**** Знаете, что кажется мне самым интригующим в обитателях Москвы, Лондона,
Парижа, Амстердама и  тем более  Рима или Иерусалима? То, что большинство из
них умерли. Про  нью-йоркцев  или токийцев  такого  не скажешь,  потому  что
города, в которых они живут, слишком молоды.
     Если  представить себе  жителей  действительно старого  города  за  всю
историю  его существования как одну  огромную толпу и вглядеться в  это море
голов,  окажется,  что  пустые  глазницы   и   выбеленные  временем   черепа
преобладают  над живыми лицами. Обыватели городов  с  прошлым живут, со всех
сторон окруженные мертвецами.
     Нет,  я  вовсе  не  считаю старые  мегаполисы городами-призраками.  Они
вполне живы, суетны и искрятся энергией. Речь о другом.
     С некоторых пор я стал чувствовать, что люди, которые  жили раньше нас,
никуда не делись. Они остались там же, где были, просто мы с ними существуем
в разных временных измерениях. Мы ходим по одним и тем  же улицам, невидимые
друг для друга. Мы проходим сквозь них, а за стеклянными фасадами новомодных
строений  мне  видны очертания  некогда стоявших  здесь  домов: классические
фронтоны и наивные мезонины, чваные ажурные ворота и полосатые шлагбаумы.
     Все, что когда-то было, и все, кто когда-то жил, остаются навсегда.
     Вам не случалось увидеть  где-нибудь в  густой толпе на Кузнецком Мосту
или  на  Никольской невесть откуда  взявшийся и тут  же растаявший  силуэт в
шляпе-веллингтоне и плаще-альмавиве? А прозрачный девичий профиль  в чепце с
лентами-мантоньерками?  Нет?  Значит,  вы  еще  не  научились  видеть Москву
по-настоящему.
     Старинные  города  -  это  совсем  не то,  что  города  новые,  которым
каких-нибудь сто  или  двести  лет. В большом  и  древнем  городе  родились,
любили, ненавидели,  страдали и  радовались, а потом умерли так много людей,
что весь этот океан  нервной и духовной  энергии не  мог  взять  и исчезнуть
бесследно.
     Перефразируя Бродского, рассуждавшего об античности, можно сказать, что
предки для нас  существуют,  мы же  для  них - нет,  потому  что  мы про них
кое-что знаем, а они про нас ровным счетом ничего. Они от нас не  зависят. И
городу,  в котором  они жили, тоже не  было до нас, нынешних, никакого дела.
Поэтому  чем  старее  город,  тем  меньше  обращает  он  внимания  на  своих
теперешних  обитателей  - именно  потому, что они в меньшинстве. Нам, живым,
трудно   удивить  такой   город;  он  видел  и   других,  таких  же  смелых,
предприимчивых, талантливых,  а может быть, те, умершие,  были  качеством  и
получше.
     Нью-Йорк существует в том же ритме, что сегодняшние  нью-йоркцы, он  их
современник,  напарник  и  подельник.  А  вот  Рим или  Париж с  равнодушной
снисходительностью взирают  на тех, кто развесил  по  старым стенам  рекламы
"Нескафе" и стирального порошка "Ариэль". Старинный  Город знает: прокатится
волна времени  и смоет с  улиц всю  эту мишуру. Вместо шустрых  человечков в
джинсах и пестрых  майках здесь будут разгуливать другие, одетые по-другому,
да и нынешние тоже никуда не денутся - лишь переселятся из одних кварталов в
другие,  подземные. Полежат там несколько  десятилетий,  а потом сольются  с
почвой и окончательно станут безраздельной собственностью Города.
     Кладбища в  мегаполисах  обычно живут  недолго: ровно  столько, сколько
нужно,  чтобы заполнить могилами  выделенную  под погост территорию,  да еще
полсотни лет, пока не вымрут те, кто приходил сюда ухаживать за надгробьями.
Через каких-нибудь сто-полтораста лет поверх  костей нарастет слой земли, на
ней раскинутся площади или встанут дома, а на окраинах расширившегося Города
появятся новые некрополи.
     Мертвецы - наши соседи  и сожители. Мы ходим по  их  костям, пользуемся
выстроенными  для них домами, разгуливаем под сенью посаженных ими деревьев.
Мы и наши мертвые не мешаем друг другу.      ****

PS Это из книги