Госпожа В., получите – распишитесь. Знаки препинания и орфографию даже не трогала. Тут работа гаммы, то есть меня. Симпы-анти включила, внимаю =)

- Ну, здравствуй - сказал Вилле, и приветливо протянул руку - А это твоя портативная *переносная? Если да, то претензий нет* фотостудия? Здорово - и работа, и дом. Два в одном.

- Здравствуй - отозвался я, и начал разматывать его длинный шарф *а руку проигнорировал, видимо*. Наверное, ему не понравилось *не хватает либо слова «то», либо запятой. А, хотя запятой не хватает в любом случае* как я на него смотрел при этом:

- А ты всегда такой нервный, когда раздеваешь гостей?

- Не всегда.

- Тогда убери от меня руки. Нервные клетки не восстанавливаются.



Я приказал ему пройти к огромному белому ложу, и раздеться догола. Вначале оно *нет, ну я понимаю – оно же не мужчина у вас. Но: дальше тогда требуется окончание среднего рода, а его нет* показал мне свои ноги - длинные, едва покрытые растительностью *зелёной?*, с лёгкой мужественной кривизной *блин, я положительно не понимаю: как кривизна может быть мужественной?!*, потом оголил худенькие плечи, спину, покрытую тонкой *тонкой кожа бывает в паху, на запястьях и веках. Не на спине - определённо* кожей, змеиный орнамент на левой руке *он как раздевался? Вниз стягивал, что там у него?* и восхитительно гладкую *а она должна быть выпуклой? Или тоже без растительности имеется в виду?* грудь с двумя детонаторами *детонатор – взрывчатое вещество: не употребляется во множественном числе – раз, смысл не тот – два*. Несколько секунд он медлил, потом посмотрел на меня с какой-то странной догадкой *взгляд может быть странным, догадка – вряд ли; хотя я могу и ошибаться*, тряхнул волосами, и осторожно потянул трусики *трусики у девушек, лексически неупотребимо в данном контексте* вниз. Простое *не сложное, понятно* смущение продиктовало ему замедленность действий, но со стороны, особенно с  м о е й  это казалось лёгким флиртом и потаённым призывом овладеть им *ничего себе «лёгкий флирт». Тогда уж лучше «казалось лёгким флиртом, за которым прятался призыв овладеть им» или как-то так*.

Последним я увидел Его - хороших размеров, но мягкого и неэрегированного. Если бы я мог, если бы он хотел *он – член?*, если бы он позволил *тут, видимо, хозяин*, несколько моих движений - и по нему *начали с большой буквы о члене – так и продолжали бы* побежали бы маленькие и горькие *смегма солоновата на вкус, если не ошибаюсь* капли желания. А потом можно было бы играть с ним сколько угодно - ни он, ни его хозяин не стали бы препятствовать. Но я отвлёкся. *В абзаце слишком много местоимений. Я хз, может, это такой авторский приём, но язык выглядит замусоренным*

- Ляг ровно, но расслабленно, и приподними немного ягодицы *не представляю себе такую позу: в расслабленном состоянии невозможно так лежать*.

- А как я должен смотреть? Повелевать или Умолять?

- Умоляй - немного подумав, ответил я.

- О чём именно?

- Пусть этот взгляд будет чист от самой грубой телесной скорби *даже со своей богатой фантазией не представляю грубо скорбящего тела + коряво звучит – лучше «в этом взгляде не будет самой грубой телесной скорби»*. Умоляй прикоснуться к тебе, обнять и поцеловать. Выпрашивай робких *обнять и поцеловать – робко?* прикосновений. И пусть *повтор слова в одном абзаце* это будет убедительно. Пока неубедительно, Вилле.

- А теперь?

- Не совсем.

В этот момент я отставил камеру, в несколько прыжков *прыгал прямо-таки?* оказался рядом, и коснулся той части тела, которая привлекла меня с первых секунд. Вилле вздрогнул, словно на него упала капля кипятка.

- Ты первый фотограф, который пытается меня облапать.

- Такой уж первый?

Я взял его за подбородок, и заставил посмотреть мне в глаза.

- Не первый.

- Тогда я еще немного погрею свои *ненужное слово, и похожие местоимения рядом* руки на твоём теле. Ты пробудишь во мне сексуальную энергию, но у неё не будет выхода. Придётся сублимировать в искусство. В данном случае - в фотографию. Фотографии получатся гениальными, если ты позволишь тебя *здесь правильнее «себя»* потрогать...




Оказалось, сублимация для меня не выход *два слова «выход» недалеко друг от друга – лучше «выход» заменить на «решение проблемы», например*. Как последний трус *замусоленное сравнение* я сбежал от него в туалет. Когда я отстегнул *положительно не представляю данное действие: лучше «отпер»* замок на двери, и распахнул дверь *она обычно открывается наружу, бедный юноша получил дверью по лбу*, мой прекрасный эфеб *Эфебы, в древн. Греции юноши 18—20 л., посещавшие школы риторов и философов. Такой факт из биографии Вилле мне не известен* стоял напротив меня - хрупкий, беззащитный и замотанный в простынь. Я поправил складки на его бедре.

- Ты себя в зеркале *"в зеркало"* видел?

- Мне не идёт белый цвет? Я догадывался об этом.

- Не в цвете дело. Я могу счесть тебя за античного юношу, эфеба или эромена *такого слова не существует, есть «эроман»*, бросить на пол, освободить тебя от одежд, и украсть твоё тело *со всеми античными юношами, эфебами и эроманами поступают только так, и никак иначе?*.

- Я не позволю. А во-вторых, мы с тобой ровесники, я не гожусь в эфебы и эромены *нелогично –эроманом может быть каждый, независимо от возраста*.

Этот андрогинный мальчишка откровенно огрызался со мной. Я влепил *«впечатал» хоть и чаще используется, зато лексически правильнее; далее – советую не употреблять просторечия в «высококачественном слеше»* его в стену, и на всякий случай предупредил:

- Сублимация. Ради искусства, Вилле...

И тут я открыл для себя его губы - подвижные, чувствительные, мягкие, и мало похожие на губы других мужчин, которых я перецеловал. Он быстро сдался - уронил голову мне на грудь, позволил целовать себя *куда, он же голову на грудь уронил?*, гладить его спину, просовывать руку между ног *в случае с мужчиной это необязательно, член, в отличие от влагалища, обретается чуть выше*, и легко сжимать выпуклость, которая таилась под тканью простыни. На мою голову *к чему предложение относится, так и не поняла*. А тени всё ползли по стене, а дерево все раскачивалось под окном, мне сделАлось страшно, и я надолго закрыл глаза. И я, *повтор в предыдущем предложении* приросший губами к губам Вилле, боялся Вилле. Я боялся попасть к нему в рабство. Но он ни о чём не спросит. Он сделает всё по-своему.





Завечерело. Поднимался вечер. *гениально. Вы уж определитесь, наступил вечер или нет*

Вечер опутал лёгким сумраком бульвары, медленно зажег фонари, и потревожил ели *у вас за окном – одно дерево. К тому же, ели «потревожить» (если имеется в виду, что они закачались) невозможно в силу их формы*, за окном. Я оторвал глаза от вечера *романтика в предыдущем предложении убита напрочь словом «оторвал»*, и снова вплотную занялся Вилле.

Мы сделали несколько удачных снимков. Я отодвинул камеру, и одной рукой перевернул Вилле на спину *это невозможно сделать одной рукой, или он дистрофик?*. Он смотрел на меня с удивлением. Я упал губами на его губы *сильно ударился?*, едва успев его перед этим шепотом предупредить:

- Сублимация, Вилле... *и опять абзац с кучей местоимений*

Он ненадолго отнял у меня *коряво звучит. Смысл понятен, а коробит* свои губы:

- Не ври мне. Это не сублимация, это - совращение натурала.

- Не спорь со мной, это сублимация. Я художник, и мне видней. Выход сексуальной энергии - это заполнить тебя собой, и оставить в тебе детоносный продукт внутренней секреции. Но ты ведь не позволишь. А когда нет ЕЙ выхода - сублимация: моя сексуальная энергия оформится в творческую. Сублимируется, Вилле.

- Иди, фотографируй. И тогда я, быть может *человек так говорить не будет: инверсия здесь звучит театрально-напыщенно*, поверю в твою "сублимацию" - сказал Вилле, оттолкнул меня, и перевернулся на живот, - в готовности позировать. Я вздохнул, и снова обнял свой фотоаппарат *обнять фотоаппарат невозможно, он для этого слишком мал*.

- Обопрись на руки, прогни спину, прими беззаботный вид, и помахивай ногами. Тебе пойдёт.

- Ты совсем из меня бл*****ь *в слове «блядь» пропущено всего две буквы – зачем столько звёздочек?* делаешь - недовольно сказал Вилле, но выполнил всё с точностью до микрона. Долго терпеть я не мог. Я отшвырнул *фотограф, если он настоящий, никогда не отшвырнёт технику: она хрупкая* треног с фотоаппаратом, и схватил его за плечи.

- Оставь меня в покое.

- Заткнись - сказал я - Сублимация.

И я целовал, нет - грыз его губы, а он терпел ради высокого искусства. Неведомые силы заставили меня оторваться от его губ. Я бросил взгляд на живот *прочитала дальше: у него член на животе?* и грудь Вилле. Мой прекрасный Эфеб возбудился, детонаторы затвердели и напряглись, а боевой заряд покраснел, заблестел и выглядел бескомпромиссно и грозно *ужасное предложение: называть член боевым зарядом, да ещё и говорить, что он «выглядел бескомпромиссно и грозно» - садизм*.



- А теперь позируй.

Я бросил его на живот - и слишком поздно опомнился:

- Ты ничего себе не отбил?

- Нет... - ответил он немного испуганно.

- Я проверю.

Лучше бы не проверял, лучше бы не смотрел на него сзади: полураздвинутые ноги открывали самое прекрасное - трепетное лоно любви *лоно - грудь, утроба, недра, как символ ласки, нежности, материнства. Здесь слово неуместно*, и две маленькие сферы, обтянутые самой тонкой кожей на теле мужчины *это вы, простите, про яички или про ягодицы? Я сначала подумала про второе*. Я повис над ним. Вилле пытался приподняться, но я безжалостно толкнул его на постель.

- Нихьт капитулирен *пишется как «nicht kapitulieren» или «sich nicht ergeben». Кто дал вам право издеваться над языком?* - сказал я по-немецки *вот по-немецки бы и написали*.

И тогда в меня вселился дьявол. Я одновременно обрабатывал губами и языком *невозможно физиологически: либо очень маленький член, либо очень большие губы* оба места, которых не должны по определению касаться губы представителя мужского пола *а остальных – должны?*, но когда я приставил палец к его лону, Вилле вздрогнул, и сжал ягодицы.

- Не смей, я сказал! Я сделаю тебя - мечту миллионов моей персональной шлюхой. Я сделаю тебя - холодное бревно *очень романтично*, которое давно разочаровалось и ни во что не верит - самым любимым человеком на свете.

- Зачем?



- Сублимация...

Вывод: идея неплохая (с сублимацией), но: текст сырой, требуется не только тщательная вычитка бетой, но и работа автора над языком: он перегружен лишними местоимениями и вообще лишними словами. Язык тяжёлый, трудночитаемый, опять же из-за лексических погрешностей, когда взгляд цепляется за слово и невозможно продолжить чтение. Текст на троечку с минусом (без придирок к вам как к человеку, я всё-таки бета, стараюсь редактировать «не взирая на личности»).