цитата из дневника одного родителя.....любящего своего сына
Четверг 17-е августа. 7.10. Температура 40,2. С утра много врачей заходит в реанимацию. Мы страшно боимся, что будет принято решение о прекращении борьбы за жизнь Никиты, что победит «здравый смысл – не надо бороться за то, за что бороться бессмысленно». Рады, что нет С.Р., ведь это его жизненный принцип.
К нам подошла сестра-хозяйка из отделения хирургии и попросила освободить Никитину кровать. Наталья, наверное, впервые не смогла сдержать слез: «Ведь он еще жив!!!» Я спустился в отделение хирургии и уговорил сестер оставить за Никитой его кровать в палате. Казалось, забери его вещи из больницы, я бы оборвал последнюю ниточку, связывающую Никиту с жизнью. Мы хватались за самую иллюзорную соломинку.
10.40. Температура 40,4. Готовят к операции. Когда Никиту провозили в операционный блок, он смотрел на нас. Мы что-то торопливо говорил ему – Никита, держись! Сейчас все зависит только от тебя! Но он никак не реагировал. Мы думаем, что он нас и не видел.
С некоторым опозданием мы получили недостающие анализы института им. Гамалеи – обнаружен стафилококк в кишечнике. Значит, у Никиты болел бок потому, что болел кишечник! И еще. Один из врачей сказал, что наличие стерильной жидкости в брюшной полости – явление вполне нормальное и является результатом даже незначительных расстройств кишечника. А то, что жидкость была стерильна, подтвердил «Склиф» по запросу Центра. Если к этому добавить, что тромбогенность может возникнуть (смотри энциклопедию) в результате инфекционных заболеваний, действия антибиотиков или аллергии на них, болевого шока (который ему обеспечил «Склиф»), то не трудно выстроить всю последовательность страшных событий, приведших к трагедии.
Пятница, 18-е августа. 10.30. Я у Городецкого. Для нас подготовили список доноров, сдававших для Никиты кровь. Мы хотели через Интернет поблагодарить всех их, но нужно получить разрешение Городецкого. Его реакция поразила - НЕЛЬЗЯ. Но почему?! Мой вопрос привел его в негодование, он почти крикнул: «Потому, что НЕЛЬЗЯ!». Но дайте мне хотя бы точную цифру числа доноров, сдавших кровь. НЕЛЬЗЯ!!! Мы с Городецким приблизительно одного возраста, но откуда же у него эти ГУЛАГовские замашки? Почему то, что ненавистно мне, для него норма?
12.30. Никиту готовят к операции. Давление - 60/20. Когда его через час провозили мимо нас, кто-то сказал, что давление у Никиты совсем не фиксируется. После операции Ольга Владимировна сказала нам: «Непонятно, на чем же он держится». В эти последние дни к нам часто подходила врач Эдита ( к сожалению, так и не узнали ее полного имени). Она часто проводила Никите гемофильтрацию. По нескольку раз в день она поднималась на седьмой этаж, подолгу сидела с нами, старалась как то нас поддержать. С легким грузинским акцентом она нам рассказывала о том, что гемофильтрация существенно улучшает состояние крови Никиты. Она часто заходила к нему и подробно рассказывала нам о его состоянии. Сколько же добра у этой женщины!
Днем нам сказали, что ситуация почти неконтролируемая. «Связывайтесь с нами каждые два часа». К вечеру у Никиты опять стало повышаться давление - 87/50. Это ненормально низкое давление, но мы радовались и этому – а вдруг произойдет чудо.
Субботняя операция ничего не изменила.
Воскресенье (20-е августа). 6.55. Мы не ожидали услышать - «без динамики». Слишком все было плохо накануне. Вспомнили слова врача, сказавшего, что если Никита продержится три дня, то мы его вытащим. Прошло много дней, но с сепсисом справиться не удалось. Нас теперь ежедневно пускают к Никите, но его постоянно держат в состоянии глубокого сна. Внешне он выглядит не плохо. Он часто подтягивает плечи, поджимает губы. Мы говорим с ним, целуем. Просим у него прощения за то, что не смогли его уберечь. За то, что, испугавшись аппендицита, повезли в «Склиф». Но ведь мы везли тебя к врачам! А, может быть, надо было везти тебя в другую больницу? Но ведь и там тоже врачи! Просили прощения за то, что безоговорочно им верили. За то, что не засомневались в необходимости проведения лапароскопии в «Склифе» при хороших показателях крови. За то, что мы тогда не знали, что наличие жидкости в брюшной полости совсем не опасно. Мы просили прощения за то, что после первой же операции в Центре, находясь в шоковом оцепенении, сидели в коридоре у дверей реанимации и ждали. А надо было действовать – настоять на консультациях крупнейших врачей Мы ведь в первые же дни сами связались с ведущими московскими специалистами: А.В, Пивником, И.Е. Трефильевым и те готовы были немедленно помочь. Но ведущие врачи Центра убедили нас, что в этом нет никакой необходимости и что они сами «на прямом проводе с теми, кто может помочь». Мы позволили себя убедить нас в этом. Но кому могла придти в голову мысль, что в 21-м веке в одном из ведущих медицинских Центров страны возможно допустить послеоперационный перитонит! Мы не смогли преодолеть ГУЛАГовские барьеры и не настояли на том, чтобы быть рядом с тобой в те минуты, когда ты был в сознании. Не смогли потому, что боялись, как бы ИХ гнев не повредил тебе.
Понедельник (21-е августа). 6.50. Мы в больнице, у дверей реанимации. До чего же страшно! Ночью звонить в реанимацию боялись. Вызвали дежурного врача: «Температура - 40, давление очень низкое». В 7 45 в реанимацию прошел Воробьев. Выходя, подошел к нам: «Там все плохо». В 9 10 вышла Ольга Владимировна: «Сильная тахикардия, давление на нуле, операцию проводить нельзя».
9.25 Никита умер.
Нам разрешили проститься с Никитой. В конце коридора реанимации стояла каталка, накрытая простынью. Мы откинули ее с лица Никиты. Оно совершенно не изменилось со вчерашнего вечера. Наташа села на стуле у изголовья, а я справа сбоку. Она прильнула к его лицу, я взял его за руку. Рука была мягкая, теплая, с остывающими пальцами. Подошел к ногам – они были холодными. «Погрей ему ножки. Помнишь, как он просил меня погреть ему ножки в ту последнюю ночь перед отъездом в больницу? Как я хотела положить бутылку с теплой водой под одеяло, а он сказал: «Нет, погрей руками». Я пытался разогреть пальцы его ног руками, но тепла моих рук не хватало. Тогда я просунул руку под его спину, она была горячая, ведь всего полчаса назад у него температура была за сорок. Разогрев свою руку, я опять стал греть ему пальцы ног. Я повторил это несколько раз. Что же я делаю!!! Ведь я остужаю его тело своими же руками! Ясно же, что невозможно все это остановить. Прильнул к его горячему, мягкому телу с уже небьющимся сердцем. Его лицо – осунувшееся, измученное нечеловеческими страданиями всех этих страшных дней. Мы знаем, он все это время ждал нас, хотел нас увидеть. Но нам НЕ РАЗРЕШИЛИ! НЕЛЬЗЯ!
К нам подошли и попросили кого-то из нас зайти к первому заместителю директора Микаелу Жирайровичу Алексаняну. Пошла Наталья. Он принял ее не сразу – был занят. Он попросил написать ее заявление о том, что к лечащим врачам, поставленному диагнозу и к Центру у нас нет претензий. Наташа написала, что «к врачам реанимации у нас претензий нет». «Такая формулировка неприемлема. В этом случае, вероятно, будет судебное разбирательство с обязательным вскрытием, а в последующем не исключена и эксгумация». Наташа заявление не переписала. Но вечером мы решили, что просто нельзя никому позволить трепать истерзанное тело нашего сына и мы на следующий день написали заявление – фактически нам продиктованное. Мы согласились со всем.
Но одного мы все-таки не позволили – произвести посмертное вскрытие. «Для науки было бы интересно…». Для науки у вас осталось достаточно материала, который вы получили за 17 проведенных у вас в Центре операций. «Но мы давали разрешение на вскрытие тел Андропова, Черненко и пр.». Их тела не были так истерзаны, как тело нашего сына. Больше никто ни на чем не настаивал.
Но это было на следующий день, а сейчас Наташа не подписала «нужного» заявления. Не прошло и пяти минут после того, как она вернулась, в коридор реанимации, где сидел я возле Никиты, как к нам подошли и сказали, что «пора заканчивать». Мы в последний раз обняли все еще очень теплое тело Никиты. Подошли две женщины, накрыли его лицо простынью и повезли к лифту. Наташа дотронулась руками до его тела. Одна из женщин недовольно сказала: «Не трогайте руками». Наташа вскрикнула - не трогайте его руками?!! - Да это же мой сын!!! Женщины подвезли накрытое простынью тело Никиты к лифту. Подошел лифт. Каталку завезли. Дверь закрылась.
Всё. Дальше только пустота.
