которое рискует всем и стоит за истину, чего бы это ему ни стоило, будь то против папы или короля, как поступали блаженные мученики. Ибо такое сердце довольствуется, успокаивается и укрепляется тем, что у него есть милосердный и благой Бог. И потому оно презирает всякие проявления благосклонности, милости, подношения и почести человеческие и не видит никакой ценности в этих преходящих вещах.  Как написано в Псалме 14:3: «Он презирает презирающих Бога и чтит боящихся Его». Это означает, что он не боится тиранов, облеченных властью, тех, кто гонит истину и презирает Бога; он ни во что не ставит их, он презирает их. С другой стороны, он прилепляется к тем, кого гонят за истину, к тем, кто боится Бога более, нежели человеков; он стоит за них, защищает их и оказывает им почести, даже если это кого-то раздражает.  В Послании к евреям 11:24-27 о Моисее написано, что он стоял за свой народ, не считаясь с могущественным египетским царем.

Обрати внимание, что в этой Заповеди ты видишь, хотя и мельком, что вера должна быть источником этого дела. Без веры никто не сможет исполнить это дело. По существу, все дела целиком заключены в вере, как я не раз уже говорил. И потому без веры все дела мертвы, как бы чудесно они ни выглядели и какие бы замечательные имена ни носили. Ибо точно так же, как никто не исполняет дела этой Заповеди, не будучи твердо и непоколебимо уверенным в божественной благосклонности, так никто не исполняет и никакого дела любой другой Заповеди, если не имеет этой же самой веры. И потому, на основании этой Заповеди, всякий может с легкостью испытать и выяснить, христианин ли он, и истинно ли он верует во Христа, а значит, добрые дела он делает или нет. Теперь мы видим, что Всемогущий Бог явил нам Христа не только для того, чтобы нам верить в Него с такой уверенностью, но и для того, чтобы мы видели, что во Христе Бог показывает нам пример такой уверенности и этих же добрых дел. Бог делает это для того, чтобы мы веровали в Него, следовали за Ним и пребывали в Нем всегда, как Он говорит в Иоанна 14:6: «Я есмь Путь, и Истина, и Жизнь», — Путь, идя которым, мы следуем за Ним; Истина, дабы нам веровать в Него; Жизнь, чтобы мы жили в Нем вечно.

Из всего вышесказанного теперь ясно, что все прочие дела, которые не заповеданы, опасны, и их легко распознать. Дела, которые не заповеданы, — это строительство храмов, украшение их, паломничества и все то, о чем так много написано в церковных постановлениях. Эти вещи сбили мир с правильного пути, обременили его, привели к падению, отягощали совесть людей, угашали и ослабляли их веру. Также ясно, что человеку придется напрягать все силы, чтобы исполнить Заповеди Божьи, и даже если он отбросит все остальное, ему никогда не исполнить всех добрых дел, которые ему заповеданы. Так почему же он ищет иных дел, которые не нужны и не заповеданы, однако пренебрегает теми, которые необходимы и заповеданы?

— Мартин Лютер. Трактат о добрых делах. Часть VII

Не укради

I. У этой Заповеди тоже есть дело, охватывающее множество добрых дел и противостоящее многим порокам, которое по-немецки называется Mildigkeit («мягкосердечие»), и которое представляет собой готовность помогать и служить другому тем, что ты имеешь. Оно подвизается не только против воровства и разбоя, но и против всякой скупости в земных вещах, которую люди проявляют друг ко другу: жадности, ростовщичества, завышения цены и продажи позолоты под видом золота, контрафактных товаров, неправильных мер и весов и всех прочих ежедневно множащихся в любом ремесле старых и новых хитростей, с помощью которых каждый старается поживиться за счет другого, забывая правило: «Поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы другие поступали с тобой». Если бы каждый держал это правило перед глазами в своем ремесле, бизнесе и общении с ближним, он бы тут же понял, как ему следует продавать и покупать, брать и отдавать, ссужать и дарить, обещать и держать слово и т. п. Если же поразмыслить о путях мира, о том, как жадность правит любой коммерцией, и пожелать вести достойную жизнь пред лицом Божьим, мы не только найдем в избытке, чем заняться, но и исполнимся страха и ужаса перед этой опасной и жалкой жизнью, которая столь отягощена, опутана и порабощена заботами земного существования и поисками нечестной выгоды.

II. Поэтому Мудрец не напрасно говорит: «Счастлив богач, который оказался безукоризненным, который не полагается на изобилие денег. Кто он? Мы прославим его за то, что он сотворил чудеса в жизни своей». Тем самым он как бы говорит: «Но таких нам не найти, или же их крайне мало». Да, лишь немногие замечают и признают в себе эту порочную страсть к золоту. Ибо у золота есть очень красивый и благовидный предлог для прикрытия своего срама, который именуется пропитанием тела и естественными потребностями. Под этим предлогом оно копит богатство сверх всякой меры, но так и не находит удовлетворения. И тот, кто хочет сохранить себя чистым от этого, поистине должен, как говорит Мудрец, творить в своей жизни чудеса и необыкновенные вещи.

Однако если человек желает творить не только добрые дела, но и чудеса, что может быть угодно и приятно Богу, зачем ему искать еще чего-то? Пусть смотрит за самим собою и беспокоится о том, чтобы не гнаться за золотом и не возлагать упование на деньги, — и пусть золото само гоняется за ним и ищет его благосклонности. Да не возлюбит он ничего из перечисленного и не приклоняет свое сердце к ним вещам; тогда он будет поистине щедрым, творящим чудеса, счастливым человеком, как говорится в книге Иова XXXI: «Я никогда не полагал в золоте опору мою и никогда не делал золото своей надеждой и опорой». И в Псалме LXI: «Если богатство умножается, не прилагай к нему сердца». Также и Христос учит в Матфея VI, что нам не следует заботиться о том, что нам есть, что пить и во что одеваться, поскольку Бог заботится обо всем этом и знает, что мы имеем нужду во всех этих вещах.

Но некоторые скажут: «Да, надейся на это, не заботься ни о чем, и посмотрим, влетит ли жареный цыпленок тебе в рот сам собою!» Я вовсе не говорю, что человек не должен трудиться и зарабатывать на хлеб; но ему не следует беспокоиться, не следует жадничать, не следует отчаиваться, думая, что он имеет слишком мало; ибо в Адаме мы все были осуждены трудиться, когда Бог сказал ему в Бытии III: «В поте лица твоего будешь есть хлеб». А в книге Иова V читаем: «Как птицы для полета, так человек рожден для труда». Но птицы летают, не ведая забот и жадности, так и нам следует трудиться беззаботно и без жадности. Если же ты заботишься и жадничаешь, мечтая о жареных цыплятах, влетающих тебе в рот, то заботься и жадничай — и посмотрим, исполнишь ли ты Божью Заповедь и спасешься ли!

III. Этому делу нас учит сама вера. Ибо если сердце человека ищет Божьего расположения и уповает на него, как может он быть жадным и обременять себя заботами? Он должен быть непоколебимо уверен, что Бог заботится о нем; потому он не прилепляется к деньгам и использует их с радостной щедростью на благо ближнего своего, прекрасно зная, что не потерпит недостатка, сколько бы он ни раздал. Ибо его Бог, на Которого он уповает, не солжет ему и не оставит его, как написано в Псалме XXXVI: «Я был молод и состарился; никогда я не видал верующего человека, уповающего на Бога, оставленным или дитя его просящим хлеба». Поэтому апостол называет идолослужением лишь грех стяжательства, поскольку этот грех яснее всего свидетельствует, что человек не доверяет Богу во всем и ожидает от своих денег больше добра, чем от Бога. Как уже было сказано, именно таким упованием мы поистине почитаем или бесчестим Бога.

И действительно, из этой Заповеди мы можем ясно увидеть, что все добрые дела должны делаться с верой; ибо каждый наверняка понимает, что причина стяжательства — недоверие, а причина щедрости — вера. Ведь если человек уповает на Бога, он щедр и не сомневается, что у него всегда будет достаток; и напротив, человек жаден и обременен заботами, если он не уповает на Бога. Вера является одновременно подрядчиком, и исполнителем доброго дела щедрости как в этой Заповеди, так и во всех других Заповедях, и без этой веры щедрость — всего лишь бесполезная и беспечная растрата денег.

IV. Поэтому нам следует знать, что эта щедрость должна распространяться даже на наших врагов и противников. Ибо что это за доброе дело, если мы щедры только по отношению к своим друзьям? Как учит Христос в Луки VI, даже порочный человек поступает так со своим другом. Вдобавок, и бессмысленные животные также добры и щедры по отношению к своим сородичам. И потому христианину должно подняться еще выше и позволить, чтобы его щедрость служила также недостойным, злодеям, врагам и неблагодарным — подобно тому как его небесный Отец позволяет солнцу восходить и для добрых, и для злых, а дождю — падать и на благодарных, и на неблагодарных.

Но здесь-то и откроется, как трудно делать добрые дела в соответствии с Божьей Заповедью, как наше естество извивается, изгибается и вертится, противясь ей, хотя добрые дела по собственному выбору делает легко и радостно. И потому обратись к своим врагам и к неблагодарным и делай им добро; тогда ты увидишь, насколько ты близок или далек от этой Заповеди, и насколько всю свою жизнь тебе придется посвятить исполнению этого дела. Ибо если твой враг нуждается в тебе, а ты не поможешь ему, будучи способен к тому, это все равно, как если бы ты украл у него то, что ему принадлежало, ибо твой долг перед ним состоял в том, чтобы помочь ему. Так говорит св. Амвросий: «Накорми голодного; если не накормишь, ты все равно, что убил его». И эта Заповедь включает в себя дела милосердия, которые Христос потребует от рук человека в последний день.

Однако магистраты и городские управители должны следить за тем, чтобы бродяг, паломников и попрошаек из других стран не пускали в город, или пускали хотя бы с ограничениями и на определенных условиях, дабы негодные люди не могли вольничать под видом попрошаек, и чтобы их негодные поступки, которых ныне в избытке, пресекались. Более подробно это Заповедь я рассмотрел в Трактате о ростовщичестве.

— Мартин Лютер. Трактат о добрых делах. Часть IV

Не прелюбодействуй

В этой Заповеди также заповедуется доброе дело, которое включает в себя многие другие и исключает множество пороков; оно именуется чистотой, или целомудрием, о котором много написано, и сказано в проповедях, и известно каждому, — но только исполняется и делается оно не столь прилежно, как другие дела, которые не заповеданы. Такова наша готовность делать то, что не заповедано, и оставлять неисполненным то, что заповедано. Мы видим, что мир полон постыдных и распутных дел, неприличных слов, баек и частушек, порочное пристрастие к которым ежедневно возрастает благодаря обжорству и пьянству, праздности и легкомыслию. Однако мы продолжаем жить так, как если бы мы были христианами; мы сходили в церковь, произнесли свою краткую молитву, соблюли посты и праздники и думаем, что исполнили свой долг целиком.

Если бы даже кроме целомудрия нам не было заповедано никакого другого дела, благодаря одному ему нам хватило бы, чем заняться, — столь гибельным и неистовым пороком является распущенность. Он буйствует во всех наших членах: в помышлениях сердца, во взгляде очей, в слухе ушей, в словах уст, в делах рук и ног и во всем нашем теле. Обуздание всех этих членов требует труда и усилий; и таким образом Заповеди Божьи учат нас тому, как велики поистине добрые дела, — более того, как невозможно нам собственными силами даже захотеть сотворить доброе дело, не говоря уже о том, чтобы сделать его или хотя бы попытаться. Св. Августин говорит, что среди всех борений христианина борьба за целомудрие — самая тяжелая, хотя бы потому, что она продолжается каждый день без перерыва, и целомудрие редко побеждает. На это сетовали и жаловались все святые, как это делает св. Павел в Римлянам VII: «Нахожу в себе, что не живет во мне ничто доброе».

II. Если эта работа над целомудрием будет совершаться постоянно, она приведет ко многим другим добрым делам: к посту и воздержанию вместо обжорства и пьянства, к ночным бдениям и ранним пробуждениям вместо лени и избыточного сна, к труду и усердию вместо праздности. Ибо обжорство, пьянство, лежание в постели допоздна, праздное шатание и безделье — это орудия распущенности, которыми целомудрие быстро побеждается. С другой стороны, апостол Павел называет посты, бдения и труд богоугодными средствами, с помощью которых обуздывается распущенность; но, как уже было сказано выше, эти упражнения не должны выходить за рамки необходимого для обуздания распущенности и вступать в противоречие с нашим естеством.

Прежде всего перечисленного наилучшей защитой являются молитва и Слово Божье — а именно, когда восстает греховная похоть, и человек прибегает к молитве, взывает к Богу о милости и помощи, читает Евангелие и размышляет над ним, обращая особое внимание на страдания Христа. Так говорится в Псалме CXXXVI: «Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев Вавилонских о камень», — то есть, когда сердце бежит к Господу Христу со своими порочными мыслями, пока они еще не окрепли и только что появились; ибо Христос — это Камень, растирающий такие мысли в порошок и обращающий их в ничто.

Итак, здесь каждому найдется достаточно и даже более, чем достаточно, дел, чтобы занять себя, и много добрых дел, которые должно сделать в себе. Однако же никто не использует молитву, пост, бдения и труды для этой цели, но люди делают все это так, словно их совершение является для них самоцелью, хотя этими делами следовало бы заниматься так, чтобы исполнить дело этой Заповеди, и чтобы они с каждым днем все более нас очищали.

Некоторые указывали и на другие вещи, которых следует избегать, — такие как мягкие кровати и одежды, а также советовали избегать избыточных украшений, не общаться и не разговаривать с представителями противоположного пола и даже не смотреть на них, и делать все, что способствует целомудрию. Во всех этих делах никому не под силу установить твердые правила и меру. Каждый должен наблюдать за собой и отмечать, что именно ему необходимо для целомудрия, в каком количестве, и как долго эти дела помогут ему оставаться целомудренным, и таким образом он сможет выбрать для себя дела и делать их; если же человек не в силах это сделать, пусть на время отдаст себя под наблюдение другого, который будет наблюдать за ним таким образом до тех пор, пока он не научится держать себя в руках. Именно с этой целью в древности создавались монастыри — чтобы учить молодых людей дисциплине и чистоте.

III. Хорошая крепкая вера в этом деле является большим подспорьем — гораздо более заметным, чем в любом другом; и потому также в Исаии XI говорится, что «вера есть ремень узды», то есть ограда целомудрия. Ибо тот, кто живет, ожидая от Бога всякой благодати, находит удовольствие в духовной чистоте; поэтому он с гораздо большей легкостью способен противиться плотской нечистоте; и посредством такой веры Дух сообщает ему уверенность, что он сможет избежать порочных мыслей и всего, что несовместно с целомудрием. Ибо подобно тому, как вера в божественную благосклонность непрестанно живет и проявляется во всех делах, она точно так же непрестанно увещевает нас относительно всего, что угодно или неугодно Богу; как пишет в своем послании св. Иоанн: «Вы не имеете нужды, чтобы какой-либо человек учил вас; ибо божественное помазание, то есть Дух Божий, учит вас всему».

Однако нам не должно отчаиваться, если мы не скоро избавляемся от искушений, или воображать, будто мы будем избавлены от них всю жизнь, и нам следует относиться к искушениям лишь как к побуждению и увещанию молиться, поститься, бодрствовать, трудиться и упражняться в прочем, что способствует умерщвлению плоти, а особенно в том, чтобы проявлять и применять веру в Бога. Ибо драгоценно не то целомудрие, которое обретается без труда, а то, которое борется с распущенностью, и сражается, и неустанно отгоняет прочь всяческий яд, с помощью которого плоть и порочный дух атакуют его. Поэтому св. Петр говорит: «Прошу вас, удаляйтесь от плотских желаний и похотей, всегда восстающих на душу». И св. Павел в Римлянам 6: «Не повинуйтесь телу в похотях его». Из этих и других текстов явствует, что никто не свободен от греховной похоти, но каждый должен и будет ежедневно бороться с ней. И, хотя эта борьба приносит трудности и боль, она, тем не менее, является приятным делом, в котором мы находим утешение и удовлетворение. Ибо думающие, что они разделаются с искушением, поддавшись ему, только еще больше себя разжигают; и хотя на время искушение затихает, впоследствии оно возвращается с еще большей силой и находит человеческую природу еще более слабой, чем прежде.

— Мартин Лютер. Трактат о добрых делах. Часть V

Пятая заповедь

I. [К примеру,] злобная и ищущая отмщения страсть, о которой Пятая Заповедь говорит: «Не убий». К этой Заповеди есть только одно дело, которое охватывает множество других дел и предотвращает много зла. Оно именуется кротостью.

Однако кротость бывает двух видов. Первый вид выглядит достаточно красиво, но за ним ничего не стоит. Это та кротость, которую мы проявляем к нашим друзьям, а также к людям, которые либо полезны нам и радуют нас материальными вещами, почестями или добрым отношением, либо не причиняют нам вреда ни словом, ни делом. Даже неразумные животные — львы и змеи, — язычники, иудеи, сарацины, негодяи, убийцы и порочные женщины способны проявлять такую кротость. Все они одинаково довольны и вежливы, пока мы делаем то, что им угодно, или вовсе их не трогаем. И есть даже немалое число таких, кто обманывается подобной кротостью, скрывает свою злобу и оправдывает себя, говоря: «Я бы не злился, если бы только люди меня не трогали». Конечно, дорогой мой друг, сам дух злобы был бы кроток, если бы все шло так, как ему нравится. Раздоры и оскорбления обрушиваются на тебя для того, чтобы показать, как много в тебе на самом деле злобы и греха, и побудить тебя искать кротости и гнать прочь злобу.

Второй вид кротости хорош с любой стороны. Такая кротость проявляется к противникам и врагам и не делает им никакого зла. Она не мстит за себя, не проклинает и не богохульствует, не говорит о них дурно и не замышляет против них зла, даже если они отняли у тебя имение, честь, жизнь, друзей и все остальное. Напротив, где только возможно, эта кротость воздает добром за зло, говорит хорошо, ищет лучшего и молится за творящих зло. Христос говорит в Матфея 5:44: «Благотворите тем, кто причиняет вам вред. Молитесь за тех, кто гонит и оскорбляет вас». А св. Павел в Римлянам 12:14 говорит: «Благословляйте тех, кто проклинает вас: никогда не проклинайте в ответ, но делайте им добро».

II. Теперь поговорим о том, каким образом это драгоценное и благородное дело было утрачено среди христиан. Повсюду царят лишь распри, войны, ссоры, злоба, ненависть, зависть, сплетни, проклятия, клевета, обиды, мщение и всевозможные дела и слова, вызванные гневом и жестокостью. И в то же самое время мы отмечаем наши многочисленные праздники, слушаем мессы, произносим наши немногословные молитвы, строим храмы и украшаем их подобающим образом. Бог ничего этого не заповедал. От нас исходит столь лучезарное и величественное сияние, будто мы святейшие из христиан, когда-либо живших на земле.  Благодаря этим зеркалам и маскам мы позволяем попирать Заповедь Божью ногами, так что никто не задумывается и не размышляет о том, как он близок или далек от кротости и исполнения этой Заповеди. Между тем, Бог сказал, что в жизнь вечную войдет не тот, кто не делает этих дел, а тот, кто соблюдает Его Заповедь (Иоанна 14:21; 15:10).

Поскольку среди живущих нет ни единого человека, которого Бог не наделил бы каким-либо мерилом его собственной злобы и порочности (т. е. врагом, или противником, который наносит урон его имуществу, чести, жизни, или другом) и таким образом не проверял бы, живет ли в нем еще злоба, способен ли он проявлять благосклонность к врагу, делать ему добро и не замышлять против него зла, — пусть подаст голос тот человек, который еще спрашивает, что ему сделать, чтобы творить добрые дела, угодить Богу и обрести спасение! Пусть он повернется лицом к своему врагу и постоянно устремляет на него очи сердца своего в качестве упражнения, посредством которого он сможет обуздать свой дух и приучить свое сердце к тому, чтобы думать о своем враге по-доброму, желать ему всего наилучшего, заботиться и молиться о нем; а впоследствии, когда представится такая возможность, хорошо отзываться о нем и делать ему добро. Пусть желающий попробует, и если он не найдет достаточно дел до конца своей жизни, пусть назовет меня лжецом и объявит мои слова неправдой. Но если это то, чего хочет Бог, если Бог не желает, чтобы Ему платили никакой иной монетой, какой толк в том, что мы носимся вокруг и делаем великие дела, которые нам не заповеданы, но пренебрегаем этим делом? Вот почему Бог говорит в Матфея 5:22: «Я говорю вам, что гневающийся на ближнего своего подлежит суду. Кто же скажет брату своему: „Рака!“ (то есть ужасным образом проявит свой дурной нрав), — подлежит синедриону. Но кто скажет брату своему: „Дурак!“ (то есть любое ругательство, проклятие, оскорбление или клевету), — подлежит вечному огню». Если злобные мысли и слова подвергаются столь суровому осуждению, что же уготовано за злобные дела, такие как побои, ранение, убийство, членовредительство и т. п.?

III. Там же, где есть подлинная кротость, сердце сострадает всякому злу, приключающемуся с его врагом. И люди, в которых есть такое чувство, — истинные дети и наследники Божьи и братья Христу, Который сострадал нас на Святом Кресте. Мы видим, что благочестивый судья с болью в сердце выносит приговор преступнику и сожалеет о смертном приговоре, который предписан законом. В этом случае поступок внешне выглядит как проявление гнева и недовольства. Но кротость исполнена добротой настолько, что пребывает даже в таких гневных делах. Более того, самое ужасное мучение для сердца — когда ему приходится проявлять гнев и суровость.

Однако нам следует быть осторожными, чтобы не проявлять кротость вопреки чести и заповеди Бога. О Моисее говорится, что он был самый кроткий человек на земле (Числа 12:3), однако же, когда иудеи стали поклоняться золотому тельцу и вызвали гнев Божий, он предал многих людей смерти во искупление перед Богом (Исход 32). Аналогичным образом, будет неправильно, если правительство устроит себе праздник и позволит греху царить безнаказанно, а мы промолчим. Я не должен жалеть своего имения, своей чести и своего здоровья или злиться на них, но мы должны защищать честь и заповедь Бога, а также оберегать ближних своих от страданий и несправедливости. Земные власти должны делать это с помощью меча; мы же, прочие, — посредством обличения и порицания. Но это следует делать с жалостью к тем, кто заслужил наказание.

Этому возвышенному, благородному, приносящему удовлетворение делу очень легко научиться, если мы делаем его с верой и привлекаем веру к его исполнению. Ибо если вера не сомневается в благосклонности Божьей, а человек не сомневается, что у него есть милосердный Бог, ему будет нетрудно проявить милосердие и благосклонность к ближнему своему, как бы много этот ближний не грешил против него. Ибо мы гораздо больше согрешили против Бога. Видите, как коротка эта Заповедь? И, тем не менее, она длинна, и в ней раскрываются многие возможности для совершения добрых дел и упражнения в вере.

— Мартин Лютер. Трактат о добрых делах. Часть IV

XIX. С другой стороны, господам и госпожам не следует властвовать над своими слугами, служанками и работниками с жестокостью и следует не слишком дотошно вглядываться в каждую мелочь, но иногда закрывать на что-то глаза и ради мира делать поблажки. Ибо никакой группе людей не под силу исполнять все и всегда в совершенстве до тех пор, пока мы живем на несовершенной земле. Об этом св. Павел говорит в Колоссянам IV: „Господа, оказывайте рабам должное и справедливое, зная, что и вы имеете Господа на небесах“. И потому, если господа не желают, чтобы Бог обошелся с ними слишком сурово, но по милости закрыл глаза на многое, им также следует быть более мягкими в обращении со своими слугами и закрывать глаза на некоторые вещи, но при этом следить, чтобы слуги поступали по правде и учились бояться Бога.

Но теперь ты видишь, какие добрые дела могут делать хозяин имения и госпожа дома, и как чудесно Бог указывает нам на добрые дела, находящиеся у нас перед самым носом, и делает это так многообразно и постоянно, что нам нет нужды спрашивать Его о добрых делах, и мы запросто можем забыть о прочих показушных, далеких, выдуманных делах человеческих, таких как паломничества, строительство церквей, получение индульгенций и тому подобное.

Здесь мне, конечно, следовало бы сказать и о том, как жене должно проявлять послушание, подчиняться мужу как своему господину, уступать ему, хранить молчание и слушаться его, если речь идет о том, что не противоречит заповедям Божьим. С другой стороны, мужу должно любить свою жену, закрывать глаза на ее мелкие провинности и не обращаться с ней сурово, о чем св. Павел и св. Петр много писали. Но эту тему лучше затронуть в дальнейших объяснениях относительно Десяти Заповедей, и суть ее нетрудно понять из приведенных текстов.

XX. Однако все, сказанное выше об этих делах, сводится к двум вещам: послушанию и заботе. Послушание — обязанность подданных, а забота — обязанность господ, дабы они прилагали старание к тому, чтобы хорошо править своими подданными, проявлять к ним доброту и делать все возможное для их блага и пользы. Таков их путь на небеса, и это лучшие дела, какие они только способны сделать на земле; делая эти дела, они более угодны Богу, чем если бы, не делая их, они творили одни чудеса. Так говорит св. Павел в Римлянам XII: „Начальник ли, начальствуй с усердием“; и тем самым как бы говорит: „Пусть он не позволяет себе увлекаться тем, что делают другие люди или группы людей; пусть он не думает о том или этом деле, будь оно величественно или незаметно; но пусть он смотрит только на собственное положение и думает лишь о том, как ему облагодетельствовать находящихся в его власти; и пусть он твердо держится этой мысли и не оставляет ее, даже если небеса разверзнутся перед ним, и не убегает от нее, даже если ад будет гнаться за ним. Таков прямой путь, ведущий его на небеса“.

О, если бы человек так думал о себе и о своем положении и заботился лишь об относящихся к этому положению обязанностях, как обильно и скоро он обогатился бы добрыми делами, причем так тихо и незаметно, что никто бы не заметил этого, кроме одного Бога!  Однако же мы отвращаемся от всего этого, и один бежит к картузианцам, другой — туда, третий — сюда, как если бы добрые дела и Божьи Заповеди были разбросаны и попрятаны по углам; хотя в Притчах I написано, что божественная мудрость возглашает свои заповеди открыто на площадях, в собрании народа и в городских вратах; и это означает, что они в изобилии присутствуют всегда и везде, во всех сферах жизни, однако мы не видим их, но в слепоте своей ищем их в другом месте. Христос сказал об этом в Матфея XXIV: „Если кто скажет вам: вот, здесь Христос, или там, — не верьте. Если скажут вам: ‘Вот, Он в пустыне’, — не выходите; ‘Вот, Он в потаенных комнатах’, — не верьте; это лжепророки и лжехристы“.

XXI. Повторюсь: послушание — обязанность подданных, дабы они прилагали все старания и силы к тому, чтобы выполнить то, чего хотят от них госпожа, дабы они не позволяли себе оторваться или отвлечься от этого, что бы ни делали другие. Пусть никто не думает, что он живет достойно и делает добрые дела — будь то молитва, или пост, или иное какое дело, — если он от всего сердца и со всяким старанием не упражняется в этом деле.

Но если случится так — как это часто бывает, — что земные власти и начальства, как они именуются, потребуют, чтобы их подданный поступил вопреки Заповедям Божьим, или станут чинить ему препятствия в исполнении этих Заповедей, на этом послушание заканчивается, и обязательства прекращаются. В этом случае человек должен сказать, как св. Петр говорит правителям иудейским: „Должно более слушаться Бога, нежели человеков“. Он не сказал: „Не должно слушаться человеков“, — ибо это было бы неправдой; он сказал: „Более Бога, нежели человеков“. Таким образом, если бы князь захотел начать войну, и его мотивы были бы явно неправедными, нам не следовало бы идти за ним или помогать ему ни в чем, поскольку Бог заповедал, что нам не должно убивать ближнего или поступать с ним неправедно. Точно так же, если бы он потребовал от нас принести ложное свидетельство, украсть, солгать, обмануть и т. п. В таком случае нам лучше лишиться имения, чести, здоровья и жизни, дабы Божьи Заповеди не нарушились.

Четыре предыдущих Заповеди относятся к разумению человека, то есть пленяют его, управляют им и подчиняют его себе, так что человек не властен над собою, не оценивает себя, не мечтает о себе, но в смирении познал себя и добровольно подчиняется этому водительству, дабы не впасть в гордыню. Следующие же Заповеди относятся к страстям и похотям человека, дабы умертвить и их тоже.

— Мартин Лютер. Трактат о добрых делах. Часть III, §19-21

XVII. Здесь также следует упомянуть о мерзостях, чинимых официалами (членами церковного суда) и прочими епископальными и духовными сановниками, которые отлучают, обременяют, преследуют и изводят бедняков непомерными поборами, пока у тех остается хотя бы грош. Это должно остановить земным мечом, поскольку иного решения или избавления нет.

О, если бы Богу на небесах было угодно, чтобы однажды возникло правительство, которое искоренило бы непристойные публичные дома, как это было сделано в народе Израилевом! Это поистине нехристианское зрелище — публичные дома греха существуют среди христиан, о чем раньше и вовсе не слыхивали. Должно быть правилом, чтобы мальчиков и девочек женили и выдавали замуж рано, предотвращая подобные пороки. К установлению подобных правил и обычаев должна стремиться как духовная, так и земная вдасть. Если это было возможно среди иудеев, почему этого не может быть среди христиан? И если это возможно в деревнях, в маленьких городах и в некоторых больших городах, чему мы все свидетели, почему этого не может быть и повсюду?

Однако беда в том, что в мире нет настоящего правительства. Никто не хочет работать, и потому механики вынуждены давать своим работникам выходной: тогда те свободны, и никто не может их усмирить. Но если бы существовало правило, согласно которому они должны были бы делать то, чего от них требуют, и никто не брал бы их на работу в другом месте, это зло в значительной степени исправилось бы. Помоги нам Бог! Я боюсь, что желание в этой ситуации превосходит надежду; но это нас не оправдывает.

Итак, как видите, мы отметили здесь лишь немногие дела магистратов, но они столь хороши и столь многочисленны, что от магистратов ежечасно требуется преизобильнейшее число добрых дел, и они могут постоянно служить Богу. Но эти дела, как и прочие, также следует делать с верой, эти дела должны быть проявлением веры, чтобы никто не надеялся угодить Богу делами, но с твердой верой в Его благоволение творил такие дела лишь к похвале и славе своего милосердного Бога, тем самым служа и принося пользу своему ближнему.

XVIII. Четвертое дело этой Заповеди состоит в том, чтобы слуги и работники повиновались своим господам и госпожам, хозяевам и хозяйкам. Об этом св. Павел говорит в Титу II: "Слуг увещевай оказывать великую честь своим хозяевам, быть послушными, угождать им, не обманывать их и не прекословить им", — еще и по той причине, что таким образом они создают добрую славу учению Христа и нашей вере, дабы язычники не могли сетовать и обижаться на нас. Св. Петр также говорит: "Слуги, повинуйтесь господам своим в страхе Божьем, не только добрым и кротким, но также своенравным и суровым. Ибо то угодно Богу, если человек терпеливо переносит суровое обращение, будучи невиновен".

Между тем, мир громко сетует на слуг и работников, что они непослушны, неверны, невежливы и лукавы; это язва, посланная Богом. И поистине для слуг именно это дело — то, посредством чего они могут спастись; им вовсе нет нужды совершать паломничества или делать то или иное; у них достаточно дел, даже если они вкладывают всю душу в то, чтобы делать угодное своим господам и госпожам, руководствуясь при этом одной лишь верой; не с тем, чтобы своими делами приобрести множество заслуг, но с тем, чтобы делать все это с твердым упованием на Божью благосклонность (которая и есть средоточие всех заслуг), совершенно бескорыстно, из любви к Богу и непринужденного желания, порождаемых этим упованием. И обо всех подобных делах им следует думать как об стремлении и призвании постоянно и все более возрастать в вере и уповании. Ибо, как мы уже не раз говорили, эта вера делает дела добрыми — более того, именно вера должна порождать их и руководить ими.

— Мартин Лютер. Трактат о добрых делах. Часть III, §17-18

XV. Князь тоже должен быть очень мудрым и никогда не должен навязывать свою волю силой, даже если у него есть такие полномочия, и он действует из самых лучших побуждений. Ибо сносить урон, причиняемый твоему авторитету, если это пойдет на благо подданным, — гораздо высшая добродетель, чем рисковать своим имением и самим собой; ведь мирские права имеют отношение только к земным ценностям.

И потому очень глупо говорить: "Я в своем праве, поэтому я возьму это силой и оставлю это себе, даже если тем самым причиню другим все возможные несчастья". Так, мы читаем об императоре Октавиане, что он не хотел начинать войну, какой бы справедливой она ни была, без твердой уверенности, что она принесет больше пользы, чем вреда, или, по крайней мере, что вред не будет невыносимым, и говорил: "Война подобна ловле рыбы золотой сетью; ты всегда рискуешь потерять больше, чем будет стоит улов". Ибо тот, кто ведет под уздцы упряжку лошадей, должен идти совсем иначе, чем если бы он шел сам по себе; будь он один, он мог бы идти, прыгать и делать все, что вздумается; но когда он выполняет роль коновода, он должен идти и выбирать путь таким образом, чтобы телега и лошади могли следовать за ним, и думать об этом больше, чем о собственных желаниях. Точно так же и князь ведет за собой множество людей и не должен идти и действовать, как ему заблагорассудится, принимая во внимание их нужды и благо больше, нежели собственные желания и предпочтения. Ибо когда князь правит, повинуясь собственным безумным желаниям и следуя собственному мнению, он похож на безумного коновода, который несется со своей лошадью и телегой вперед через кусты, колючки, канавы, лужи, в гору и под гору, минуя дороги и мосты; ему недолго ехать — все разлетится вдребезги.

И потому правителям было бы крайне полезно с самой юности читать или слушать истории — как из священных, так и из мирских книг, — в которых они найдут больше примеров и навыков правления, чем во всех книгах закона; именно так, как мы читаем в книге Есфирь VI, поступали персидские цари. Ибо примеры и истории приносят больше пользы и учат большему, чем законы и указы: там учит жизненный опыт, здесь — непроверенные и ненадежные слова.

XVI. Три особых дела, которые все правители могут делать в наши дни, в особенности в наших землях. Во-первых, положить конец ужасному обжорству и пьянству — не только по причине излишеств, но и по причине расходов, которые это за собой влечет. Ибо благодаря приправам, специям и тому подобным вещам, без которых люди вполне могли бы обойтись, немалые потери земного богатства постигли и ежедневно постигают наши земли. Предотвращение этих двух великих зол поистине обеспечит земной власти достаточно забот, ибо они пустили корни широко и глубоко. И могут ли власти предержащие послужить Богу лучше и заодно принести пользу своей собственной стране?

Во-вторых, запретить излишне дорогую одежду, благодаря которой на ветер пускается столько денег, хотя это служит интересам только мира и плоти; страшно подумать, что подобное злоупотребление можно найти среди людей, которые присягнули на верность Христу Распятому, крестились в Него и посвятили себя Ему, и которые должны следовать за Ним, неся Крест, и готовиться к жизни будущего века, ежедневно умирая. Если бы кто-то впал в заблуждение по неведению, это еще можно было бы терпеть; но то, что это творится столь открыто, безнаказанно, бесстыдно, беспрепятственно и, более того, что тем самым люди добиваются похвалы и славы, — это поистине нехристианское дело.

В-третьих, изгнать из страны ненасытную скупку долговых обязательств, которая во всем мире разрушает, поглощает и угнетает все страны, народы и города, потому что благодаря своему коварству не выглядит ростовщичеством, хотя на самом деле она еще хуже, ведь люди не остерегаются ее так, как открытого ростовщичества.

Итак, вот эти три иудея — как говорят люди, — которые высасывают мир досуха. В этих вопросах князьям не следует спать или лениться, если они хотят дать достойный отчет Богу в своем правлении.

— Мартин Лютер. Трактат о добрых делах. Часть III, §15-16

XIII. Кроме того, по этой же причине опасность неправды, творимой земной властью, не столь велика, как опасность неправды, творимой духовной властью. Ибо земная власть не может причинить никакого вреда, поскольку не имеет отношения к проповеди, и вере, и к первым трем Заповедям. Духовная же власть причиняет вред не только, когда творит неправду, но и когда пренебрегает своими обязанностями и обременяет себя другими вещами — даже если они лучше самых лучших дел земной власти. И потому мы должны противиться ей, когда она не поступает по правде, и не должны противиться земной власти, даже если она творит неправду. Ибо бедные люди веруют и поступают по примеру, который видят в духовной власти; если же они не имеют перед глазами примера и не обучены, то ни во что не верят и ничего не делают; поскольку эта власть установлена по одной лишь причине — чтобы вести людей в вере к Богу. Ничем этим не обладает земная власть; ибо она может делать и оставлять несделанным все, что пожелает, но моя вера в Бога идет своим путем и делает свои дела, потому что мне нет нужды верить в то, во что верит она.

Таким образом, земная власть слишком ничтожна в глазах Божьих, и Она слишком мало Его волнует, чтобы из-за нее — творит ли она правду или неправду — противиться ей, проявлять непокорность и затевать распри. Напротив, духовная власть — величайшее благословение, и она слишком драгоценна в Его глазах, чтобы даже наименьший из христиан мог сохранять терпение и молчание, когда она хотя бы на волосок отклоняется от ее обязанностей, не говоря уже о том, когда она поступает прямо вопреки своим обязанностям, как мы видим каждый день.

XIV. Кроме того, в среде этой власти присутствует множество злоупотреблений. Прежде всего, когда она прислушивается к льстецам — это повсеместно распространенная и особенно вредоносная болезнь духовной власти, от которой никто не способен в достаточной мере уберечься и обезопасить себя. Здесь же власть полностью поглощена болезнью, она угнетает бедных и превращается в правительство такого рода, о котором язычник говорит: "Паутина, которая ловит маленьких мух, но не удерживает жернова". Итак, законы, установления и правительство одной и той же власти утверждают, что и простые люди, и великие свободны; и там, где сам князь не настолько мудр, чтобы понять, что он нуждается в чужих советах, или занимает такое положение, что они боятся его, там правительство (если Бог не сотворит особенное чудо) будет вести себя, словно дети.

По этой причине Бог всегда считал порочных и негодных правителей величайшим наказанием, и в Исаии III он угрожает: "Отниму у них всякого храбреца и дам им детей в князья, и младенцев — в правители над ними". В Писании Бог перечислил четыре казни (Иезекииль XIV). Первая, самая легкая, которую выбрал и Давид, — это мор, вторая — голод, третья — война, а четвертая — всякого рода дикие звери, такие как львы, волки, змеи и драконы; последние — это порочные правители. Ибо там, где они появляются, страна разрушается, и страдают не только тело и имение, как в случае других казней, но также честь, дисциплина, добродетель и спасение души. Ибо мор и голод приносят людям добродетель и богатство; но войны и порочные правители уничтожают все, что относится к числу как земных, так и вечных ценностей.

— Мартин Лютер. Трактат о добрых делах. Часть III, §13-14

XI. Некоторые думают, что этот вопрос следует выставить на обсуждение Общего Собора. На это я скажу: Нет! Потому что у нас уже было много соборов, на которых высказывалось эта идея, — а именно, в Констанце, в Базеле и последний Римский собор. Однако ничего не удалось достичь, и ситуация стала еще хуже. Более того, подобные соборы совершенно бесполезны, поскольку римская мудрость измыслила хитрость — короли и князья должны заранее поклясться, что они позволят римлянам оставаться такими, какие они есть, и сохранить то, чем они владеют, — и тем самым приняла меры против какой бы то ни было реформации, дабы обеспечить прикрытие и свободу любым своим мошенничествам, хотя требование, навязывание и принесение этой клятвы противоречит Богу и закону, и посредством ее закрываются двери для Святого Духа, Который должен властвовать на соборах. Но остается лучший и, по сути, единственный выход: сами короли, князья, знать, города и общины должны положить начало и открыть путь реформации, чтобы у епископов и священников, которые теперь боятся, появилась причина последовать за ними. Ибо здесь не может и не будет принято в расчет ничто, кроме трех первых Заповедей Божьих, вопреки которым ни Рим, ни небеса и земля не могут что-либо повелеть или запретить. А отлучения или угрозы, с помощью которых они, как им кажется, смогут предотвратить это, ничего не стоят — точно так же, как ужасные угрозы безумного отца ничего не стоят в глазах сына, который его связывает или запирает.

XII. Третье дело этой Заповеди состоит в том, чтобы повиноваться земным властям, как учит Павел в Римлянам XIII и Титу III, а также св. Петр в I Петра II: «Повинуйтесь царю как верховной власти, и правителям как от него посылаемым, и всем постановлениям мирских властей». Однако дело земных властей заключается в том, чтобы защищать своих подданных и наказывать за воровство, разбой и прелюбодеяние, как говорит св. Павел в Римлянам XIII: «Он не напрасно носит меч; он служит им Богу на страх делающим злое и для защиты добрых».

Здесь люди грешат двояким образом. Во-первых, если они лгут правительству, обманывают его и поступают вероломно, не повинуясь и не исполняя указов и повелений в отношении как их тел, так и их имения. Ибо даже если правительство творит неправду, как поступал царь вавилонский с народом Израилевым, Богу все равно угодно, чтобы народ был послушен и не творил вероломства и обмана. Во-вторых, когда люди говорят дурно о правительстве и ругают его, и когда человек, не имея возможности отомстить за себя, ропщет на правительство или поносит его дурными словами, будь то во всеуслышание или втайне.

Во всем этом нам должно помнить о том, о чем св. Петр увещевает нас помнить, — а именно, что власть правительства, используемая на добро или во зло, неспособна причинить вред душе, но лишь телу и имуществу; если только она открыто не попытается вынудить нас совершить что-либо дурное против Бога или людей; как это было в прежние дни, когда мирские правители еще не были христианами, и как, по слухам, до сих пор поступают сарацины. Ибо когда человек подвергается дурному обращению, это не вредит ничьей душе — напротив, даже идет душе на пользу, хотя и причиняет урон телу и имуществу; но когда человек сам поступает дурно, это калечит душу, даже если при этом она обретает все богатства мира.

— Мартин Лютер. Трактат о добрых делах. Часть III, §11-12

IX. Поскольку же власти развращены и совершенно пренебрегают своим делом, отсюда несомненно должно вытекать, что они злоупотребляют своей властью, занимаясь посторонними и порочными делами, — точно так же, как поступают родители, когда требуют нечто противоречащее воле Бога. Здесь нам следует проявить мудрость; ибо апостол сказал, что гибельным будет время, когда станут править подобные властители. Ибо если мы не делаем и не исполняем все, что они нам предписывают, это выглядит так, будто мы противимся их власти. И потому нам следует крепко держаться за первые три Заповеди и за Первую Скрижаль и пребывать в уверенности, что ни один человек, будь то епископ, или папа, или ангел, не вправе давать какое-либо повеление или принимать какое-либо решение, противоречащее или устраняющее эти три Заповеди или не способствующее их исполнению; если же они пытаются поступать подобным образом, их повеления недействительны и не имеют никакой силы; более того, мы грешим, если следуем и повинуемся подобным повелениям, или хотя бы терпим их.

Отсюда просто понять, что установления о посте не распространяются на больных, беременных и тех, кто по иным причинам не может поститься без вреда для себя. А если посмотреть еще выше, в наши дни из Рима не исходит ничего, кроме потока духовных товаров, которые открыто и бесстыдно продаются и покупаются, индульгенций, приходов, монастырей, епископатов, пробств, бенефиций и всего, что когда-либо и где-либо было создано для служения Богу; благодаря чему не только деньги и богатства мира стекаются и свозятся в Рим (это было бы ничтожнейшим вредом), однако приходы, епископаты и прелатуры распадаются, пустеют, опустошаются, и потому люди остаются без попечения, Слово Бога, а также Имя и Слава Бога упраздняются, а вера разрушается, так что подобные институты и должности, в конечном итоге, оказываются в руках не только невежественных и неподходящих людей, но большая их часть — в руках римлян, величайших злодеев в мире. Таким образом, что было создано для служения Богу, для наставления и назидания народа и управления им, отныне обращается на пользу конюших, скотогонов, а также — смягчая выражения — римских блудниц и негодяев; и за это нам нет большей благодарности, чем когда они за это смеются над нами, почитая нас за глупцов.

X. Если же все подобные нестерпимые злодеяния совершаются именем Бога и св. Петра, словно имя Божье и духовная власть даны для того, чтобы хулить и бесчестить Бога, разрушать христианство, тело и душу, долг поистине обязывает нас противиться этому надлежащим образом, насколько возможно. И здесь нам следует поступать так, как поступают благочестивые дети, чьи родители обезумели, и прежде всего разобраться, по какому праву учрежденное для служения Богу в наших землях или предназначенное для пропитания наших детей, должно осуществлять свои функции в Риме и оставлять их здесь, где оно должно исполнять свою службу. Как можем мы быть столь глупы?

Тогда, раз епископы и духовные прелаты бездействуют в этом вопросе, не противятся или боятся и тем самым позволяют христианству гибнуть, наш долг, прежде всего, состоит в том, чтобы смиренно взывать к Богу о помощи в отвращении этого зла, затем приложить собственные руки к достижению той же цели, отправить этих придворных вельмож с верительными грамотами из Рима восвояси и обстоятельно и вежливо проинформировать их, что, если они желают должным образом осуществлять попечение о своих приходах, им следует жить там и назидать людей проповедями или добрым примером; в противном случае, если они живут в Риме или где-либо еще, опустошая и развращая церкви, то пусть их и кормит папа, которому они служат. Не подобает нам оказывать честь слугам папы, его людям, его негодяям и блудницам, причиняя тем самым разрушение и вред собственной душе.

Вот! Они-то и есть истинные сарацины, против которых королям, князьям и знати следует обратить свой меч в первую очередь, стремясь при этом не к собственной выгоде, но единственно к пользе христианства, прекращению богохульства и бесчестия, причиняемого божественному Имени; и таким образом поступить с клириками, как с отцом, утратившим совесть и разум, который, если его не связать и не обуздать (со всяким смирением и почтением), может убить своего ребенка, наследника и всех остальных. Таким образом, нам должно почитать римские власти как нашего высочайшего отца, однако же, поскольку они лишились разума и утратили совесть, не позволять им того, что они пытаются делать, иначе они уничтожат христианство.

— Мартин Лютер. Трактат о добрых делах. Часть III, §9-10

VII. Второе дело этой Заповеди состоит в том, чтобы почитать и слушаться духовную мать, святую христианскую Церковь, духовную власть, дабы нам исполнять то, что она повелевает, запрещает, предписывает, требует, связывает и разрешает, а также почитать, бояться и любить духовные власти так же, как мы почитаем, любим и боимся наших природных родителей, и подчиняться ей во всем, что не противоречит первым трем Заповедям.

В отношении этого дела все обстоит едва ли не хуже, чем в отношении первого. Духовной власти должно наказывать грех отлучением и законами и понуждать своих духовных детей к добру, дабы у них была причина исполнять это дело и упражняться в послушании и почитании. Сегодня такой ревности никто не видит; они поступают со своими подданными, словно матери, оставляющие своих детей и бегущими вслед любовникам, как написано в Осии II; они не проповедуют, они не учат, они не запрещают, они не наказывают, и христианский мир остался вовсе без духовного правления.

Что мне сказать об этом деле? Сохранились лишь немногие постные и праздничные дни, да и от тех лучше было бы вовсе отказаться. Однако никто не думает об этом, и не остается ничего, кроме отлучения за долги, которого и быть-то не должно. Между тем, духовные власти должны наблюдать, чтобы прелюбодеяние, нецеломудренность, стяжательство, обжорство,  мирское тщеславие, избыточные украшения и прочие подобные явные грехи, постыжающие нас, подвергались суровому наказанию и исправлялись; также они должны надлежащим образом управлять имением, полученным в виде пожертвований, монастырскими домами, приходами и школами и ревностно смотреть за тем, чтобы в них продолжалось поклонение Богу, следить за тем, чтобы у молодых людей, мальчиков и девочек в школах и монастырях были образованные и благочестивые учителя, дабы всем им получить хорошее образование, и дабы взрослые подавали им добрый пример, дабы христианский мир наполнился и украсился достойной молодежью. Так, св. Павел внушает своему ученику Титу, что ему следует должным образом наставлять всех и руководить всеми: молодыми и старыми, мужчинами и женщинами. Но сегодня в школу ходит лишь тот, кто хочет; учится тот, кто заставляет и учит самого себя; увы, все дошло до того, что места, в которых должны были учить доброму, превратились в школы плутовства, и никому нет никакого дела до необузданной молодежи.

VIII. Если бы описанный выше порядок сохранился, можно представить себе, какое почитание и повиновение оказывались бы духовным властям. Однако все обстоит так же, как и с природными родителями, позволяющими своим детям поступать, как им вздумается; ныне духовные власти угрожают, раздают блага, берут деньги и прощают то, что не в их власти простить. Я не стану более говорить об этом; мы видим это чаще, чем доброе; жадность правит всем, и проповедуется то, что как раз и должно было бы запрещать; и очевидно, что духовный мир с любой стороны сделался еще более мирским, чем сам мир. Тем временем, христианский мир катится в пропасть, а этой Заповеди грозит забвение.

Если бы нашелся епископ, который бы ревностно служил всем этим людям, надзирал бы за ними, посещал бы их и был бы так верен, как ему должно быть, и одного города было бы для него слишком много. Ибо во времена апостолов, когда христианский мир переживал свои лучшие времена, в каждом городе был епископ, хотя христиане составляли наименьшую часть жителей. Чего ожидать, когда один епископ хочет иметь столько, а другой — столько, этот — весь мир, а другой — четвертую его часть.

Ныне нам время молить Бога о милосердии. Духовных владык мы имеем в избытке, но духовных управителей не имеем вовсе или почти не имеем. Тем временем, кто способен на это, пусть радеет о том, чтобы церковное имение, монастыри, приходские дома и школы были хорошо устроены и управляемы; кроме того, еще одно дело духовных властей состоит в том, чтобы сократить церковное имение, количество монастырей и школ, если о них невозможно проявить должное попечение.  Пусть лучше не останется ни одного монастыря и никакого имения, чем они будут управляемы порочным и корыстным образом, вызывая все больший гнев Бога.

— Мартин Лютер. Трактат о добрых делах. Часть III, §7-8

V. Таким образом, правду говорят люди, что родители, даже если они не сделали ничего более, могут достичь спасения воспитанием собственных детей; если они должным образом учат детей служить Богу, обеим их рукам добрых дел поистине хватит с избытком. Ибо что еще здесь алчущее, жаждущее, нагое, лишенное свободы, больное, не имеющее крова, как не души ваших собственных детей? Ради них Бог превращает ваш дом в лечебницу и ставит вас над ними старшей сиделкой, чтобы вы ухаживали за ними, питали и поили их добрыми словами и делами, дабы им научиться доверять Богу, верить в Него и бояться Его, уповать на Него, чтить Его имя, не клясться и не проклинать, умерщвлять себя молитвой, постом, бдением, трудами, посещать богослужения и слушать Слово Божье, соблюдать субботу, дабы им научиться презирать земное, спокойно переносить невзгоды, не бояться смерти и не любить эту жизнь.

Видите, как велики эти уроки, как много добрых дел предлежит вам в собственном доме, по отношению к вашему ребенку, который нуждается во всем этом, словно алчущая, жаждущая, нагая, нищая, лишенная свободы, больная душа. О, как благословенны семья и дом, в которых есть такие родители! Поистине это подлинная Церковь, избранный монастырь и даже рай. О таких поется в Псалме CXXVII: "Блаженны боящиеся Бога и ходящие по Его Заповедям; ты будешь есть от трудов рук твоих; потому будешь ты счастлив, и будет тебе благо. Жена твоя будет как плодовитая лоза в доме твоем, и твои дети будут, как молодые побеги плодовитых оливковых дерев, вокруг трапезы твоей. Вот, благословится человек, боящийся Господа" и т. д. Где же такие родители? Где ищущие добрых дел? Никто не хочет прийти сюда. Почему? Бог заповедал это; сатана, плоть и кровь влекут прочь от этого; в этом нет показного величия, а потому это почитают за ничто. Вот, этот муж бежит к св. Иакову, а та жена обещает совершить паломничество к Богоматери; никто не обещает, что будет должным образом управлять собою и своим чадом или наставлять себя и свеого ребенка к славе Божьей; человек поворачивается спиной к тем, чьи тела и души Бог вверил его попечению, и желает служить Богу в каком-нибудь другом месте, о котором ему ничего не заповедано. Это извращение не запрещает ни один епископ, не обличает ни один проповедник; нет, из любостяжания они поощряют его и с каждым днем лишь изобретают новые паломничества, превозношения святых, распродажи индульгенций. Да смилуется Бог над такой слепотой.

VI. С другой стороны, родители ничем не могут навлечь на себя вечное наказание так легко, как тем, что пренебрегают собственными детьми в собственном доме и не учат их тому, о чем говорилось выше. Какой прок в том, что они морят себя постами, молитвами, паломничествами и всевозможными добрыми делами? В конце концов, при их кончине и в день суда Бог спросит с них не за это, но востребует у них детей, которых Он вверил их заботам. На это указывают слова Христа в Луки XXIII: "Дщери Иерусалимские! не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших, ибо приходят дни, в которые скажут: блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие!" Почему же они возрыдают, если не потому, что все их осуждение произойдет от их собственных детей? Если бы у них не было детей, возможно, они бы и спаслись. Поистине, эти слова должны раскрыть глаза родителям, чтобы они проявили заботу о душах своих чад, дабы несчастные дети не были введены в заблуждение их ложной, плотской любовью, как если они по праву чтили своих родителей, когда те не гневались на них, или были послушны в мирских делах, посредством которых укреплялось их своеволие; хотя эта Заповедь обязывает детей почитать родителей именно для того, чтобы детское своеволие было сломлено, и чтобы дети стали смиренными и ласковыми.

Подобно тому, как уже было сказано о других Заповедях, что они должны исполняться в рамках выполнения главного дела, так и в этом случае никому не следует думать, будто одного лишь воспитания и обучения детей будет достаточно, если оно не осуществляется с уверенностью в Божьей благосклонности, дабы человек не сомневался, что его дела благоугодны Богу, и дабы он не позволял своими делам стать чем-либо иным, кроме как укреплением и проявлением его веры, дабы он уповал на Бога и у Него искал благословений и благоволения, без которых никакое дело не может устоять и быть добрым и приемлемым; ибо многие язычники прекрасно воспитали своих детей, но все это было впустую по причине их неверия.

— Мартин Лютер. Трактат о добрых делах. Часть III, §5-6

III. Есть и другое бесчестие для родителей, гораздо более опасное и коварное, нежели первое, — оно приукрашивает себя и выдает себя за истинное почитание; оно заключается в том, что ребенок делает все по-своему, а родители, по присущей им от природы любви, допускают это. В этом поистине проявляется взаимное почитание, в этом есть взаимная любовь, это во всех отношениях драгоценные отношения, а родители и ребенок взаимно довольны друг другом.

Это бедствие настолько распространено, что проявления первой разновидности бесчестия мы видим очень редко. Это объясняется тем, что родители ослеплены, они не знают Бога и не почитают Его в соответствии с первыми тремя Заповедями, а потому неспособны увидеть, чего недостает их детям, и как им следует учить и наставлять детей. По этой причине они растят детей для мирских почестей, удовольствий и богатств, чтобы те могли всячески угождать людям и достичь высокого положения в обществе: такое воспитание детям нравится, и они с великой радостью подчиняются ему без лишних слов.

И таким образом Заповедь Божья втайне сходит на нет, в то время как внешне все выглядит благопристойно, и тем самым выполняется написанное у пророков Исаии и Иеремии, что родители уничтожают собственных детей и поступают подобно царю Манассии, который принес собственного сына в жертву Молоху и сжег его (IV Царств XXI). Когда родители наставляют своих детей больше в делах мира, чем в делах Божьих, и позволяют им жить, как им угодно, и сжигать себя в мирских удовольствиях, влюбленностях, наслаждениях, богатствах и почестях, допуская при это, чтобы Божья любовь и слава и желание вечного блаженства угасли в них, — что же это еще, как не принесение собственного ребенка в жертву идолу и сожжение его?

О, как опасно быть отцом или матерью, когда плоть и кровь ставятся превыше всего! Ибо поистине знание и исполнение первых трех и последних шести Заповедей всецело зависит от этой Заповеди; поскольку родителям заповедано учить этим Заповедям своих детей, как говорится в Псалме LXXVII: "Как строго Он повелел отцам нашим, чтобы они научили Божьим Заповедям своих детей, чтобы грядущее поколение знало их и возвещало их детям своих детей". Это еще одна причина, по которой Бог велит нам почитать своих родителей, то есть любить их со страхом; ибо та, другая любовь лишена страха, а потому является, скорее, бесчестием, нежели почитанием.

Итак, разве у каждого — будь то отца или ребенка — нет в избытке дел, которые нужно делать? Но мы, слепцы, оставляем их нетронутыми и ищем всевозможных других дел, которые нам не заповеданы.

IV. Но там, где родители глупы и воспитывают своих детей по образцу мира, дети вовсе не должны слушаться их; ибо Бога, согласно первым трем Заповедям, должно бояться и почитать более, чем родителей. Но я называют воспитанием по образцу мира, когда они учат детей не искать ничего большего, нежели удовольствия, почести и богатства этого мира или его власть.

Носить пристойную одежду и стремиться к честной жизни — это необходимость, а не грех. Тем не менее, сердце ребенка следует приучить к сожалению о том, что эту жалкую земную жизнь невозможно прожить достойно (даже в маленькой ее части) без стремления к большему количеству удовольствий и имения, нежели необходимо для пропитания тела и его защиты от холода. Таким образом, ребенка должно приучать сокрушаться о том, что ему, вопреки собственной воли, придется исполнять требования мира, участвовать в глупостях других людей и терпеть это зло ради того, чтобы обрести нечто лучшее и избежать чего-то худшего. Так, царица Есфирь носила царский венец, однако говорила Богу: "Ты знаешь, что знак моего высокого положения, который н голове моей, никогда не доставлял мне удовольствия, и я гнушаюсь им, словно тряпки, оскверненной кровью, и я никогда не ношу его наедине с собой, но только когда мне должно носить его и выходить перед народом" (Есфирь IV). Сердце, мыслящее так, носит украшения безопасно, ибо оно носит их и не носит, танцует и не танцует, живет в роскоши и не живет. Таковы потаенные души, тайные невесты Христовы, но они редки; ибо трудно не получать удовольствия от великой и показной роскоши. Так св. Цецилия по велению родителей носила золотые одежды, но под ними, на голое тело, одевала власяницу.

И здесь некоторые скажут: "Как же мне ввести своих детей в общество и найти им достойную партию? Нужно произвести какое-то впечатление". Скажите мне, разве эти слова исходят не из сердца, которое разочаровано в Боге и более полагается на собственную предусмотрительность, нежели на Божью заботу? При этом св. Петр учит и говорит: "Все заботы ваши возложите на Него и будьте уверены, что Он заботится о вас" (I Петра V). Это признак того, что они никогда еще не благодарили Бога за своих детей, никогда еще не молились о них, как должно, никогда еще не вверяли их Его попечению; в противном случае они знали бы по собственному опыту, что им должно просить Бога и о приданом для своих детей и ждать этого от Него. Еще и поэтому Он позволяет им поступать по собственной воле, заботиться и беспокоиться, но не достигая успеха.

— Мартин Лютер. Трактат о добрых делах. Часть III, §3-4

Далее следует Вторая Скрижаль.

"Почитай отца твоего и мать твою"

Из этой Заповеди мы узнаем, что после превосходных дел первых трех Заповедей нет лучших дел, чем повиноваться и служить всем тем, кто поставлен над нами начальниками. Еще и по этой причине непослушание — больший грех, чем убийство, нецеломудренность, воровство и нечестность, а также все, что последние включают в себя. Ибо нет лучшего способа научиться различать большие и меньшие грехи, чем обратив внимание на последовательность Заповедей Божьих, хотя между делами каждой из Заповедей тоже есть различия. Ибо кто не знает, что ругаться — больший грех, чем злиться, драться — больший грех, чем ругаться, а бить отца или мать — больший грех, чем бить кого-либо другого. Таким образом, эти семь Заповедей учат нас, как нам упражняться в добрых делах по отношению к людям, и прежде всего — по отношению к нашим начальникам.

Первое дело заключается в том, чтобы почитать наших собственных отца и мать. И это почитание заключается не только в уважительном к ним отношении, но и в том, чтобы повиноваться им, равняться на них, ценить их слова и пример и слушаться их, принимать их слова, хранить молчание и сносить их обращение с нами, пока это не противоречит первым трем Заповедям; а также обеспечивать их пищей, одеждой и кровом, когда они в этом нуждаются. Ибо Он не просто так сказал: "Почитай их". Он не сказал: "Люби их", — хотя и это тоже нужно делать. Но почитание выше, чем просто любовь, и подразумевает определенный страх, который, соединяясь с любовью, заставляет человека бояться обидеть их больше, чем он боится наказания. Аналогичным образом, страх присутствует и в почести, которую мы оказываем святилищу, однако мы не бежим от него, как от наказания, но, напротив, тем более приближаемся к нему. Такой страх, смешанный с любовью, и есть истинное почитание; есть другой страх, лишенный всякой любви, который мы испытываем к тому, что презираем и от чего убегаем, — так мы боимся палача и наказания. В таком страхе нет почитания, ибо это страх без какой-либо любви и даже более того — страх, исполненный ненависти и вражды. Об этом говорится в пословице св. Иеронима: "Чего мы боимся, то мы и ненавидим". Бог хочет, чтобы не таким страхом мы боялись и почитали Его или почитали своих родителей; но первым страхом, смешанным с любовью и уверенностью.

II. Это дело кажется простым, но мало кто правильно к нему относится. Ибо там, где родители поистине благочестивы и любят своих детей не по плоти, но (как и должно) словом и делом наставляют и направляют их к служению Богу согласно первым трем Заповедям, собственная воля ребенка постоянно ломается, и ему приходится делать, отвергать и сносить многое такое, что по своим природным наклонностям он делал бы прямо противоположным образом. Тем самым у ребенка появляется повод презирать своих родителей, роптать на них и поступать еще хуже. И в этот момент любовь и страх разделяются, если только не будет на них благодати Божьей. Аналогичным образом, когда родители заслуженно (а иногда и незаслуженно, что, впрочем, не влияет на спасение души) наказывают и ругают нас, наша порочная природа возмущается этим. Помимо всего сказанного, некоторые настолько порочны, что стыдятся своих родителей по причине их бедности, низкого происхождения, физической ущербности или дурной репутации и позволяют, чтобы эти обстоятельства влияли на них больше, чем высокая Заповедь Бога, Который превыше всего, и Который по Своему благому намерению дал им именно таких родителей, чтобы испытать их и дать им причину для упражнения в Его Заповеди. Но дело принимает еще худший оборот, когда у этого ребенка есть собственные дети, — в таком случае любовь переносится на них, в значительной степени лишая родителей любви и почитания.

Но сказанное и заповеданное о родителях следует также понимать применительно к тем, кто, когда родители мертвы или недоступны, замещает их — к родственникам, крестным родителям, благодетелям, земным господам и духовным отцам. Ибо каждому человеку должно быть под властью других людей и повиноваться им. И потому мы здесь снова видим, сколь многим добрым делам учит нас эта Заповедь, поскольку в ней вся наша жизнь приводится в подчинение другим людям. Именно поэтому послушание столь превозносится, равно как и все включенные в него добродетели и добрые дела.

— Мартин Лютер. Трактат о добрых делах. Часть III, §1-2

XXV. О таком порядке добрых дел мы молимся в Молитве Господней. Первое прошение заключается в том, что мы говорим: "Отче наш, сущий на небесах", — это слова первого дела веры, которое, в соответствии с Первой Заповедью, не сомневается, что имеет на небесах милосердного Отца. Второе: "Да святится имя Твое", — в котором вера просит, чтобы Божье Имя, хвала и честь были прославлены, и призывает его во всякой нужде, как говорит Вторая Заповедь. Третье: "Да приидет царствие Твое", — в котором мы молимся об истинной Субботе и отдыхе, о мирном прекращении наших дел, дабы одно лишь Божье дело совершалось в нас, и Бог таким образом правил в нас, как в Своем царстве, о чем Он и говорит в Луки XVII: "Се, Божьего царства нет нигде, кроме как внутри вас". Четвертое прошение: "Да будет воля Твоя", — в нем мы просим, чтобы нам соблюдать и хранить Семь Заповедей Второй Скрижали, в которых вера проявляется по отношению к нашему ближнему аналогично тому, как в первых Трех она проявлялась в делах по отношению к одному только Богу. И это прошения, в которых есть слово "Ты, Твое, Твое, Твоя", — поскольку они ищут лишь того, что принадлежит Богу; все остальные прошения говорят: "наш, нам, наши и т. п."; ибо в них мы молимся о нашем благе и блаженстве.

Итак, будем считать сказанное достаточным для простого и поверхностного объяснения Первой Скрижали Моисеевой, показывающим простому люду, что представляют собой наивысшие из добрых дел.

— Мартин Лютер. Трактат о добрых делах. Часть II, §25

Если принять за отправную точку праведность от веры, легко распознать тех, кто лишь выдает себя за христиан, и антихристианских противников истины — они проповедуют праведность от закона. Праведность от закона не имеет никакого отношения к тому, что человек намеревается возмочь приблизиться к Богу добрыми делами, даже если это примитивное намерение является, по существу, все тем же языческим жертвоприношением, тяга к которому от природы заложена в крови каждого человека. Напротив, это еще более тяжелые и прочные оковы, которые делают человека узником круговорота закона и дел, даже если в этой своей тюрьме он черпает силы и надежду из сияющего перед его глазами идеала безгрешного совершенства. Лютер называет это necessitas operum (необходимостью дел), которая делает человека рабом необходимости делать дела. Сам человек постоянно стремится понять, кто он такой, посредством дел — ведь «если ты праведен, покажи, что ты праведен»! И глубоко в душе человек понимает, что его жизнь и мучения, счастье и уныние зависят от того, преуспевает он в своих делах или нет.