Сначала я вижу окно и заваленный всяким барахлом подоконник. Окно - двухстворчатое, без переплётов и решёток, занавеска на нём ситцевая в мелкий цветочек от ветра чуть-чуть шевелится. Одна створка открыта, и видно мокрое серо-зелёное лето за подоконником. Может, и не лето, а, скажем, май. Зябко и сыро, но кошка, вспрыгнувшая в комнату, почему-то сухая. Драная, тощая, грязно-белая. Чужая или ничья. У меня точно такой не было никогда. Говорящая. Голос у ней совершенно обычный, обыкновеннее даже моего, без всяких там «кошачьих» фишечек, как в мультиках делают.

- Привет, - говорит Кошка. – Мне б поесть.

- Так это... эээ, - начинаю мямлить я.

- Согласна на макароны, - смиренно вздыхает она.

Я нахожу в своём стыдно-пустом холодильнике остатки молока, вчерашние слипшиеся комом макароны-бантики и последнее яйцо. Расчищаю подоконник, ставлю на него миски с едой.

- Ты прости, - говорю Кошке, - мне надо...

Куда мне там с утра надо, я представляю довольно смутно. Время смазалось, а где я живу, чтоб можно было сориентироваться, я тоже не могу понять. Наверное, так бывает после провалов в памяти. Но куда-то определённо надо. Может, на учёбу, а, может, на работу. Собираюсь.

- Ты в этой юбке пойдёшь? – спрашивает мама.

Я не удивляюсь, изо всех сил не удивляюсь, просто тихонько радуюсь, что вижу её. Где-то в глубине подсознания мелькает идея никуда не ходить сегодня, ведь мама тут, но «надо» очень сильно.

- Ну, а чего? Нормальная юбка, - отвечаю я, делая вид, что всё в порядке.

Нормальная. Джинсовая, узкая, чуть выше колена и пуговицы спереди. Никогда у меня не было такой.

- Ну, смотри, - мама качает головой.

Я иду на свою то ли учёбу, то ли работу, и там, видимо, поэтому оказывается, то ли институт, то ли школа, где я то ли учусь, то ли преподаю. Не проясняется, в общем. У меня нет расписания уроков, нет учебников, я не ориентируюсь, куда мне тут и что делать. Недолго паникую, потом решаю поискать расписание и в фойе натыкаюсь на Андрея. Он почему-то в своей старой кожаной куртке ещё с первого курса, коричневой такой, с поясом, тогда как я с голыми ногами и руками, и так-то мы оба не по погоде. Он мне что-то говорит, говорит, но слова будто бы соскальзывают, он улыбается немного виновато (и да, очень мило, как и раньше, тут не поспоришь), протягивает ко мне руки, продолжая говорить что-то, чего я не слышу. Он явно рад мне, а я ему не очень. Он обнимает меня, целует сначала в висок, потом уже по всему лицу (я уворачиваюсь) и шепчет какую-то чушь. Я уверена, что чушь, хоть и не слышу его всё равно. Выцарапываюсь с трудом из объятий, говорю неловко, вежливо:

- Извини, я спешу.

Потом я бегаю по зданию то ли школы, то ли института, заглядываю в разные аудитории, ищу. Я не знаю, что или кого, но уверена, когда увижу, сразу пойму. В одном классе какие-то детишки бесятся, я на них цыкаю строго, какие-то классы пустые, и вот вдруг вижу Фомо. Я не уверена, что искала всё это время именно его. Даже, скорей всего, не его. Просто из всего, что я сегодня видела, он единственный нормальный. Я безмерно ему рада. И он мне рад. Мы обнимаемся, целуемся и смеёмся. Потом он этак по-волчьи носом поводит и сквозь смех спрашивает:

- Что это от тебя, Чуд, чужим мужиком несёт?

- Ой, прости. Привязался тут один из прошлой жизни, облапал всю.

- Наташа, кто это?

Я не вижу Андрея, только слышу его вопрос (голос такой недоумевающий и обиженный, можно подумать, я оскорбила его в лучших чувствах), и понимаю, что он шёл за мной всё это время, а теперь стоит рядом, прямо вот за спиной у меня. Мне так странно, что он называет меня Наташей, я же не Наташа. И я смотреть на него не хочу даже. Смотрю на Фомо, не отводя глаз. Сцепляю руки замком у него на шее, чувствую его руки у себя на талии. Мне вот так вот хорошо: никаких говорящих кошек, или там бывших из прошлой жизни, или незнакомых мест проживания/работы/учёбы, или одежды явно чужой, или даже мамы, которой на самом деле нет. Я держусь за него, всё больше ощущая себя собой, и тут вдруг солнце со всех сторон.

- Это мой Фомо, - говорю я ласково.

И просыпаюсь. А за окном светает, и снег идёт хлопьями.