В колонках играет - Green Day - Holiday
Настроение сейчас - так себе

Лошадь все же выглядела донельзя вульгарной. Чрезмерный макияж только портил эту особу. Она походила на дешевую проститутку. Такую, знаете ли, киношную сорокалетнюю шлюху. Стереотипную до мозга костей.

- Тебе не стоило так краситься. Правда не стоило, - говорю по возможности мягко. Кто знает, чего можно ожидать от вульгарной лошади?

Она истерично закатывает глаза. Или трагично? Фиг эту мимику разберешь вообще. Ох уж эти дамочки…

Она просит набрать номер. Цифра за цифрой, цифра за цифрой. Эдакий караван из чисел. Набирать? Набирать. Иначе не отстанет же… Истеричная особа.

Набираю. Тыкаю пальцем в сенсорные кнопки. Звоню. Звоню… Звоню! Звоню, мать вашу. Связь обрывается… Звоню снова. Какой, говоришь, номер? Набираю. Жму кнопку «вызова». Черт, снова срыв… Да что ж такое-то?! Наверное, связь плохая. Не истери ты… кляча. Замолчи уже, а? Сейчас я еще позвоню. Выйду на балкон – там связь, наверное, получше.

Выхожу. По-утреннему свежо так. Облака розовеют на горизонте. Прелесть, да и только. Гребанная идиллия. Аж тошно, мать вашу.

Звоню. Гудки. Бери же трубку уже, а… Кто ты там? Старый жеребец? Или не очень старый? Бери же. Чертову. Трубку.

Гудки прекращаются.
- Алло! Эй, ты там, на другой стороне провода! Да-да, я к тебе обращаюсь. Ты меня слышишь, мать твою? Слышишь? Не молчи ты уже! Скажи хоть что-нибудь! Эй, там! Эй!

Тяжелый вздох. Кто-то бросил трубку… Кажется, звонить уже нет смысла. Я был немного несдержан, наверное. Не то, чтобы я совсем грубиян, знаете ли… Просто накрашенные лошади отлично умеют действовать на нервы. Еще как умеют, поверьте мне.

Черт, кажется, теперь она рыдает. Хрен знает что такое. Что вечно не так у этих кобыл?

Она плачет навзрыд. Буквально сопли жует, чтоб ее. Тушь растеклась по… морде? Или что там у них? Ох, да прекрати же ты! Ну не реви, пожалуйста. Стоп… Ты что, пьяна? Ну да, бухая в дым. Черт, и когда только успела… Ты пьешь, как лошадь, голубушка. А, пардон, ты она и есть. Несмешной каламбур, знаю. Слушай, прекрати реветь. Ну перестань, а? Нет-нет, ты не ужасна, что ты? Ты прекрасна. Правда-правда. Я не лукавлю. Тебе не стоит прятать свое лицо под тоннами грима. Смой всю эту ненужную краску, дорогая. Ты – лошадь. Нет, это не оскорбление. Скорее комплимент, уж поверь мне. Ты – кобыла. Может, даже арабской породы. Скаковой, сечешь? Да и просто… красивая женщина. Да, красивая. Я правда так думаю. Вооот, правильно, улыбнись. И иди смой с себя, в конце концов, это дерьмо. Да, то, что на лице.

Ну вот что ты опять плачешь? Что не так снова? Нет, я никуда уходить не собираюсь, что ты? Куда я от тебя денусь-то, дуреха? Тут я, тут. Ну не реви, хватит. У тебя вся тушь растеклась. Не водостойкая же? Говно, а не тушь. Нет, я не разбираюсь в туши, просто это очевидно. Нет, даже никогда не красился. Я что, похож на мужчин, которые красятся? Ну и вот что ты теперь ржешь? Смешно, да? Ну хватит уже. Да прекрати же! Кобыла, чтоб тебя… Пьяная кобыла.

Психанув, снова выхожу на балкон. Уже окончательно рассвело. Безлюдно. Или безлошадно? А может, просто… без. Времена, знаете ли, нынче болеют. На карантине времена. Чихают, кашляют, недомогают. За порог – ни ногой. Так и сидим. Хотя кто это «мы»? Кто сидит-то? Мы с лошадью, что ли? А кто еще? Еще кто-то есть? Был? Люди? Кони? Не было никого? Совсем никого? Как же так-то? Тоскливо. Может, на улицу выбежать? Может, шло бы оно все к чертям собачьим? Кошачьим? Человечьим? Хоть каким-то чертям? Чертей – и тех нет. Наверное, в связи с вирусом дефицит. Черти – они ведь та же гречка…

Стоп, что? Какая тут вообще связь? Наверное, как между столом и вороном, хм. Да, прямо как у Толкиена. Или это был Чехов? У кого там про стул и голубя? Или про воробья и табуретку? Какая-то птица, какая-то мебель. Какая-то лошадь – там, в комнате. Еще и накрашенная. Ржет все.

Паршивая жизнь какая-то. Больные времена. Карантинят. Температурят. От озноба трясутся. Гадкие времена. Бррр…

Возвращаюсь в комнату. Лошадь уже не ржет. Лежит себе на диване неприглядным ковриком… Все черты лица растеряла. Или все-таки морды? Стоп… Какая же это лошадь? Нет никакой лошади. А плед – есть. Разрисованный. Кручу-верчу в руках. Тонкий – пропускаю сквозь пальцы. Кидаю на диван. Больные времена. Одинокие.

В колонках играет - Coldplay - Christmas Lights
Настроение сейчас - угнетенное

В семье Молли музыку не сильно жаловали. Это сейчас, конечно. А раньше мелодиями дом полнился. Джаз, рок-н-ролл, свинг, фламенко… Даже какая-нибудь там «макарена» играла запросто. А теперь – нет. Лишь куча пластинок и виниловый проигрыватель служили напоминанием о прежних временах. В Тихом Доме пахло тоской.

Когда тебе семь лет, обитать в звенящей тишине – сущее наказание. А взрослые… что взрослые? Зачем запрещают?

- Мама болеет, Молли. Нельзя шуметь, - всегда говорил ей отец.

Говорил, говорил, да и умер. «Инфаркт», - переговаривалась многоликая серая родня на похоронах. «От переживаний», - гулял противный шепот над свежей могилой. «Бедная девочка, бедная сиротка», - ныло со всех сторон. «Лорен слишком больна, чтобы заботиться о ней», - грустно гудело кругом. А Молли смотрела, как гроб засыпают землей. Если бы папа был жив, он бы попросил всех этих людей угомониться. Все-таки мама болеет…

***

Девочка не помнила точно, когда в доме появилась зеленая пластинка. Может, ее принес кто-то из многочисленных гостей? После смерти отца их в Тихом Доме было не счесть. Все, как один, бесшумно снимали ботинки в прихожей и шли проведать ее маму. Кто-нибудь почти наверняка мог принести зеленую пластинку. А может быть, это была мамина сиделка? Старая мексиканка Роза любила старые легенды и всяческие безделушки. Это вполне в ее духе. А может, зеленая пластинка – подарок Феи Крестной? Мама вполне себе может оказаться заколдованной Золушкой. Не болезнь, а чары. Почему бы и нет?

Впрочем, неважно. Зеленая пластинка просто появилась – и все. А затем выздоровела мама.

Когда Молли вернулась после школы, Лорен уже не лежала на кровати, оцепеневшим взглядом смотря в потолок. Более того – кровать была аккуратно застелена. С кухни доносился приятный и смутно знакомый запах. Пироги с яблоками и корицей. В Тихом Доме уже несколько лет не пекли яблочных пирогов. С тех пор, как заболела мама. Молли уже и позабыть успела, насколько сильно они ей нравились…

Лорен хлопотала на кухне – домовитая, румяная. Совсем, как в старые добрые времена.

- Садись за стол, детка. Сейчас я налью нам чая. Зеленого, с жасмином. Как ты любишь, - мама ласково улыбнулась Молли.

Девочка потерла глаза ладонями. Затем пребольно ущипнула себя за левую руку. Добрая здоровая мама никуда не исчезла. Значит, это не сон, хоть и очень похоже. А на руке теперь останется синяк. Но это мелочь – пройдет. Главное – чтобы мама не вздумала мазать синяк жгучей зеленкой…

- Ма, мне, пожалуйста, тот кусочек, где яблока больше. И я люблю тебя, - Молли деловито обняла смеющуюся Лорен за шею.

***

Все вернулось на свои места. Тихий Дом снова стал Громким. Гости продолжали приходить, но теперь им разрешалось шуметь. Комнаты наполнились звуками, голосами и…музыкой. Да-да, музыкой! Виниловый проигрыватель снова ожил, крутя пластинки одну за другой. Бетховен, Элвис Пресли, Фрэнк Синатра, ламбада… Чудесные мелодии не смолкали. А с ними, конечно, и танцы.

Когда не было гостей, мама и Молли слушали музыку вдвоем. Все, все пластинки в Громком Доме были переслушаны ими до дыр. Почти все.

Молли было интересно, что же за песни таятся на зеленой пластинке. Может, там блюз высшей пробы? Или же неизвестные записи Джонни Кэша? Хорошо бы послушать…

Но мама была непреклонна.

- Даже и не думай, Молли! Нельзя ставить зеленую пластинку. Я запрещаю тебе, - холодно, сквозь зубы цедила она. В этот момент ее веселая, добрая мама была так на себя не похожа! Ее глаза превращались в неприятные щелочки. Голос становился ледяным, как ливень в ноябре. Самый подходящий голос для запретов вроде «не суй пальцы в розетку» или «не разговаривай с незнакомцами». Но что плохого может быть в зеленой пластинке? Ведь с ее появлением дела в их доме только пошли на лад!

- Ма, что там? Тебе не нравится музыка, которая на ней записана? – попыталась однажды узнать причину Молли.

Безуспешно. Лорен лишь качала головой.

- Просто не трогай пластинку, Молли. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Хорошо? Дай мне обещание, что не будешь ее ставить, пожалуйста, - почти молила мама. И что только осталось от леденящего тона?

Молли послушно обещала. Зачем же лишний раз расстраивать любимую маму? Но пальцы за спиной девочка предусмотрительно сложила в крестик. Любопытство есть любопытство. Разве обязательно, чтобы от него умирала какая-нибудь кошка?

***

День Х был выбран верно. Сегодня мама дежурила по работе, а, значит, должна вернуться позже обычного.

Молли стремглав мчалась домой. Даже «физру» пропустила ради такого дела. Конечно, это было необязательно – времени у нее навалом. Но терпеть дольше становилось просто невозможным.

Целых десять минут Молли потратила на поиски зеленой пластинки. В конце концов, цель была обнаружена. Хитроумно скрывалась под маминой подушкой, надо же!

Подойдя к проигрывателю со своим трофеем в руках, девочка замерла. Запрет мамы набатом звонил в ее голове. Правильно ли Молли поступает? Вдруг она совершит что-то непоправимое? Вдруг мама, любимая мамочка снова заболеет? От одной только мысли на душе стало до неприятности липко. Молли помотала головой. Нет, нет, быть того не может. Одна несчастная пластинка не сможет принести никому вреда. Ничего плохого не произойдет. И Молли не делает ничего ужасного. Она всего лишь собирается послушать музыку…

И девочка поставила пластинку под «иглу» патефона. «Игла» торопливо заплясала, выдав серию странных скрипучих звуков. Они становились все громче и громче. Молли сморщилась, закрыв уши руками. И этот ужасный скрип – музыка? Нет, такое слушать не стоит. Мама была права. Молли вырубила патефон.
***
Лорен разбирала рабочие документы. До конца дежурства оставалось каких-то полчаса. Сегодня оно казалось каким-то особенно затянутым…

Скрип. Лишь бы не Сквозняк. Иначе музыкальная шкатулка захлопнется. Лорен не хочет, чтобы музыкальная шкатулка захлопнулась. Балерина внутри слишком хрупкая. Ее может разорвать пополам.

Скрип. Кто-то ползет по руке. Противный, мерзкий червяк. Лорен брезгливо пытается стряхнуть паразита, но ничего не выходит. Присосался к ладони, как пиявка.

Скрип. Это скверно, очень скверно. Шкатулка может захлопнуться. Балерина сломается. Надо держать себя в руках. Надо…

Скрип. Противный, мерзкий червяк. Нет, терпеть больше невозможно. Лорен берет в руки нож и разрезает червяка на части. На стол брызгает кровь. Падает отрубленный палец. Червяк повержен.

Скрип затихает.

***

Мама вернулась домой позже, чем Молли предполагала. На ее лице блуждала неестественная нервная улыбка. Совсем как тогда, перед болезнью. На руке отсутствовал один палец.

- Почему ты не послушалась меня, Молли? По дому теперь гуляет Сквозняк. Ветрено. Шкатулка может захлопнуться, Молли. Не делай так больше, - сказала Лорен, не переставая улыбаться.

Молли вдруг очень захотелось зареветь. Пронзительно, во весь голос, как умеют только маленькие девочки. Но разве бы это помогло делу?

***
Все наладилось, но не сразу. Прошло несколько вечеров, прежде чем Лорен окончательно пришла в себя. Конечно, палец было не вернуть, но зато исчезла безумная улыбка. Молли была рада и этому. Мама не будет болеть. Угроза миновала. И даже наказание уже не так страшно.

Но его не последовало. Лорен посчитала, что дочь и так уже достаточно наказана. Эти вечера стали настоящей пыткой для них двоих. Лучше всего было продолжать жить в Громком Доме, как прежде, и делать вид, что ничего не случилось. С закрытыми глазами проблем не замечаешь. А плотно закрытые окна не пропускают Сквозняк…

***

Время шло. Лорен ходила на работу, Молли – в школу. Громкий Дом все также задавал концерты и принимал гостей. Так и удалось всем дожить до лета, без тьмы и приключений.

Но Сквозняк не желал так просто сдавать позиции. Он прятался под скрипучими половицами, ожидая своего часа. Порой Лорен ежилась и зябко укутывалась в шаль, словно стараясь защититься от ветра. Молли делала вид, что не замечает этого, уткнувшись в бесконечные домашние задания. В Доме частенько бывало холодно, особенно по утрам.

***

В тот день на улице разразился шторм. Стены дрожали от грозового воздуха. «Как жаль, что у нас нет громоотвода», - думала Молли, закутавшись с головой в одеяло. Через пару часов домой должна была прийти мама.

Из соседней комнаты послышался скрип. Молли вздрогнула. Ветер в Доме опять разгулялся? Неспокойно. Наверное, это из-за грозы. Надо пойти и включить на патефоне что-нибудь веселое. Например, польку.

Снова скрип. Молли вынырнула из-под одеяла, стараясь не дрожать. Сейчас все будет хорошо. Надо только включить музыку. Тогда скрип от ветра не будет слышен. Делов-то.

Скрипело нещадно. Видимо, какая-то половица мечтала о смазке. За окном сверкали молнии. Просто фильм ужасов какой-то, ей-богу. Декорации – что надо, по крайней мере.

Молли, крадучись, подошла к патефону. Беглым взглядом девочка оглядела выбор пластинок. Где-то тут должна была быть развеселая полька. Надо только хорошенько поискать…

Скрип становится оглушительным. Хочется зажать уши и бежать прочь. Где же эта чертова полька? Нет времени искать. Пусть играет, что попало. Молли хватает первую же пластинку и торопливо ставит ее под «иглу». Зеленая. Скрип становится всеобъемлющим, как космос.

***

Гроза застала Лорен на пол-пути к дому. Пришлось укрыться под первым же козырьком. Непогода разошлась не на шутку. Молли, поди, там страшно одной. Надо бы поспешить…

Скрип. Голова закружилась. Сквозняк продувал мысли, шуршал в черепной коробке, как назойливый таракан. Нет, только не снова. Только не сейчас. Пластинка снова играет. Надо бежать. Надо…Иначе балерина в шкатулке сломается.

И Лорен бежит. Бежит так быстро, как только может. Словно от Сквозняка можно убежать. Словно можно не слышать скрипа во время бега. Словно существует спасение – надо только быстрее переставлять ноги.

Скрип настигал. Перед глазами заплясали разноцветные сферы. Бежать все сложнее. Нужно сбросить балласт. Три руки? Зачем Лорен три руки? Она всегда отлично управлялась двумя. Одну стоит убрать. Под деревом как раз очень кстати лежит топор…

***

Молли не знала точно, сколько времени прошло. Может, пара минут, а может, и пара часов. Сквозняк вел свою хронологию. С трудом девочка все-таки вырубила играющий патефон. Что на сей раз успела натворить зеленая пластинка? Молли мрачно опустилась на пол, прикрыв глаза. Остается только ждать…

Мама не пришла через час. Через два часа позвонили из больницы. Через три за девочкой уже приехала какая-то двоюродная тетушка и отвезла к себе. Жить у нее Молли должна была до полного маминого выздоровления. В больницу к маме она не просилась, да никто бы и не повез. Сквозняк дул во все щели. Внутренние грозы не затихали.

***

На этот раз жизнь решила не налаживаться. Достаточно было уже того, что маму выписали из больницы. Вместо левой руки – перевязанная уродливая культяпка. В глазах сквозит отстраненностью и болезнью. Не человек – угасающее пламя.

Но все-таки они боролись. Всем своим видом и Лорен, и Молли пытались показать Сквозняку, что живут, как прежде. Лорен каждый день ходила на работу и благодарила судьбу за то, что правая рука все еще в порядке. Молли ходила на уроки, читала книжки и старалась взрослеть. Все шло, пусть и не своим чередом, но терпимо. Учиться хорошей мине при плохой игре – целое искусство, но Молли и ее мама освоили его с блеском. Однако патефон они все-таки не включали. Так, на всякий случай. Громкий Дом постепенно становился Тихим.

Зато зеленая пластинка находилась в абсолютном покое. Лежа на своем привычном месте, она хранила последние остатки семейной гармонии. Ее проигрывание приводило к хаосу и боли. Она была одновременно и спасением, и погибелью. Эдакая палка о двух концах. И только благодаря ей все еще жили обитатели Тихого Дома. А что им еще оставалось?

***
Осень выдалась неприветливой. Северный ветер бушевал и выл, как бесноватый, целыми днями. Он тряс и качал стены Тихого дома, словно не желая мириться с его существованием. Солнце в этих краях больше не выглядывало.

Молли заболела. Из-за температуры она не могла ходить в школу. Теперь дни казались еще длиннее. Большую часть времени девочка предпочитала спать.

Во сне звучала музыка. Невероятная, неземная, лучистая. Она переполняла до краев, проникала в поры. Ею хотелось дышать.

Просыпаться было смерти подобно. Тишина в Тихом Доме действовала угнетающе.

«Может, все-таки стоит включить хоть какую-то пластинку? Хуже уже не будет. Только громче», - тоскливо думала Молли.

А музыка во снах преследовала девочку. С каждым разом она звучала все прекраснее, все гармоничнее. Разве могло быть что-то подобное там, за пределами сна? Разве могло быть там что-то настолько невероятное? И, однажды проснувшись, Молли поняла, что могло.

Зеленая пластинка…Ведь на ней был не только скрип. Что-то пробивалось сквозь него. Что-то чистое, сильное. Что-то, что звучало в ее снах.

Чем чаще девочка думала об этом, тем больше ей хотелось снова услышать Зеленую Пластинку. Спасение Тихого Дома смирно лежало в тумбочке под проигрывателем. Смерть Тихого дома безмятежно спала в тумбочке под проигрывателем. А Молли все думала о Зеленой Пластинке. И вскоре все было решено.

Молли не вспоминала о маме, в очередной раз ставя Зеленую Пластинку. Ей просто хотелось проверить свои догадки. Ей просто хотелось услышать Музыку. Ей просто хотелось разбудить Тихий Дом. Все, чего просто хотелось, звучало достаточно невинно. Долго болея, теряешь всякую связь с реальностью. А тут еще и осенние грозы…

Скрип уже не так оглушал. Стал привычным? Теперь можно было различить мелодию. Ту самую мелодию. Гармония пронизывала Тихий Дом. Гармония уничтожала Тихий Дом. Музыка все играла. Играла ровно до звонка в дверь.

***
Мама заболела окончательно. Впрочем то, что от нее осталось, уже мало напоминало маму. Рук и ног не было, на лице зияли пустые глазницы. На месте носа торчал засохший, пожелтевший хрящ. Не человек – лишь человеческий обрубок. Зеленая Пластинка в этот раз играла слишком долго.

Непонятно было, как ЭТО вообще смогло добраться домой. Непонятно, как смогло позвонить в дверь. Непонятно, как смогло доползти до кровати. Но доползло – и теперь болело. Болело – а должно было умереть. Порой Молли казалось, как в грудной клетке того, что раньше звалось мамой, куском мяса свисало неподвижное сердце. И лишь одно радовало – то, что в глазах обрубка нельзя увидеть безумие. Потому что и глаз-то уже не было…

Молли не ходила в школу. Не видела в этом смысла. Школа нужна была тогда, когда они с Лорен жили обычной жизнью. Или хотя бы пытались жить. А теперь же… какой толк от чтения и чистописания?

Порой тишину Тихого Дома разрывали звонки. Кто-то хотел достучаться, проникнуть в их мир, втолкнуть в него шум. Может, кто-то из многочисленной родни, может, классная руководительница. Молли никогда не брала трубку.

А Зеленая Пластинка все лежала на своем законном месте. Лежала и скрывала в себе самую прекрасную мелодию из всех, существующих на свете. Жалкие остатки былого мироустройства она, конечно, тоже хранила. Но как они могли сравниться с мелодией?

Молли все чаще думала о Зеленой Пластинке. Разумеется, в прошлый раз она играла довольно долго. Но все-таки… недостаточно? Что-то было не услышано? Что-то было не сыграно? Что-то оказалось не спето? Что-то… осталось?

Молли все думала. И чем больше она думала, тем сильнее ей хотелось вновь поставить Зеленую Пластинку. Но мама… Вдруг от нее снова оторвется какой-нибудь важный кусок? Даже этому обрубку было что терять…

Молли закрывала глаза. Молли старалась не думать. Но все-таки искусство медитации довольно сложное для семи лет… И мысли все же текли. И желание снова включить Зеленую Пластинку не покидало ее. Бороться с ним было все сложнее. И, пожалуй, все напраснее… Любопытство побеждало уже не раз. А сострадание было негодным противником. С каждым днем оно становилось слабее…

Обрубок слабо шевельнулся, когда Молли включила проигрыватель. На секунду девочке захотелось прервать начатое… но только на секунду.

Тихий Дом задрожал, впуская в себя звучащий хаос. От скрипа затрещали стены. Но разве теперь можно было обмануть Молли скрипом? Она слишком хорошо помнила, ЧТО скрывалось за ним.

Музыка играла, набирая силу. Вот уже никакой скрип не мог ее заглушить. Все сильнее, сильнее, сильнее. Прекраснее с каждым мгновением.

Молли сидела с закрытыми глазами, растворяясь в звучании. Она не хотела видеть того, что происходит вокруг. Но совсем рядом раздался шорох. Кто-то полз по полу прямо к Молли, словно гигантская гусеница. Девочка не выдержала и открыла глаза.

Обрубок. Мама? Зачарованная мелодией, она подползла совсем близко. Девочка напряглась, но существо не собиралось причинять вреда ни себе, ни ей. Обрубок застыл на месте, впитывая музыку, как губка. Зеленая Пластинка была факиром, а Обрубок – лишь послушной змеей. И Молли готова была поклясться – то, что раньше было ее мамой, улыбалось.

Тихий Дом рушился. Пыль с известкой ложились на плечи Молли, словно погребальный саван. А музыка все играла. Внезапно Обрубок вздохнул и доверчиво преклонил голову на колени девочки. Было в этом жесте что-то от единорогов со средневековых гобеленов, покорившихся юным девственницам. И впервые за очень долгое время Молли заплакала.

Молли плакала, не замечая, как обломки засыпают ее и то, что было мамой. Музыка звучала, уничтожая, просветляя. Две фигуры слушали ее, не замечая, как рассыпаются сами. Не стало Тихого Дома. Не стало Молли и Лорен. А были ли? И лишь Зеленая Пластинка была и играла до самого светопреставления.

В колонках играет - 7раса - Урод
Настроение сейчас - спящее

Фея часто приходила к Джонни ночью, когда он курил свой обычный «Winston» на балконе. Своей гипнотической грациозностью она напоминала пантеру, даже глаза светились желтым… впрочем, это мог быть просто отблеск уличных фонарей. Фея никогда не говорила, только пела колыбельные, от которых дрожал воздух, а в глаза засыпался песок. Больше всего на свете в такие моменты Джонни хотелось спать, но та часть разума, которая еще не полностью попала в эти липкие чары, хорошо осознавала, каковы последствия падения с восьмого этажа. Тогда Джонни так злился на ее коварство, что просыпался окончательно, и хотел сбросить вниз ее саму. Но Леди Сон всегда уходила вовремя. Только небо еще какое-то время дрожало, рассыпаясь на звездные пиксели.
***
Джонни мечтал о путешествиях. Ему хотелось посетить леса Ирландии, он почти что чувствовал горько-полынный вкус «Гиннеса» на губах. И вот, вот наконец-то есть нужная сумма. Джонни помнил, как он покупал билет, как садился в самолет, он тоже помнил прекрасно – ему не досталось место у иллюминатора, его заняла дамочка с несносным ребенком, постоянно чего-то хотящим, как любое капризное существо его возраста. Ребенок обрызгал Джонни кетчупом, без которого этот маленький монстр ни за что не хотел есть свой обед, но парня ничуть не расстроило пятно на футболке. «Это хорошо, это реальность, значит, я пока что не сплю, и точно не собираюсь ниоткуда падать», - думал Джонни, вытирая кетчуп салфеткой. Следующая мысль была про то, что пятно в районе сердца напоминает пулевое ранение, но Джонни упорно отгонял ее, бормоча себе под нос:
- Никаких метафор, никаких сравнений… это не реальность, это ее компетенция, это ее власть, это власть ее колыбельных, черт бы ее побрал.
Джонни было абсолютно неважно, что подумают о нем соседи по креслам – главное, что, пока бормочешь, засыпать становится трудновато. Это хорошо, это очень хорошо.
Самолет садится в аэропорту Дублина. Джонни выходит по трапу, и уже собирается садиться в подъехавший автобус, но тут видит возле самолета собак, поедающих друг друга, как змей вечности – свой хвост. Да и автобус – уже не автобус, а черный, мохнатый паук, деловито потирающий лапки-колеса. На секунду в глазном окне показывается голова малыша, облившего его кетчупом – тело негодника уже переварено желудочным соком тарантула, но взгляд не утратил своего требовательного любопытства.
- Черт, черт, черт! – орет отчаянно Джонни, щипая себя за руку. Куски плоти разлетаются в разные стороны, как мясной фейерверк, но это помогает проснуться – на своем же балконе, опасно повиснув на перилах. Наяву Джонни орет в темноту куда более крепкие слова, а Леди Сон ухмыляется, ловя на язык падающие с неба снежинки.
***
Джонни идет по улице за руку с Элис. У нее черные волосы и теплые руки, она не сон, не метафора – а значит, не собирается рассыпаться на миллиарды колких паучков. Джонни счастлив не спать. Но тут свет фонаря освещает цвет глаз Элис. Фиалковый? Как такое вообще возможно? Снова уснул, черт, черт, черт!!! Пожалуй, не стоит дожидаться, пока Элис превратится в огнедышащего дракона. Раз, два, три, четыре, пять – сколько ударов ножа надо, чтобы голова с фиалковыми глазами отделилась от тела и покатилась по снегу? Как забавно, что в этом сне он не забыл захватить с собой нож. Внучка Песочного человечка согнулась сзади в приступе дикого смеха. Интересно, стоит ли поведать Джонни о существовании цветных линз?
***
Стены белые и мягкие. Нет, белые и вязкие? Рука застревает. Джонни смеется, откинув голову. Джонни смеется, брызгая слюной. Теперь нет никакой разницы между сном и реальностью. Разве это не прекрасно? Рука возвращается назад, на ладони – богомол с головой младенца. Негодник, умудряется плакать и стрекотать одновременно!
- Спокойной ночи, - Джонни нежно целует своего сына в хитиновые лапки. У малыша фиалковые глаза Элис и улыбка прекрасной феи грез. А леди сна вовсе не так уж плоха, хоть и растворяется с каждым рассветом. Джонни ее не винит – ему тоже не очень нравятся санитары.

В колонках играет - Декабрь – СВЕТ ОГНЯ
Настроение сейчас - довольно тоскливое

Поздний вагон метро. Люди трясутся домой - сидя и стоя. В лампах тонет подземельное пространство, убеляя седины уставших. Долго, занудно длится путь домой. Дремота здесь становится постоянной величиной. Все меняет черный, пушистый комочек.
Кто впустил в вагон котенка? Видать, сам влез на остановке. Как давно была остановка? За общей монотонностью легко не заметить открытия дверей. Желтые глазенки блестят, лихорадочно оглядывая пассажиров последнего рейса. Хвост трубой - пора бы немного поиграть. И котенок змеится у ног сидящих и стоящих, непринужденно проходясь в конец вагона.
Люди выныривают из спасительного полусна. Руки тянутся к черной шерсти. Котенок неспешно продолжает свой путь, собирая знаки внимания. Людям мало, людям хочется еще. Глаза стекленеют, руки на автомате продолжают гладить - уже не котенка, а воздух. Тактильные ощущения упрямо не желают отличаться,мозг путается в левости и правости полушарий. А может, надо взять севернее, там,где мох? Мысли постепенно сходят на нет. Руки все еще гладят воздух, лица становятся бессмысленно счастливыми. Какая щедрость от маленького клубочка - бесплатная лоботомия всему вагону! Черный разносчик безумия уже давно покинул поезд, неся дальше по курсу опасные бациллы. Самому составу осталось недолго - он стремительно несется прямо в стену тоннеля, пока машинист, довольно мыча, с умилением целует рычаг управления.

В колонках играет - Звуки Му - Брат
Настроение сейчас - переживаю за маму

Рывок, удар. Сознание восстанавливается вместе со знаками препинания. Внутренние сущности устали лаять и смеяться. Ты куда-то делся. Непривычно. Не верю, что все так просто. Тебе не может надоесть играть. Или даже воплощению хаоса может стать скучно? Прости, но я не знаю, как еще тебя развлечь. Это место чертовски сложно воспринимать в здравом уме. Может, именно этого ты и добивался? Тебе надоело кормить меня чужими безумиями и захотелось увидеть мое? Гав гав гав ха-ха-ха-ха нет никакого безумия мне делали прививки от бешенства но я все равно уже никого не смогу вылечить я все еще безголовый кап-кап твоя душа так вкусно пахнет можно кусочек хотя меня должны были учить не воровать с хозяйского стола но я этого не помню я больше ничего не помню зато мне нравится гоняться за собственным хвостом
Прямо у меня перед глазами возникло одно из его созданий. Думаю, ЭТО он лишал разума и души особенно любовно. Абсолютно голое, с высунутым языком - уже не человек, но без возможности физически стать собакой. Гипнотически-пустые глаза,капающая вода вгоняет в транс - оно верит, что умеет вилять несуществующим хвостом. Выходит отвратительно. Подползает ко мне на животе, слюна падает прямо на ботинки -вода внушила ему, что оно должно повиноваться. Я боюсь, что меня стошнит, когда оно начнет раболепно вылизывать мои пятки. Я не хочу этого. Но я однажды уже утонула и вода тоже имеет власть надо мной. Кап кап кап передо мной очаровательная лайка какая милая собачка надо нагнуться почесать за ушком теперь это моя собака я буду гулять с ней каждый день я а кто есть я уже не помню может я тоже собака гав-гав-гав собаки умеют плавать все кроме бульдогов у бульдогов слишком тяжелый череп поэтому они тонут наверное я бульдог у меня по утрам тяжелая голова кажется я снова тону кап-кап-кап буль-буль-буль надо грести надо спасаться нет нет нет
Вода хлынула из легких. Оно, жалобно скуля, отпрыгнуло в сторону. Отряхнулось. Нет, у тебя не получится, я не стану чем-то подобным, я сбегу, найду выход, непременно найду, и больше никогда не буду тонуть. Чем быстрее шаги, тем лучше получится сберечь остатки разума. Не стоит оборачиваться. Но я все-таки обернулась - оно справляло малую нужду на дерево, подняв заднюю ногу.

В колонках играет - Точка Росы – Ирландский Король
Настроение сейчас - лень сильнее меня...

И ты подходишь подходишь ко мне подходишь этому мертвому миру а он подходит тебе удивительная взаимосвязь взаимовыручка сотрудничество или может паразитизм ведь ты почти как сорняк и на большее не способен я не боюсь не боюсь не боюсь мне ампутировали страх еще в детстве перепутали с аппендиксом видимо он также сочился гноем и мог отравить весь организм доктор скажите честно я умру хахахаха конечно умрете больной мы все умрем но прежде нам предстоит прожить полностью бессмысленную и бесполезную жизнь полную разочарований простите не хотел вас расстраивать я и сам смущен если хотите отрубите мне голову за нарушение клятвы Гиппократа может это доставит вам удовольствие хахахахахахахахахахахаха никогда не поздно выставить человека на посмешище а без головы у меня будет крайне комичный вид хахахахахахахахаха вы же отрывали в детстве крылышки бабочкам и они чувствовали себя очень неловко хахахахахахахахахахахаха надо же были такими красивыми пережили жизнь гусениц полную унижений прошли через метаморфозу а теперь обычные черные червячки хахахахахахахаха вот она ирония судьбы будь ко всему готовым а курицы какое-то время живут без головы хахахахахахахахахахахахаха безголовые курицы так быстро бежали что оросили своей кровью весь двор интересно у меня получится также хахахахахахахахахаха давайте проверим обещаю будет очень забавно хахахахахахахахахакхекхекхехекхекхе почему же все доктора лечившие меня в детстве всегда умирали это все твоя вина ты не можешь оставить меня в покое скажи что я тебе сделала твой профиль бабочки и курицы я не отношусь ни к тем ни к другим и никогда не увлекалась ни медициной ни китайскими пытками кап-кап когда уже прекратит капать эта чертова вода кап-кап-кап слишком мокро сыро она прожигает мне шею кап-кап-кап-кап-ха-ха кажется я схожу с ума за что мне все это кап-кап-кап-кап-кап-ха-ха-ха они сказали что я порядочная сука постойте разве я собака кап-кап-кап-кап-кап-кап-ха-ха-ха-ха хотя это все меняет значит я собака кап-кап-кап-кап-кап-кап-кап-ха-ха-ха-ха-ха-гав-гав я порядочная сука значит я собака знающая приличия я хорошая собака тогда почему же я здесь множественные сознания сказал он ухмыляясь каково когда в твоей голове сразу много сознаний сразу это как многоженство на чужих мозгах не правда ли круто нет мне не нравится мусульманская религия отпустите кап-кап-кап-кап-кап-кап-кап-кап-ха-ха-ха-ха-ха-ха-гав-гав-гав

В колонках играет - Найк Борзов - Приснится мне что я тебя...
Настроение сейчас - не умирааааааай, мой потолок... XDD

Если взять и абстрагироваться от чего-то конкретного, и просто отдаться во власть каким-то смутно мрачным ощущениям, то приходит понимание, что Вселенная просто невероятно, феерически жестока. По сравнению с этой жестокостью похождения Маркиза де Сада кажутся невинной детской игрой в "войнушку". Сколько на свете писателей-любителей саспенса, хорроров, и прочей мрачнятины, которым хорошо удается пугать только потому, что они сами до смерти напуганы? Наверное, картина экзистенциального ужаса - когда тебе вставляют спички в глаза, насильно заставляя наблюдать,как твои близкие раздирают друг друга на клочки. А выпущенные кишки в очередной экранизации Кинга - просто противно,не более того. У меня же очередной вечер - Сокол расскажет о своей депривации сна, кошки громко пульверизуют в тон пьяной гоп-компании, и в следующей сцене нас будут ждать под звездным небом массивные колесовала-автомобили, с уютно пьющими в них кофе людьми. Остаться дома в сумерках, и бросаться в свои пропасти - раз за разом, снова и снова. Просто такое настроение - не депрессия и не мрачное веселье, а такой странный страх, когда не боишься бояться. Просто сегодня в колонках "Ночные грузчики", "Джан Ку", и "Дети Пикассо". Просто сегодня фраза вечера: "Если у Бога боязнь высоты, каково ему быть так высоко?" (с) Страшный мир... да, сегодня страшный. А завтра крутишь медали в тренажерке и орешь вполголоса: "Не умираааай, мой потолок", и, о боги, никто никогда не поверит, что у Мэл отличное настроение, она же пессимист до мозга костей. Но тем не менее, тем не менее... А страшный мир.... ну что страшный мир? Это просто цикл такой был, стихотворный. У Блока, ага.

В колонках играет - Найк Борзов - Приснится мне что я тебя...
Настроение сейчас - не умирааааааай, мой потолок... XDD

Если взять и абстрагироваться от чего-то конкретного, и просто отдаться во власть каким-то смутно мрачным ощущениям, то приходит понимание, что Вселенная просто невероятно, феерически жестока. По сравнению с этой жестокостью похождения Маркиза де Сада кажутся невинной детской игрой в "войнушку". Сколько на свете писателей-любителей саспенса, хорроров, и прочей мрачнятины, которым хорошо удается пугать только потому, что они сами до смерти напуганы? Наверное, картина экзистенциального ужаса - когда тебе вставляют спички в глаза, насильно заставляют наблюдать,как твои близкие раздирают друг друга на клочки. А выпущенные кишки в очередной экранизации Кинга - просто противно,не более того. У меня же очередной вечер - Сокол расскажет о своей депривации сна, кошки громко пульверизуют в тон пьяной гоп-компании, и в следующей сцене нас будут ждать под звездным небом массивные колесовала-автомобили, с уютно пьющими в них кофе людьми. Остаться дома в сумерках, и бросаться в свои пропасти - раз за разом, снова и снова. Просто такое настроение - не депрессия и не мрачное веселье, а такой странный страх, когда не боишься бояться. Просто сегодня в колонках "Ночные грузчики", "Джан Ку", и "Дети Пикассо". Просто сегодня фраза вечера: "Если у Бога боязнь высоты, каково ему быть так высоко?" (с) Страшный мир... да, сегодня страшный. А завтра крутишь медали в тренажерке и орешь вполголоса: "Не умираааай, мой потолок", и, о боги, никто никогда не поверят, что у Мэл отличное настроение, она же пессимист до мозга костей. Но тем не менее, тем не менее... А страшный мир.... ну что страшный мир? Это просто цикл такой был, стихотворный. У Блока, ага.

В колонках играет - Башня Rowan - Безумие
Настроение сейчас - подпорченое малость

В Москве иные грязные дворы - загороженные домами, ресторанами, музеями. Окна кафе виднеются людьми. Реставрация очередного здания. А можно ли на его месте построить рай? "Да пожалуйста, радость моя" - участливо бормотнули наушники.
"Пушкинская" - это не станция, это ощущение станции, застывшее в окнах витрин,на лицах студентов Массолита, и просто неформалов с лисьими хвостиками на торбах. Небо здесь забыло, что сентябрь, и светит мартом. Не удержавшись, достаю губную гармошку, играю неумело - симфония ларька с хот-догами. Стайка новоиспеченных однокурсников проходит, не как в прежние времена - со смехом цепляя за руки, уводя вместе с собой к метро тех, кто вздумал возвращаться после занятий в одиночку. Нет, идут мимо, даже не кинув взгляда, и только одна девушка останавливается, с удивлением вглядываясь в мое лицо. Но мгновение - и ее уносит как ветром.
Лестница в кафе ведет вниз, там уютный полуподвальчик, заполненный едой и едоками. На лестничной площадке виднеется нечто во фраке, с бокалом шампанского в руке. Шаг-шаг - поворот, еще шаг, взмах бокалом - бесшумно красуется, толкая неслышимую речь перед невидимой невооруженным глазом аудиторией. Мне внезапно приходит в голову мысль - гармошку будут звать Экто-1. Водительских прав не потребуется, умение играть на выхлопных трубах придет со временем. "Если вы назовете вашего таракана Васей, вас могут не понять" (с) Но неважно, совсем неважно. Город дышит, спускаясь в метро. "И жестом пианиста мое безумие вонзается в меня" (с)

В колонках играет - ПИЛОТ - Звери
Настроение сейчас - вроде в тонусе

Завертелся мир арбузной спиралью,
Запахла судьба огурцами,
А последние помидоры догнивали на рынке торговцев жизнями,
Может, где-то и мой помидор?

Мир отдает дань лимонами,
Но кто-то все равно возьмет клубникой.
Кто-то глотает аспирин, а кто-то - спелую малину,
Однако голова все равно продолжает болеть.

Картошка по-прежнему вкусна с маслом,
Морковь, как всегда, с чем-то рифмуют
Только мы и меняемся
В этом мире плодового безумия.

В колонках играет - СТРАННЫЕ ИГРЫ - Смотри в оба
Настроение сейчас - пиздец подкрался незаметно....

Безнадежно, как осенние трусы, липко, странно -украли солнце и пахнет дождями. А еще тревогой и мокрым асфальтом - кто-то когда-то точно так же сходил с ума. Каплет, каплет, каплет, а ваше небо растеклось, как китайская тушь с рынка. Давайте попробуем не хотеть умирать, давайте вынем жала у пчел, чтобы был красивый исход у банальной истории. У меня есть воображаемый пистолет, воображаемая гитара, и воображаемый дождь, и поэтому я тоже воображаемая. Совсем-совсем.
Ржать в одеяло, закусывать берестой, рисовать месяц назад, постигать время черных дыр. А куда-то вы все провалились - глупо закончилась ваша дурацкая сказка. Расскажите лучше мне о собаке, что живет на самой последней ветке метро, и знает, почему никто не умрет. Я рвусь струнами наизнанку, все равно чую скорый финал - может, отменим пятницы навсегда? Пахнет мокрым асфальтом. Это ваш дом.
Пиздец грустно шелестит березовыми листьями и блокирует чужие телефонные номера. Смотри - каждый человек пьяница, наркоман, или просто пропавший без вести. Жизнь разносилась - теперь она даже слишком велика. Будет спадать с ног. Учтите на будущее.

В колонках играет - BUTCH - Не Дали
Настроение сейчас - сдавшее экзамен по алгебре, т.е. довольное

Что с тобой? Не плачь, вытри слезы. Сегодня хороший день. Сегодня можно пойти на ярмарку и купить сахарной ваты и леденцов. Сегодня можно кататься на аттракционах и палить в клоунов из водного пистолета. Сегодня большой-большой праздник для всех.
Я пойду погуляю по трамвайным рельсам. Или пройду через поток машин. А может, просто лягу на пыльную трассу и буду смотреть в небо. Оно сегодня чистое - дождя не будет. Сегодня праздник голубого неба и легкого безумия.
А давай возьмемся за руки и сойдем с ума! Лестницы тут, правда, скользкие, и упасть легче легкого, зато потом запросто взлетим. Умеешь с 31-го этажа? Ничего, научат!
Сегодня большой праздник, и музыканты будут играть до упаду. Ну и что, что все мертвые? Все равно живее всех живых! А когда праздник закончится, мы ляжем в могилы, и будем смотреть, как кто-то торопливо засыпает нас землей и песком. Но праздник вечен, не правда ли?

В колонках играет - Торба-на-Круче - Ностальжи
Настроение сейчас - немного тоскливое

Однажды мне все надоело. Надоели бесконечные крики, упреки, семейные ссоры. Я ушла, хлопнув дверь. Выскочила на улицу в одном только свитере и джинсах, даже сапоги не надела. Но все же решила идти - правда, непонятно куда. Ведь я твердо решила не возвращаться домой а друзей, которые могли бы приютить на денек-другой у меня не было. Была только твердая решимость - идти, пока ноги не откажут. Только как же холодно идти по снежной земле босиком....
Вдруг я почувствовала, что кто-то набросил мне на плечи куртку. Стало теплее, и даже предательское покалывание в пятках прекратилось. Мой спаситель стоял рядом и с интересом меня разглядывал. Забавный такой юноша лет двадцати: разноцветные глаза, широкая улыбка, да легкий румянец на щеках.
- Быстро же ты идешь! - сказал он.
- Да и ты не медленнее, раз нагнал - усмехнулась я - Зачем куртку-то отдал? Замерзнешь теперь.
- Надо так, значит. И куда же мы идем?
- А фиг его, собственно, знает, куда...
- Тогда пойдем со мной.
Я лишь пожала плечами - не все ли равно, куда теперь идти? Но имя спросить все-таки догадалась.
Юноша усмехнулся:
- Как зовут? Необычное у меня имя, да я и сам необычный. Неспроста же я живу с самого начала времен. Да только люди меня не любят, хоть я и сделал многих их них гениальными писателями и художниками. А зовут меня Безумие.
Почему-то я совсем этому не удивилась.
- Вот оно как... Выходит, я сошла с ума?
- Выходит- ответил Безумие - иначе меня бы с тобой не было.
Долгое время мы шли молча. Затем я спросила:
- И что же ты ,теперь на всю жизнь со мной?
Парень усмехнулся:
- Много вас у меня, и ко всем надо еще руку приложить.Ты уж извини, но я тебя на брата оставлю. Младшего. И хоть похожи мы с ним, да его люди, в отличие от меня, любят и ждут. Тебе с ним понравится.
- А как его зовут, твоего брата?
- Да так и зовут - Счастьем.

В колонках играет - Магнитная Аномалия - Возьму и исчезну.(в изумрудах ДЕМО 1998 год)
Настроение сейчас - ночное

Радио, телевизоры, масс-медиа шумной волной пали. Но остались голоса. Осталась маленькая, затемненная кухня и запах ночного одиночества. Надо уметь слышать. Уметь слушать - и я все равно не усну.
"Ты боишься смерти, мой друг? Мы все боимся. Это шаг в неизвестность, дружище. Просто забудь об этом".
"Каждый видит свой свет в конце туннеля".
"Я не хочу, чтобы они проснулись, мама. Они стали совсем другими. Они пугают меня".
"Спи, деточка. Каждый, кто спит этой ночью видит яркие, цветные сны. Они не смогут прийти в твой сон. Это слишком злые чудеса".
Игра в вечность набирает обороты.
"Жаль, что эта девушка не носила с собой плейер. Он помогает не слышать механический смех в твоей голове, если ты сходишь с ума. А она слышала. И я больше ничего не знаю о ней. Больше мог бы сказать только пес, живущий на самой последней ветке метрополитена. Но собаки не умеют разговаривать".
"Черт побери, сколько можно? Меня задрало писать про бесконечные войны и рост ВВП. Когда я шел в журналистику, я просто хотел свободу слова. Но я не стал Че Геварой. Я всего лишь живая мишень".
"Ты можешь купить все, чувак. Но свежий воздух не продается".
" Я с детства боюсь клоунов. Под маской веселья часто скрывается горькая печаль, и еще чаще - сладкое безумие. Пусть не срывают маски. Я хочу досмотреть это представление."
Черный, едкий дым. Это просто подгорела картошка.
"Мир взорвался солнечным светом".
"Давайте научимся быть счастливыми. Это лучше, чем учиться пустоте. По-другому мы не выживем".
" Я хочу, чтобы на моих похоронах устроили бал-маскарад. Я всегда любила бесполезные карнавалы".
" И с каждым днем я боюсь все меньше. Меня научили равнодушию".
"С тобой все будет хорошо. Я не умею предавать".
Пискнуло, взорвалось, и прекратилось. Бесполезная глупая горечь во рту. Спящих не разбудить, а ушедших не вернуть. И в итоге в живых останется только пес, живущий на последней ветке метрополитена.